м для начальства. Кстати, и партнерами для  "козла"  вохровцы  были
неплохими, и, в отличие от оперотряда, в дежурке  всегда  кто-нибудь  сидел.
Подойдя к двери, Шпагин услышал  характерное  бряканье  фишек.  Он  радостно
распахнул дверь (стучаться в  служебные  помещения  считалось  неэтичным)  и
остолбенел. За столом с костяшками в руке сидел зам по розыску Хусаинов.
   - А, привет! - после некоторого замешательства бросил он Шпагину.  -  Ну,
как успехи?
   - Есть кое-что, -  ответил  участковый,  присаживаясь  к  столу.  Но  при
вохровцах не стал распространяться.
   - А как у вас с заходными?! - воскликнул  соперник,  сидевший  справа  от
Хусаинова, и долбанул костяшкой так, что все остальные подпрыгнули.
   - С заходными хорошо, - флегматично отозвался зам по розыску, -  без  них
плохо. - Он легонько постукал уголком фишки по столу.
   - Так че ж ты с них заходил, - возмутился его партнер, сидевший напротив,
- если у тебя бланковый!
   Пока играющие заканчивали партию, Шпагин осмотрелся в дежурке. Стены были
увешаны  старыми  плакатами  застойной  эпохи,   которые   ныне   смотрелись
необычайно прикольно. На почетном месте висел удивительный по своей глупости
плакат "Так ли надо строить?" с домиком из фишек  домино  и  окурком  вместо
трубы.
   Партия очень скоро закончилась. Хусаинову с партнером вписали, и немало.
   - Ну, ребята, нам пора, - зам по розыску делал вид, что Шпагин зашел сюда
за ним. - Давай, Сергей, рассказывай, что выяснил.
   Подхватив  коллегу  под  локоток,  он  поспешил  покинуть   гостеприимных
вохровцев.
   Еще не зайдя в  контору,  коллеги  уловили  в  воздухе  запах  озона.  Из
отделения доносились грозовые раскаты. То Валентинов орал на опера  Ветрова,
грозя всеми земными и небесными карами.
   В свое оправдание Ветров  не  мог  сказать  ничего  вразумительного.  Как
нашкодивший подросток, он только уставился в пол и обиженно пробубнил:
   - А чего она...
   После того, как начальственные грозы отгрохотали над опером, закончившись
многообещающим  "Пишите  рапорт!",  Хусаинов  подошел   спросить,   а   что,
собственно,  произошло.  Судя  по  накалу  валентиновского   гнева,   Ветров
обвинялся, как минимум, в измене Родине в особо крупных размерах.
   Оказалось, дело шло всего лишь о необоснованном применении оружия.
   - Иду я по подвалу, - рассказывал виновный, - а навстречу  мне...  Именно
навстречу! Прямо по середине  коридора!  Нахально!  Идет!  Именно  идет,  не
торопясь! Крыса!!! И, главное, дорогу уступать на хочет, сволочь! Ну, я и не
выдержал.
   Ветров и не выдержал - пристрелил крысу из табельного оружия. Теперь  ему
грозила высшая мера - изгнание из органов, если служебное  расследование  не
признает применение оружия правомерным. Неприятность вполне могла отразиться
на Хусаинове,  который  уже  и  без  того  являлся  кавалером  двух  строгих
выговоров с "неполным служебным".  Оценив  ситуацию,  зампорозыску  устремил
просительный взгляд на стоявшего рядом Шпагина:
   - Сергей Николаич! На тебя вся надежда. Выручать надо.
   - А я-то здесь при чем?
   - Ну... у тебя же были знакомые на биофаке. Ну, я  прошу  тебя!  Сходи  к
ним. Сделай заключение, что крыса была бешеной, представлявшей опасность для
здоровья граждан. - Он обернулся. - Где это животное?!
   - Тут я, - тихо отозвался Ветров.
   - Крыса где, я спрашиваю?! Быстро  в  подвал  за  крысой!  Сейчас  Сергей
Николаич нам экспертизу организует.
   Шпагин вздохнул и хотел что-то сказать, но Хусаинов замахал руками:
   - Конечно, конечно! С нас бутылка.
 
    
 
   Со всей необходимостью  для  кого-то  из  сотрудников  розыска  замаячила
командировка в Щелково. Приказ об этом, отданный начальником отделения через
Хусаинова, однако, ниже уйти не сумел.  Зам  по  розыску  не  обладал  такой
непререкаемостью тона, как его шеф, поэтому всем сыщикам удалось отбрехаться
от столь выгодного предложения. В результате  длительных  препирательств  по
поводу того, кому ехать в Щелково, ехать туда пришлось самому Хусаинову.
   Созвонившись накануне  с  коллегами  из  Щелково,  Хусаинов  рано  утром,
отчаянно зевая, занял  место  в  вагоне  электрички.  Гонять  в  такую  даль
собственную машину он не решился, о служебной же не могло быть и речи.
   Перед тем, как повидать Дрожжину с ее братцем, он предпочел собрать о них
хоть какие-то  сведения.  В  райотделе  ничего  узнать  не  удалось,  а  вот
участковый поделился одной историей.
   Два года назад Николай Иванович Дрожжин,  1963  года  рождения,  русский,
военнослужащий в/ч номер 45703 был задержан милицейским патрулем Щелковского
ОВД   при   обстоятельствах,   которые   хорошо   запомнились    ввиду    их
нетривиальности.
   Старший лейтенант Дрожжин шел по  двору  и  увидел,  как  трое  ребятишек
играют ножичком. Хороший был ножичек, финский,  такой,  каким,  по  понятиям
старшего лейтенанта, пристало играть  не  маленьким  мальчикам,  а  взрослым
дяденькам. Ребята кидали его, пытаясь воткнуть в дерево, но это у них  плохо
получалось. Покачав головой, Дрожжин забрал игрушку и сказал:  "Эх  вы,  вот
как надо", - и шагов с десяти засадил ее в забор аж по самую рукоятку. В тот
же момент с другой стороны раздался  страшный  вопль.  Оказалось,  что  нож,
пройдя сантиметровую доску, вонзился  с  спину  прорабу  Степанову,  который
покуривал, привалившись спиной к  забору.  К  счастью,  все  обошлось  малой
кровью, этот инцидент в милиции решили считать несчастным случаем.  Дрожжина
отпустили, заступничества воинского начальства не понадобилось, хотя  оно  и
изъявило живейшую готовность сделать все  для  вызволения  из  неприятностей
своего подчиненного. Больше Дрожжин с милицией не сталкивался.
   Почерпнув сии ценные сведения, Хусаинов почему-то подумал, что стоит  для
начала поговорить с сестрой и матерью Дрожжина,  которые  жили  отдельно  от
него,  а  потом  уже  навестить  самого  секретного  военнослужащего.   Опер
попытался зазвать с собою участкового, но тот, минуту назад травивший байки,
сослался на страшную занятость и мгновенно зарылся в бумаги, точно  варанчик
в песок. Пришлось идти одному.
   В доме Хусаинов застал чисто женскую компанию: Екатерину, ее мать и некую
родственницу, называемую Верой. Еще на лестнице опер услышал их голоса,  все
трое не то спорили, не то ссорились, не то просто  эмоционально  беседовали.
Беседа с опером вышла не менее эмоциональной. Для начала ему пришлось  около
получаса успокаивать всех троих,  объясняя,  что  никто  из  них  ничего  не
натворил, что он  пришел  только  поговорить.  Сообщение  о  смерти  Фотиева
вызвало новую бурю эмоций. Как понял Хусаинов, это было для них новостью.
   Несколько успокоив женщин, Хусаинов попробовал приступить к допросу.
   - Когда вы познакомились с гражданином Фотиевым Павлом Сергеевичем?
   - Ваш Фотиев - подлец, каких свет  не  видел!  -  взвилась  Екатерина.  -
Мерзавец! И вы еще спрашиваете! Зачем вы пришли? Ему мало, что  бросил  меня
как последнюю шлюху!?
   - Да что же это такое!? - подскочила Вера. - Как вы смеете обзывать  Катю
такими словами? Я вот пожалуюсь вашему начальству.
   Мать Екатерины тоже  стала  протестовать,  но  ее  уже  не  было  слышно.
Хусаинов с трудом уговорил женщин сесть и продолжить беседу.
   - Вы знаете, что Фотиев был убит два дня назад?
   - Я сама хотела покончить с жизнью! Что теперь моя жизнь? Образования  не
будет, семьи не будет... - Екатерина пустила слезу.
   -  Простите,  вы,  кажется,  не  осознали.  Фотиев  убит.   Я   расследую
преступление, и мне необходимо знать...
   - Давно пора! Таких подлецов давить надо!
   - Вам что-нибудь известно об убийстве?
   - Известно... Теперь всем известно о моем позоре. Все пальцем показывали:
"Вот, ее бросили" В общежитии все друг о друге знают.  Кто  может  выдержать
такой позор! Вам не понять! Вы можете только неприятности людям устраивать!
   Последовала новаю буря  возмущения  со  стороны  родственников.  Хусаинов
попробовал перейти к другой теме.
   - Скажите, ваш брат Николай знал Фотиева?
   - Мой брат - настоящий мужчина. Он бы женщину не бросил. Он благородный и
никогда не совершит такую подлость! А ваш Фотиев...  Мне  даже  эту  фамилию
противно произносить! Все они, в Москве, такие! Им только одного надо.
   - Так ваш брат знал убитого?
   - Что мой брат знает - это военная тайна. У него служба секретная. И вы с
вашим Фотиевым ничего ему не сделаете! Руки коротки!
   Хусаинов вздохнул и перешел к вопросам о знакомых Фотиева.
   -  Скажите,  с  какими  людьми  Павел  поддерживал  отношения,  вы   ведь
встречались с его знакомыми?
   - Зачем вам его знакомые, если он уже умер? Чем это поможет?
   - Вы понимаете,  мне  нужно  установить  все  связи  потерпевшего,  чтобы
определить, кто мог ему угрожать, какие отношения могли привести...
   - Так зачем же вы спрашиваете о пашиных друзьях, если  интересуетесь  его
врагами? Вы хотите свалить убийство на его друзей?  Объявить  хороших  людей
преступниками! Да вы...
   - Послушайте, зачем сразу такие выводы? В  обязанности  следствия  входит
установить все обстоятельства дела. Так  вы  знали,  с  кем  он  поддерживал
отношения? Видели, кто приходил к нему в комнату?
   - У него и комнаты-то не было!  Его  все  время  пытались  выселить.  Ему
просто невозможно было жить.  Ни  посидеть  негде,  ни  встретиться.  Почему
человек не имеет права на собственную комнату? Кто  придумал  такие  законы?
Сами довели его до смерти, а теперь еще хотите, до его друзей добраться.
   Остальное бабье вновь обрушило на опера кучу упреков. Промучавшись еще  с
полчаса подобным образом, Хусаинов решил завязывать. Для себя он понял,  что
о смерти Фотиева Дрожжина до сего времени не знала, и мыслей своих  скрывать
не умела.
   С облегчением расставшись с нервными дамами и получив в спину еще десяток
упреков, Хусаинов направился к дому Николая Дрожжина, который жил отдельно.
   Складывалась вполне правдоподобная версия. Николай Дрожжин, обидевшись за
сестру, прирезал подлеца-любовника. Пока из всех проходящих по делу он  имел
наиболее веский мотив. В армии же, возможно, приобрел привычку убивать.
   Поднимаясь в квартиру  Дрожжина,  Хусаинов  на  всякий  случай  переложил
пистолет в боковой карман пиджака.
   Дверь распахнулась сразу после звонка. На пороге стоял невысокий небритый
парень в майке и мятых спортивных штанах. Он хмуро  посмотрел  на  сыщика  и
неожиданно спросил:
   - Документы есть?
   Хусаинов разозлился. Этот деятель будет еще права  качать!  Он,  нависнув
над Николаем, резко взял его за плечо и втолкнул в квартиру.
   - Сейчас я тебе покажу документы!
   В следующую секунду Хусаинов обнаружил, что лежит, упираясь лицом в  пол,
а  к  его  затылку  прижат  ствол  его  же  собственного  пистолета.   Сыщик
непроизвольно рванулся, но правую руку  прострелило  мгновенной  невыносимой
болью. Дрожжин вывернул руку еще сильнее и коротко, без  всякого  выражения,
приказал:
   - Замри.
   - Вот за это ты сядешь. Я сотрудник милиции! - иногда удавалось взять  на
испуг.
   Дрожжин куда-то убрал пистолет  и  быстро  обшарил  карманы  поверженного
соперника, вытащив удостоверение.
   -  "Хусаинов  Марат  Ахметович,  капитан  милиции,  состоит  в  должности
старшего оперуполномоченного УР"... Какое отделение?
   Хусаинов ответил.
   - Должность?
   - Зам по розыску.
   Дрожжин ощутимо напрягся.
   - Не совпадает.
   - Ксиве уже три года. Новую не получал.
   Через несколько секунд Дрожжин резко поднялся, отпустил опера и шагнул  к
телефону. Приподнявшись, Хусаинов отметил,  что  пистолет  направлен  ему  в
солнечное сплетение. Грамотно, черт возьми!
   С тем же хмуро-равнодушым выражением лица, с  которым  он  открыл  дверь,
хозяин квартиры быстро накрутил номер.  Опер  попытался  определить  его  на
слух, но неудачно. Дрожжину наконец ответили. Однако вместо нормальной  речи
он понес совершенную абракадабру.
   - Алло, это К-25-24-15. У меня скандинав  и  плюс  семь.  Хусаинов  Марат
Ахметович, Москва-шесть... Есть, жду. - Дрожжин положил трубку.
   У Хусаинова появились некоторые сомнения  относительно  виновности  этого
хмурого типа. Явный профессионализм не очень-то сочетался с  поножовщиной  в
общаге и  грязными  стаканами.  Дрожжин,  наверное,  мог  бы  разделаться  с
Фотиевым просто голыми руками.
   Через  десять  минут,  в  течение  которых,   Дрожжин   спокойно   стоял,
прислонившись к столу, в квартиру вошли двое. Один из гостей  остался  возле
двери, а другой, похожий на медведя средней величины, молча забрал  пистолет
у Дрожжина и  протянул  его  Хусаинову  рукояткой  вперед.  Затем  он  вынул
удостоверение в темно-красной сафьяновой обложке.
   Ксива удостоверяла, что Рагозин Андрей  Андреевич  является  инструктором
Отдела административных органов ЦК КПСС. Небольшой вкладыш с двумя  печатями
предоставлял Андрею Андреевичу право прохода на территорию  всех  учреждений
Министерства обороны и МВД. Судя по мозолям на  костяшках  пальцев,  Рагозин
инструктировал  подведомственные  административные  органы  по  карате   или
чему-то подобному.
   - Товарищ Хусаинов, я непосредственно курирую часть, где проходит  службу
товарищ Дрожжин, и мне докладывают обо всех ЧП.  Вы  обратились  к  товарищу
Дрожжину по служебной необходимости?
   Хусаинов коротко объяснил, почему оказался здесь.
   - К сожалению, едва ли товарищ Дрожжин может быть чем-то вам  полезен,  -
вздохнул Рагозин. - Тем не менее, он, конечно, постарается ответить на  ваши
вопросы.
   Дрожжин с безучастным видом кивнул.
   Заму по розыску несколько полегчало.  Могло  обернуться  и  хуже.  Больше
всего он радовался, что его сейчас не видят сослуживцы.
   - Вы знали об отношениях  вашей  сестры  с  Фотиевым?  -  по  обязанности
поинтересовался Хусаинов. Он уже понял, что тут ничего не получит.
   - Нет, не знал.
   - А вы вообще поддерживаете отношения с сестрой?
   - Я давно уже живу отдельно от сестры, и она ничего мне не  рассказывает.
У нее своя жизнь, у меня своя.
   - Ваша сестра беременна от Фотиева.
   - Это ее дело.
   Надо было поскорее кончать эту комедию.
   - Где вы были во время убийства? - по привычке поинтересовался Хусаинов.
   Рагозин громко фыркнул, а Дрожжин  лишь  спокойно  осведомился,  а  когда
произошло убийство. Старый номер не прошел.
   Спросив о чем-то еще и получив столь  же  малозначащие  ответы,  Хусаинов
покинул негостеприимного хозяина.
   Выйдя на улицу, он досадливо плюнул и собрался возвращаться в Москву,  но
профессиональная привычка не позволила уйти просто так. Осмотревшись, нет ли
лишних наблюдателей, опер нырнул в заросли неподалеку, откуда просматривался
дрожжинский подъезд. Ждать пришлось  недолго.  Трое  спутников  вышли  через
десять минут и забрались в ожидавший их "газик"  с  военным  номером.  Через
минуту показался еще один субъект с такой же хмурой  физиономией.  Он  вышел
из-за угла дома, очевидно, все это время караулил под окнами  квартиры.  Как
только он сел в машину, она резко взяла с места и быстро исчезла. Записав на
всякий случай номер, Хусаинов поплелся по направлению к местному  райотделу.
Он подумал, что прежде чем возвращаться, будет нелишне  проинформировать  по
телефону непосредственного начальника о результатах сегодняшней работы. Хотя
бы в общих чертах.
   "Да, именно так - в  общих  чертах",  -  повторил  про  себя  Хусаинов  и
принялся мысленно подбирать формулировки для доклада.
   Он вернулся в местный ОВД и позвонил оттуда Валентинову. Выслушав доклад,
начальник, не отвечая, положил трубку. Это значило, что информация принята к
сведению и дополнительных указаний не будет.
   Покопавшись в своей папке, Хусаинов нашел захваченную из Москвы шоколадку
и вспомнил еще об  одном  деле,  которое  следовало  выполнить.  К  счастью,
паспортный стол располагался в том же здании, и не пришлось тащиться черт-те
куда по пыльным дорогам городка. Шоколадка в сочетании с удостоверением МУРа
возымела должный  эффект.  Через  десять  минут  Хусаинов  положил  в  папку
фотографию Николая Ивановича Дрожжина, с помощью которой надеялся  выяснить,
не видели ли его в Университете в день убийства.  Впрочем,  на  это  он  уже
надеялся мало.
   Обратно, тащиться электричкой не пришлось. Хусаинов отправился в Москву в
компании  местного  гаишника  на  грузовике   автостопом,   причем,   весьма
оригинальным.
   Конечно, гаишник - не дурак платить за проезд свои кровные. Но и водитель
- тоже не дурак бесплатно возить пассажира.  Поэтому  инспектор  расплатился
индульгенцией. Она представляла собой его визитную карточку, где на  обороте
он поставил подпись и цифру "1". Это  означало,  что  на  территории  района
данному   водителю   прощалось   одно   нарушение    правил.    Существовало
соответствующее соглашение между всеми инспекторами райотдела ГАИ.
   По возвращении из Щелково, не заезжая в контору, Хусаинов навестил Жбана,
чтобы отдать ему документы и посоветоваться насчет отношения к  Дрожжину,  в
котором он с некоторых пор небезосновательно  предполагал  профессионального
убийцу.
   Не без труда  найдя  следователя,  он  поделился  своими  наблюдениями  и
соображениями. Жбан на минуту задумался, а потом заявил:
   - Ты знаешь, когда я услышал про ее брата,  мне  сразу  вспомнилась  одна
история.  Один  знакомый  следователь  рассказывал.  Значит,  стояла  на  их
территории военная  часть  -  стройбат.  И  была  там,  естественно,  жуткая
дедовщина. И вот, когда  прибыло  молодое  пополнение,  один  из  солдатиков
отказался подчиняться дедам и решил жить по уставу. Был он  парень  крепкий,
имел разряд по чему-то рукопашному, потомственный военный и вообще... Такому
бы, конечно, куда-нибудь в ВДВ, но подвело здоровье, и  угодил  в  стройбат.
Парень смелый, но дедов было много. Короче, в конце концов его-таки уделали,
и закончил он свою службу в госпитале, откуда вышел с инвалидностью.
   Эту  предысторию  следователь  выяснил  позже,  когда  стал   распутывать
события, последовавшие дальше. Началось все с обычного  несчастного  случая.
Один из военных строителей работал на высоте и сорвался  вниз.  Страховочный
пояс почему-то  оказался  не  пристегнут.  Ну,  ничего  особенного,  обычный
несчастный случай, командир получил выговор, и все пошло своим  чередом.  Но
через два дня другой военный строитель тянул проводку, и его убило током.  А
той же ночью еще один в пьяном виде свалился в колодец и  тоже  -  насмерть.
Причем, все трое - деды, как раз из тех, кто обижал нашего паренька. Вот тут
уже у начальства появились подозрения.  За  последующие  два  дня  еще  один
дедушка угодил под бульдозер, а другой отравился самогоном. Тогда и возникла
версия мести.
   Пострадавший от дедовщины парнишка еще лежал в госпитале, но  следователь
узнал,  что  к  нему  приезжал  брат.  Брат  оказался  офицером  разведбата,
специалистом,  так  сказать,  определенного   профиля.   Когда   следователь
попытался  вызвать  его  на  допрос,  тот   срочно   вылетел   в   очередную
командировку. А через день дело забрали в военную прокуратуту, и  больше  об
этом никто ничего не слышал.
   - Но в данном случае, боюсь, такой благоприятный исход нам не  грозит,  -
заключил с сожалением Жбан.
   Он подшил протоколы и засунул папку с делом  куда-то  в  груду  бумаг  на
полу.
 
    
 
   Вернуться мыслями к самому делу Фотиева заму по  розыску  привелось  лишь
через два дня, когда была отработана и отброшена спекулянтская версия.
   Хусаинов еще раз перебирал в уме все известное по делу. Был вечер,  самое
горячее время в отделении, но среди этого всегдашнего  бардака  ему  удалось
выкроить несколько минут, чтобы  запереться  в  кабинете  и  попить  чаю.  В
спокойной обстановке хорошо думалось.
   "Кажется, одну вещь мы упустили из виду. - сообразил Хусаинов.  -  Фотиев
проживал в своей комнате  нелегально.  Учебу  он  уже  закончил.  По  списку
проживающих в комнате 1430 значились Гринберг и Пчелк