я.  А  вот  на  механику  решил  плюнуть.  Мелочи  его  не
интересовали,   и   он   понимал,   что   заказчик   не   придерется   к
малозначительным деталям.
   Так оно и произошло.
   Мы же знаем, что заказчик продал портсигар за гроши мужу Хмельницкой.
   Надо сказать, что Хмельницкие достаточно поверхностно  разбирались  в
подлинности раритетов.  В  их  квартире  немало  подделок.  Расчет  себя
оправдал, как мы знаем из последствий.
   Но заказчик не будет обращаться к нескольким ювелирам,  чтобы  отлить
пулю, пузырек и сделать портсигар. Все вещи делал один  человек,  мастер
экстракласса.
   Но какой уважающий себя ювелир согласится отливать пузырьки?
   Только тот, который имеет определенную заинтересованность.
   В чем? В деньгах? Нет, денег у этих людей хватает. Вот тут  есть  над
чем подумать.
   Первое, что мне пришло в голову, - это клеймо Фаберже.
   Я покопался в архивах и навел кое-какие справки, полистал каталоги.
   Подделок Фаберже не встречалось по меньшей мере лет двадцать.
   Я говорю о Москве на данный момент.
   Клеймо настоящее, и эксперты подтвердили его подлинность.
   Таких  в  мировом   масштабе   наберется   не   больше   трех-четырех
экземпляров, и стоит оно немереных денег.
   А теперь вернемся к нашему мастеру.
   Повторюсь, мы имеем дело с высококлассным  ювелиром,  добросовестным,
но нечистым на руку, если он согласился лепить подделки.
   Таких людей единицы.
   Их  работы  на  рынок  не  выбрасываются,  они  хранятся  в   частных
коллекциях.
   Вот я  и  подумал  о  том,  что  наш  ювелир  сбагривает  свой  товар
частникам.
   Мы с подполковником Сорокиным  попытались  соединиться  с  некоторыми
любителями ювелирного искусства.
   Но все совершенно  однозначно  ответили,  что  Фаберже  им  никто  не
предлагал, а если его работы у кого-то появляются, то  привозятся  из-за
кордона   с   аукционов.   Моя    идея    заключается    в    следующем.
Ювелир-мистификатор согласился на выполнение заказа не за деньги,  а  за
клеймо Фаберже. И теперь, я думаю, ювелирных побрякушек с этим клеймом в
Москве  появится  в  достаточном  количестве   и   из   соответствующего
материала, а не из сплава экзотического Востока.
   - Интересный ход  мысли,  -  промычал  Трифонов.  -  Если  мы  найдем
ювелира, то сможем узнать, сколько жертв наметил убийца.
   - Гениальный вывод, Александр Иваныч!
   - хлопнул в ладоши Миронов. - Постараюсь вам помочь. Искать начнем  в
радиусе  Москвы.  Я  нашел  пятерых  ювелиров  нужного  нам   уровня   и
мастерства.
   Один сидит за скупку ворованного золота.
   Второй умер год назад.
   Третий переехал к дочери в Крым, старику понадобилось сменить климат.
   Четвертый живет и здравствует в Москве.
   Это Ираклий Иосифович Ахвледиани.
   Ему шестьдесят пять лет.
   Когда-то он работал на Кузьму Ильича Вересова,  знаковая  личность  в
конце шестидесятых.
   Погорел на валюте, получил пятнадцать лет и уже не вышел, но в  конце
шестидесятых он гремел по всей Москве.
   Впаривал подпольным миллионерам тех времен предметы искусства, в  том
числе и ювелирные изделия.
   Ахвледиани начинал свой промысел  в  Грузии,  занимаясь  чеканкой,  и
быстро вырос до статуса ювелира.
   Дар Божий, никуда не денешься.
   Вот он и начал в те времена выполнять заказы для Вересова.
   Работал по фотографиям из привезенных каталогов  и  делал  только  те
украшения, которые считались утерянными.
   Попался случайно.
   В Москве разразился скандал, тихий, подпольный скандальчик. У  одного
подпольного коллекционера хранилась золотая статуэтка  Наполеона  работы
французского мастера Рилье. Музейный экспонат, считавшийся утерянным.  И
вдруг у другого коллекционера появляется идентичный Наполеон,  купленный
у Вересова.
   Подделку можно распознать лишь по составу золота.
   Коллекционеры наехали на Вересова, как сейчас говорят,  и  прижали  к
стенке.
   Ведь он многих снабжал самопальным товаром.
   Но коллекционеры тогда не знали, что Кузьма Ильич ходит под  колпаком
КГБ.
   И они, сами того не понимая,  засветились  и  попали  в  поле  зрения
комитета.
   Началась цепная  реакция.  Тогда  многие  погорели,  в  том  числе  и
Ахвледиани.
   Он отделался пятью годами, после чего пропал.
   И сейчас мы его с подполковником Сорокиным вычислили.
   Живет он в Малокозихинском переулке возле Малой Бронной. Советую  вам
его навестить. Если я в своих расчетах обманулся, то  у  меня  в  запасе
есть еще один адресок.
   Но туда далековато ехать.
   Начнем с ближнего.
   Так и сделали.
   Трифонов сам отправился к ювелиру.
   Подмога ему не требовалась, Ахвледиани был не молод, подагрик  и  жил
один. Правда, жил неплохо.
   Четырехкомнатная квартира напоминала филиал музея.
   Иначе и быть не могло.
   В конце концов, ювелир - не торговец  на  вещевом  рынке,  а  человек
искусства.
   Увидев удостоверение прокуратуры, пожилой мастер не удивился.
   - Все правильно, но не думал, что так быстро. Вот  что  значит  иметь
дело с человеком со стороны.
   - Поговорим, Ираклий Иосифович?
   - Если я скажу "нет", вы повернетесь и уйдете?
   - Уйду я, придут другие.
   - Уж лучше вы.
   Не люблю иметь дела с высокомерными мальчишками,  имеющими  тенденцию
учить жизни. Заходите.
   Несмотря на дорогую одежду и роскошь, среди которой пребывал  ювелир,
вид он имел жалкий.
   Болезненный старик, лысый и сгорбленный, в очках с линзами. На  сером
лице все казалось однотонным: и губы, и глаза, словно он надел  на  себя
маску из папье-маше. Они устроились в гостиной  на  плюшевом  диване,  и
Ахвледиани тут же сказал:
   - В тюрьму я не пойду.
   Зачем людям лишняя морока!
   Мне недолго осталось.
   Внучка похоронит.
   Место на кладбище я уже купил.
   Оформляйте мне явку с повинной, а мой адвокат вам предоставит справки
о моих болезнях.
   В них вы не найдете ни одного пункта о здоровье. Его уже нет.
   - Послушайте меня, Ираклий Иосифович, ничего мы оформлять  не  будем.
Речь идет не о вас, а об  опасном  преступнике,  который  воспользовался
вашим талантом в своих корыстных целях.
   Давайте уточним для начала одну деталь.
   Где вы взяли серебро для работы?
   - Клиент принес свой материал.
   То, что осталось, он не забрал.
   Оставил мне, сказав, что ему оно не нужно.
   - Сколько предметов вы сделали?
   - Шесть.
   Он принес слиток в два килограмма  двести  граммов.  На  работу  ушло
меньше четырехсот граммов.
   - Перечислите, какие предметы вы сделали.
   - По порядку трудно сказать.
   Давайте по-другому.
   Я вам сам все скажу, а что будет непонятно, переспросите.
   Он пришел первого сентября, представился Савелием Николаевичем.
   Сказал так: "Мне рекомендовал вас один общий знакомый.
   Если мое предложение вас не заинтересует, то  я  обращусь  к  другому
ювелиру".
   Я резонно ответил, что все зависит от его предложения.
   Запаивать старые колечки я, разумеется, не стану.
   Безусловно, я принял его за сумасшедшего.  Он  начал  выкладывать  из
старого портфеля  невообразимые  предметы:  здоровенный  ржавый  гвоздь,
пузырек из-под лекарств, вырванную  страницу  из  аукционного  каталога,
картинку из журнала, часы и, наконец,  какую-то  конусообразную  штучку.
Как потом выяснилось, это была пуля.
   И в завершении на стол упало что-то тяжелое, завернутое в тряпку.
   За всю жизнь в моем доме столько пакости не видел.
   Он вообще напоминал старьевщика.
   Этот ужасный потрескавшийся портфель...
   Непонятно, на какой помойке он его выискал.
   А одет так, словно сошел с экрана старого фильма.
   Правда,  опрятно,  чисто,  наглаженно,  но  ужасно.  И  эта  дурацкая
фетровая шляпа. Я и до сих пор считаю, что этот тип чокнутый. С  головой
у него не все в порядке.
   Я спрашиваю: "И что все  это  значит?"  -  "А  это  значит,  что  все
предметы, лежащие на столе, должны стать серебряными".
   Он развернул тряпку, в которой лежал слиток.
   В том, что он серебряный, я не сомневался  с  той  секунды,  как  его
увидел, но отлит он был кустарным способом. "Начнем с простого, - сказал
он. - Сначала отольете мне пулю, потом гвоздь.
   Если они мне понравятся, то сделаете пузырек, потом портсигар с  этой
картинки, следом орден с другой репродукции. Он должен быть  достоверным
по всем статьям".
   И эти часы.
   Пожалуй, единственная достойная вещь.
   Женские  часики,  швейцарские,  дорогие,   фирмы   "Шепард",   но   в
металлической оправе. "Сделайте для них серебряную оправу и браслет".  -
"Почему вы решили, что я возьмусь за вашу работу?
   Могу принять заказ на изготовление портсигара, часов, но  для  ордена
нужна соответствующая эмаль, перламутр.
   А гвозди и пули - не мой профиль. Вы за кого меня принимаете?" -  "За
исполнителя.
   Сядь на стул и слушай меня, старик!". Он сказал это так, что  у  меня
подкосились ноги, и я сел.
   Хорошо еще, что мимо стула не промахнулся.
   Сильная личность, ничего не скажешь.
   Давил на меня, как пресс.
   Он достал из кармана маленькую  коробочку,  в  которой  обычно  дарят
колечки дамам, и, открыв  ее,  поставил  на  стол.  "Это  твой  гонорар.
Получишь его, после того как сделаешь все, что я тебе заказал".
   Вы знаете, у меня язык прилип к небу. В  коробочке  лежало  подлинное
клеймо Фаберже.
   Я знал, что  они  еще  существуют  в  природе,  но  видел  только  на
иллюстрациях.
   Вы должны меня понять.
   Я способен делать вещи не хуже  мастеров  великого  Фаберже,  но  они
никогда не будут вызывать такого восторга. И дело не в таланте и  не  во
вкусе.
   Все дело в нашем снобизме.
   Стоит человеку увидеть это клеймо,  и  любая  безделушка  приобретает
статус шедевра.
   Всем важен лейбл, этикетка, фирма, а не товар.
   Настоящих  ценителей  -  единицы,  в  России  их  по  пальцам   можно
пересчитать.
   Нет пророков в своем отечестве.
   Я не мог устоять.
   Ведь для художника важно признание,  пусть  даже  под  чужим  именем.
Робер Броссен умер в тюрьме как преступник, но до сих пор никто не может
отличить настоящих Гогена, Лотрека, Ван-Гога от  броссеновских,  которые
продолжают висеть в Лувре и других галереях и частных коллекциях.
   Последний свой шедевр он подарил  начальнику  тюрьмы,  и  он  признан
лучше оригинала. В этом все дело.
   - Что было дальше?
   - Он приходил еще три раза.
   На следующий день забрал пулю и гвоздь, через неделю портсигар и  еще
через две недели часы и орден.
   Клеймо и оставшееся серебро он оставил мне. С тех пор я его не видел.
   - Значит, он был у вас в последний раз около двух недель назад?
   - Да, двадцать первого сентября.
   Я спросил его: "Зачем вам серебряные пузырьки и гвозди? Эти  предметы
не имеют никакой ценности". Он ответил: "Это не предметы.
   Это орудия убийства.
   Чуть позже они превратятся в предметы под названием "улики"". На этом
наше знакомство закончилось.
   - Вы можете описать его внешность?
   - Я себе уже задавал подобный вопрос.
   Пытался вспомнить его, но не смог.
   Доходишь до какого-то места, и память начинает буксовать.
   Одежду помню, имя помню,  а  вместо  лица  возникает  какая-то  серая
масса.  Я  даже  голос  его  запомнил,  голос  человека,  не   терпящего
возражений.
   - Но он сказал вам правду.
   Все эти предметы не что иное, как орудия убийства, и уже превратились
в улики.
   Каждый сыграл свою роль, кроме ордена,  часов  и  гвоздя.  По  поводу
ордена я уже знаю, кому он готовит погибель. Можно от вас позвонить?
   - Ради Бога!
   Трифонов подошел к телефону и набрал нужный номер.
   - Подполковника Крюкова. Трифонов говорит.
   - Извините, Александр Иваныч,  но  подполковник  на  выезде.  Капитан
Забелин обнаружил труп артиста Костенко.
   - Какой адрес?
   - Маросейка, двенадцать.
   - Ну вот, и орден сыграл свою роль орудия убийства!
   Ахвледиани ничего не понял.
   Вероятно, следователь тоже показался ему сумасшедшим. И  куда  только
этот мир катится?!
 
*** 
 
   О чем можно беспокоиться с таким лицом, когда тебя и мать  родная  не
признает.
   Сломанный нос превратился в картошку, а белки  глаз,  залитые  кровью
лопнувших сосудов, потеряли цвет и форму.
   Точнее сказать, приобрели форму чемпиона Монголии по обжорству.
   Веки выпирали вперед бровей на пару сантиметров.  Два  ярких  фингала
вместо щек и разбухшие губы, словно их пытались накачать воздухом вместо
колесных шин.
   Одним словом, красота неописуемая плюс ободранные  коленки  и  рваный
плащ.
   Итак, одна  из  самых  красивых  актрис  модного  московского  театра
добралась до столицы.
   Пешком, как вы догадываетесь, да еще лесочком, где был потерян первый
каблук и сломан второй, умышленно, для равновесия.
   Вот такое чудо попыталось украсить столицу, вид которой  и  без  того
портила тусклая безрадостная погода.
   О чем она думала, никто сказать не может, и сама Анюта в том числе.
   Голова не работала. Просто женщина встала и пошла. А что делать-то?
   И жить хочется, и пить, и есть, и даже спать. Все то  же  самое,  что
свойственно любому живому существу, не умеющему думать.
   Около полудня Анна очутилась у метро "Войковская".
   Вряд ли название станции имело для нее значение.
   Ее интересовал любой вещевой рынок.
   Купить что-либо на мелочь в кармане невозможно, а вот продать кое-что
она могла.
   Четверо  парней  в  кожаных  куртках  кавказской   внешности   стояли
неподалеку от входа и топтали асфальт вокруг себя.
   Сейчас она их не боялась дай Бог, чтобы они ее не испугались.
   - Кто тут  из  вас  товаром  интересуется?  -  спросила  Аня  осипшим
голосом.
   - Это ты себя товаром называешь?
   -  спросил  один  коротышка,  ломая  русские  слова,  и   все   разом
захохотали.
   - Вот это.
   Анна вынула из кармана револьвер, но без  глушителя,  и  положила  на
ладонь.
   Точный размер женской руки; Сначала ребята отпрянули, потом осмелели.
   - А ну дай глянуть!
   - Аванс сто баксов - и смотри. Покупаешь - еще двести, и прощай.
   - Газовый.  -  Да,  только  газ  свинцовый  твою  черепушку  насквозь
прошибет.
   - Дорого.
   Второй спросил:
   - А патроны есть?
   - Четыре штуки. А иначе за гроши не отдавала бы.
   Тот, что повыше, достал из кармана деньги - рубли, марки  и  доллары.
Выудил сотню и протянул женщине.
   Она отдала ему револьвер.
   Тот прикрыл его полой куртки и долго рассматривал.
   - А где патроны?
   - А где еще две сотни?
   Анна вынула руку из плаща и разжала ладонь.
   На ней лежали четыре сверкавших патрона.
   - За двести возьму.
   - Только что и у кого, я не знаю, - грубо ответила Анна. - Я тебе  не
пугач предлагаю, а серьезную машину. Или думаешь, не продам?
   - Ладно.
   Двести и тысяча рублями. Больше не дам. Дороже трехсот я сам  его  не
продам. Смысла нет рисковать.
   - Гони деньги.
   Торг состоялся, и они разошлись мирно.
   Анна прошлась по рынку и накупила  косметики,  колготы  и  кроссовки,
самые дешевые и очень неподходящие к длинному плащу, но сейчас  ей  было
на все наплевать.
   У  выхода  с  рынка  она  зашла  в  магазин,  купила  бутылку  водки,
пластиковый стакан и чебуреков.
   Сложив все в пакет, она направилась в метро.
   Эксперимент  удался,  и  она  просочилась  вместе  с  толпой.  Подняв
воротник  плаща,  она  надвинула  на  лицо  косынку,  как   это   делают
попрошайки, и доехала до центра.
   Она вышла в центре специально.
   В старых районах старые дома, в которых есть черный ход.
   Как правило, они открыты и ими никто не пользуется, кроме  бомжей,  а
те сейчас на заработках.
   Ей удалось найти такой.
   Аня поднялась на пыльный чердак, села на ступеньки, выпит ла,  поела,
поплакала, опять выпила и уснула.
   Вчера в это время актриса  Анна  Железняк  дегустировала  французское
шампанское в  ресторане  "Метрополь"  с  главным  режиссером  известного
московского театра и ловила на себе взгляды интересных мужчин.
   Ну чему после этого межно удивляться?
 
*** 
 
   Разговор с братом не клеился, и не мог клеиться.
   Как правило, когда решались финансовые дела или что-то,  связанное  с
криминалом,  что,  впрочем,  одно  и  то  же,  присутствовал  адвокат  и
поверенный в делах Григория Грановского Игорь Павлович Верзин.
   Грановский-старший доверял ему по  нескольким  причинам.  Верзин  был
одним из лучших юристов страны.
   Это подтверждалось делом.
   Верзин  имел  серьезные  связи   в   правоохранительных   органах   и
прокуратуре, так как сам проработал  в  должности  прокурора  пятнадцать
лет.
   Из рук Грановского никто не рискнет брать взятки, а  из  рук  Верзина
можно.
   Он вроде бы свой и остается своим, но сменил место работы.
   Не мудрено, если тебе предлагают огромные деньжищи.
   Грановский-страший   был   человеком   очень    умным,    хитрым    и
проницательным.
   Он не раз проверял адвоката, доверяя ему финансовые вопросы, и Верзин
не украл ни копейки.
   Такая черта по нынешним временам расценивается как феномен.
   И что немаловажно, Верзин всегда оставался человеком взвешенным и  не
поддавался эмоциям, чего не скажешь о братьях Грановских. Словом, Верзин
служил домашним адвокатом семьи, который знает все ее болячки.
   О его личной жизни знали мало, просто потому, что  у  Верзина  ее  не
было, или почти не было.
   Григорий Грановский  принял  родного  брата  в  одном  из  московских
офисов.
   До загородной резиденции Антон добраться не мог.
   У него тряслись руки, плавали красные круги перед глазами, и он  едва
не сбил пешехода на улице. К тому же ему пришлось незаметно  вывезти  из
дома собаку и похоронить ее. В качестве опохмелки ему дали  разбавленный
мартини со льдом.
   - Я понятия не имею, когда эта сука смылась! - надрывался Антон. - Но
одно я знаю точно - в сейф она лазила, иначе чем она  могла  пристрелить
моего пса?!
   Оружия у Аньки отродясь не было, а потом, я проснулся бы от выстрела.
Значит, был использован глушитель.
   У меня нет в доме оружия, кроме "веблея", а глушитель мне  делали  на
заказ. Да тут и думать не о чем.., - Ты мудак, Антон, что тебе еще можно
сказать! - оборвал брата Григорий.
   - Не горячитесь, джентльмены, -  примирительно  произнес  адвокат.  -
Слышал ты выстрел или нет, мы сейчас сказать не можем.
   Важно другое.
   Если она подлила тебе клофелин, то ты его не услышал бы, с глушителем
или без него.
   Надо проверить твой бокал, тогда все станет ясно.
   Поговорим о другом. Что лежало в сейфе? Что из него пропало?
   Антон застонал и помотал головой.
   - Вы хоть и считаете себя гениями, но тупее вас  я  людей  не  видел.
Откуда я знаю, что осталось в сейфе, если не могу его открыть.
   Тридцать тысяч зеленых там лежало.
   Хрен с ними, пусть подавится. Но чтобы залезть в  сейф,  нужно  знать
комбинацию, и только тогда достанешь револьвер и  деньги,  а  комбинация
записана в электронную книжку. А без нее я и сам кода не помню.
   - Я же говорю, что он козел!
   - продолжал возмущаться Григорий. - Сам себя наказал.
   Так тебе и надо!
   А я туг при чем?
   Хочешь, чтобы я бросил все дела и начал разыскивать твоих артисток?
   - Пойми, Гриша, - неожиданно низким голосом  застонал  Антон,  -  эта
стерва слишком много обо мне знает.
   - И с украденными деньгами и  револьвером  пойдет  на  тебя  доносить
ментам?
   Ее уже след простыл. Забудь о ней.  С  такими  деньгами  девка  могла
упорхнуть куда угодно.
   У нее же есть загранпаспорт.
   Всем твоим лицедеям, помнится, делали паспорта.
   - Да еще служебные, через МИД, - добавил Верзин.  -  Она  уже  успела
упорхнуть в безвизовую страну.
   Антон изнемогал.
   - Помолчите.
   Может, я и козел, и мудак, но тоже тупой. Пытаюсь целый час объяснить
вам суть, но не получается.
   Постарайтесь заткнуться хотя бы на пять минут.
   Дайте мне сосредоточиться.
   Все дело заключается в электронной записной книжке.
   В ней хранятся все номера банковских счетов, индивидуальных сейфов  в
Мюнхене, Берне и Стокгольме, где лежат не только деньги, но и документы