яином, перед этим пугалом.
   На моем кассетном магнитофоне  выбито  ?Геодезический  институт?.  В  нем
встроенные динамики, встроенное искажение на 70%, встроенная прочность,  так
что даже невозможно найти оправдание для покупки нового.
   Передо мной на столе коробка из-под сигар,  принадлежавшая  Исайе.  Я  по
очереди  взвешиваю  на  ладони   все   предметы.   Нахожу   в   энциклопедии
Биркет-Смита ?Эскимосы? раздел о наконечнике гарпуна. Это наконечник  времен
культуры  Дорсет  -  700-900  гг.   нашей   эры.   В   книге   высказывается
предположение, что найдено по  меньшей  мере  5000  таких  наконечников.  На
побережье протяженностью 3 000 километров.
   Я достаю кассету из коробочки. Это Макселл  XLI-S.  Дорогая  пленка.  Для
тех, кто хочет записывать музыку.
   На пленке нет музыки. На ней записан голос человека. Гренландца.
   На острове Диско в 1981 году я принимала участие в  исследовании  влияния
морского тумана на коррозию карабинов, которые  используются  для  страховки
при переходах по глетчеру. Мы просто-напросто развешивали их на веревочке, и
возвращались через три месяца. Они  по-прежнему  выглядели  надежно.  Слегка
поврежденными, но все же надежными. Завод указывал, что предельная  нагрузка
на них составляет 4 000 кг. Оказалось же, что  мы  можем  раскрошить  их  на
кусочки ногтем. Попав в чужой климат, они подверглись разрушению.
   Такие же процессы разрушения происходят, когда теряешь свой язык.
   Когда нас перевели из сельской школы в Кваанаак, у нас появились учителя,
которые не могли ни слова сказать на эскимосском, и даже и не  думали  учить
его. Они рассказали нам, что тем из нас,  кто  сможет  стать  лучше  других,
откроется  дорога  в  Данию,  возможность  сдать  экзамен  и  избавиться  от
арктической нищеты. Это золотое восхождение  должно  было  осуществляться  с
помощью датского языка. Это было в  то  время,  когда  закладывалась  основа
политики 60-х. Которая привела  к  тому,  что  Гренландия  официально  стала
?самым  северным  датским  амтом?  ,  a   inuit   официально   должны   были
называться ?северными  датчанами?  и  согласно  высказыванию  нашего  общего
премьер-министра должны были ?быть подготовлены к восприятию тех самых прав,
какими обладают все остальные датчане?.
   Так закладывается основа. Потом приезжаешь в Данию, проходит  полгода,  и
тебе кажется, что ты никогда не забудешь родной язык. Ведь на  нем  думаешь,
вспоминаешь  свое  прошлое.  Но  однажды  встречаешь  на  улице  гренландца.
Обмениваешься с ним несколькими  фразами.  И  вдруг  оказывается,  что  надо
подбирать самые простые слова. Проходит еще полгода. Подруга приглашает тебя
в ?Дом Гренландцев? на Л„встрэде. Там и обнаруживаешь, что твой  собственный
эскимосский можно раскрошить на кусочки ногтем.
   Позже, возвращаясь, я пыталась снова его выучить. Как и во многом другом,
тут я не то, чтобы  очень  преуспела,  но  и  не  потерпела  поражение.  Так
примерно и обстоит дело с моим родным языком - как будто мне 16-17 лет.
   К тому же в Гренландии не один язык. Их  три.  Человек  на  пленке  Исайи
говорит на восточно-эскимосском.
   Его тон, как мне кажется, свидетельствует о том, что он с кем-то говорит.
Но его не перебивают. Похоже, что он говорит в кухне или в столовой,  потому
что иногда раздаются звуки, похожие на стук ножей и вилок. Иногда слышен шум
двигателя. Может быть, это генератор. Или шум записывающего устройства.
   Он объясняет что-то важное для  него.  Его  объяснение  длинное,  жаркое,
обстоятельное, но случаются и долгие паузы. Во время пауз слышится шум -  то
ли музыка, то ли звук какого-то духового инструмента. Остатки старой записи,
недостаточно хорошо стертой.
   Я  оставляю  попытки  понять,  что  говорят,  и  погружаюсь  в  раздумья.
Говорящий не может быть отцом Исайи, тот говорил на другом диалекте.
   Заканчивается фраза,  и  голос  пропадает.  Должно  быть,  использовалась
кнопка паузы, потому что не слышно треска. Голос то появляется, то сменяется
ровным шумом. А где-то на заднем плане отголоски далекой музыки.
   Я оставляю магнитофон включенным и кладу ноги на стол.
   Иногда я давала Исайе послушать музыку.  Я  ставила  динамики  к  дивану,
близко к его плохо слышащим ушам, и увеличивала  громкость.  Он  откидывался
назад и закрывал глаза. Часто он засыпал. Очень тихо он  падал  на  бок,  не
просыпаясь. Тогда я поднимала его и несла вниз. Если там было очень шумно, я
снова несла его наверх и укладывала на кровать. В то мгновение, когда я  его
укладывала,  он  всегда  просыпался.  И  казалось,  что  в  этом  полусонном
состоянии он, хрипловато бормоча, пытался пропеть  несколько  так-тов  того,
что он слышал.
   Я закрыла глаза. Ночь. Последние рождественские гости откатили  уже  свои
полные подарков трейлеры домой. Теперь они, лежа в  постели,  с  нетерпением
ждут послезавтрашнего дня, когда они смогут пойти в магазин и обменять  свои
подарки или же получить за них деньги.
   Пора выпить мятного чая. Пора посмотреть  на  город.  Я  поворачиваюсь  к
окну. Всегда остается надежда,  что  пока  ты  сидел,  повернувшись  к  нему
спиной, пошел снег.
   В этот момент раздается смех.
   Я вскакиваю на ноги, выставив вперед руки. Это не  нежный  девичий  смех.
Это фантом в опере. Я просто так не сдамся.
   Слышатся четыре легких удара, и начинается музыка. Это джаз. На  переднем
плане звучит, постепенно заполняя все,  звук  большой  трубы.  Этот  звук  с
пленки Исайи.
   Я  выключаю  магнитофон.  Мне  требуется  изрядное  время,  чтобы   снова
спуститься на землю. Впасть в состояние сильной паники  можно  за  считанные
секунды. Для того чтобы прийти в себя, требуется иногда целый вечер.
   Я перематываю назад и снова  проигрываю  последнюю  часть  пленки.  Снова
использовалась  кнопка  паузы.  Нет  никакого  предупреждения,  вдруг  смех.
Глубокий, торжествующий, звучный. Потом  удары,  отсчитывающие  ритм.  Потом
музыка. Это джаз и все-таки не джаз.  В  музыке  есть  что-то  эйфорическое,
несвязанное. Как будто это четыре инструмента помешались.  Но  это  иллюзия.
Потому что слышна и удивительная точность. Как в номере клоунов  на  манеже.
То, что требует самой большой точности, должно быть похоже на полный хаос.
   Номер продолжается, должно быть, минут семь. Потом  пленка  кончается,  и
звуки резко обрываются.
   В музыке была энергия. Неожиданный подъем,  после  пережитого  страха,  в
сочельник, в три часа ночи.
   Я пела в церковном хоре  в  Кваанааке.  Волхвов  я  представляла  себе  в
снегоступах, едущими на собачьей упряжке по льду. С  устремленным  к  звезде
взором. Я знала, что они чувствуют внутри себя. Им было  понятно  абсолютное
пространство. Они знали, что находятся на правильном пути. К энергетическому
феномену. Вот чем был для меня младенец Иисус, когда я  стояла,  делая  вид,
что читаю ноты, которые на самом деле никогда  не  понимала,  а  просто  все
учила со слуха.
   Так и сейчас, в ?Белом Сечении?, когда прожито больше половины  жизни.  И
наплевать, что самой так и не довелось родить ребенка. Я получаю наслаждение
от моря и льда, не чувствуя себя постоянно обманутой Творцом.  Новорожденный
- это то, за чем следует идти, то, что следует  искать  -  северное  сияние,
столб энергии во вселенной. А умерший ребенок - это жестокость.
   Я встаю, спускаюсь вниз по лестнице и звоню в дверь.
   Он выходит в пижаме. Нетвердо стоящий на ногах от сна.
   - Петер, - говорю я. - Мне страшно.  Но  все-таки  я  пойду  на  это.  Он
улыбается, наполовину проснувшийся, наполовину сонный.
   - Я так и думал, - говорит он. - Я так и думал.

2

   - 30 - библейское число, -  говорит  Эльза  Любинг.  -  Иуда  получил  30
сребреников. Иисусу было 30 лет, когда он крестился. В новом году  будет  30
лет, как в Криолитовом обществе был введен машинный бухгалтерский учет.
   Третий день Рождества. Мы сидим в тех же самых  креслах.  Тот  же  чайник
стоит  на  столе,  те  же  подставки  под   чашками.   Тот   же   вызывающий
головокружение вид из окна, тот же белый зимний свет.  Можно  подумать,  что
время стояло на месте. Как будто мы неподвижно просидели здесь  всю  прошлую
неделю, а теперь кто-то нажал на кнопочку, и мы продолжаем с того места, где
прервались. Если бы только не одно обстоятельство. Похоже, что  она  приняла
какое-то решение. В ней чувствуется некая определенность.
   Ее глаза глубоко запали, и она бледнее, чем в прошлый раз, как будто путь
к этому решению стоил ей бессонных ночей.
   Или все это мне только кажется. Возможно, она так  выглядит,  потому  что
встречала Рождество постом, бдением и повторением молитв по 700 раз дважды в
день.
   - С одной стороны, эти  30  лет  изменили  все.  С  другой  стороны,  все
осталось по-прежнему. Директором тогда - в 50-х и в начале 60-х - был тайный
советник Эбель. У него и у его жены было  по  специально  сконструированному
роллс-ройсу. Иногда один из автомобилей стоял перед входом,  за  рулем  ждал
шофер в ливрее. Тогда мы понимали, что или он, или его жена посещают  завод.
Их самих мы никогда не видели. У нее  был  личный  салон-вагон,  стоявший  в
Гамбурге, несколько раз в году его прицепляли к поезду, и  они  отправлялись
на Ривьеру.  Текущие  вопросы  управления  решались  финансовым  директором,
начальником отдела сбыта и главным инженером Оттесеном. Оттесен был всегда в
лаборатории или на карьере в Саккаке. Его мы никогда  не  видели.  Начальник
отдела сбыта всегда разъезжал. Иногда он  появлялся,  рассыпая  вокруг  себя
улыбки, подарки и фривольные анекдоты. Я помню, что первый  раз,  вернувшись
из Парижа, после войны, он привез с собой шелковые чулки.
   Она смеется при мысли о  том,  что  когда-то  могла  радоваться  шелковым
чулкам.
   - Я обратила внимание на то, что вы тоже неравнодушны к одежде. С  годами
это проходит. Последние 30  лет  я  носила  только  белое.  Если  ограничить
земное, можно спокойно обратиться мыслями к духовному.
   Я ничего не отвечаю,  но  это  замечание  заношу  себе  в  память.  Чтобы
вспомнить его, когда я в следующий раз буду шить брюки у портного  Твиллинга
на Хайнесгаде. Он собирает такого рода перлы.
   - Это был аппарат размером 165 см на 100 и на 120. Он работал при  помощи
двух рычагов. Один для континентальной десятичной монетной  системы,  другой
для английских фунтов и пенсов. Необходимые сведения  содержались  в  своего
рода коде из отверстий в карточке, помещавшейся  в  машину.  Таким  образом,
сведения становились менее доступными. Когда цифры загоняют на перфокарту  и
переводят в код, становится труднее  понимать  их.  Это  централизация.  Так
объяснил директор. Централизация всегда связана с определенными издержками.
   В некотором смысле ориентироваться в современном мире стало легче. Всякое
явление стало интернациональным. Гренландская Торговая  Компания  закрыла  -
это было частью процесса централизации - свое отделение на острове Макселл в
1979 году. Мой брат был там охотником в течение  10  лет.  Королем  острова,
неприкосновенным,  как  самец-бабуин.  Закрытие   магазина   заставило   его
перебраться в Упернавик. Когда я работала на метеорологической  станции,  он
подметал набережные в гавани. Год спустя он повесился. Это было в  тот  год,
когда  процент  самоубийств  в  Гренландии  стал  самым  высоким   в   мире.
Гренландское министерство писало в  "Atuagagdliutit",  что,  похоже,  трудно
будет совместить необходимую централизацию  и  охотничий  промысел.  Они  не
написали, что, наверняка,  дальше  будет  еще  больше  самоубийств.  Но  это
подразумевалось.
   - Попробуйте печенье, - говорит она. - ?Спекулас?, я его сама испекла.  Я
всю жизнь училась печь его так, чтобы оно отставало от  формы,  и  при  этом
сохранялся рисунок.
   Печенье  плоское,  темно-коричневое,  с   вдавленными   снизу   кусочками
подгоревшего миндаля. Человек, проживший  всю  жизнь  в  одиночестве,  может
позволить себе оттачивать свое  мастерство  в  самых  неожиданных  областях.
Например, добиваться того, чтобы печенье отставало от формы.
   - Я немного жульничаю, - говорит она. - Возьмите, к примеру, вот это.  На
форме - супружеская пара. На самом деле, очень  трудно  сделать  так,  чтобы
получились глаза. Так всегда, когда печешь из очень сухого  слоеного  теста.
Поэтому я беру спицу, когда печенье уже вынуто из духовки и лежит на  столе.
Получается не  совсем  такой  рисунок,  но  очень  похожий.  Что-то  похожее
происходит и на предприятии. Там это называется  ?хорошая  практика  ведения
бухгалтерского учета?. Это эластичное  понятие  для  обозначения  того,  что
могут одобрить ревизоры. Вы знаете,  как  распределяется  ответственность  в
зарегистрированных на фондовой бирже предприятиях?
   Я качаю головой. Масло и пряности в печенье находятся в такой  пропорции,
что  можно  съесть  сотню,  и  только  потом,  когда  уже  слишком   поздно,
обнаружить, насколько тебе плохо.
   - Дирекция, естественно, в финансовом отношении подотчетна правлению, и в
конечном  итоге  общему  собранию  акционеров.   Финансовый   директор   был
?работающим председателем правления?.  Это  может  быть  очень  рациональным
распределением власти. Но оно требует полного доверия. Оттесен был всегда на
карьере. Начальник отдела сбыта всегда разъезжал. Я думаю, можно без всякого
преувеличения сказать, что на  протяжении  многих  лет  финансовый  директор
принимал все серьезные решения в  Обществе.  Конечно  же,  не  было  никаких
причин усомниться в его честности. Целиком и полностью  достойный  принимать
решения человек. И юрист, и ревизор. Бывший раньше членом городского совета.
От социал-демократов. Он занимал и до сих пор занимает  несколько  постов  в
разных правлениях. В жилищных кооперативах и сберегательных банках.
   Она протягивает мне вазочку. Датчане выражают свои самые сильные  чувства
в связи с тем, что имеет отношение к еде.  Я  поняла  это,  когда  вместе  с
Морицем впервые была в гостях. Когда  я  в  третий  раз  взяла  печенье,  он
пристально посмотрел на меня.
   - Бери, пока не станет стыдно, - сказал он.
   Я не очень уверенно чувствовала себя в датском,  но  смысл  я  поняла.  Я
взяла еще три раза. Не отрывая от него  взгляда.  Комнаты  не  существовало,
тех, у кого мы были в  гостях,  не  существовало,  я  не  чувствовала  вкуса
печенья. Существовал только Мориц.
   - Мне все еще не стыдно, - сказала я.
   Я взяла еще три раза. Тогда он схватил блюдо и поставил его вне  пределов
моей досягаемости. Я победила. Первая из  длинного  ряда  маленьких,  важных
побед над ним и над датским воспитанием.
   Печенье Эльзы Любинг другого рода. Оно должно сделать меня одновременно и
ее доверенным лицом, и ее сообщницей.
   - Ревизоров выбирает собрание акционеров. Но ведь акции Общества -  кроме
принадлежащих финансовому директору и государству -  находятся  на  руках  у
многих людей. Ими владеют все наследники  тех  восьми  компаньонов,  которые
получили первые концессии в прошлом веке. Никогда не  удавалось  собрать  их
всех  на  общее  собрание  акционеров.  Это  означает,  что  директор   имел
исключительно большое влияние. Примечательно,  что  все  решения  по  поводу
самой важной в экономическом отношении части недр Гренландии  принимал  один
единственный человек, не правда ли?
   - Очень мило.
   - Кроме того, есть в этом и деловой аспект. Общество было  очень  крупным
клиентом. Ревизор, выступивший против директора, должен  был  быть  готов  к
тому, чтобы потерять этого клиента. И, наконец, тот факт, что одни и  те  же
люди играли в Обществе разные роли. Человек, который был ревизором  общества
в 60-е, стал позже коллегой директора, открыв адвокатскую контору. 7  января
1967 года я делала баланс финансового отчета за полгода. В нем была  запись,
которая не была разбита по позициям. На 115 000 крон. Тогда это  была  очень
большая сумма. Может  быть,  человека  непосвященного  это  бы  не  удивило.
Правление наверняка бы этого не заметило. При общем обороте 50 миллионов. Но
для меня, занимавшейся текущими счетами, это  было  неприемлемо.  Поэтому  я
стала искать  в  картотеке  соответствующую  перфокарту.  Ее  не  оказалось.
Карточки были пронумерованы. Она должна была находиться там. Но ее не  было.
Поэтому я пошла в кабинет к директору. Я проработала под его руководством 20
лет. Он выслушал меня, посмотрел в свои бумаги и сказал: ?Фрекен Любинг, эту
статью я одобрил.  По  техническим  бухгалтерским  соображениям  было  очень
трудно сделать ее спецификацию.  Наш  ревизор  считает,  что  данная  запись
является  хорошей  практикой  ведения  бухгалтерского  учета.  Остальное  же
находится за пределами вашей компетенции?.
   - И что вы сделали? - спрашиваю я.
   - Я пошла назад и внесла цифры в отчет. Как  мне  сказали.  Тем  самым  я
сделал себя соучастницей. В чем-то, чего я не понимала, и так никогда  и  не
поняла. Я плохо распорядилась талантами. Оказалась недостойной доверия.
   Я понимаю ее. Дело не в том, что, скрыв от нее информацию, поставили  под
сомнение ее компетентность. И не в том, что ей грубо ответили. Дело  в  том,
что поколебались ее идеалы порядочности.
   - Я расскажу вам, в каком месте отчета встретилась эта сумма.
   - Позвольте мне отгадать, - говорю  я.  -  Она  встретилась  в  отчете  о
геологической  экспедиции  общества  на  глетчер  Баррен  на  Гела  Альта  у
западного побережья Гренландии летом 1966 года.
   Она смотрит на меня, прищурившись.
   - В отчете за 91-й год была ссылка на более раннюю экспедицию, - объясняю
я. - Просто-напросто.
   - Тогда тоже случилось несчастье, - говорит она. - Авария  с  взрывчатыми
веществами. Двое из восьми участников погибли.
   Я начинаю понимать, почему она позвала меня. Она видит во мне своего рода
ревизора. Человека, который, возможно, будет в состоянии помочь ей и Господу
Богу проверить не закрытый до конца финансовый отчет от 7 января 1967 года.
   - О чем вы думаете? - спрашивает она.
   Что мне ей ответить? Мои мысли находятся в хаосе.
   - Я думаю, - говорю я, - что глетчер Баррен, судя  по  всему,  нездоровое
место для посещения.
   Мы просидели какое-то время в молчании, попивая чай с печеньем и глядя  в
окно на лежащий у наших ног заснеженный и будничный мир.
   Да еще к тому же с полоской солнечного света, пересекающей Сольсортевай и
футбольное поле у школы Дуэвайен. Но я все время осознаю, что ей  есть  еще,
что сказать.
   - Тайный советник умер в 64-м году, - говорит она.  -  Все  говорят,  что
вместе с ним  умерла  целая  эпоха  в  датской  финансовой  жизни.  В  своем
завещании он потребовал,  чтобы  его  роллс-ройс  был  затоплен  в  Северной
Атлантике. И чтобы при этом шведский актер Й„ста Экман на палубе судна читал
монолог Гамлета.
   Я вижу перед собой эту сцену. И думаю о том, что эти похороны можно  было
бы  считать  символом  политической  смерти  и   возрождения.   Со   старой,
неприкрашенной колониальной  политикой  в  Гренландии  было  в  этот  момент
покончено. Чтобы начать  политику  60-х  -  подготовку  северных  датчан  ?к
восприятию тех самых прав, какими обладают все остальные датчане?.
   - Общество было реорганизовано. Для нас  это  означало  появление  нового
начальника отдела и  двух  новых  сотрудниц  в  бухгалтерии.  Но  наибольшие
изменения коснулись научно-исследовательского отдела. Ведь  запасы  криолита
истощались. Им все время приходилось разрабатывать  новые  методы  добычи  и
сортировки, поскольку качество руды становилось все хуже и хуже. Но  все  мы
знали, куда идет дело. Иногда, во время обеда в столовой, проносился слух  о
новом месторождении. Это было как внезапная лихорадка. Через несколько  дней
этот слух  всегда  опровергался.  Раньше  в  лаборатории  было  только  пять
сотрудников. Теперь их стало больше. В какой-то  момент  их  было  двадцать.
Раньше на временную работу набирали дополнительный штат геологов. Это  часто
бывали финны. Но теперь создали постоянную научно-исследовательскую  группу.
В