начал освобождаться от маскировки.
     - Давай сюда! - сказал Пуглов, - это тоже улики. - Он прикурил сигарету
и протянул ее Ройтсу, затем закурил сам. - Тебе дать курнуть? - обратился он
к  Поэту.  Но  тот  не  отвечал.  Альфонс  обернулся  к  заднему  сиденью  и
внимательно вгляделся в замолкшего соучастника. - Кажется,  наш пассажир  от
страха  потерял все признаки жизни...Сейчас, Игорь, крути налево, - приказал
Пуглов  и напряженно отвалился на спинку сиденья.  Сбавь скорость,  чтобы не
проскочить писательскую дачу...
     Ройтс то и дело вертел головой и, что-то вдруг вспомнив, сказал:
     - Я  сначала, бля, подумал,  что  мешок  за что-то  зацепился,  а  это,
оказывается,  Гунча его держал. Мертвая хватка...Куда ты  саданул  шоферюге?
Надо  же,  пидор   македонский,  открыл  стрельбу...пуля   рядом  с   виском
просвистела...
     - Я его по кумполу рукояткой пистоля...Стоп! Давай теперь держись левой
стороны и у третьего столба сразу сворачивай во двор.
     Машина  сбавила ход. Слева, в  заборе, с железными пиками,  не  хватало
одного  звена,  куда и  завернул  Ройтс.  Они въехали  на  гаревую  дорожку,
обсаженную с двух сторон старыми туями.  В перспективе аллеи белел старинный
особняк.
     - Гони к правому крылу дома и там замри, - приказал Пуглов. -  Мотор не
выключай.
     Когда  "опель" остановился, Пуглов  открыл  дверцу и  вышел на дорожку.
Прошел вперед, но вскоре вернулся совершенно взбешенный.
     - Мы, кажется, Таракаша, капитально подзалетели.
     Ройтс тоже вышел из машины.
     - Что случилось? - спросил он.
     Пуглов поманил его за собой.
     - Смотри, - сказал он,  -  еще вчера  ничего  похожего на  это здесь не
было...
     Перед ними отчетливо  различимая  лежала гора строительного  материала:
доски, мешки с цементом, стекловата, бочки с  краской  и  несколько  рулонов
рубероида. Там, где  еще  недавно находился колодец, теперь  бугрилась  куча
щебня.
     - Вот это да!  - словно увидев великое чудо, воскликнул Ройтс. - Что же
теперь делать, а, Алик? Может, где-то поблизости есть другой колодец?
     - Ни черта тут больше нет! Это единственный  дом, который в этом районе
подключен к канализации.
     - Вот так и губит случай фраеров...
     - Лучше заткнись! -  раздраженно осек своего  дружка Пуглов. - Быстро в
машину и гоним к Рощинскому!
     - Да  пошел бы он лесом! - вырвалось у Ройтса. - Нас по дороге  к  нему
могут перехватить.
     - А что  разве у нас  есть другой выход?  Еще  пять-десять  минут и  мы
вместе  с  мешком  будем  вариться  в  крутом  кипятке. Скажи бороде,  чтобы
отвалил, сейчас он нам не попутчик.
     Ройтс  открыл заднюю дверцу, наклонился и что-то сказал  Поэту.  Но ему
никто не ответил. Игорь почти наполовину забрался в  салон и дернул бомжа за
рукав...И вдруг до Пуглова донесся подрагивающий голос Ройтса:
     - Алик, этот пикадор, кажется, убит, вся куртка в кровищи...
     - Вот только этого нам с тобой и не хватало! - Альфонс полез в машину и
вскоре Ройтс услышал:
     - Пуля пробила заднее стекло и разнесла ему затылок. Полные кранты...
     - Куда его теперь?
     - Гоним,  старик, к Рощинскому!  Остановишься у его забора, я переброшу
мешок во двор, а ты...- Пуглов  не  мог  сразу сказать  то, о  чем думал. Но
сказал: -  Машину  отгонишь  не  к  устью реки,  а за  переезд,  к  очистным
сооружениям. Ничего  не  поделаешь,  обольешь  тачку бензином  и - бегом  ко
мне...
     - А куда я этого жмурика дену?
     - Ему уже и так все до фени...
     - Понял, предам Поэта  кремации...А где, Алик, я тебя потом  найду? - в
интонации  Ройтса  появилась  неуверенность.  Ему   противно  было  в  такой
ответственный момент далеко отходить от мешка.
     -  Возвращайся через  кладбище и  пожарную  часть, так быстрей. Я  буду
ждать тебя у Толстяка...
     Чтобы добраться до дома Рощинского, им нужно было миновать центр города
и проехать еще несколько кварталов на виду постовых милиционеров.
     Позади уже остался железнодорожный вокзал, кинотеатр,  сквер, мебельный
центр...Они входи в зону наиболее интенсивного автомобильного движения.
     -  Сбрось  скорость! -  приказал  Пуглов.  -  Мы  ведь  с тобой  не  на
авторулетке...
     Впереди, справа, показалось трехэтажное  здание УВД  и, судя по всему -
по отсутствию на стоянке оперативного транспорта, тревога в  городе уже была
объявлена. По существу, они мчались крокодилу в пасть...
     Пуглов, чтобы успокоиться, начал про себя вести счет. Дошел до двадцати
и сбился. Его мысли были заняты приближающимся зданием милиции.
     Ройтс тоже рад был бы спрятаться под ковриком, лишь бы только не видеть
угрожающе вздыбившегося дома ментовки.
     -  Спокойно,  Таракаша, - Пуглов положил руку на баранку, рядом с рукой
друга. -  Сбавь еще  скорость  и  приткнись вон к  тому  "Икарусу". Сразу за
аптекой резко сворачивай на Сиреневую улицу, дадим крюк и со стороны железки
подъедем к Рощинскому.
     Не успел Альфонс  договорить, как  с тротуара, с жезлом в руках,  к ним
метнулся гаишник. Он недвусмысленно приказывал им остановиться.
     - Это он нам? - сдуру спросил Ройтс.
     -  Нет,  заднице твоей!  Наверное,  ищут твою  же  машину по  твоей  же
просьбе. Вот  теперь, надеюсь,  ты понимаешь, что  от  тебя  сейчас зависит.
Только не суетись. Обходи автобус и пере самым его носом сворачивай направо.
     - Нам же нужно налево.
     - Сперва нам нужно оторваться от мента.  Зайцы, когда убегают от волка,
страшно петляют.
     - А потом  - что? Будем, как наскипидаренные, мотаться по  городу? Нет,
надо бросать тачку и отрываться пешим ходом...
     -  И  далеко  уйдем с мешком на  плечах, на котором  красуется  надпись
"Коммерческий  банк  "Прометей"?  Быстренько  сворачивай...Осторожней,  черт
возьми, костей не соберем!
     Перед   самым  "Икарусом",  который  они  обогнали,   Ройтс  съехал   с
центральной  трассы  и  тут  же  развернувшись,   вновь  переехал  трассу  и
устремился в сторону речки.
     Через  пять минут они  попали  в относительно  спокойную  часть города.
Миновали несколько кварталов из  малоэтажных, частной застройки, особняков и
подъехали к забору Рощинского.
     К их счастью, возле дома никого не было. Когда машина остановилась, они
с  проворностью  пожарного расчета выскочили из нее и бросились к багажнику.
Перекинуть мешок через забор было делом нескольких секунд.
     - Давай, старик, жми по газам! - махнул рукой Пуглов и сам в два приема
перемахнул плотно сбитую высоченную ограду.
     Приземлился он  в  мокрые  от росы  кусты  жасмина.  Рядом почувствовал
упругую  кочку  мешка.  Он  слышал  как  удалялся  Ройтс,  и жуткое волнение
последних минут стало покидать Альфонса. Он расслабился: вот так бы лежать и
лежать. Но что странно, он не чувствовал себя победителем.
     Пахло сырой землей.  В доме, видно, почувствовав  чужака,  залаял Форд.
Пуглов нащупал мешок и попытался найти его горловину. Однако после недолгого
раздумья к дому он пошел налегке, оставив деньги в кустах.
     Ставни на окнах уже были закрыты,  и только сквозь их сердечки струился
свет.
     Пуглов подошел к окну и попытался в едва различимую щелочку заглянуть в
комнату.  Но сделать  это  не  удалось:  отверстие  приходилось  как раз  на
переплет рамы. Прислушался - от дома исходила тишина.
     Обойдя  угол,  Альфонс  приблизился  к  крыльцу.  Остановился  и  снова
прислушался. И как ни осторожен был  его  шаг, как ни  сдерживал он дыхание,
Форд все равно чувствовал  присутствие  постороннего и лай перемежал злобным
рыком. "Что же я тяну резину?" - ругнул себя Пуглов и решительно поднялся на
крыльцо.  Взялся  за ручку двери, нажал на нее. Форд  зашелся затяжным лаем.
Пуглов  не знал,  что за  дверью  уже стоит Рощинский,  прислушиваясь к едва
различимым шагам позднего гостя.
     - Кто там? - громко спросил Рощинский.
     - Это я - Алик Пуглов.
     Щелкнул отлетевший вверх крючок, и дверь широко распахнулась.
     -  Надеюсь, ты без своего дружка заявился?  - Рощинский отступил на шаг
вглубь коридора.
     В  комнате  никого не  было. На столе лежали две  колоды  карт - хозяин
только что закончил раскладывать пасьянс.
     Рощинский уселся за стол, не приглашая Пуглова сделать то же самое.
     - Что произошло, Алик? На тебе нет лица...
     - Все  в  порядке,  -  Пуглов  избегал прямого  взгляда  Рощинского.  -
Разговор будет короткий, но содержательный.
     - Ну что ж, послушаю и тебя...
     - Вы когда-то остро нуждались в наличке, так?
     - Допустим. И эта проблема не снята до сих пор.
     - Хочу вам предложить много наличных, но, разумеется, не бескорыстно...
     - Не тяни, Алик, открывай прикуп, - Рощинский плотнее запахнул на груди
халат.  -  И разреши узнать, какой суммой располагаешь? Сотней,  штукой  или
счет идет на миллион?
     - Плата по договоренности.
     - Говори конкретно - кто кому должен платить?
     Пуглов ладонью вытер вспотевший лоб. Ему хотелось курить и он достал из
куртки пачку "Голливуда".
     - Я буду платить, но за это вы должны оказать мне небольшую услугу.
     - Интересно послушать, о какой услуге идет речь?
     - На  время,  буквально  на день-два мне  надо  оставить  у вас деньги.
Вернее, мешок с деньгами...
     И  без того  выпученные  глаза Рощинского  при этих словах  еще  больше
расширились и, казалось, они вот-вот стеклянными шариками выпадут из глазниц
и разобьются.
     - Чьи деньги?
     - Собственность коммерческого банка. Мне от вас нечего скрывать.
     - Значит,  речь идет о солидном  куше? - Рощинский  задумчиво барабанил
пальцами по столу. - И ты мне за это отстегнешь какой-то гонорар?
     - Я бы не хотел попусту тратить время...Называйте сами любую сумму.
     - А где же сам мешок? С твоим приятелем остался?
     -  Он  в  надежном  месте...Решайте,  Владимир Ефимович.  Дорога каждая
минута.
     На лице хозяина дома заплескалась ненависть.
     - Сволочи! - сказал он. - Один спозаранку заявляется и  с ножом в руках
требует от  меня золота, другой, рисуясь  этаким  доброхотом, сам предлагает
тысячи...
     Пуглов слушал и ничего не понимал.
     - Я пришел к вам не кроссворды решать, - сказал Пуглов. - Да или нет?
     - Ты посмотри, Алик, на  меня повнимательнее  и спроси  себя:  может ли
такой сыч, как Рощинский, играть в азартные игры без надежды выиграть?
     - Я ничего вам  сверхъестественного не предлагаю, - нетерпение охватило
Альфонса. - Я предлагаю вам честную сделку - все!
     - Нет, ты, видимо, меня не понял. Я могу  отвечать перед кем угодно, но
только за свои грехи. Отвечать  за чужие - извини, бэби. Пойми, Алик,  я уже
не  молод для  таких дел  и  хочу дотянуть свой  век  на  свободе.  Я и  так
проклинаю тот день, когда с вами связался.
     В  кладовке  вдруг  зло,  с  бесовскими переливами, залаял Форд.  Шумно
стукнула  передняя дверь,  потом вторая, и  в комнату ввалился Ройтс.  Обвел
помещение накаленным взглядом. Он был взбешен.
     - Где мешок? - рыкнул Таракан.
     - Там, где мы с тобой его оставили.
     Рощинский,  глядя  на вошедшего с нескрываемой  неприязнью,  язвительно
бросил: "Когда порядочные люди входят в чужой дом, они здороваются".
     В  груди  Владимира  Ефимовича  стала  расти   и  набирать  силу  лютая
ненависть. Он сам был тираном и потому тиранию ненавидел.
     Однако на замечание Рощинского Ройтс не отреагировал. Громко, не таясь,
он  стал  доказывать Пуглову, что  мешку с деньгами  самое место  в  доме, и
вообще нечего разводить лясы с человеком, который сам по уши замаран кровью.
     Лицо Рощинского все более приобретало кирпичный оттенок,  а под глазами
набухали  кроваво-водянистые мешки. Его надпочечники явно  не  справлялись с
работой.
     - Стоп, закрой, фраер, свою фрамугу!  - Рощинский резко стукнул ладонью
по столу.  В  кладовке истошно взвыл Форд. - Хватит мне давить на психику, у
меня вы ничего не оставите.
     У Ройтса от такого меморандума нос и губы покрылись желтовато-пепельным
налетом. Он сделал шаг в сторону Рощинского, но его остановил Пуглов.
     -  Игорь,  не спеши,  сейчас разберемся, - и  к Рощинскому:  - Владимир
Ефимович, вы берете нас за гланды.  Мы сегодня провернули такое  дело, какое
удается раз в  сто лет, и только  случайность привела нас к вам. Надеюсь,  я
ясно  выражаюсь?  День,  от  силы два  понадобятся, чтобы перенести  бабки в
другое место.  Сейчас же у нас нет другого  варианта, а  у вас нет оснований
так нас кидать...
     Крикнув  "один момент",  Ройтс выскочил за дверь. На лицо Пуглова легла
легкая  нерешительность,  но,  видимо,  поняв,  куда  отправился   приятель,
продолжал:
     -  Между   прочим,  когда  вам  понадобилась  моя  помощь,  я  не  стал
торговаться. И  что вы имеете в виду, когда  говорите, что  один  спозаранку
заявляется к вам и с ножом в руках?
     - Или  ты, Алик, темнишь или  наивничаешь.  Ты  хочешь  сказать, что не
знаешь о том, как твой Таракан приходил ко мне и угрозами пытался что-то  из
меня вытянуть? Слава Богу, Форд ему чуть яйца не откусил, а так бы...
     - Век свободы не видать, я об этом ничего не знаю....
     Стукнула дверь, и в комнату, пятясь, вошел Ройтс, таща за собой мешок с
деньгами. По-видимому,  последние слова Рощинского дошли и до  его ушей - он
сказал:
     - Я хотел от тебя получить то, что ты  за свою барсучью жизнь наворовал
у государства.
     К нему больше не обращались на "вы"  и это, как ни странно,  больно его
укололо. Он сидел грузным бонзой и на лицо его наползала опасная тень.
     - А ты что, дешевизна, меня за руку держал? Я  всю  жизнь комбинировал,
играл  по крупному, ломал  голову и, в отличие от тебя, не глотничал. Ты же,
сухотка, берешь мышцей и страхом, а я - головой. И не я пришел к тебе, а ты,
как гаденыш, приполз ко мне...И  если уж на то пошло, взял я у  государства,
государству и возвращу...
     -  Подумаешь,  целка  после  семи абортов!  Тоже мне  цаца с  жидовской
требухой.
     - Игорь, заткнись! - Пуглов понимал, что план его ломается.
     А  Таракану  не терпелось, наконец, высыпать содержимое мешка на пол  и
немедленно приступить к дележу  добычи. Но ему мешали, и  это  вызвало в нем
звериную ярость.
     - Да что ты  берешь его в голову! -  рассупонился  Ройтс. -  Если  мы с
тобой, Алик, пошли ва-банк, давай будем последовательными.
     - Что ты имеешь в виду? - Пуглов начал теряться, его раздражали оба - и
Ройтс и хозяин дома.
     - Не хочет этот гамбургер играть в наши игры, что ж, тем хуже для него.
Я тебе давно говорил,  что этот  баклан оправляется  на  золотом унитазе.  А
зачем ему металл?  Вот и поменяемся: мы ему часть этих бабок,  он нам - свой
золотой  резерв. Только  надо этого Буратинку как следует потрясти, -  Ройтс
сплюнул на пол, рядом с ногой Рощинского.
     - Трясите,  сукины  дети! Маргофоньте,  если  не боитесь Бога,  - голос
Рощинского   звучал  зловеще.  Лицо  покрылось  пепельной  бледностью,   лоб
разгладился,  а губы сжались в змеиные жгутики. - Только ты,  Игорь, сначала
подойди ко мне, и я шепну тебе на ухо, где все искать....Только учти, такому
археологу,  как ты,  и  золотая кровать  не  поможет,  -  обе руки  Толстяка
покоились на коленях под столом.
     Ройтс  выскочил  в коридор,  открылась дверь  в кладовку,  раздался рык
Форда, за ним - выстрел, второй...
     Пепельный   цвет  на   лице  Рощинского  стал  превращаться   в  лунную
безликость.
     Ройтс из  коридора  прошел на кухню и оттуда  вернулся  с электрическим
утюгом. Он выдернул из него шнур и сделал петлю.
     - Сейчас я его...
     Пуглов не успел протянуть руку, чтобы сдержать порыв Таракана, как  тот
уже оказался рядом со стулом, на котором непоколебимо восседал Рощинский.
     - Если в прошлый раз я не пощекотал тебя ножичком, то сейчас ты от меня
не уйдешь...
     Но  когда оставались считанные сантиметры и должен был произойти ритуал
приношения  жертвы,  стол вдруг взлетел в  воздух. Вернее, взлетело то,  что
секунду назад было столом. Картечь из правого  ствола "франкота" разнесла  в
щепки старый мореный дуб, некогда  бюргерской мебели. Растерзанные выстрелом
волокна хлопчатобумажной  скатерти, словно тополиный пух, летали по комнате.
Облако синего, пахнущего порохом дыма, плавало под потолком.
     - К  стене! - с одышкой проговорил Рощинский. - Я  вас, сволочей, научу
любить свободу, - он поднялся со стула и, пятясь, отошел к  окну. В кладовке
на его  голос  откликнулся  недобитый Форд.  Это  было такое  страдальческое
стенание, что даже у Пуглова что-то зашлось в груди.
     От неожиданности происходящего Альфонс решился дара речи, а  Ройтс, как
подкошенный, рухнул на пол.
     - К стене! - повторил, не повышая голоса, Рощинский. Обрез в его  руках
всеми тремя стволами обнюхал воздух.
     Инстинкт самосохранения подсказал  Пуглову: "Брось  все и беги отсюда!"
Ни малейших иллюзий у него уже не было.
     - Ваша взяла, Владимир Ефимович! - выбросил последний козырь Альфонс. -
Оставляем  деньги у вас и разойдемся по-хорошему. И никаких претензий друг к
другу...
     Пуглов  ждал  ответа. Таракан  приподнялся  на  одно  колено,  его  бил
неудержимый озноб.
     Рощинский подошел к телефону и с аппаратом вернулся и уселся на стул.
     - Мне понадобилось почти сорок  лет, чтобы понять,  что иду  не  по той
дорожке.  В  какой-то  мере вы оба  стали  той  соломинкой, которая перебила
верблюду хребет, - Рощинский сделал паузу, он волновался и устал. - Но я вам
обещаю, что вы никуда отсюда не уйдете и я собственноручно сдам вас милиции.
Под расписку...
     Он повернул к  себе  номеронабиратель  и, почти не глядя, стал набирать
цифры. При этом приклад "франкота" он упер в живот и  стволы, тремя змеиными
норками, направил в сторону гостей. Услышав в трубке отклик, он заговорил:
     - Аня, прошу тебя, соберись и  слушай, - голос Толстяка звучал спокойно
и  даже  буднично.  - У  меня тут  шантрапа  решила  устроить презентацию  с
банковской выручкой...Да  нет,  какие там бандиты...Пуглов  с Ройтсом  хотят
вытрясти из меня душу. Подожди,  это еще не все...То, что у тебя, передай  в
Фонд помощи детям погибших  в Чечне. Оформи все как полагается, но только  в
присутствии  нотариуса  и работника  прокуратуры. Какую-то часть обязательно
оставь себе, это вам с Татьяной на жизнь. Там хватит и про  черный день.  Не
спорь и не плачь,  я еще не умер. А сейчас набери 02 и пошли по моему адресу
омоновцев. Скажи  вооруженный  грабеж...И позвони в "скорую", я думаю, она в
любом случае пригодится...
     Он замолчал, вытащил из кармана валидол и принял под язык таблетку.
     - Если со мной что-нибудь случится, никаких памятников не ставь. Я хочу
лежать в земле налегке. Ты  поняла? - Рощинский опустил руку, в которой была
зажата трубка, и она выпала из ослабевших пальцев.
     - Я думаю, повторять сказанное нет смысла? - обратился он к Пуглову.
     Бледность на лице Ройтса приобрела кафельный оттенок. Альфонс  наоборот
- покрылся пунцовыми пятнами.
     - Слышь, носорог, на  тебя ляжет организация убийства Симчика, - сказал
Ройтс.  - И поверь, каплун, это всплывет сразу  же, как только мы переступим
порог следственного изолятора.
     - Я за это отвечу, - внятно отреагировал Рощинский.
     - И Бонвивана с Ножичком тоже пристегнут...
     - Это тоже моя проблема.
     Ройтс,  не  таясь,  сказал Пуглову: "Рвем отсюда  в разные  стороны,  -
Таракан  рукавом  смахнул  со  щеки   капли   пота.  -  На   счет  "три"   -
разбегаемся..."
     Ройтс отвел руку  назад и  нащупал под курткой рукоятку "Марголина". Он
понимал: другого аргумента у них нет.
     Он выстрелил без подготовки, надеясь, что широкая мишень, какую из себя
представлял  Рощинский, не даст пуле  пролететь мимо. И его расчет  оказался
верным: пуля калибра 5,6  мм впилась в правое  подреберье Рощинского и мигом
осадила  его в  коленях.  Ройтс  вытянул вперед  руку,  чтобы, прицелившись,
наверняка уложить  Толстяка. Но ему не хватило сотой, а м