ин. Первый был  налицо,
а о втором никаких сведений не собирали. Сперва подумали,  что  это  простая
ошибка."
   Давно прошли те времена, когда документация на проживающих содержалась  в
относительном порядке и  всегда  была  к  услугам  милиции  и  администрации
общежития. Нынче никто  бы  не  удивился,  если  бы  списка  проживающих  не
оказалось вообще. Поэтому сначала подумали, что просто ошибка в  документах,
поменялись комнатами,  например.  Но  затем  выяснили,  что  Фотиев  уже  не
студент, не аспирант, а что же он тогда  делает  в  общежитии  -  эта  мысль
как-то никому  в  голову  не  пришла.  Сейчас  зам  по  розыску  старательно
восполнял интеллектуальный дефицит в расследовании.
   "Судя  по  его  торгово-демократическим  связям,  Фотиев   просто   решил
обосноваться в Москве, благо, возможностей для предприимчивых  людей  сейчас
хватает. За комнату дал на лапу коменданту или купил "мертвую душу".  Сейчас
это в порядке вещей, и никто его не заложит."
   Торговля мертвыми  душами  с  некоторых  пор  прижилась  в  Университете.
Огромное общежитие, которым  распоряжалось,  с  одной  стороны,  специальное
Управление общежитий, а с другой - администрации двух десятков факультетов и
подразделений, даже в лучшие советские времена порядка  не  знало.  А  уж  с
наступлением   Перестройки   воцарился   полнейший    бардак.    Руководство
Университета было  озабочено  исключительно  вопросами  самосохранения,  ибо
сверху прозвучало, что такой большой бюрократический аппарат нам  не  нужен.
Студенты же, прослышав о неприкосновенности жилища и прочтя  в  прессе,  что
институт прописки не соответствует демократическим  нормам,  заключили,  что
теперь милицию, администрацию и оперотряд можно посылать подальше, и  многие
так и делали.
   Те студенты, которые имели родственников в Москве,  предпочитали  жить  у
них, а свои места в общаге сдавали многочисленным  желающим  вроде  Фотиева.
Это называлось торговлей мертвыми  душами.  Стенды  "куплю-продам"  пестрели
объявлениями типа "Куплю мужскую мертвую душу в ГЗ".
   "Значит, скорее всего, Пчелкин - мертвая  душа,  -  продолжал  рассуждать
Хусаинов. - Возможно, что-то удастся раскопать по  этому  направлению.  Надо
будет провести..."
   Мысли прервал телефонный звонок. Забыв, что "его нет", Хусаинов  привычно
схватил трубку и ответил.
   Звонил дежурный. Несколько минут назад комендант корпуса сообщила, что на
14 этаже в коридоре лежит человек.  Поднявшийся  туда  наряд  милиции  нашел
молодого человека без сознания,  но  не  пьяного.  Последнее  обстоятельство
сержантов  насторожило.  Они  привели  пострадавшего  в  чувство,   и   тот,
очнувшись, заявил, что на него напали двое  вооруженных  людей,  которых  он
заметил в комнате 1430, что они угрожали ему и  что-то  от  него  требовали.
Когда его спросили, где он живет, он еще сильнее испугался и сказал,  что  в
свою комнату не пойдет, потому что они его там поджидают.
   Поскольку найденный молодой человек явно не был пьян, значит, находился в
наркотическом опьянении. Так  бы  и  решил  дежурный,  если  бы  не  услышал
упоминания  о  комнате,  где  недавно  произошло  убийство.  И  он  посчитал
необходимым немедлено поставить в известность зама по розыску,  несмотря  на
то, что Хусаинов заперся у себя, то есть, не желал, чтоб его беспокоили.
   Да, упоминание комнаты убитого превращало бред наркомана в  заслуживающее
тщательной проверки заявление  гражданина.  Хусаинов,  выскочил  в  коридор,
прихватил подвернувшегося сержанта Вощанова и поспешил на 14 этаж,  где,  по
сообщению дежурного,  ожидал  и  разрешения  ситуации  пострадавший  и  двое
сотрудников.  По  дороге,  рассказывая  сержанту  вкратце  суть   дела,   он
сообразил, что  если  и  могло  там  случиться  что-то  неприятное,  то  уже
случилось.
   Лифт, как назло, стопорился почти на каждом этаже. Когда  он  остановился
на двенадцатом, Хусаинову пришла в голову мысль, а не заглянуть ли сперва  в
комнату пострадавшего,  уж  коли  он  уверен,  что  его  там  поджидают.  На
четырнадцатом ждет наряд милиции, там вряд ли что случится до его прихода.
   - Выходим, - бросил он  Вощанову,  и  они  свернули  из  лифтового  холла
налево, в плохо освещенный коридор, где была расположена комната 1252, та, в
которую   опасался   возвращаться   подвергшийся    нападению    неизвестных
гражданин... его фамилию еще предстояло выяснить. Комната находилась как раз
в начале  перпендикулярного  коридора,  так  что  ее  дверь  смотрела  вдоль
коридора основного и была хорошо видна издалека. Когда Хусаинов с  Вощановым
миновали половину пути, дверь  неожиданно  отворилась,  и  оттуда  показался
человек, рассмотреть которого они не успели, поскольку  он,  бросив  быстрый
взгляд на идущих по коридору, моментально подался назад и захлопнул дверь.
   Подбегая  к   комнате,   Хусаинов   оценил   реакцию   незнакомца:   тому
потребовалось никак не больше секунды, чтобы заметить их двоих в  полутемном
коридоре, понять, кто они и куда направляются (сам Хусаинов, как обычно, был
в штатском, а шедший чуть позади сержант - в  форме).  Надо  отдать  должное
Вощанову, ему не пришлось объяснять, он сообразил на лету и тоже  ринулся  к
двери. Но она была уже заперта.
   Интуиция подсказывала Хусаинову, что они зацепили что-то существенное,  и
выломанная дверь им простится, в крайнем случае, ее можно будет  свалить  на
тех неизвестных, с 14 этажа.
   Дверь поддалась  после  шести-семи  ударов.  С  оружием  наготове  они  с
Вощановым ворвались в комнату и увидели  только  распахнутое  окно.  Сержант
кинулся смотреть вниз, опер же поступил более осмотрительно - отступил назад
и  приготовил  пистолет:  злоумышленик  мог  затаиться  в  комнате  и  тогда
бросившийся поспешно к окну полетел бы наружу вверх ногами.
   -  Вон  он!  -  воскликнул  сержант,   перевесившись   через   широченный
подоконник. - Вон, на трубе!
   Поколебавшись секунду, Хусаинов тоже выглянул  в  окно,  жестом  приказав
коллеге прикрывать тылы; ему не верилось, что можно вот так запросто вылезти
из  окна  12  этажа.  Но  на  водосточной  трубе  несколькими  метрами  ниже
действительно виднелась темная фигура, поспешно спускавшаяся к земле. Подняв
взгляд  по  трубе  вверх,  Хусаинов  опешил:  труба  проходила  на  изрядном
расстоянии от окна; от одной мысли о таком прыжке у него перехватило дух.
   Так и не решив для себя, мог ли неизвестный  сигануть  из  окна,  или  на
трубе они видели кого-то другого, опер, тем не менее, понял, что догнать его
они уже не смогут. Принимая необходимые меры предосторожности, они осмотрели
комнату на предмет спрятавшегося здесь человека, но никого не нашли.
   Следовало идти  на  четырнадцатый,  разбираться  с  нападением.  Сержанту
Хусаинов приказал связаться с ближайшего телефона с дежурным, известить  его
о происшедшем, а  затем  ждать  его  или  сыщиков  возле  этой  комнаты;  ее
следовало осмотреть подробнее.
   На сержанта он мог полностью положиться.
   Встречаются еще энтузиасты в нашем деле! Вощанов  был  из  их  числа.  За
первые  же  полгода  службы  весь  энтузиазм  у  большинства  улетучивается.
Меньшинство составляют те, у кого  душа  лежит  к  милицейской  работе.  Еще
большая редкость - когда работа  отвечает  взаимностью.  В  206-м  отделении
подобных уникумов водилось двое - начальник отделения Валентинов  и  старший
сержант Вощанов.
   Наблюдая  такой  неподдельный  служебный  энтузиазм  Вощанова,  начальник
отделения спал и видел, как бы поскорее надеть на него офицерские  погоны  и
сделать своей верной рукой и зорким оком в должности инспектора службы  роты
ППС. С этой целью под угрозой дисциплинарного  взыскания  Вощанов  регулярно
направлялся для получения высшего образования  в  ведомственный  юридический
институт. Вощанов же, напротив, спал и видел, как бы подольше  оставаться  в
сержантах. Ибо сейчас он отвечал только за  себя,  а  к  ответственности  за
кого-то другого он  был  не  готов.  Особенно  к  ответственности  за  таких
разгильдяев, что водились в их  роте.  Незначительная  разница  в  жаловании
никак не компенсировала подобных моральных проблем. Поэтому каждый год он на
экзаменах проваливался. Хотя весьма затруднительно  провалить  экзамены  при
условии, что количество рекомендованных в институт сотрудников по традиции в
точности равнялось числу мест.
   (Осмотрели комнату 1430 и поговорили с Кузьминским.)
   От Кузьминского добиться толку не удалось. Он  был  страшно  возбужден  и
ничего не хотел слушать.
   - Они, наверное, из КГБ. Они хотели меня убить!
   - Да кто они?
   - Эти громилы! Они меня ударили и втащили в комнату! Они хотели  получить
видеомагнитофон с кассетами. Они меня били  и  пригрозили,  что  выбросят  в
окно. Я чудом сумел от них сбежать.
   - Сколько было этих людей?
   - Меня били трое! И, по-моему, еще двое сторожили  в  коридоре.  Они  все
были с автоматами.
   - Как по-твоему, зачем сотрудникам КГБ, тем  более  с  автоматами,  нужен
твой видеомагнитофон?
   - Да они же из КГБ, как вы не понимаете! - Кузьминского просто трясло.
   В конце концов  Хусаинов  выставил  эту  ходячую  истерику  из  кабинета,
приказав придти завтра в 10:00 и успокоиться.
   Выпроводив Кузьминского, Хусаинов снова взялся приводить в порядок мысли.
   "На комитетчиков они совершенно не походили.  Те  ни  в  коем  случае  не
станут грозить оружием  и  устраивать  ограбление.  Впрочем,  автоматы  ему,
наверно привиделись - воевать у нас тут все равно не  с  кем.  "Соседи"  без
проблем получили бы санкцию на обыск, спокойно изъяли видик и...  кино,  что
ли смотрели бы у себя в конторе?
   Мафия? Нет, слишком умело они работали, слишком хорошее у них снаряжение.
Да и зачем им прилагать такие усилия ради какого-то Фотиева  и  его  видика.
Для бандитов главное - деньги, а тут, вроде бы, игра свеч не стоит.
   Значит, наши? Нет, это просто смешно! Видел  я,  как  менты  гоняются  за
ментами1, но чтобы вот так...
   Значит, все-таки коллеги Дрожжина. А то и он сам. Появились  эти  молодцы
сразу после того, как я его побеспокоил. Оружие, прыжок из окна... Похоже на
спецназ."
   Немедленно следовало доложить Валентинову. Но тот уже ждал возле дежурной
части.
   - Ты где сейчас был?
   Вопрос прозвучал как-то странно. Хусаинов не понял, просто  ли  начальник
хочет знать подробности происшествия, или они что-то напортачили,  и  сейчас
последует разнос. Обычно это становилось ясно по тону начальника, но в  этот
раз понять было нельзя. Пока зам по розыску думал, в каком  ключе  построить
свой доклад - в оправдательном  или  информативном,  начальник  под  локоток
отвел его в угол и сам начал рассказывать.
   - Помнишь, вчера у тех грузинов изъяли в машине радиостанцию. Сейчас я ее
включил,  думал,  послушаю,  какие  волны  она  ловит.  И  слышу   буквально
следующее. Ему, дескать, сообщили, что тот очнулся и рассказал милиции,  что
в комнате 1252 его могут поджидать,  так  что  давай  быстрее  заканчивай  и
смывайся. Другой ответил, что понял, а через минут пять говорит,  мол,  меня
застали прямо в комнате, пришлось  уходить  через  окно.  Комнаты  с  такими
номерами в ближайшей округе только в нашем здании. Я спрашиваю у  дежурного,
он говорит, ты с ребятами на двенадцатом кого-то ловишь.
   - Да, именно в 1252! И он  ушел  через  окно!  -  подхватил  Хусаинов.  -
Значит, у них еще и рации были!
   Он  подробно  доложил  начальнику  о  происшедшем.  Мысль  о   том,   что
неизвестные прослушивали телефон, пришла к ним одновременно.
   "Жучок" на телефонном щитке отыскался  довольно  быстро.  Гораздо  больше
времени ушло на поиски самого щитка.  Валентинов  пришел  в  тихий  ужас  от
созерцания, в каком состоянии находятся провода от телефонов его  отделения.
В грязнейшем тупике темной лестницы, насыщенной недвусмысленными запахами, в
распахнутой коробке, со следами  многочисленных  подключений...  К  счастью,
ответственными за такой вопиющий бардак являлись не его подчиненные, а то бы
им пришлось сильно пожалеть,  что  вообще  на  свет  родились  -  устраивать
разносы Валентинов умел и где-то даже любил.
   Казалось нелишним проверить на предмет прослушивания и саму контору.  Для
этого начальник связался с Алексеем  Петровичем,  и  тот  пообещал  прислать
наутро  специалистов.  История  с  прыжками  из  окон   двенадцатого   этажа
показалась ему заслуживающей внимания. Валентинов тоже склонялся  к  версии,
что "неизвестные с четырнадцатого" могут быть связаны с Дрожжиным,  и  хотел
попробовать задействовать здесь "соседей".
   Но особой надежды узнать что-то по этому  каналу  не  возникало.  Комитет
оставался  верен  своему  "принципу  черной  дыры"  -  они   с   готовностью
выслушивали любую информацию, но дождаться хоть слова  в  ответ  было  почти
невозможно.
 
    
 
   Специалисты от Алексея Петровича прибыли рано утром и, повертев ручки  на
своем аппарате, уверенно направились в кабинет зама по розыску.
   Хусаинову позволили, хотя и со  скрипом,  присутствовать  при  процедуре.
Микрофон нашелся  на  самом  видном  месте  -  на  оконном  стекле.  Он  был
замаскирован под пятнышко грязи. На многочисленные вопросы  по  поводу  типа
устройства, дальности действия,  происхождения,  времени  установки  и  т.д.
спецы отмолчались.
   - Вам сообщат то, что следует, - заявил один  из  них,  стараясь  придать
голосу весомость.
   Зам по розыску сообразил, что здесь спорить бесполезно.
   "Ладно, Алексей Петрович потом расскажет, никуда не денется,"  -  подумал
он. С куратором у зама сложились  свои,  пускай  редкие,  но  взаимовыгодные
отношения. Снова повернувшись к спецам он ахнул:
   - Что ж вы делаете, вашу мать?!
   Комитетчики вынимали оконное стекло.  Отцеплять  микрофон  здесь  они  не
захотели. Несмотря на все  протесты,  одного  стекла  Хусаинов  лишился.  На
возврат он даже не надеялся. Второе же стекло в окне  его  кабинета  разбили
еще  весной,  и  таким  образом  сейчас  в  комнате  установилась   приятная
сентябрьская погодка, осенний ветерок весело шевелил документы на столе, а к
вечеру в гости пожаловала кошка.
   - Под пятно грязи, говоришь? - заметил Валентинов, выслушав отчет зама. -
Бардак у тебя в кабинете. Я сам такого никогда не допускаю, - он  кивнул  на
окна своего кабинета, как всегда, плотно зашторенные.
   И в этот  раз  доклад  начальнику  не  остался  безнаказанным.  Найденные
"жучки"   вызвали   проведение   очередной   ОПЕРАЦИИ,   правда,   несколько
нетрадиционной.  В  это  утро  весь  личный  состав  с  тряпками  и  ведрами
"обеспечивал безопасность" окон конторы. Начальник приказал, чтобы  к  концу
смены все стекла были идеально чисты. Но накопившаяся  с  1953  года2  грязь
упорно сопротивлялась, явно став на сторону врага.
   Кулинич попытался было улизнуть от работы. Он направился в контору Треста
озеленения, собираясь задержать кого-нибудь за  пьянство  на  рабочем  месте
(там труднее было встретить трезвого) и заставить работать вместо  себя.  Но
Валентинов моментально пресек эту  попытку,  Кулинич  был  публично  обозван
"уклонистом" и отправлен на работу. Работали, согнувшись в три погибели, так
как окна отделения располагались на уровне земли,  а  иные  даже  ниже.  Тут
Кулинича настиг еще один удар. Пробившись через первый слой грязи на внешней
стороне окна своего кабинета, он обнаружил, что это вовсе не его кабинет,  а
соседняя комната, принадлежащая, кажется, какой-то хозяйственной службе.
   К 10 часам,  как  и  было  назначено,  в  отделение  явился  Кузьминский.
Внеочередной  субботник  к  тому  времени  уже  сошел  на  нет.  Ребята   из
безопасности  тоже  отработали.  Хусаинов  вместе  с  начальником  отделения
взялись за центрального персонажа  вчерашних  событий  (впрочем,  Валентинов
вскоре вынужден был заняться своими делами), а Кулинича со  Шпагиным  услали
опрашивать проживающих на 14-м и 12-м этажах по тому же поводу.
   Студенты, живущие поблизости от 1430, которые и в  день  убийства  крайне
неохотно отвечали на вопросы, теперь возмущались, что их "уже в  третий  раз
беспокоят  с  идиотскими  вопросами";  доходило  даже   до   непарламентских
выражений.
   Через некоторое время Шпагин сообразил, что они обходят  соседей  убитого
лишь вторично, в то время как все в один голос повторяют примерно одно и  то
же: "В третий раз, сколько ж можно!". Сергей  осторожно  поинтересовался,  и
выяснилось, что не далее как вчера кто-то уже обходил комнаты и  выспрашивал
про Фотиева и его знакомства. Посовещавшись с Кулиничем, Шпагин позвонил  на
всякий случай Валентинову, чтобы твердо увериться, что  никто  из  отделения
вчера здесь на работал. Следователь также не мог  никого  прислать,  ибо  он
звонил вчера же,  жаловался  на  нехватку  времени  и  фактически  полностью
переложил дело на них. Оставалось одно - связать  этот  факт  со  вчерашними
действиями двух неизвестных.
   Пришлось  решиться  на  непопулярные  меры  -  обходить  жилой  сектор  в
четвертый раз и собирать сведения об этом вчерашнем визитере. Вырисовывалась
интересная картина: некто, скорее всего, один человек, вчера обошел  соседей
и знакомых Фотиева, пытаясь узнать примерно то же, о  чем  спрашивали  после
убийства - связи Фотиева, возможные конфликты,  появление  посторонних.  Он,
как  выяснилось,   представлялся   работником   милиции   и   демонстрировал
удостоверение, которое  никто  толком  не  рассмотрел.  Приметы,  достаточно
скудно описанные студентами, при желании можно было натянуть  на  одного  из
напавших на Кузьминского - там и там все было  среднее  и  незапоминающееся.
Один из студентов вспомнил, что приходившего к нему человека, он видел часом
позже на первом этаже.
   Многим  из  свидетелей  показалось  подозрительным,  что  их   опрашивают
повторно о том же самом, да и спрашивающий имел ряд странностей. Но никто  в
милицию не сообщил, поскольку в прессе очень много писали  о  шпиономании  в
сталинские времена. Прослыть же сталинистом каждый боялся куда сильнее, чем,
к примеру, педофилом.
   Тем временем в отделении "потрошили" Кузьминского. Допрос вел в  основном
Хусаинов,  в  начале  участвовал  также  начальник,  а  позже   ассистировал
Муравьев. Кузьминский кололся туго, но без особых проблем. При аккуратном  и
дотошном отношении к  деталям  опытный  зам  по  розыску  достаточно  быстро
запутал его и постепенно продавливал, вынуждая сознаваться шаг за шагом. То,
что он наплел вчера на  этаже,  было,  мягко  выражаясь,  не  вполне  точным
изображением реальности.
   Двое неизвестных не затолкали Кузьминского в 1430-ю  комнату,  а  застали
его там. Оказалось, что наш герой имел довольно тесное знакомство с  убитым,
в основном делового характера. Узнав о его смерти, он сильно  испугался,  но
чего именно - сам толком не мог объяснить, он называл  это  одним  словом  -
"впутаться". Кузьминский оказался  человеком  мнительным  и  даже,  пожалуй,
трусоватым.  Кроме  торговых  контактов,  они  с  Фотиевым   вместе   клеили
безотказных девчонок-филологов, пару раз вместе выпивали, обсуждая  довольно
откровенно политические  проблемы.  Но  дело  не  в  этом.  После  колебаний
Кузьминский рассказал,  что  перед  убийством  он  одолжил  Паше  одну  свою
видеокассету не очень пристойного содержания. И боялся, что кассету  найдут,
по ней выйдут на него и  совершат  над  ним  то  самое  ужасное  действие  -
"впутают". И Кузьминский решил кассету выкрасть.
   Проникнуть в комнату Фотиева  оказалось  совсем  не  сложно.  Пять  минут
страха - и Кузьминский держал в руках свою кассету. Вот тут-то его и накрыли
двое неизвестных. Появившись  в  комнате  как  из-под  земли,  они  напугали
незадачливого вора до  полусмерти.  Сначала  Кузьминский  подумал,  что  это
милиция, но чуть позже даже у него хватило ума сообразить, что  милиция  так
не действует. Отобрав вырученную было кассету, Олегу сунули под нос пистолет
с глушителем и начали втолковывать, что он  отсюда  живы