фончик, включил
его и, завороженно разглядывая красную моргающую точку
индикатора, начал неторопливо диктовать, ловя себя на мысли,
что профессия, то есть постоянная работа со словом,
выработала в нем какое-то особое, осторожное отношение к
фразе произнесенной; воистину, вылетел воробей - не
поймаешь, хотя он отдавал себе отчет, что пленку можно
просто-напросто стереть, слово исчезнет, будто и не было
его, но такова уже природа профессии, видимо, человек
делается ее подданным, особенно если эта профессия стала
счастьем, трагедией, судьбой.
   Степанов хотел надиктовать для себя набросок плана
действий на ближайшие дни, выделить те вопросы, связанные с
делом Лыско и Кровс, которые показались ему наиболее
интересными - кое-что он успел узнать, позвонил коллегам из
Рейтер, ТАСС и Юнайтед пресс интернэшонал, - но неожиданно
для самого себя начал рассказывать красному индикатору
совсем о другом: о детях, Плещеевом озере и Пицунде, когда
там собираются его друзья...

                     15

   12.10.83 (17 часов 12 минут)

   "Центральное разведывательное управление
   Майклу Вэлшу
   Строго секретно

   Через час после того, как в Гаривас пришло, сообщение о
самоубийстве Грацио, президент Санчес собрал экстренное
заседание кабинета, как только что сообщил агент Серхио.
   Санчес начал с того, что предложил почтить память
"убитого" Грацио вставанием и минутой молчания.
   Затем он сказал, что это "преступление есть первое в
числе тех, которые, видимо, спланированы как против
самостоятельно мыслящих бизнесменов Европы, не поддающихся
нажиму военно-промышленных многонациональных корпораций, так
и против режимов, отстаивающих свою самостоятельность и
национальную независимость". Он подчеркнул далее, что с
гибелью Грацио "вопрос об энергопроекте и займе под это
гигантское - в масштабах Гариваса - предприятие поставлен
под удар. Все мои попытки снестись с Фрицем Труссеном,
который, в принципе, не отвергал возможность своего участия
в финансировании проекта, пока что безрезультатны. Так же
безрезультатны были и попытки снестись с представителями
Грацио на биржах, Уфером и Бланко; телефоны молчат,
секретари не дают ответа, где их можно найти. Я опасаюсь
удара по тем акциям на бобы какао, которые мы выпустили под
заем Грацио. Я опасаюсь финансового кризиса, который может
разразиться в ближайшие часы. В какой мере мы готовы к
такого рода испытаниям?".
   Первым выступил директор радио и телевидения, посоветовав
Санчесу обратиться к нации по поводу случившегося. Его
поддержал министр финансов. Однако министр обороны майор
Лопес предложил воздержаться от выступления, "в котором
Санчес обязан выразить мнение кабинета", но предложил
"ввести военное положение в стране и вывести из казарм
армию, заняв все стратегически важные узлы в городах, на
побережье и вдоль сухопутных границ". Министр общественной
безопасности Пепе Аурелио резко возражал майору Лопесу,
считая, что такого рода мера вызовет панику и может привести
к непредсказуемым последствиям. "На севере будут рады
подобным жестам правительства, - заключил шеф сил
безопасности, - ибо это позволит начать кампанию по поводу
неустойчивости положения в Гаривасе, "угрозы" национальным
интересам Штатов, которые, конечно же, обязаны быть защищены
не только всеми возможными дипломатическими демаршами, но и
морской пехотой". Адъютант Санчеса по военно-морским силам
капитан Родригес открыто заявил, что считает миллиардера с
Уолл-Стрита Барри Дигона повинным в настоящем кризисе, ибо
"американский финансист развернул активную деятельность в
Гаривасе, особенно в течение последнего месяца". Он
предложил выступить в печати с резкой критикой северного
соседа и тех его представителей в лице миллиардера Барри
Дигона, которые в своих узкокорыстных целях мешают развитию
нормальных отношений между двумя странами. Министр
иностранных дел высказался против такой позиции, заявив, что
правительство не располагает документами по поводу
незаконной деятельности людей Дигона, это может привести к
еще более серьезным осложнениям с администрацией Белого
дома, чутко реагирующей на то, как затрагиваются интересы
Уолл-Стрита в Центральной Америке.
   Министр энергетики и планирования Энрике Прадо считал,
что необходимо немедленно отправить делегации в Вашингтон,
Мадрид, Бонн и Москву, чтобы на местах внести предложения о
финансировании энергопрограммы, если после гибели Грацио его
концерн откажется проводить линию покойного.
   В заключение Санчес задал вопрос: "Не настало ли время
объявить о вооружении народа, создании народной милиции и
одновременно обратиться в Международный валютный фонд с
просьбой о немедленной помощи - на любых условиях, под самые
высокие проценты?"
   Мнения членов кабинета разделились.
   Санчес предложил провести следующее заседание
правительства завтра утром, когда, по его словам, "мы
получим более или менее полную информацию от наших послов в
Европе и Северной Америке".
                                  Резидент Роберт Бош".

   Секретарь, передавший Вэлшу эту телеграмму с пометкой
"срочно", спросил:
   - Видимо, копии стоит отправить директору и помощнику
президента?
   Вэлш ответил не сразу:
   - Ничего определенного пока нет, не о чем
информировать... Я предпочитаю сообщать начальству о
конечном успехе, это хоть отложится у них в памяти.

                           16

   12.10.83 (17 часов 17 минут)

   Бреннер действительно угостил Степанова крепким кофе,
поинтересовавшись при этом:
   - Любите каппуччино?
   - Это когда холодные сливки кладут в горячий кофе и
получается сладкая темно- желтая пена?
   - Именно.
   - Люблю.
   Бреннер нажал кнопку селектора, странно поклонился
микрофону, словно бы извиняясь перед ним, и сказал:
   - Вивьен, будет очень славно, если вы найдете возможность
попросить кого-нибудь подать нам мороженое, я хочу угостить
русского визитера итальянским каппуччино.
   - Я постараюсь, - ответил сухой женский голос, и Степанов
сразу понял, что эта та самая секретарша, о которой с
раздражением говорил официант в кафе; только те женщины,
которые были близки с мужчиной, могут говорить с такой
обидой и снисходительным превосходством, особенно если обе
стороны чувствуют невозможность восстановить отношения;
женщина, которая надеется, на окончательную победу, умеет
быть постоянно нежной, или же мужчине встретился ангел, но
есть ли они на земле?
   Бреннер отключил селектор, мазнул Степанова рассеянным
взглядом - понял ли тот интонацию; не смог определить;
открыл новую пачку "голуаз", неловко прикурил и, видимо,
досадуя на себя, заметил:
   - Я не смог приехать к вам оттого, что пришла сенсация,
но мы не втиснули ее в выпуск, позор, стыд, конец миру
свободной журналистики!
   - Что-нибудь интересное?
   - Застрелился Леопольдо Грацио...
   - Кто это?
   - Фу, Степанов, как не стыдно! Либо вы хитрите, либо я
был о вас слишком высокого мнения... Леопольдо Грацио -
чудо послевоенной деловой Европы, парень нашего возраста,
пятьдесят один год, начало заката, но силы хоть отбавляй,
стоит семьсот миллионов долларов, президент "Констракшн
корпорейшн", содиректор Банка валютных операций, хозяин двух
гонконгских банков, человек, который тратил на себя
двенадцать долларов в день и обедал в рабочих столовых...
Правда, у него свой "боинг", две яхты и семнадцать
апартаментов в крупнейших отелях мира...
   - Насколько мне известно, в одной из крупнейших столиц
мира, - отчего-то обиделся Степанов, - я имею в виду Москву,
у него апартаментов не было.
   - Убежден, что были. Через подставных лиц, на имя другой
корпорации, но были непременно! Через пару дней я дам вам
точный ответ, но верьте, мне, Диметр, он был вездесущ...
Полиция поступила подло, он застрелился утром, а мне
позвонили только в половине пятого, после того, как тираж
пошел подписчикам... Я готовил экстренный выпуск, поэтому
не смог к вам приехать... Кстати, почему вы интересовались
Мари Кровс?
   - Это связано с судьбой нашего коллеги, русского
журналиста Лыско.
   - Диметр, это не по правилам.
   - То есть? - не понял Степанов. - О чем вы?
   - Я люблю русских, мне это завещал отец, он был в маки,
его завет для меня свят, но иногда ничего не могу поделать с
собою: меня гложет червь недоверия, когда я имею дело с
вами.
   - Персонально со мной?
   - Я имею в виду красных. Вы скрытничаете,
недоговариваете, словно бы страшитесь самих себя...
   Степанов вздохнул.
   - По молодости бывает....
   - По зрелости тоже. Вы утром спросили меня о Мари Кровс.
Это было что-то около одиннадцати. Значит, вы знали про
Грацио, но мне об этом не сказали, а пошли своим обычным
российским, окольным путем... Ведь я только что кончил
говорить с мадемуазель Кровс, она специалист по людям типа
Грацио, встречалась с ним, занималась его концерном и
банками, писала о нем... Вот так-то.
   - Какая-то чертовщина, Бреннер... Я ничего не знал про
Грацио, даю слово... Все иначе... Я скажу вам, в чем дело,
но я говорю вам об этом доверительно, хорошо?
   - Я буду нем как рыба.
   - В Шёнёф работал наш коллега Лыско, молодой парень...
Его увезли в Москву с проломленным черепом... Чудом не
угробили, чудом... За то, что он якобы был слишком близок с
Мари, понимаете? Вот отчего я интересовался ею...
   - Когда его хлопнули?
   - Вчера.
   - Она знает об этом?
   - Я не говорил с нею... Я жду визу.
   - Хотите, позвоню я?
   Степанов неторопливо закурил, ответил задумчиво:
   - Черт его знает... А почему нет?
   - Я могу сказать ей про этого самого...
   - Лыско?
   - Да, - поморщился Бреннер.
   - Говорите, как считаете нужным... И предупредите, что я
приеду в Шёнёф сразу же, как получу визу.
   - Забудьте про ваши русские номера: как только получу
визу... Это ваше личное дело, когда вы получите визу... Ее
дело согласиться на встречу и назначить время и место...
   Бреннер набрал номер, представился, попросил соединить
его с мадемуазель Кровс, зажал мембрану ладонью, объяснил:
   - Она в баре Пресс-центра... Хорошая жизнь, а?!
   - Спросите, какого она мнения о Лыско как о журналисте...
   - Если его били за близость с этой фройляйн, надо
спрашивать про другие качества. - Бреннер отчего-то
вздохнул, нажал на селекторе кнопку, поинтересовался: -
Хотите слышать наш разговор?
   - По-французски я не пойму.
   - Я поговорю с ней на английском, не на немецком же,
право...
   - Нет, но вы, французы, неисправимые националисты...
   - Имеем право на это, Диметр, имеем право...
   В селекторе прозвучал низкий голос:
   - Кровс.
   - Здравствуйте еще раз, это снова Бреннер.
   - Добрый вечер, мистер Бреннер.
   - Могу я задать вам еще несколько вопросов?
   - Пожалуйста, хотя я сказала то, что мне представлялось
возможным сказать...
   - Речь пойдет не о Грацио, мисс Кровс. Известно ли вам
имя русского журналиста Лы... Лы... - Бреннер посмотрел на
Степанова, снова прикрыл ладонью мембрану, но Кровс
ответила:
   - Вы имеете в виду мистера Лыско?
   Степанов кивнул.
   - Именно, - ответил Бреннер.
   - Мне не просто известно его имя, мы дружны.
   - Вам известно, что его в бессознательном состоянии
увезли в Россию?
   - Что?!
   - Да, на него было совершено нападение... Он, как
говорят его русские коллеги, очень плох... Мотивом избиения
послужили якобы ваши отношения...
   - Ах, вот так? Его обвиняют в том, что он спал с
представительницей бульварной прессы?
   - Его обвинили в том, что он был близок с женщиной,
которую любит неизвестный друг...
   - Неизвестный друг, конечно же, связан с корпорацией
Дигона, мистер Бреннер, потому что Лыско исследовал те же
материалы, которыми занималась и я... Точнее говоря, он...
Словом, у меня нет ревнивого друга, который пошел бы на
такое безумство...
   Степанов показал пальцем на себя. Бреннер быстро закрыл
трубку ладонью, спросил:
   - Хотите поговорить?
   - Да.
   Бреннер на секунду закаменел лицом; видимо, стремительно
продумывал то, как он должен объяснить Кровс про красного;
снова потянулся за сигаретой, мгновенно прикурил, прижал
трубку острым плечом к уху.
   - Мисс Кровс, у меня в гостях наш русский коллега
Степанов; он писал репортажи о партизанах Лаоса и Вьетнама,
был в Чили накануне трагедии и дружил с вождем РАФ (6)
Ульрикой Майнхоф. Он хочет поговорить с вами.
   - Пожалуйста, - ответила женщина, помедлив. - Я слушаю.
   Бреннер протянул Степанову трубку.
   - Добрый вечер, мисс Кровс. Я жду визы, думаю, мне дадут
ее в ближайшие дни... Вы сможете повидаться со мной?
   - Конечно.
   - Я возьму у господина Бреннера номер вашего телефона?
   - Можете записать домашний. Тридцать семь, двадцать
четыре, сорок девять... Лыско плох?
   - Да.
   - Почему его не госпитализировали здесь?
   - Потому что кто-то позвонил в наше консульство и угрожал
ему... Потому что его обвиняют в том...
   - Я уже слышала... У меня нет ревнивых друзей, а у него
могли появиться серьезные враги... Из-за меня, это верно.
Приезжайте, я вам расскажу кое-что... Днем я обычно в бюро
или баре, вечером дома.
   Когда Степанов положил трубку, Бреннер заметил:
   - Странная история... Концерн Дигона... Пошли посмотрим
по справочникам? Она - хоть и не прямо - все же обвинила
этого старика... Вы ничего же о нем не знаете?
   - Я знаю о нем, и знаю немало.
   - Вот как?! - Бреннер удивился; - Все-таки вы
непредсказуемые люди! А может, мы доверчивые агнцы в
сравнении с вами и вы постоянно играете нами, словно детьми?
   - Если бы, - усмехнулся Степанов. - Каждый из нас
норовит поиграть другим, что не есть хорошо, как говорят мои
немецкие друзья.
   - Пошли в досье, там расскажете мне про Дигона, проверим
эти данные по нашим последним справочникам...

                            17

   Ретроспектива I (семь месяцев назад, весна 83-го)

   Барри Дигон начал сдавать, как-никак семьдесят семь, но
все наиболее важные дела по-прежнему вел сам, не передоверяя
даже самым близким, проверенным помощникам.
   Поэтому, когда департамент концерна, отвечавший за все
биржевые операции в мире, обработал информацию о том, что
люди Леопольдо Грацио (конечно же, не служащие его концернов
и банков, а контакты в иных фирмах) начали играть на
повышение курса акций какао-бобов, когда служба разведки
концерна сообщила, что в Гаривасе, где всего лишь пять
месяцев назад пришли к власти военные во главе с полковником
Мигелем Санчесом, наметилась тенденция к расколу в
руководстве и министр обороны, сорокалетний Армандо Лопес,
выпускник Вест-Пойнта, примкнувший к левым силам, дважды
нелегально встречался с послом США Дональдом Бэркли, причем
запись беседы сразу же ушла в Белый дом с пометкой
государственного секретаря "Срочно, совершенно секретно,
только для президента", Барри Дигон дал указание
внешнеполитическому департаменту концерна выяснить,
существуют ли высокоавторитетные контакты, которые смогут
обеспечить встречу с министром обороны в самое ближайшее
время, желательно на нейтральной территории; в случае же,
если это может бросить тень на майора Армандо Лопеса,
следует срочно купить какой-нибудь замок в Гаривасе на
берегу океана - ничего вызывающего, десять, пятнадцать
комнат от силы, не более двадцати акров земли, незачем
привлекать внимание левой прессы - и пригласить среди прочих
на новоселье этого самого майора Лопеса.
   После этого Дигон позвонил помощнику государственного
секретаря Полу Гоу, договорился с ним о ленче; перед тем как
ехать в клуб, внимательно просмотрел данные, полученные от
своих дилеров на биржах Цюриха, Амстердама, Лондона,
Гонконга и Франкфурта-на-Майне; речь шла исключительно о
ценах на какао-бобы, Гаривас - один из крупнейших
поставщиков этого продукта; попросил Зигмунда Шибульского,
помощника по специальным связям с администрацией,
договориться о встрече с первым заместителем директора ЦРУ
Майклом Вэлшем; попросил секретаря, занятого составлением
ежедневных компьютерных сводок, выяснить, отчего Леопольдо
Грацио начал играть на повышение акций какао-бобов именно
после прихода к власти военных в Гаривасе, и отправился на
ленч в клуб "ЗЗ".
   (Брат помощника государственного секретаря Пола Гоу был
директором филиала треста Дигона в Швейцарии, курировал
интересы концерна на биржах Цюриха, Антверпена и
Франкфурта-на-Майне, поэтому разговор Гоу и Дигона был, как
и всегда, доверительным. Впрочем, Пол Гоу понимал, что
излишняя откровенность с магнатом нецелесообразна; дипломат,
он полагал, что информация, отданная по частям, ценится куда
как выше; профессионал от экономики не понял бы избыточной
открытости, это может свидетельствовать о шаткости позиции
чиновника; как правило, откровенничают люди, взявшие бога за
бороду, стоящие на грани краха или же дурни; все остальные
ведут свою партию, иначе говоря, торгуют знанием.)
   - Мой иглотерапевт, - сказал Дигон, рассеянно поглядев на
официанта, стоявшего возле их столика, - мистер Гарольд
Личжу утверждает, что Александр Македонский был убит
совершенно поразительным образом...
   - Насколько мне известно, он умер от лихорадки, -
возразил Гоу. - Латынь...
   - Я закажу нам спаржу, - пожевав губами, сказал Дигон, -
и телячье филе, здесь это делают специально для меня по
венскому рецепту.
   - Прекрасно, - откликнулся Гоу, - по-моему, прекрасно.
   - По-моему, тоже, - и Дигон передал официанту меню,
запрессованные в сафьяновые с атласом папки. - Что же
касается латыни, которую вы изучали в колледже, то в этой
капле бытия отражается все несовершенство нашего мира, его
непоспеваемость за неразумной устремленностью знания...
"Античность, античность, нет ничего мудрее античности!"
Ерунда... Пришло время, и античность рассчитали на
компьютерах дошлые мудрецы от математики. И установили с
абсолютной точностью, что в некоем индийском храме жрецы
предложили Македонскому "приблизиться к богам". Тот, ясное
дело, согласился, но как это осуществить? Очень просто.
Надеть самую дорогую корону с алмазом величиной с кулак и
совершить ритуальный выход ровно в полдень на площадь в
самый жаркий день месяца. Великий полководец прошел с
алмазной короной по плацу, с лица его струился пот, щеки
покрылись бледностью. Вернувшись на родину, Македонский
начал мучиться головными болями и вскорости умер. В чем
дело? Да в том, что жрецы сожгли ему гипоталамус... Или
гипофиз, я путаюсь в медицинских обозначениях. Никакого
ожога волосяного покрова, а человек тем не менее убит...
Месть побежденных - алмаз фокусирует полуденную энергию
солнца, чрезмерное тепло делает свое страшное дело...
   Гоу усмехнулся.
   - У меня нет личного иглотерапевта, Барри, поэтому я
лишен той информации, которой владеете вы, однако же моя
латынь, то есть античность, позволяет прокомментировать
историю об убийстве Македонского несколько иначе. Если
согласиться с тем, что мы рождены под определенными
планетами, если позволить себе - с известной долей
снисходительности - признать правомочие астрологии для тех,
кто желает в нее верить, тогда следует вспомнить историю про
то, как астролог, живший при дворе матери великого
завоевателя, молил, ее, рожавшую Македонского, потерпеть еще
пятнадцать минут, всего лишь пятнадцать, и он, тот, который
вдет на свет из твоего чрева, станет властелином земли! Но
женщине неподвластна природа... Александр родился в свой
срок, и жрец предсказал, что мальчик завоюет полмира,
создаст великую империю, но умрет в возрасте тридцати трех
лет, и царство его распадется, лишь только он испустит дух.
Случилось именно так...
   - Значит, по-вашему, - сказал Дигон, подвигая к себе
тарелку со спаржей, - прогулка по плацу с короной-лазером
была предопределена свыше? Как и завоевание Азии?
   - А это на ваше усмотрение, - ответил Гоу и добавил: -
Спаржа действительно отменна.
   - В таком случае, я ставлю новый вопрос на ваше
усмотрение, Пол... Вопрос из другой области: что определит
будущее министра обороны Гариваса майора Лопеса -
предсказание астрол