резвенника.
     - Ну, допустим, все произойдет так, как ты тут все обрисовал:  и  Гунчу
усыпим, и дверь за инкассаторами запрем, и шофера охмурим газом...Пусть даже
мешок заберем. Но, куда его потом девать?
     Пуглов, заняв рот сигаретой, делая интригующую паузу.
     - Мешок мы бросим в  багажник твоей машины. И вот здесь  нам надо будет
проделать один интересный кульбит. Перед тем как заехать во двор водоканала,
ты позвонишь в отдел милиции и сообщишь об угоне твоей машины.
     - Да ты рехнулся!
     -  Подожди...Но позвонишь не в госавтоинспекцию, а именно  дежурному по
городу, по 02. И пока тот свяжется с ГИБДД, пройдет несколько минут. А нам и
надо выкроить несколько лишних минут. Кроме того, ты этим звонком обеспечишь
себя  кое-каким  алиби.  Связав  впоследствии  угон  машины  с   ограблением
инкассаторов, вряд ли кто заподозрит потерпевшего автовладельца...
     - А если все же заподозрят?
     - Пуглов на этот, как ему казалось, глупый вопрос не стал  отвечать. Он
поднялся с кресла и подошел к окну. Постоял, подумал, затем подозвал Ройтса.
     - Взгляни во двор. Видишь, крышки канализационных колодцев?
     - Разумеется, вижу. А в чем их смысл?
     - Ты помнишь, где находится писательская дача?
     - Такой старинный деревянный особняк с витражами?
     - Именно.
     -   Если  не  ошибаюсь,   он  находится  в   дюнах,  рядом   с  общагой
железнодорожников.
     -  Верно. Так  вот,  во  дворе  этой дачи есть  точно такой же колодец.
Осенью и зимой  он  абсолютно сухой, ибо в это время никто на даче не живет.
Этот  колодец на время и станет  нашим сейфом. Езды до дачи метров 300-400 и
это поможет нам быстренько отделаться от мешка.
     Ройтс наморщил  лоб,  тень озабоченности  легла  на  его  заострившиеся
скулы.
     - А что потом делать с машиной? - немного помедлив, спросил он.
     - Отделавшись от мешка, газуем по пляжу в сторону устья реки и там твою
тачку бросаем. После этого мы рвем в мое любимое казино и проводим там  весь
оставшийся  вечер  и  всю ночь. С завзалом я  договорюсь -  он  выпишет тебе
входной билет  и,  если потребуется,  подтвердит, что в  казино мы пришли  с
самого начала его работы.
     - Честно говоря, я думал, что все будет гораздо сложнее.
     -  Не очень-то  самообольщайся...Все  проблемы  возникнут потом,  когда
угрозыск начнет рыть копытами землю. Это тебе не кегли сшибать...
     - Сбавь обороты,  Алик! - Ройтс налил в рюмки  коньяка. - Мы же с тобой
не первый год знаем друг друга. И, если я выражаю сомнения, то исключительно
по твоей  просьбе.  Я  понимаю, что  дело не из  легких и  потому вправе все
хорошенько  обмозговать.  В  принципе,  я  со всем согласен,  хотя некоторые
детали взывают сомнения.
     - Говори, обсудим, - Пуглов стал вылущивать банан.
     -  Ты сказал, что Гунара берешь  на себя...Но ведь позже может всплыть,
что  инкассатор  был усыплен.  Экспертиза  легко  установит  дозу  и  состав
снотворного. Кто-нибудь случайно увидит тебя вместе с Гунчей, который, как и
Симчик, будет охмурен какой-то заразой, подмешанной в коньяк...
     - Кончай фантазировать!  -  вспыхнул Пуглов. - До казино инкассаторская
машина побывает в пятнадцати точках и после казино  еще во  столько же.  Тут
само ЦРУ  ни черта не  докажет. И  не думаю, что дело дойдет до  экспертизы.
Даже  невооруженным глазом  будет видно, что человек поддатый.  И это ни для
кого не является  секретом. А через день-два у него в крови вообще ничего не
останется.
     - Ладно, возражения приняты, - Ройтс налил себе полстакана водки.
     - Да,  с  Гунчей все будет гораздо проще, чем ты  думаешь. Мы ему дадим
такой препарат, который  не оставляет после себя следов...Но не в этом дело,
-  Альфонс  рассеянным  взглядом  обвел  комнату.  -  Ты,  Игорек,  вот  что
скажи...Можем ли мы друг на друга рассчитывать в случае ареста одного из нас
или  двоих  сразу?  Извини, старик, этот  вопрос  я тебе задаю  в  первый  и
последний раз.
     - Ты хочешь, чтобы я поклялся на Библии?
     - Поклянись лучше вот на этом банане, -  Пуглов  оторвал от связки один
банан и положил его перед Ройтсом.
     - Перестань, Алик, хохмить. Ты и так знаешь, что я буду отрицать все до
конца. Даже если в доказательство мне  дадут прослушать теперешний разговор,
-  Ройтс  говорил с подъемом, и в его глазах появился влажный блеск. - Но  у
меня к тебе встречное предложение...Если, тьфу, тьфу,  благополучно  заберем
мешок, его сразу же надо делить на две части.
     - Ты, наверное, рехнулся от наркоты...
     -  Ты меня  не понял, - Игорь выставил  вперед  руку  с  растопыренными
пальцами.  -  Ты меня не так понял, старик! Нам надо поделить  деньги только
для того, чтобы уменьшить риск. Накроется одна часть, будет цела другая.
     -  Я  понял тебя  и объясняю. У нас будет  слишком мало времени,  чтобы
заниматься расфасовкой.  У нас будет  ровно столько минут, чтобы  быстренько
освободиться от мешка. Ни минутой больше, - Пуглов говорил так уверенно, что
Ройтс счел свой вопрос полностью исчерпанным. Спросил о другом.
     - Как насчет маскировки? Слишком на бойких местах мы с тобой ошивались.
     Пуглов взял со стола фужер с коньяком и стал его греть в ладонях.
     - Ничего лучше женских колготок мы не изобретем.  И кожаных перчаток...
От Лельки нет известий?
     При  упоминании  имени  сожительницы  Ройтса  мысли Пуглова  совершенно
неожиданно, остро закрутились вокруг происходящего с Татьяной. Глядя в самые
зрачки Ройтса, он спросил:
     - Что произошло между тобой и Татьяной в ее день рождения?
     Таракану и  деваться некуда. Глаза его вильнули в сторону, вверх, опять
в сторону и наконец легли на кожуру банана, распластанного на столе.
     - Я тебя не понимаю, Алик, - Ройтс с трудом сглотнул вдруг сгустившуюся
слюну, в руках его появилась предательская  дрожь. -  Интересно, а что между
нами могло произойти?
     Пуглов  видел, как глаза Таракана отстраненно ушли в  сторону, как  его
слова  от  неправды  выговаривались  особенно  отчетливо  и  потому  звучали
откровенно фальшиво. Однако Пуглов, видя, что дружок его завирается, сжал до
боли зубы  и вышел на  кухню.  И оттуда  он  услышал смятый, оправдывающийся
голос Ройтса: "Не понимаю, что  может быть общего между нами?  Я твою Таньку
всего пару раз видел...Да и не в моем она вкусе..."
     Но Пуглова это не убедило. Он стоял у окна и, рассеянно  вертя  в руках
большой кухонный нож, смотрел на улицу, где уже начинал угасать день.


Глава семнадцатая


     Несмотря  на большой опыт работы  в  инкассации, а может, именно в силу
этого  обстоятельства,  инкассатор  Гунар Тризна потерял  нюх  на опасность.
Правда, когда он был еще молодым и наивным, ему мерещились грабители чуть ли
не  в каждом прохожем, особенно, если кто-то прямиком направлялся  в сторону
машины.  Тогда  Тризна немедленно клал руку  на  кобуру  и  средним  пальцем
отщелкивал кнопку ремешка, фиксирующего пистолет.
     Мысленно он бесконечное количество раз проигрывал отражение бандитского
налета  и  даже наметил  на  теле места, куда  он  будет налетчику целиться.
Первое  условие  - непременно надо  взять его живым,  чтобы облегчить задачу
следствия, но  если нужно  будет все  же стрелять, - делать  это  с  большим
расчетом.  Ни в коем случае не в сердце и  не  в голову, а лучше в  плечо, в
руку или ногу. Однако с годами ощущение опасности таяло, как туман, и многие
годы Гунар уже без оглядки бегал по точкам, собирая деньги.
     В казино они  приехали около восьми вчера, когда кое-какая  выручка уже
поднабралась.  Он  вошел  через парадное,  миновал  зал,  где  всегда  царит
праздник, направился в кабинет завзалом, где его уже ждала кассирша.
     Пуглова  он  увидел,  когда  с  инкассаторской  сумочкой  под мышкой  и
небольшим,  запломбированным мешочком с деньгами  выходил  из кабинета.  Тот
стоял у зеркала и курил. Они поздоровались за руку. Пуглов, бросив окурок  в
изящную, сделанную из светлого  мрамора урну, предложил Гунару пройти в бар,
который  находился рядом. Из-за  застекленного  угла выглядывала  часть  его
витрины, уставленной  на любой  вкус алкоголем, а  также стойка,  за которой
сидели двое  молодых людей, один из которых развлекался пусканием колечек из
сигаретного дыма.
     - Алик, только на скоростях, - сказал Гунар, - рассиживаться некогда.
     Он  всегда  так  говорит, но  делает  как  раз наоборот.  Они  зашли  в
небольшой бар и присели за свободный столик.
     - Покури,  -  сказал  Пуглов,  - я сейчас закажу  по фуфцику.  Чего  ты
сегодня предпочитаешь - виски, коньяк?
     - Бери, Алик, на свой вкус.  Я пью все, кроме цианистого калия, - Гунар
взъерошил себе волосы и довольно улыбнулся.
     Пуглов вернулся  быстро. В  руках у него были два больших фужера и  две
тарелочки  с  мелко   нарезанными  дольками  лимона  и  розовыми  пластиками
лососины.
     - Ну, будь, - сказал инкассатор и маленькими глотками выпил коньяк.
     - Прозит,  Гунча!  За твою денежную  работу,  - с  этого момента дрожь,
появившаяся в руках  Альфонса в день убийства  Симчика,  исчезла  и больше к
нему не возвращалась.
     Когда  Гунар  ушел,  Пуглов  сам  отнес фужеры в мойку  и поставил  под
горячую струю воды. Затем он со спортивной сумкой прошел в туалет и все, что
у него было в карманах, выложил на газету и тщательно завернул ее. Извлек из
сумки  небольшой  матерчатый  сверток, в котором  находился  "парабеллум"  с
запасной обоймой. Проверив предохранитель, приподнял сзади куртку и  засунул
пистолет за  ремень.  Однако ему показалось, что пояс слабоват и он,  вернув
оружие  на газету,  принялся  туже затягивать  ремень. Металл холодил  тело.
Альфонс  передвинул "парабеллум" ближе к правому  бедру и  сделал  несколько
движений рукой. Пистолет не мешал и надежно покоился на своем месте.
     Пуглов  взглянул на  часы: Ройтс,  по всей  видимости,  уже ждал  его в
условленном  месте  -  в  районе  центра  мебели. Альфонсу  осталось  только
спуститься вниз,  пройти  полквартала  и,  минуя  центр  мебели,  свернуть в
проходной  двор.  Но прежде чем уйти  из  казино, Пуглов зашел  в комнатушку
швейцара и оставил под столом сумку.
     Он  был  сосредоточен и  спокоен. Но  это  было спокойствие  неведенья.
Миллиарды  нейронов его серого вещества, словно цветная карусель,  вертели и
вертели одну и ту же мысль: "Возможно сегодня решатся все проблемы..."
     ...  Но  в  тот самый момент, когда Пуглов отсчитывал последние  шаги к
машине Ройтса, Гунар Тризна отсчитывал последние мгновения  сознания. Он изо
всех  сил  старался  держать голову прямо,  но  она неумолимо чугунным ядром
падала  и  падала  ему  на  грудь.  Второй  инкассатор  понимающе с  шофером
переглянулись. В  салоне  пахло  спиртным.  И когда они  остановились  возле
пельменной, второй инкассатор по фамилии Шабалин спросил: "Гунча, ты пойдешь
или я сбегаю?" Но никто не ответил - Тризну сморил сон.
     Он  спал,  откинув  голову  назад  и из его широко  открытого  рта,  на
подбородок, стекала тонкая струйка слюны.
     -  Конечно, иди сам, - сказал Шабалину водитель Ситников. - Черт с ним,
пусть проспится, не впервой для него.
     - Однажды он капитально нарвется на ревизоров, -  Шабалкин  выругался и
стал выходить из машины. - Это до первой проверки.
     - Да ладно тебе, с кем не бывает. Поторапливайся и так плетемся нога за
ногу, - шофер закурил и, повернувшись вполоборота, стал наблюдать за улицей.
Вскоре за окном мелькнула тень - это возвращался Шабалин.
     -  Стало  свежеть, с  моря  дует  холодный ветер,  -  инкассатор  зябко
передернул плечами и полез на сиденье...
     ...  Бар  "Изумруд"  уже  погружался   в  сумерки.  До  полной  темноты
оставались считанные минуты.
     -  Странно, - Шабалин нагнул голову и посмотрел за окно, - здесь всегда
горел фонарь.
     - Может,  перегорел или пацаны развлекались, - Ситников сбавил скорость
и  немного  подал  машину  вправо, ориентируясь  по силуэтам деревьев. Чтобы
лучше разглядеть дорогу, водитель почти вплотную прильнул к лобовому стеклу.
На грудь больно надавила баранка. Уазик немного накренился и Ситников понял,
что именно здесь, на скосе дороги, он всегда паркуется.
     Не выключая зажигания, и  притушив фары,  они с  Шабалиным  огляделись.
Когда глаза  свыклись с темнотой, инкассатор отжал  кнопку, открыл дверцу и,
не  спеша,  стал  выходить  из машины.  Когда  дверца  за  ним захлопнулась,
Ситников тут  же ее заблокировал. Таков у них был порядок, хотя Гунар за это
иногда на него ругался. Называл перестраховщиком...
     Водитель, сидя вполоборота, наблюдал за смутно  передвигающейся фигурой
инкассатора.  На  фоне  светлого  фасада  появилась   прямоугольная  заплата
открывшейся двери - это Шабалин прошел в  бар. Однако  через мгновение дверь
снова колыхнулась и стала затворяться. В дело вступил Поэт.
     Кругом  стояла  тишина, позволявшая слышать тиканье  часов на приборном
щитке, и мерное, едва уловимое, посапывание Гунара.
     Ситников взглянул на часы  и не успел он отвести от них взгляда,  как в
лобовое  стекло резанул пронзительный  сноп света. Он механическим движением
опустил козырек и грубо  выругался.  Ждал,  что  свет  сейчас погаснет  и он
узнает  причину  его  возникновения.  Однако,  помимо  его  воли,  им  стала
овладевать тревога. Прошло еще несколько мгновений, но бьющий в самые зрачки
луч света не исчезал.
     Слева Ситников вдруг ощутил  -  нет,  скорее угадал, чужое присутствие.
Хотел закрыть форточку, но не успел: раздался ни на что не похожий звук - не
то фырчание  кошки,  не  то шипение  потревоженной  змеи. Дыхание  Ситникова
внезапно прервалось, он схватился за горло  и неистово  закашлялся. Он молил
Бога, чтобы тот  не  дал ему  потерять  сознание.  Склонившись  на  баранку,
водитель шарил в  кармане пиджака "Астмопен"  - небольшой ингалятор, не  раз
спасавший  его  от  жестоких  приступов  астматического  бронхита.  Ситников
вставил мундштук ингалятора в рот  и нажал  на его  головку. Во рту появился
специфический,  холодящий  небо, привкус.  Но  кашель,  который  он  пытался
сдержать, снова прорвался и еще плотнее перехватил дыхание.
     В  левом стекле вдруг что-то стукнуло, и щека ощутила прохладу осеннего
воздуха.  Одновременно с этим  в  лицо  ударили осколки  стекла,  которые не
доставили ему боли. Вялость и апатия сковали его тело.
     Сквозь пелену  уходящего сознания  он  твердил  себе,  что надо  что-то
предпринять, не дать ситуации развиваться вне его воли. Но силы покидали его
и не влияли на ход событий.
     Он услышал  щелчок  дверной  кнопки, и  в  этот  момент  он окунулся  в
кромешную тьму.  Бьющий в  лицо свет наконец иссяк. Слева началось  активное
движение человеческих ног и  рук. Помутившееся сознание  протестовало против
инерции и лихорадочно посылало  сигналы в центры  нервной системы.  И то  ли
"Астмопен"  сделал  свое  дело,  то  ли  глубинные  инстинкты самосохранения
перебороли смертельную апатию, только Ситников вдруг протянул к кобуре руку,
пытаясь привести пистолет в боевое состояние. У него уже не было ни малейших
сомнений - идет разбойный захват инкассации. И Ситников, отчаявшись что-либо
изменить, с  болью  выдавил:  "Сволочи,  вас  же...вас же..."  Но  слова  не
складывались.  Рядом раздались приглушенные быстрые  фразы: "Да тащи ты этот
е....й мешок!" "За что-то, зараза, зацепился, помоги!"
     Неописуемая  ярость  сбросила  с  Ситникова гибельное оцепенение и  он,
развернувшись,  дважды  выстрелил в сторону  голосов.  И  сразу  же на  него
обрушилась  вся Вселенная и  реальный  мир  перестал для него  существовать.
Пальцы в поисках опоры вцепились мертвой хваткой в кольцо  сигнала и  уже не
выпускали его...
     ...  Когда Шабалин,  взяв  у кассирши  сумку с деньгами, направился  на
выход, он уперся в закрытую дверь. Толкнул  ее, но  дверь не поддавалась. Он
вернулся к кассирше и  взвинчено спросил: "У вас, что -  в это  время всегда
закрывают  двери на замок?" "Нет, - кассирша мотнула головой, - замок у меня
и я сегодня ухожу последней."
     Тревога стальной петлей перехватила горло. Стало трудно дышать.
     - Где тут у вас еще выход?
     - По коридору, вторая дверь направо. Пройдете через кухню в зал, оттуда
- на выход.
     Он уже был у дверей, ведущих  в пищеблок,  когда услышал два выстрела и
после мгновенной паузы - беспрерывный автомобильный сигнал.
     В   крошечной   кухоньке   находилось   несколько   человек,  на  столе
поблескивали    бутылки,   фужеры    и   большие   хрустальные    салатницы.
Раскрасневшаяся молодая повариха, увидев инкассатора и узнав его, расплылась
в пьяной улыбке. Шабалин решительно оттеснил ее и, бросив: "Извини сейчас не
до тебя", - прошел в узкий проход,  ведущий в бар. Там  вовсю  шло  веселье.
Танцующие пары  загородили ему путь,  и он, буквально прорываясь сквозь них,
устремился на выход.
     В холле никого не было. Правда, в дальнем углу целовалась молодая пара.
Шабалин  подошел к  двери и  рванул  ее  на себя.  Но дверь не  поддавалась.
Швейцар словно сквозь землю провалился.
     Через дверное стекло он Шабалин увидел часть освещенной неоном улицы и,
не раздумывая, ударил ногой по стеклу. Раздался перекрывающий звуки оркестра
звон.  Осторожно,  чтобы не пораниться о торчащие пики  стекла,  он выбрался
наружу.
     Он  делала  сразу два  дела: бежал  и  на  ходу  вытаскивал  из  кобуры
пистолет.   Повернув   за  угол,  на   границе  неонового  отблеска,  стояла
непроглядная темнота. Когда он  подбежал к машине,  увидел то,  чего  больше
всего боялся увидеть. Левая задняя дверца была настежь распахнута, в глубине
салона спал Гунар, водитель  Ситников,  упав грудью  на баранку, не  подавал
признаков  жизни.  Казалось,  из  его  сердца  исходил  выворачивающий  мозг
сигнал...Пахло свежей кровью.
     Шабалин  взглянул на небо,  словно хотел  найти в нем поддержку. Но оно
само было в плену темных облаков, с редкими лапинами звезд.
     И в тишине он вдруг услышал приглушенные  голоса, несшиеся с территории
водоканала. Когда инкассатор подбежал к забору, и увидел сквозь щели силуэты
людей, что-то засовывающих в багажник,  он громко крикнул: "Стоять, паскуды,
стреляю!" Но  голос его от  волнения  сломался и не  произвел  на грабителей
никакого воздействия.
     Между тем  таинственные личности захлопнули багажник и  стали торопливо
забираться  в машину.  Слышал ли Шабалин, как кто-то из  них  сказал: "А ты,
хмырь, зачем здесь? Мы так с тобой не договаривались..."
     "Опель" тронулся с места и стал выезжать за ворота. Сейчас он свернет к
морю  и  тогда  ищи  ветра в поле. Шабалин  двумя руками  поднял пистолет до
уровня  глаз и  прицелился в заднее  окно.  Еще мгновение и машина  уйдет. И
когда она действительно уже уплывала из его поля зрения, он выстрелил...
     ... Ройтс в спешке не мог сразу нащупать ногой педаль сцепления. И хотя
страха  он не  испытывал,  его  руки  била  мелкая  дрожь.  Где-то  за углом
раздавались голоса выбежавших на выстрелы пьяных посетителей бара.
     - Да гони же ты, черт тебя дери! - хрипел Пуглов.
     На  заднем сиденье,  раздавленный страхом,  скорчился Поэт. Это  к нему
относились  слова  Пуглова: "Мы  так с тобой не договаривались".  И  Альфонс
говорил  правду: по сценарию Пуглова, Поэт, закрыв  за  инкассатором  дверь,
должен  был уйти своим ходом. Но  какая-то  непреодолимая сила  не отпустила
его.  Сыграв свою  эпизодическую роль,  он вернулся  в машину и стал  ждать.
Когда  раздались  выстрелы, он чуть было не  потерял сознание и,  вжавшись в
сиденье, парализованно затих.
     - Какая-то сука стреляет,  - Ройтс инстинктивно втянул голову  в плечи,
ожидая следующего  выстрела. Но они уже миновали  ворота, машина спасительно
рванулась по улице в сторону моря.
     - Снимай это  дерьмо!  - воскликнул Альфонс  и первым  сдернул с головы
колготки.
     - Если бы  Лелька знала, куда пошли ее шмотки, - нервно хохотнул Ройтс,
и тоже левой рукой