в любое помещение.
   - А как работают пожарники?
   - Сутки через трое.
   - О пожарниках мы ни разу не подумали, - заметил Судаков. - А они так
же привычны и незаметны, как мебель. Где их найти?
   - Не их, а его, - поправила помреж. - Я сейчас приглашу его сюда.
   Но, насколько мне известно, они всегда находятся на  сцене  во  время
спектакля.
   Главные бездельники в театре, слоняются из угла в угол или чаи гоняют
у себя в каморке. Но все они  люди  пожилые,  отставники.  Безобидный  и
бесполезный народ.
   - Мы можем уносить тело? - спросил подошедший врач.
   - Да, конечно, - кивнул эксперт. - Мы уже все сфотографировали.
   - Не забудь отпечатки снять с рубильника, Игнат, - напомнил Забелин.
   - Не беспокойся, Костя. Уже все сделано.
   - Одно очевидно, -  делал  заключения  Судаков,  -  убийца  прекрасно
ориентируется в здании театра.
   Вспомните первый случай.
   Преступник ушел через боковой "карман" сцены после выстрела.
   У слесаря пропала из коробки одна  пуля,  то,  чего  не  хватало  для
изготовления патрона.
   Я  уже  не  говорю  о  подменах  в  реквизиторской  -  перезаряженный
револьвер, отрава в коньяке, замена обычного флакона на серебряный.
   И наконец, люк.
   Подумайте сами,  нужно  очень  хорошо  знать,  в  каком  месте  сцены
находится артист, чтобы это место определить, находясь под сценой.
   Представим себе, что кто-то из нас решил подстроить такую ловушку. Ну
как я могу знать, что нужно отключить  замок  именно  на  третьем  люке,
который совпадает с крестиком на сцене?
   - Не возбуждайся, Борис, - тихо сказал Трифонов. - С тобой  никто  не
спорит.
   В подвале появился милиционер и грузный  мужчина  лет  шестидесяти  в
мокрой от дождя куртке.
   - Этот человек сказал, что он сварщик.
   - Все правильно.
   Мы его ждем.
   Труп актера уже вынесли, но решетка имела  ужасающий  вид,  цементный
пол был залит кровью.
   - Как вас зовут?
   - Василий, - растерянно ответил сварщик, оглядываясь по сторонам. - А
что случилось?
   - Погиб еще один актер в вашем театре. - Судаков вышел  вперед,  взял
под руку великана и медленно повел его к стене, где  стояли  три  секции
ограды. - Скажите, Василий, это ваша работа?
   - Моя, но при чем здесь артисты?
   - Тогда сами объясните, кто здесь при чем, а кто нет.
   - Да это же обычная халтура, приработок!
   Я здесь работаю по совместительству.
   В театре не так много дел для сварщика.  Мне  сделали  заказ,  я  его
выполнил.
   - Все это понятно, но не  заставляйте  тащить  из  вас  каждое  слово
клещами.
   Все сначала и со всеми подробностями, пожалуйста.
   - Ну как хотите.
   Пришел на прошлой неделе один тип.
   Говорит, меня ему рекомендовали как хорошего сварщика.
   Попросил сделать ограду для кладбища. Два  метра  на  два  и  в  метр
высотой.
   - А кто рекомендовал?
   - Я и не спрашивал. Да любой! У нас в театре все  дачи  имеют,  и  на
каждой я побывал.
   Заборы варил и гаражные ворота.
   Своему больше доверяют, есть с кого спросить за брак.
   - А что за заказчик?
   - Понятия не имею.
   Наверное, здешний.
   Всех-то я не знаю.
   Мне наверх подниматься незачем.
   Так, невысокий и немаленький, обыкновенный,  лет  пятидесяти,  может,
больше.
   Лица его не помню.
   Тут у нас, как видите, света немного,  а  его  лицо  еще  поля  шляпы
закрывали.
   - Шляпы?
   - Да, он  какой-то  несовременный,  одет  смешно,  шляпа  с  большими
полями, пальто мешком,  обуженное  к  низу,  брюки  с  отворотами,  и  в
калошах. Одним словом, так сегодня не одеваются.
   Я подумал, что он артист в костюме из какого-то спектакля и во  время
перерыва на репетиции спустился вниз.
   Просил сделать ограду в течение недели.
   Послезавтра должен прийти.
   Мне осталось только докрасить ее.
   - А наконечники?
   - А что наконечники?
   А, наконечники, понял. Он сказал, будто ограда для могилы военного  и
он хочет, чтобы она походила на выстроенные  в  ряд  копья,  причем  эти
наконечники надо покрасить серебрянкой.
   Я предложил покрасить бронзой, но он отказался. Дал задаток.  Хорошие
деньги обещал, не торговался.
   - Одну секцию вы уже покрасили?
   - Да.
   Так она тут рядом стояла.
   Я ее отдельно к стене прижал. Краска еще сырая.
   - Значит, за заказом он должен приехать послезавтра.
   А как вы собирались выносить ограду из театра?
   - Через двор, конечно.
   Ну это не проблема. Уж, наверное, он понимал, что  приехать  надо  на
машине. Ограда тяжелая.
   - Хорошо, Василий. Мы еще поговорим с вами, но чуть позже.
   Помреж привела пожарного.
   Все переключились на новый объект. Допрос опять вел Борис Судаков.
   - Скажите, любезный, во время вашего дежурства сегодняшнее  несчастье
первое или нет?
   - Надо сказать, что я человек невезучий.
   Все три трагедии попали на мою смену, как нарочно.
   За два года случилось одно возгорание в актерском буфете.
   Плита замкнула, и тоже в мою смену.
   - Да, удачей это не назовешь. Как вас величают?
   - Иван Иванович Столбиков.
   - А где вы находились, когда случился выстрел на сцене?
   - Обычно я всегда нахожусь на сцене.
   По инструкции положено.
   И артисты народ недисциплинированный, курят за кулисами.
   Хоть декорацию и пропитывают специальным составом, но  ведь  огонь  -
штука своенравная и пропитку сожрет, не поперхнется.
   - Так вы были на сцене, когда прозвучал выстрел?
   - Нет, к сожалению.
   Так-то я всегда возле помрежа стою, за первым порталом.
   А тут позвонили на пульт.
   С проходной, значит. Консьержка сказала,  что  кто-то  зовет  меня  к
телефону.
   - Вам часто звонят?
   - Очень редко.
   Внучка иногда звонит.
   В нашей дежурке телефона городского нет, только внутренний.
   Так что я стараюсь не беспокоить людей лишний раз.
   Бегать-то неблизко, и телефон занимать неудобно.
   Ну если внучка звонит, то консьержка  с  проходной  находит  меня  по
внутреннему телефону и вызывает на проходную.
   Тут ведь на второй этаж подняться  надо,  по  коридору  пройти  через
раздевалку...
   - Кто вам звонил?
   - Не успел я. Трубку положили, не дождались.  Дежурная  сказала,  что
мужской голос.
   А я никому телефон, кроме внучки, не давал.
   Ну что, пожал плечами и пошел обратно. На сцену  возвращаюсь,  а  там
паника. Говорят, Светлану Алексеевну убили.
   - Вы давно в пожарных ходите?
   - Третий год. Как на пенсию вышел, так и устроился.
   - Вы же всех работников в театре знаете, а не только артистов?
   - Конечно, всех. Да тут их и не так много.
   - А посторонних запоминаете?
   - Обращаю внимание.
   - Никто у вас подозрения не вызывал? Своим видом, например?
   - Нет, в основном все люди солидные приходят.
   К нашему директору много посетителей ходит. И артисты, и  журналисты,
и дамы разные, от которых за версту духами разит.
   Не скажу, что здесь проходной двор, но людей много бывает. А уж когда
вечеринки в главном фойе устраиваются, то тут как на Красной площади.
   - И за кулисы заходят?
   - Если  для  них  представление  показывают,  то,  конечно,  заходят.
Дамочки с молодыми людьми все свободные углы занимают.
   Я уж и не вылезаю из своей каморки, чтобы эту срамоту  не  видеть,  а
если сцена не нужна, то мы  опускаем  противопожарный  занавес  и  театр
разбивается на две части.
   За кулисы уже не пройти.
   -  Вам  не  попадался  на   глаза   мужчина   средних   лет,   одетый
по-старомодному, не совсем обычно, и в шляпе?
   - Нет, не припоминаю.
   - Подумайте, мы еще поговорим с вами.
   Разговор оборвал подполковник Крюков, появившийся в подвале.
   - Ребята, все за мной на третий этаж!
   Дверь  гримерной,  на  которой  висела  табличка  "Хмельницкая  Ирина
Аркадьевна", была открыта настежь.
   Никто заходить не стал, кроме эксперта майора Дегтярева.
   Актриса лежала на полу с открытыми остекленевшими глазами.
   Она не дышала.
   Рядом на  ковровой  дорожке  был  пепел  от  сгоревшей  сигареты,  но
коричневый фильтр огню не поддался и уцелел.  На  трюмо  лежал  открытый
портсигар, однако сигарет в нем не осталось.
   Дегтярев достал платок, приподнял его и осмотрел.
   - Диковинная вещица. И что характерно, сделана из чистого серебра.
   В коридоре начали собираться люди.
   Актеров невозможно было узнать.
   Они  выглядели  словно  прокаженные,  и  даже   охранники   старались
держаться от них как можно дальше.
   - Ну где же врачи, черт подери?!
   - крикнул Трифонов.
   Ответа не последовало.
   Пожалуй, последняя ночь оказалась самой тяжелой.
   Никто из следственной бригады так и не попал  домой.  К  девяти  утра
пришли результаты экспертизы, и все  собрались  в  кабинете  у  генерала
Черногорова.
   - Ну что, экспериментаторы?
   Рискнули?!  Устроили  еще  один  бал   смерти?   Или   вы,   наивные,
рассчитывали,  что  убийца  будет  рваться  через   кордоны   ОМОНа   со
снайперской винтовкой за пазухой! Он же умнее вас  и  отлично  понимает,
что может предпринять следствие в  следующий  раз.  Что  скажешь,  Денис
Михалыч?
   Подполковник Крюков выглядел растерянно. Он встал.
   - Извините, товарищ генерал, проморгали. Но  мы  никаких  смертельных
балов не закатывали.
   Решение принял главный режиссер театра Грановский. Оказывать на  него
давление мы не можем.
   Это частное заведение. Он вправе поступать так, как считает нужным.
   Билеты проданы,  актеров  никто  не  принуждает  выходить  на  сцену,
нарушений законов нет.
   Как мы можем запрещать или закрывать театр?!
   Что  касается  безопасности,  то  мы  сделали  все,  что  могли,   но
ясновидящих среди нас нет.
   - Хорошо, садись.
   Какие мы все колючие, как что, так сразу шерсть дыбом!
   Давай, Игнат, выкладывай. Ты у нас сегодня герой  дня.  Чего  вы  там
намудрили?
   Эксперт Дегтярев вставать не стал.
   На столе перед ним лежали бумаги.
   Отчитываться приходилось по документам.
   - Я начну с результатов вскрытия Ирины Хмельницкой.
   В легких трупа обнаружен цианид.
   Он попал туда вместе с дымом от сигареты.
   Смерть наступила мгновенно.  На  столе  лежал  портсигар,  но  в  нем
сигарет уже не было. В пепельнице четыре окурка от сигарет "Moor".
   В них ничего не обнаружено.
   Значит, яд находился в последней, которая догорела  дотла.  Подмешать
цианид в табак ничего не стоит, нужно знать точную дозу. О портсигаре  я
скажу отдельно, а пока, чтобы завершить эту линию,  следователь  Судаков
может добавить к сказанному некоторые детали.
   - Давай, Борис Ефимыч, подливай. Чаша-то уже переполнилась, а мы  все
льем и льем! - Генерал не скрывал своего раздражения.
   - Меня смутила последняя сигарета.
   По словам актеров, Хмельницкая очень много курила, чуть ли не по  две
пачки в день.
   Мы опросили актеров и вот  что  выяснили.  После  того  как  закрылся
занавес, всех исполнителей  попросили  пройти  в  свои  гримерные  и  не
отлучаться.
   На третьем этаже выставили охрану.
   Один из оперативников сказал, будто к Хмельницкой заглядывала актриса
Анна Железняк.
   Зашла на минуту и тут же вышла.
   Все остальное время она провела в кабинете Грановского.
   Птицын и Костенко из своей гримерной не выходили.
   Актриса Любовь Фирсова приехала в театр после трагедии.
   Она занята в третьем акте и не торопилась.
   Мы поговорили с Анной Железняк.
   Она не отрицала,  что  заходила  к  Хмельницкой  и  попросила  у  нее
сигареты.
   Дело в том, что  Грановский  курит  трубку,  а  у  девушки  кончились
сигареты. Она хотела пойти в буфет,  но  охранники  ее  не  выпустили  с
этажа, тогда она попросила сигареты у Хмельницкой.
   В портсигаре лежало восемь штук.
   Ирина Аркадьевна отдала Анне половину, четыре штуки.
   Железняк обещала ей принести пачку, как только на этаже снимут посты.
   Анна утверждает, что Хмельницкая плакала, когда она к ней зашла.
   Но в тот момент все пребывали в отчаянии, что вполне естественно.
   Сейчас можно утверждать, что одна из восьми сигарет  была  отравлена.
Анне Железняк повезло в жребии. Ей достались чистые  сигареты,  а  могло
быть иначе.
   - А если Анна Железняк подложила ей эту сигарету?
   Достаточно иметь ловкие пальчики, - предположил капитан Забелин.
   На его комментарий никто не обратил внимания.
   - Что еще по Хмельницкой? - спросил генерал.
   - В морг был вызван ее муж, - продолжал Судаков. - Я  разговаривал  с
ним.
   Он утверждает, что Ирина предчувствовала свою гибель.
   В последние дни ходила как не своя и не спала по ночам.
   Она ему сказала, что умрет на сцене, но без сцены жить все  равно  не
сможет.
   Хмельницкий ничего не знал о том, что  творится  в  "Триумфе".  Он  в
некотором роде отшельник.
   Совершенно случайно выплыла история с портсигаром. Это  он  ей  купил
его два дня назад в антикварном магазине на Арбате.
   Алексей Хмельницкий часто туда заходил  и  покупал  для  жены  всякие
мелочи с премиальных - сережки, колечки, чашечки.
   На этот раз к нему подошел мужчина на выходе из магазина, извинился и
сказал, что у него есть уникальная вещь, которую он  готов  уступить  за
бесценок.
   Вроде как семейная реликвия, но ему срочно нужны деньги  на  похороны
матери.
   Увидев портсигар,  Алексей  Хмельницкий  выложил  за  него  четыре  с
половиной тысячи, все, что получил.
   Портсигар  стоит  намного  дороже,  в  десятки   раз,   продавец   не
торговался. Хмельницкий не курит, он купил портсигар для жены и  тут  же
подарил ей уникальную вещицу.
   - Почему вы остановили внимание на портсигаре, Борис Ефимыч?
   - спросил Черногоров.
   - Причины две.
   Об одной скажу я, о второй - результаты экспертизы.
   Меня заинтересовал продавец.
   Такие вещи по таким ценам не продают.
   Я  спросил  у  Хмельницкого,  не  вызвал  ли  этот  человек  у   него
подозрения.
   Он возмутился.
   Оценить портсигар можно невооруженным взглядом.
   Вещь уникальная, а продавец на вора не похож.
   И опять мы упираемся в ту же историю.
   Хмельницкий не запомнил его лица.
   Обычный человек, лет шестидесяти, может, чуть  меньше.  Но  некоторую
странность он приметил. Черное пальто, белый  шарф,  шляпа,  старомодный
галстук с булавкой и калоши - одежда конца пятидесятых.
   Точно такой же  тип  заказал  могильную  ограду  сварщику  в  театре,
которая проткнула насквозь Ольшанского.
   Этот господин из прошлого, как тень, идет впереди, а  мы  плетемся  у
него в хвосте.
   Эдакий злой гений под своеобразным камуфляжем.
   Но ни один работник театра, кроме сварщика, его не видел.
   Похожий человек снимал квартиру на Сивцевом Вражке, предъявив паспорт
Савелия Бражникова.
   Тот тоже давно стал тенью прошлого.  Самое  печальное  во  всей  этой
истории, что мы не можем составить его фоторобот.
   Тут есть одна зацепка.
   Я думаю, майор Дегтярев об этом лучше расскажет.
   - Да, есть, но много она нам не даст.
   Мы сделали дактилоскопию всех работников театра, за исключением  тех,
кого не удалось найти и привезти ночью в театр.
   В первую очередь, что нам дал портсигар:  кроме  отпечатков  супругов
Хмельницких, мы обнаружили еще большой палец правой руки, указательный и
средний.
   Очевидно, это и есть отпечатки старомодного продавца.
   Качество оставляет желать лучшего, но что могли, все из них вытянули.
   Я сегодня утром звонил мужу Хмельницкой, и  он  мне  подтвердил,  что
продавец достал из кармана коробку, а потом вынул из нее портсигар.
   При этом никаких перчаток на нем не было.
   Если так, то третьим человеком,  державшим  в  руках  портсигар,  был
продавец. Мы искали его отпечатки в нашей картотеке. Дело в том, что  на
большом пальце имеется характерный  шрам  от  глубокого  пореза,  скорее
всего старый. А это особая примета, по которой легче  искать  аналоги  в
картотеке. Увы, ничего нет.
   Теперь я хочу сказать об очень важном моменте.
   Мы еще обнаружили те же отпечатки со  шрамом  на  большом  пальце,  а
именно: они остались на рубильнике в подвале под сценой.
   Рубильник открывает электрический замок люка номер три, через который
провалился актер Ольшанский.
   И они есть на висячем замке, снятом с внутренней стороны ворот склада
с декорациями, так называемом  кармане.  Никому  из  работников  театра,
прошедших дактилоскопию, отпечатки не принадлежат. А это  уже  не  может
быть совпадением.
   Мы имеем дело с прямыми уликами и человеком, выходящим в  нашем  деле
на первый план.
   - У вас все, Игнат Всеволодович?
   - Нет еще.
   Экспертиза серебра может  дать  нам  еще  одну  ниточку,  а  может  и
запутать все окончательно.
   Начну с портсигара.
   Он выполнен мастером очень высокого класса.
   Это не Фаберже, клеймо, возможно, настоящее, а может,  и  поддельное.
Дело в том, что шпильки в портсигаре  сделаны  из  современной  стали  и
замок-зещелка достаточно современный.
   Отливали его не так давно.
   Но главное даже не в этом.
   Экспертов поразил состав серебра.
   В нем присутствует более десяти процентов  платины  и  еще  несколько
добавок, которые использовали в восемнадцатом веке на Ближнем Востоке  и
в Азии.
   Такое серебро не могло попасть в мастерские Фаберже.
   Как утверждают специалисты, из этого серебра делались кубки для  вин,
рукоятки и эфесы для сабель, цепи для орденов и сами ордена, и  все  это
имеет невероятную ценность, уникальность и раритетность.
   Ни один  здравомыслящий  человек  никогда  не  станет  плавить  кубок
турецкого султана, чтобы сделать из него портсигар Фаберже.
   По цене они не совместимы.
   Но и это еще не все.
   Парадокс заключается в том, что пуля, убившая Фартышеву,  сделана  из
того же серебра, а также флакон  из  реквизита,  покрашенный  коричневой
краской.
   Странно, если один и тот же ювелир  согласился  отливать  примитивный
пузырек, пулю и высокохудожественную вещь, каковой является портсигар.
   А то, что этим занимался кустарь-одиночка, я не сомневаюсь.
   Кому еще нужно хранить у себя клеймо Фаберже?
   Вот на этом, пожалуй, я могу  закончить  отчет  по  последним  суткам
работы.
   - Странно, что ты все еще ходишь в  майорах,  Игнат  Всеволодович,  -
усмехнулся генерал. - Ты в своем деле фельдмаршал.
   - Не я один работал, Виктор Николаич.
   Все НТО на ноги подняли.
   Особое спасибо подполковнику Сорокину.
   Это он определял происхождение серебра и всю его историю.
   Он сейчас копает дальше.
   Так что, думаю, исследования только начались, а не закончились.
   - Молодцы, ребята!
   А чем похвастаются наши сыщики?
   Улики им не помогут.
   Где будем искать старомодного убийцу?
   -  Ведет  он  себя  как-то  по-актерски,  -  с  негодованием  заметил
подполковник Крюков. - Старомодная одежда отвлекает  от  внешности,  все
почему-то запоминают галоши, но никто не помнит цвет глаз.
   Давайте отбросим все его примочки - одежду, шляпу, страсть к серебру.
Ясно одно: человек тщательно готовит каждое преступление.
   Он предвидит все, что мы можем предпринять, и ухитряется  обойти  нас
на виражах.
   Но кто мне может объяснить его беспечность?
   Он что, не понимает, что мы найдем отпечатки пальцев?
   Зачем ему подставлять себя?
   Вспомните,  портсигар  лежал  в  замшевой  коробке,  на  ней  никакие
отпечатки не обнаружишь, это же ворс.
   А он сам достает портсигар и показывает товар покупателю.
   Зачем? Подай ему коробку, и пусть смотрит. А  вспомните  рубильник  в
подвале?
   Там, кроме его отпечатков,  других  нет,  будто  он  вытер  рубильник
тряпкой, а потом взялся за него голыми руками.
   То же самое с замком.
   Он намеренно использует серебро.
   Даже сварщика просит  покрасить  остроконечники  ограды  серебрянкой.
Мальчишество?
   - Думаю, серебро он подсовывает не нам, - тихо сказал Трифонов. - Он,
как кто-то из вас сказал, посылает метки смерти.
   Они предназначены не для нас, а для артистов.
   Но мы не делимся результатами следствия с труппой театра, и те ничего
не знают.
   Никто из них понятия не имеет, что Фартышева убита серебряной  пулей,
а флакончик