, Шерлок Холмс, ты не оставила мне выбора... Слушай.
 
*** 
 
   Александра  рассказывала  жестко,  словно  желая   отомстить   сестре
беспощадной хлесткостью слов за ее расспросы.
   Слушая    подробности    визита    Александры     к     преподавателю
марксистско-ленинской философии на "чашечку кофе", Ксюша отводила глаза,
словно оказалась невольным свидетелем сцены, не предназначавшейся для ее
глаз, - свидетелем стыда Александры, жгучего и интимного, в котором  нет
места для посторонних, даже близких людей...
   Ксюша  мучилась  от  своей   бестактности.   Ей   хотелось   перебить
Александру, сказать: извини, не надо дальше, я сожалею... Но она еще  не
услышала самое главное - знала ли  Александра  о  смерти  Тимура,  когда
посылала ее к нему на квартиру. И потому она уговаривала себя  дослушать
все до конца, надеясь, что, выдержав описание  этой  сцены,  она  сможет
дальше расслабиться, потому что хуже этого уже ничего не может быть...
   Но она сильно ошиблась. Хуже могло быть и было.
 
*** 
 
   - После той встречи у Андрея, когда мы  праздновали  выход  статьи  о
Версаче, -  ровным  голосом  рассказывала  Александра,  орудуя  пилочкой
вокруг своих холеных ногтей, - он попытался вновь ухаживать за мной... Я
ему  отказала  сразу  же  -   резко,   не   оставляя   ни   надежд,   ни
двусмысленностей между нами.
   Он, казалось, оставил меня в покое. Я было вздохнула с облегчением...
Но вдруг начала сталкиваться  с  ним  в  самых  неожиданных  местах:  он
попадался мне на улице, на приемах, в метро - машина тогда барахлила,  и
приходилось пользоваться городским  транспортом.  Кажется,  он  за  мной
следил. Может, и тогда  в  аэропорту,  когда  ты  обратила  внимание  на
перстень, - тоже. Я не знала, зачем ему это нужно, да и не стала  ломать
голову. При этих якобы случайных встречах я его игнорировала, не  видела
в упор. В конце концов, ему нравится время зря тратить - ради бога,  его
дело! Если он на что-то надеется - то зря.  Ему  не  перепадет  с  моего
стола!
   Но однажды...
 
*** 
 
   Однажды, довольно поздним вечером, Александра торопливо шла  к  метро
после просмотра нашумевшего спектакля в театре "Ленком".  Темный  силуэт
внезапно отделился от колоннады при входе в здание "Известий" и,  шагнув
к ней, взял ее под руку.
   Александра вздрогнула. Тимуру это, кажется, доставило удовольствие.
   Однако она его узнала достаточно быстро и вырвала руку.
   - В чем дело? - ледяным тоном спросила Александра.
   - Ты сделала глупость, Шурочка.
   Саша ненавидела, когда ее называли Шурочкой. Не вникая  в  смысл  его
слов, она резко повернулась к Тимуру:
   - Не смейте меня называть так! Я вам не Шурочка, не Сашенька, и  даже
не Александра! Я вам вообще - никто, и знать  вас  не  желаю,  и  видеть
тоже! Прекратите за мной шпионить, прекратите меня подстерегать - вы все
равно ничего не добьетесь, ясно?
   И она повернулась, чтобы идти.
   - Ладно, не буду тебя  называть  Шурочкой!  -  прозвучало  у  нее  за
спиной. - Я буду называть тебя Костенькой... Завьяловым!
   От тихого иезуитского  смеха,  раздавшегося  сзади,  у  нее  побежали
мурашки по спине.
 
*** 
 
   Александра не то чтобы жалела о написанной в поддержку Версаче статье
- деньги были необходимы, требовала  ремонта  машина,  хотелось  сменить
мебель, а журналистские гонорары, несмотря на ее престижную и достаточно
привилегированную позицию в  этом  мире,  были  смехотворными...  Но  на
сердце у нее была тяжесть. Написав статью, она покривила  душой.  Причем
ладно бы просто похвалила самого по себе модельера  Версаче  -  в  конце
концов, вопрос вкуса, некоторые его вещи ей даже нравятся, хотя в  целом
она действительно не любит его стиль... Но дело было не только в  нем  и
даже вовсе не в нем...  Проблема  была  куда  глубже,  проблема  была  в
позиции, в мировоззрении, в  принципах,  наконец!  Александре  резко  не
нравилось  засилье  всего  иностранного  в  России,  начиная  от  мусора
иностранных слов и кончая товарами.  Легко  и  выгодно  было  вкладывать
деньги  в  импортные  продукты  и  шмотки,  станки  и  машины:  капиталы
оборачивались мгновенно! А в  это  время  производство  в  России  гибло
совсем не медленно и  ужасающе  верно.  И  кризис,  случившийся  прошлым
летом, для Александры был не случаен и вполне  ею  ожидаем  -  в  стране
почти не было ничего своего,  не  было  никакой  базы  для  независимого
существования, и она была обречена. Кризис только начался, и  еще  никто
не понял, что это всерьез и надолго! Народ гадал, чьи происки  стоят  за
махинациями с валютой, - и никто не хотел осознать, что кризис в  стране
-  лишь  закономерный  результат  поведения  ее   граждан...   Внезапные
богатства кружили головы, сводили людей с ума, которого  и  так-то  было
маловато у тех, кто сколачивал капиталы, пользуясь хаосом в  стране.  Им
хватало хитрости, да, но и не более. Не было у этих людей  ни  культуры,
ни чести - и они разоряли и разоряют страну,  кладя  в  карман  то,  что
принадлежит ей, и не возвращая стране даже в  ничтожной  степени  у  нее
наворованное...
   Не все, конечно, не все - Александра была достаточно умна,  чтобы  не
стричь всех под одну гребенку, - но основная масса  новых  богачей  была
именно такова,  и  Александра  их  глубоко  презирала.  Неприятность  же
заключалась именно в том, что статья о Версаче лила воду  именно  на  их
мельницу...
   И от этого она чувствовала себя препротивно. Мучила совесть. Совесть,
ставшая в нынешнее время чем-то вроде атавизма...
   Но только не для Саши, с ее  воспитанием  в  лучших  традициях  семьи
шестидесятников, с  ее  склонностью  к  излишней  категоричности,  с  ее
способностью вкладывать себя до конца, без остатка - в дела, в  идеи,  в
отношения... И потому она, выждав пару месяцев, рискнула написать статью
о Корсакове под  псевдонимом.  Она  писала  довольно  часто  статьи  под
псевдонимами - о светской жизни, о моде, о шоу-бизнесе -  и  многие  это
знали. Для Корсакова она выбрала новый, никому не известный псевдоним, к
тому же мужской  -  Константин  Завьялов,  договорилась  с  редакцией  о
неразглашении. Она не боялась, что ее разоблачат, вернее, не думала, что
в случае обнаружения ее авторства она  может  иметь  неприятности,  -  в
конце концов, не она, так кто-нибудь другой мог написать о нем статью  и
высказать мнение,  не  совпадающее  с  точкой  зрения  автора  статьи  о
Версаче!  У  нас,  в  конце  концов,  страна  хоть  и   разоренная,   но
демократическая!
   Но  все  же   осторожничала.   Внутренний   голос   нашептывал,   что
заинтересованные лица могут по головке и не погладить... Вроде  как  она
предала тех, по чьему заказу писала о Версаче.  Андрюшка  дал  понять  -
весьма туманно, - что люди за ним  стоят  могущественные.  И  Александре
очень не хотелось, чтобы их пути пересеклись.
   И вот теперь Тимур назвал ее, с тихим  гадким  смешком,  Константином
Завьяловым...
   Она остановилась.  Она  растерялась.  Уйти  гордо,  не  оборачиваясь?
Спросить, чего ему надо от нее?
   Тимур ждал за спиной. Саша  колебалась.  И  он  чувствовал,  что  она
колеблется...
   Решившись, Саша гордо вздернула подбородок и направилась в метро,  не
оборачиваясь.
 
*** 
 
   Он нашел ее на следующий день, на  банкете,  который  давал  в  честь
своего дня рождения некий супермодный  певец.  Она  стояла  в  окружении
нескольких известных артистов,  обсуждая  последний  альбом  юбиляра,  и
крутила в руках  пустой  бокал  из-под  шампанского.  Кто-то  из  мужчин
спохватился:
   - Вам принести еще?
   - Да, благодарю. Шампанское.
   Не успел ее любезный собеседник отправиться  на  поиски  шампанского,
как  в  поле  зрения  Александры  появился  бокал,  наполненный  золотым
пузырящимся  напитком.  Бокал  протягивала  мужская  рука,  и,  даже  не
повернув  голову  к  ее  обладателю,  Александра  узнала  синий  камень,
сверкнувший всеми гранями в ярком освещении зала.
   Она сделала вид, что не заметила, и, срочно извинившись перед  своими
собеседниками, направилась к юбиляру.
   - Какие люди! - пьяно закричал тот и полез целоваться. - Сашечка,  ты
у нас как солнышко!..
   Наскоро   проговорив   слова   поздравления,   Александра   незаметно
выскользнула из зала. Вечер был вконец испорчен.  Тимур  вызывал  в  ней
отвращение, она не могла находиться с ним в одном  помещении,  дышать  с
ним одним воздухом...
   И, самое ужасное, - он вызывал в ней страх.
   "Нет, - убеждала себя Саша, садясь в такси, - ничего особенного,  это
просто подонок, каких навалом на свете, и у меня нет  никаких  оснований
его бояться..."
   Телефон зазвонил, едва она успела открыть дверь своей квартиры.
   - Костенька, сынок, - продребезжала трубка, - не обижай дядю  Тимура!
А то дядя Тимур может и рассердиться!
   Саша швырнула трубку. Но она уже понимала,  что  просто  так  она  не
отделается.
 
*** 
 
   Спустя пару дней она нашла в почтовом ящике конверт  без  подписи.  С
плохим предчувствием Александра вскрыла его:  там  лежал  вырезанный  из
газеты  заголовок  какой-то  статьи,   гласивший:   "Как   поступают   с
предателями?" У Александры все поехало  перед  глазами.  Она  больше  не
пыталась себя убедить, что не боится Тимура, - она его боялась.
   Тимур больше не появлялся в поле ее зрения, но  зато  "заговорил"  ее
почтовый  ящик.  Следующий  день  принес  новый  конверт   с   очередным
заголовком: "Мафия не знает милосердия".
   В  течение  недели  она  получала  белые  неподписанные  конверты   с
вырезками из газет: "Преступление и наказание", "Беспредел:  убивают  за
малейшую провинность", "Братки не шутят",  "Не  пощадив  ни  женщин,  ни
детей" - и так далее и так далее в том же духе.
   Страх стал постоянным спутником Александры. Она было решила  пойти  к
Андрею и рассказать о своей статье под псевдонимом, но...
   Но в голову лезли заголовки: мафия не знает милосердия, как поступают
с предателями...
   Что нужно было  Тимуру,  Александра  себя  не  спрашивала:  она  была
уверена, что ему нужен реванш. Она не просто отказала ему, нет - она его
унизила, она его отвергла, она поставила его в  смешное  положение;  она
смотрела на него с нескрываемым презрением, она язвила на его семинарах,
она пускала по рукам карикатуры на него, одна из которых попала  однажды
Тимуру Рустамовичу в руки... Александра  помнила,  как  он  тогда  долго
смотрел на  Александру  потемневшим  взглядом,  в  котором  было  что-то
странное, тяжелое...
   Как  любовь  мазохиста,  который  испытывает  боль   и   наслаждение,
смешанное одновременно с поклонением...
   Как любовь садиста, который лелеет то мгновенье,  когда  предмет  его
обожания попадет к нему в руки, окажется в его  власти,  и  тогда  можно
будет осуществить все  то,  что  долго  грезилось  безумными  бессонными
ночами...
   Преподаватель   марксистско-ленинской   философии   мог    уничтожить
студентку Александру Касьянову, он мог выгнать ее из  университета  -  и
она, честно говоря, с  ужасом  ждала  именно  таких  последствий  своего
дерзкого поведения. Однако он ее не выгнал. Он больше не пытался  к  ней
приставать, только смотрел на нее своим тяжелым странным  взглядом  -  и
все.
   Но Саша не забыла этот взгляд. И теперь она была убеждена: для Тимура
наступил час реванша.  Он  уверен,  что  сумеет  ее  сломать,  заставить
приползти к нему, униженную, согласную на все...
   Это было невыносимо. Александра не находила  выхода.  В  редакции  ей
сказали, что какие-то люди настоятельно желают  узнать,  кто  скрывается
под  псевдонимом  "Завьялов".  Александра  понимала,  что  это   происки
Тимура... Но от этого ей было не легче. Ее мучило ощущение,  что  вокруг
нее все теснее сжимается кольцо...
   Последней каплей в чаше ее страха был  новый  конверт,  на  этот  раз
большой, подписанный "Константину Касьянову и Александре Завьяловой".
   В конверте лежали обе  ее  статьи  -  о  Версаче  и  о  Корсакове,  с
ярко-желтыми полосками маркера. В обоих текстах были выделены все  места
стилистических совпадений, несомненно,  указывавших  на  одно  и  то  же
авторство...
   Там же лежал красивый квадратик белого картона, с розами по  бордюру,
на котором значилось:
   "Уважаемые господа журналисты приглашаются пожаловать на чашечку кофе
в удобное для них время по адресу..."
   Следовал пригородный адрес.
   "...Извольте позвонить по телефону... и уточнить удобное  для  господ
журналистов время".
 
*** 
 
   Реми появился на Смоленке около пяти. Он как-то неловко потоптался на
пороге, словно видел эту квартиру первый раз, потянул  носом  воздух,  и
лицо его приняло, как показалось Алексею, растроганное выражение.
   Кис не ошибся: погрузившись в  атмосферу  его  холостяцкой  квартиры,
пахнувшей табаком и пылью, небогатой  и  не  очень-то  прибранной,  Реми
вдруг  ощутил  прилив  какого-то  умиления...  В  этом  кусочке  земного
пространства размером в  каких-то  восемьдесят  квадратных  метров  было
заключено, как  в  волшебном  сосуде,  тепло  неподдельных  человеческих
отношений.  Глядя  на  встрепанного  Алексея,  чьи  курчавые  непокорные
волосы, взъерошенные в  раздумье  пятерней,  комично  торчали  в  разные
стороны, чьи  глаза  были  устремлены  на  Реми  с  беспокойством,  Реми
почувствовал  прилив  благодарности  до  спазма  в  горле   -   за   это
беспокойство, за этот вопрошающий взгляд, за готовность разделить  любое
чувство, мысль или проблему, которую ему может выложить Реми...
   Осознав, что он подозрительно замер на пороге, а  глаза  его  странно
заблестели влагой, Реми быстро прошел в кухню,  роняя  в  оправдание  на
ходу: "Устал. Знаешь, не очень много пришлось спать сегодня ночью..."
   - То-то я смотрю, ты осунулся... Даже загар твой  как-то  полинял  за
эти дни. Я уж было подумал, что эта проклятая страна на тебя так  влияет
- мы тут все озабоченные... Но если это от сегодняшнего  недосыпа  -  то
все в порядке! Я всегда ратую за озабоченность, если это озабоченность -
сексуальная! - хохотнул он. - Где ты пропадал весь день?
   - Сейчас расскажу, дай допить... - Реми набрал полный  стакан  из-под
крана и, опрокинув голову, шумно заглатывал холодную воду. -  А  ты  как
провел день, что ценного накопал?
   - Я на Ленинском был...
   - А я на даче...
   - Ты знаешь, что я обнаружил?..
   - А Ксюша, знаешь, едва не влипла в новую историю!..
   Проговорив одновременно минут  пять,  детективы  утихли,  уставившись
друг на друга.
   - Давай по очереди, а? - предложил  Кис.  -  Начинай!  -  великодушно
уступил он.
   - Ты начинай, - устало соперничал в любезности Реми, - а  то  у  меня
долгая история.
   Кис ломаться не стал и быстро отчитался о своем бесплодном броске  на
Ленинский и о статье под псевдонимом.
   Выслушав Киса, Реми  заметил,  что  на  роль  убежища  для  секретных
документов наиболее реальной кандидатурой ему  представляется  дача,  по
той простой причине, что Паша с Варей что-то об этом  знают.  Во  всяком
случае, у него, у Реми, сложилось именно такое впечатление.
   - Ты прав, кажись... - задумчиво почесал в затылке  Кис.  -  Тогда...
Знаешь что? Надо там делать  не  осмотр,  как  мы  с  тобой  сделали,  а
настоящий обыск. Борис - или кто там за ним стоит -  рассуждал,  видимо,
как и я, и на Ленинском они весь дом перевернули.  А  на  даче  смотрели
поверхностно... Надо будет у него парней попросить для обыска - одни  мы
с тобой там трое суток просидим. А что  насчет  "Константина  Завьялова"
думаешь?
   - Что в тебе погиб актерский талант.
   - Реми!
   -  Скажи,  дружище...  Я  правильно   понял,   что   непосредственным
заказчиком Андрея является вовсе не сама фирма Версаче, а люди,  которые
занимаются в России "раскручиванием" этой марки?
   - Не ошибся.
   - Следовательно, люди это русские и денежные. А русские люди, имеющие
большие деньги, - это, как ты мне сам объяснил, люди мафии. Верно?
   - Примерно так.
   - Значит, люди опасные...  Неспроста  Андрей  Зубков  так  испугался,
когда мы раскопали его шашни с Тимуром по рекламе! Тогда понятно, почему
Александра печатала подобную статью под псевдонимом...
   - Реми,  она  в  любом  случае  не  могла  напечатать  две  статьи  с
интервалом   в   два   месяца   между   их   выходом,   с   диаметрально
противоположными точками зрения, под одной и той же фамилией! Согласись,
для уважающего себя журналиста это просто невозможно: сегодня утверждать
одно, а завтра - другое!
   - И все-таки я думаю, что она хотела  скрыть  факт  своего  авторства
второй статьи от Андрея и его заказчиков...
   - Тут я с тобой полностью согласен.
   - И что мы с этого имеем?
   -  Пока  не  знаю.  Поживем  -  увидим...  Давай   рассказывай   свои
похождения, твоя очередь!
 
Глава 20 
 
   ...Александре не у кого было искать ни поддержки, ни совета: родители
и сестра в качестве советчиков исключались - во  всей  семье  Саша  была
самым трезвым и деловым  человеком.  Андрей?  Рискованно.  Не  следовало
ставить его в положение человека, мучительно решающего, что важнее: долг
старой  дружбы  -  или  долг  служения  хозяевам,  хорошо   эту   службу
оплачивающим...
   И  Александра  не  выдержала  психологического  прессинга  Тимура   -
позвонила по указанному в розах номеру.
   - Что вам от меня нужно? - высокомерно спросила  она,  услышав  голос
Тимура.
   - Сашенька, мы же перешли на "ты", когда чокались у  Андрея  за  твои
блистательные успехи!
   - Что вам от меня нужно? - упрямо повторила Саша.
   - Чашечку кофе! - промурлыкал Тимур, как кот Матроскин. - Всего  лишь
чашечку кофе вдвоем! Поговорим мирно, как старые друзья...
   - Мы не старые друзья. Мы старые враги.
   - Ну зачем же так... - слащаво улыбнулся в трубку  Тимур.  -  Я  тебя
давно простил...
   - Вы - меня??? Простили?!
   - Конечно, Сашенька. Ты мне  причинила  много  боли...  Но  это  дело
прошлое. А кто прошлое помянет, тому глаз вон - правильно?
   - Глаз - не глаз, а я вашу "чашечку кофе" не забыла! И не простила! И
больше не хочу - с тех пор сыта вашим "кофе"!
   - Ой, какие мы пугливые маленькие девочки! Ты все еще та студенточка,
которая мне так нравилась! Непримиримая, гордая... Это  хорошо,  что  ты
осталась такой. Мне льстит, что такая девушка, как ты, придет ко  мне  в
гости.
   - С чего это вы взяли, что я приду?
   - Придешь, милая, куда денешься! Ты ведь не захочешь, чтобы  старичок
Тимур на тебя сильно обиделся? Потому что, я хоть и старенький  стал,  -
кокетничал Тимур, которому было сорок семь лет, -  но,  -  как  и  ты  -
гордым остался. И наказываю тех, кто меня обижает. А к тебе, Сашенька, у
меня расположение особое. Я обижать тебя не хочу - не обижай и ты  меня.
Приходи на кофеек.
   - Зачем?
   - Обсудим дела.
   - У меня нет с вами дел.
   - Ох, и терпеливый же я! Просто диву даюсь...  Что  делает  с  людьми
любовь! Другой женщине я бы не простил такого гонора! А в тебе -  люблю,
люблю твой гонор, твой независимый характер - вот  ведь  какая,  знаешь,
что у меня в руках, а ерепенишься! Ну, мне это только в  радость...  Мы,
значит, на делах остановились. У меня, Сашенька, к тебе  есть  некоторые
предложения.  И  поскольку  ты  девушка  с  характером,   мне   пришлось
прибегнуть к небольшому шантажу, чтобы вынудить тебя пойти на контакт со
мной...  Ты  уж  извини  старика.  А  разговор  у  нас  с  тобой   будет
действительно деловой.
   - Я  знаю,  какие  дела  означает  "чашечка  кофе"!  Ученая!  Горьким
опытом... И повторять его не намерена!
   - Что ты, радость моя,  что  ты!  Я  уже  импотент,  мне  уже  не  до
развлечений с девушками!
   Саша недоверчиво замолчала.
   - А как ты думаешь, не будь я импотентом - жил бы я один?  А  я  ведь
один живу, Сашенька, женщины у меня нет уже давно - об этом  все  знают.
Приходи. Когда тебе удобно. Я твою дамскую безопасность тебе гарантирую.
Ничего такого не произойдет, чего ты сама не захочешь. Слово чести.
   Как будто у этого человека была честь!