делали его недосягаемым для меня.
   Когда Кисеей и я выходили из  зала,  произошел  странный  случай,  не
замеченный никем, кроме меня.
   Он был весьма незначительным, но произвел на меня  впечатление  своей
внезапностью.
   Когда мои ноги  коснулись  порога,  я  неожиданно  почувствовал,  что
кто-то сзади смотрит на меня, резко обернулся и  встретился  взглядом  с
Еленой! Она стояла на ступеньке перед троном и была хорошо видна  поверх
голов толпы. Елена, несомненно, смотрела на меня, и  в  ее  взгляде  был
какой-то непонятный смысл.
   Как только я повернулся, она отвела взгляд и слегка покраснела.
   Что бы это значило? Я  искал  ответ  на  этот  вопрос,  спускаясь  по
главной лестнице вместе с Киссеем, который, очевидно, ничего не заметил.
Возможно ли, что я привлек внимание Елены?
   В конце концов, думал я, меня не назовешь уродом.
   Иногда происходят странные  вещи.  Зная,  что  Елена  -  неисправимая
кокетка, я не исключал, что ей пришла в голову фантазия позабавиться  со
мной. Улыбаясь своим мыслям, я вздрогнул, осознав, что Кисеей уже третий
раз повторяет свой вопрос и удивленно смотрит на меня.
   Вернемся к Энею. Не помню, произошло ли это  на  следующий  день  или
позже, хотя какое это имеет значение. Суть в том, что его оскорбление на
мой счет было вскоре отомщено, пусть и не мною.
   Это случилось во второй  половине  дня.  Я  прогуливался  по  широкой
аллее,  ведущей  к  входу  на  Скейские  башни,  когда  ворота  внезапно
распахнулись, пропустив солдат, ворвавшихся с криками:
   - Эней! Дайте дорогу Энею!
   В следующий момент вокруг собралась толпа, сквозь которую им пришлось
пробиваться.
   Схватив одного из них за руку, я отвел его в сторону и осведомился  о
причине суматохи. Солдат был покрыт пылью и кровью и так  охрип,  что  с
трудом мог говорить. Наконец мне удалось разобрать слова.
   - Эней ранен. Его несут сюда.
   - Ранен? Каким образом?
   - Могучий Диомед швырнул в него камнем. Эней и Пандар    вдвоем  атаковали  его  на  колеснице,
запряженной знаменитыми конями  Троя  . Стрела  Пандара  не  смогла  пробить
броню Диомеда, укрепленную самой Палладой.  Пандар  спасся  бегством,  а
тяжело раненного Энея  защитили  воины.  Диомед  захватил  его  коней  и
колесницу.
   Я дал солдату золотую монету и  отпустил  его,  усмехаясь  про  себя.
Диомед ранил Энея и захватил его коней! Повернувшись, я  успел  увидеть,
как сына Анхира вносят в ворота на носилках, и  не  смог  удержаться  от
насмешливого возгласа:
   - Великий Эней, почему ты не возвращаешься  с  конями  и  колесницей?
Надеюсь, ты не оставил их на поле битвы?
   Он метнул на меня сердитый взгляд, но ничего  не  сказал.  Подойдя  к
клепсидре    у  ворот,  я  увидел,   что   пришло   время
возвращаться во дворец на ежедневное заседание совета.
   Я первый сообщил собравшимся о ранении Энея и заметил, что новость их
не слишком огорчила. Своим властным, надменным поведением и удачливостью
он вызывал неприязнь и зависть.
   После заседания, на  котором  обсуждались  только  военные  планы,  я
отправился в свои покои, расположенные в восточном крыле дворца, рядом с
покоями царя Приама и его сыновей, Полита  и  Агава.  В  одной  из  моих
комнат, отделанных красным мрамором и  украшенных  пилийскими    коврами,  имелась  большая
дверь в  кабинет  вестника,  где  находились  архивы  и  переданные  мне
пергаменты.
   Я  направился  туда,  чтобы  продолжить  знакомство   с   предметами,
расположенными в математическом порядке на длинных  полках  из  слоновой
кости. Этой задаче я уже посвятил большую часть  двух  предыдущих  дней,
так  что  работы  оставалось  немного.  В  не  обследованном  мною  углу
находились архивы, содержание которых никогда не становилось  достоянием
гласности, дабы не бросить тень на добрую  славу  Тесея  . Даже теперь я не могу себя  заставить
поделиться этими сведениями.
   С грудой документов я удалился в альков за занавесями в углу  комнаты
и сел на мраморную скамью перед столом  из  черного  дерева,  с  головой
погрузившись в чтение. Некоторые письма  Тесея  к  друзьям  были  весьма
любопытны.
   Покончив с этой приятной задачей, я  собрался  вернуть  документы  на
полку, когда в комнате за занавеской послышались тихие шаги. Я  поднялся
со  скамьи  и  нахмурился  -  никому,  даже  членам  царской  семьи,  не
дозволялось входить в кабинет вестника без разрешения.
   Я схватился за занавеси, но раньше меня  это  сделала  белая  рука  с
точеными пальцами. Занавеси раздвинулись, и передо мной предстала Елена.
   - Ты? - пробормотал я, кланяясь. - Я удивлен...
   - Несомненно, - прервала она с озорной улыбкой.  -  У  меня  вошло  в
привычку удивлять людей - это мое  основное  развлечение.  Признай,  что
сюрприз не неприятный.
   Я продолжал хмуриться:
   - Это серьезное нарушение правил. Разве ты не знаешь,  что  никто  не
должен входить сюда?
   Рассмеявшись, Елена  шагнула  в  альков  и  села  рядом  со  мной  на
мраморную скамью. Кончик ее шелкового пояса упал мне  на  колено  -  она
позволила ему оставаться там, и я чувствовал, как он обжигает  мою  кожу
сквозь  складки  одежды.  От  нее  исходил   тонкий   аромат   греческих
благовоний.
   Все эти трюки не являлись для меня новыми  -  я  улыбался  про  себя,
ожидая продолжения. Ждать пришлось недолго.
   - Идей, - заговорила  Елена  сладчайшим  голосом,  -  пожалуйста,  не
разочаровывай меня. К чему говорить, что я не должна входить сюда,  если
я уже вошла? Это нелепо.
   - Но, госпожа, эта комната священна...
   - Глупости! Правила существуют для того, чтобы их  нарушать.  Неужели
ты не можешь забыть их ради меня? Разве недостаточно, что  Елена  пришла
просить тебя об одолжении?
   - У Елены есть муж, - сухо заметил я.
   Она пожала белыми плечами:
   - Ты отлично знаешь, что он олух. Но я пришла сюда говорить не о нем,
а о том, что можешь сделать только ты. Обещай, что не откажешь мне.
   - Почему бы тебе не обратиться к царю Приаму? - предложил я.
   - Он не в состоянии мне помочь. Пожалуйста, обещай.
   Я собрал всю силу воли.
   - Прости, госпожа, но это невозможно. Если бы ты объяснила мне, в чем
дело...
   - Истинный троянец! - с презрением воскликнула  Елена.  -  Неужели  в
тебе нет ни капли азарта? Неужели ты не можешь сказать "да"  и  рискнуть
всем, чтобы приобрести большее? Хорошо, я объясню тебе.
   Дело очень простое.
   - Я сделаю все, что в моих силах.
   - Вот  и  отлично.  Через  три  дня  придет  время  моего  ежегодного
жертвоприношения на алтарь  Афродиты,  моей  покровительницы  и  подруги
Леды, моей божественной матери. Как тебе  известно,  церемонию  проводит
жрец Фамира . Мне не повезло - на этот пост  назначен
Оилей, а он мой враг. Он  устроит  так,  что  жертвоприношение  потерпит
неудачу, и мне будет отказано в покровительстве дочери Зевса. А  если...
Ты смеешься надо мной, Идей?
   - Не над тобой, - поспешил ответить я, - а над твоими суевериями.  Но
речь не об этом. Мне непонятно, каким образом я могу помочь тебе в твоем
затруднении?
   - Суеверия? Ты имеешь в виду...
   - Я имею в  виду,  что  считаю  твою  Афродиту  и  твое  божественное
происхождение красивым мифом, и не более того. Не обижайся - я  скептик,
как и все здравомыслящие люди. Повторяю: как я могу тебе помочь?
   У меня нет власти над жрецом Фамира. Помочь тебе  может  только  царь
Приам.
   - Я уже говорила с царем. Он сказал, что Оилей не осмелится шутить  с
жертвоприношением.
   - Чушь!
   - Вот именно. Поэтому я пришла к тебе.
   - Но что я могу сделать?
   Елена придвинулась ко мне ближе.
   - Ты можешь перепоручить церемонию жрецу Гефеста, - тихо сказала она.
   Это предложение было в высшей степени характерным для Елены.  Она  бы
без колебаний потребовала у любого мужчины пожертвовать жизнью,  считая,
что ее улыбка послужит достаточной наградой. То, что передача полномочий
от жреца Фамира к жрецу Гефеста могла, по общему  мнению,  вызвать  гнев
Зевса, ее нисколько не беспокоило, так как этот гнев обрушился бы на мою
голову. Недурной образчик греческого коварства!
   Я не мог скрыть восхищения умом Елены. Зная  о  том,  что  я  открыто
провозглашал себя атеистом, она была  уверена,  что  я  не  смогу  найти
убедительной причины отказать ей в просьбе. А так как жрецом Гефеста был
мой  отец   Дар,   Елена   не   сомневалась   в   благоприятном   исходе
жертвоприношения, ибо хорошо известно, что жрецы все оборачивают себе на
пользу.
   Тем не менее я не намеревался сразу сдаваться.
   -  Очевидно,  -  заметил  я,  -  ты  не  осознаешь  всей  серьезности
последствий своей просьбы.
   - Последствий! - недоверчиво воскликнула она. - Неужели Идей  говорит
мне о последствиях?
   - Идей собственной персоной, - ответил я, не скрывая иронии.
   - Разве ты сделан из камня?
   - Ни в коей мере.
   - Разве у тебя нет глаз, чтобы видеть?
   Я посмотрел на Елену. Смысл ее  слов  был  ясен  -  на  губах  играла
обольстительная  улыбка,  во  взгляде  светилось   обещание.   Я   решил
согласиться, но таким образом, чтобы она не принимала меня за глупца.  Я
всегда готов развлечься с хорошенькой женщиной -  а  Елена,  безусловно,
являлась таковой, - но даю понять, что умею распознавать кокетство. Было
забавно видеть ее изумление, когда она услышала мой вопрос:
   - Ты имеешь в виду, что разрешишь называть тебя по имени?
   Елена ответила достаточно быстро:
   - Это в будущем. Ты не должен торопить события.
   Признаюсь, что ты интересуешь меня, и разве я не снизошла до  просьбы
к тебе об одолжении? Видишь - я говорю с тобой откровенно.  Но  тебе  не
следует ожидать слишком многого - сейчас.
   Я улыбнулся:
   - Как тебе  будет  угодно,  госпожа.  Что  до  твоей  просьбы,  то  я
согласен.  К  завтрашнему   утру   я   подготовлю   документы   -   твое
жертвоприношение  будет  проводить  жрец   Гефеста.   А   что   касается
остального, я готов ждать.
   Елена быстро схватила меня за руку:
   - Ты настоящий мужчина, Идей! Можешь не сомневаться - я это  запомню.
Тот, кто удовлетворяет Елену, никогда не раскаивается.
   - Да ну? А как же Менелай?
   С моей стороны это было  глупо,  но  слова  вылетели  прежде,  чем  я
осознал, что говорю. Я  ожидал  вспышки  гнева  и  немного  отодвинулся,
словно опасаясь физической расправы. Но мое замечание позабавило Елену -
на ее губах мелькнула улыбка, а глаза весело блеснули.
   - Менелай не удовлетворял меня. Он всего лишь был моим мужем.
   Крепко сжав мою руку, она быстро повернулась и вышла,  раньше  чем  я
успел произнести хоть слово. Я медленно собрал пергаменты, чтобы вернуть
их на полки, думая о том, что  моя  должность  вестника  оказалась  куда
более чреватой развлечениями, чем я ожидал.

Глава 3
В ДОМЕ ПАРИСА

   Поздно вечером, когда  мой  друг  Кисеей  пришел  ко  мне  в  комнату
поговорить о сегодняшних событиях, я рассказал ему о встрече  с  Еленой.
По  ею  лицу  я  видел,  что  он   сомневается   в   правдивости   моего
повествования, но в конце концов  мне  удалось  его  убедить.  Удивлению
Киссея не было границ.
   - Значит, ты привлек саму Елену! Счастливчик Идей!
   - Слушая тебя, Кисеей, - отозвался я, - можно подумать, будто Елена -
единственная женщина в мире.
   Такая уж великая честь быть ею замеченным?
   В этом я не был искренен. Ныне дни моей молодости позади,  и  я  могу
смеяться над собственной  глупостью.  Если  мои  тщеславие  и  лицемерие
нельзя простить, то их, по крайней мере, можно понять.
   Я считал величайшей честью  быть  замеченным  Еленой.  Какой  молодой
человек на моем месте думал бы иначе? Она была красой и гордостью Греции
и стала признанным эталоном женской  красоты.  К  тому  же  Елена  ранее
являлась царицей Спарты и могла стать ею вновь. Хотя я мог  притворяться
перед моим другом Киссеем, у  меня  кружилась  голова  от  восторга  при
мысли, что я привлек ее внимание.
   Добавлю  в  качестве  оправдания,  что  мой  случай  отнюдь  не   был
беспрецедентным. Елена притягивала к себе мужчин, как магнит - железо. Я
уже забыл Брисеиду .  Елена
ничего мне не обещала, но я надеялся на многое и решил сделать  для  нее
все возможное в истории с жертвоприношением Афродите.
   Мой отец Дар, бывший жрецом Гефеста, не стал  мне  препятствовать,  а
Оилея я умиротворил  обещанием  устроить  второй  праздник  Аполлона.  Я
ожидал определенного противодействия  со  стороны  царя  Приама,  но  на
аудиенции,  которой  я  добился   следующим   днем,   он   заявил,   что
предоставляет все подобные дела на усмотрение своего  вестника.  Вечером
жертвенные  животные  были  доставлены  в  храм  Гефеста,  где  начались
приготовления к церемонии.
   Я  решил  лично  сообщить  обо  всем  Елене,   считая   это   удобной
возможностью возвысить себя  в  ее  глазах,  потому  на  следующее  утро
направился через двор прямо к дому Париса.
   Благодаря моему официальному положению, меня пропустили,  не  задавая
вопросов, и я  двинулся  по  коридору  к  лестнице,  ведущей  к  верхним
комнатам. Но, поднявшись, я внезапно услышал женский голос:
   - Дальше идти нельзя.
   Я остановился без особых возражений. Шагах  в  двухстах  передо  мной
стояла девушка чисто грейского    типа,   с   грациозной   гибкой   фигурой   и
соблазнительной оливковой кожей. Пока я стоял, размышляя о том, кто  она
и почему я не видел ее раньше, девушка повторила:
   - Дальше идти нельзя.
   - Почему? - осведомился я.
   - Это запрещено.
   - Тебе известно, что я вестник царя Приама?
   - Дальше идти запрещено, - снова сказала она.
   - Но я должен повидать Елену Аргивскую, жену Париса.
   - Это невозможно. Елена сейчас с Парисом и его  братом  Гектором.  Их
нельзя беспокоить.
   - Где они?
   - Там. - Девушка указала на тяжелый  расшитый  занавес,  прикрывающий
дверь справа.
   Внезапно мною овладело неудержимое желание узнать, о чем  говорят  за
этой дверью.  Очевидно,  это  объяснялось  главным  образом  всего  лишь
любопытством, но к нему примешивалась мысль, что неплохо  быть  в  курсе
отношений Париса с женой. Ходили  слухи,  что  последнее  время  они  не
слишком довольны друг другом.  Выяснить  это  было  бы  на  пользу  моим
планам. Я задумчиво посмотрел на стоящую передо мной девушку:
   - Ты говоришь, что Парис и Гектор сейчас с Еленой?
   - Да.
   - И их нельзя беспокоить?
   Она кивнула. Я сменил тему:
   - Ты ведь из Грей, не так ли?
   Девушка продемонстрировала белые зубы в довольной улыбке:
   - Как ты догадался?
   - Нужно быть слепым, чтобы этого не видеть. Красота, подобная  твоей,
приходит только из долины прямой реки и золотистых холмов. - Я шагнул  к
ней. - Ты служишь Елене? Как твое имя?
   - Меня зовут Гортина. Я прислужница Елены. - Ее лицо слегка потемнело
- на светлой коже это был бы румянец, - и она добавила:
   - Я рабыня. Уже четыре года я в Трое. А ты знаешь Грею?
   - Очень хорошо. У тебя красивое имя, Гортина,  и  красивое  лицо.  На
тебя приятно смотреть. - Подойдя к девушке, я потрепал ее по  подбородку
и обнял за талию.
   - Нет-нет! - вскрикнула она, отпрянув, но я обхватил ее другой  рукой
и привлек к себе. - Что тебе нужно?
   - Ты отлично знаешь, Гортина.
   - Но я не могу поверить...
   - Разве ты потеряла свое зеркало? Не отталкивай меня.
   - Помоги мне, Афродита! - взмолилась девушка,  стараясь  не  повышать
при этом голос.
   - Неподходящая молитва, - усмехнулся я.
   - Что тебе нужно, Идей?
   - Мне нужна ты.
   Внезапно она расслабилась в моих объятиях и посмотрела на меня широко
открытыми глазами:
   - Ты заберешь меня отсюда?
   - Разумеется. Больше ты не будешь рабыней Елены.
   - Когда?
   - Скоро. Через пять дней.
   - Так долго ждать?
   - Можешь рассчитывать на меня, Гортина. Но ты должна пропустить  меня
туда. - Я указал на дверь, прикрытую расшитым  занавесом.  -  Мне  нужно
слышать, что говорит Гектор. Не спрашивай почему - ты  не  поймешь;  это
государственное дело.
   Гортина отшатнулась:
   - Это невозможно! Я не посмею!
   В конце концов мне с трудом удалось убедить ее.
   Бедняжку нельзя было упрекать  за  измену  долгу  -  такой  красавице
нелегко четыре года быть рабыней Елены. Я не  собирался  выполнять  свое
обещание забрать ее, но  она  этого  не  знала,  а  узнав  впоследствии,
доказала, что она смелая девушка и истинная дочь Грей.
   Самое  главное,  мне  позволили  войти  незаметно.  Ободряюще  кивнув
испуганной Гортине, я потихоньку проскользнул в дверь.
   Войдя, я едва сдержал крик  изумления.  Парис  не  пожалел  трудов  и
расходов на устройство гнезда для своей греческой птички.  О  роскоши  и
великолепии покоев Елены говорили много, но  действительность  превзошла
все описания.
   Желтый  и  белый  мрамор  был  повсюду,  а  красным   мрамором   были
инкрустированы скамьи  из  слоновой  кости.  На  стенах  висели  дорогие
шелковые ткани. В центре  комнаты  бил  миниатюрный  фонтан,  украшенный
четырьмя рельефами из паросского мрамора .
   Все это я заметил  с  одного  взгляда,  ибо  мое  внимание  сразу  же
привлекли голоса в соседней комнате.
   Бесшумно двинувшись в этом направлении,  я  спрятался  за  занавесами
алькова, неподалеку от двери.
   Здесь я мог четко различать голоса - вернее, голос Гектора.
   - Ты жалкий и бессовестный человек,  Парис!  -  говорил  любимый  сын
Приама. - Из-за тебя мы воюем, из-за  тебя  наши  друзья  усеивают  поле
битвы своими мертвыми телами, из-за тебя плачут жены и дети Трои!
   Отправляйся сражаться, покуда город не сожгли вместе с тобой!
   Гектор умолк, и послышался голос Париса, но он говорил так тихо,  что
я не мог разобрать слова. Впрочем, угадать их смысл не составляло труда.
Парис всегда умел найти для себя оправдание. Он горько сожалеет о бедах,
которые навлек на Трою и Приама, но  он  советовался  с  оракулом   Аполлона и получил указание  не  искать  сражений;  к
тому же у него болит зуб и так далее. Право, этот человек  был  способен
на любую низость, спасая свою шкуру.
   Но вскоре стало ясно, что Парис перестарался,  так  как  его  прервал
протестующий голос Елены:
   - Ты лжешь, Парис! Боги предсказывали мои  бедствия!  О,  почему  они
соединили меня с этим презренным трусом, а не с отважным  и  благородным
человеком, способным защитить мою честь своими подвигами?
   Прочь с моих глаз, Парис! А ты, мой дорогой брат Гектор, останься  со
мной и отдохни немного.
   После недолгого молчания вновь послышался  голос  Гектора,  вслед  за
Еленой осуждающего брата. Он добавил, что у него нет времени отдыхать  -
ему нужно найти Андромаху и возвращаться на поле битвы.
   Съежившись в углу алькова, я услышал его тяжелые шаги  на  расстоянии
вытянутой руки.
   Как только их звук смолк, я снова выглянул из алькова и едва  не  был
обнаружен, так как занавеси перед проходом в соседнюю  комнату  внезапно
раздвинулись и оттуда вышел Парис  в  сверкающих  доспехах  и  с  хмурым
видом. К счастью, он не заметил  меня,  и  я  снова  скорчился  в  углу,
оставаясь там, покуда не прошло достаточно времени, чтобы Парис вышел из
дому. После этого я храбро шагнул в коридор из своего убежища  и  громко
окликнул:
   - Елена Аргивская! Идей хочет видеть тебя!
   Из комнаты послышался удивленный  возглас,  вслед  за  этим  занавеси
раздвинулись вновь и появилась Елена.
   Она была облачена в свободную белую  мантию,  скрепленную  поясом  на
талии; руки оставались обнаженными; белые ноги виднелись между ремешками
сандалий, а золотистые волосы опускались почти до пола. Несколько секунд
она молча смотрела на меня, потом резко осведомилась:
   - Что тебе нужно? Как ты вошел?
   Я шагнул вперед и улыбнулся:
   - Таково твое гостеприимство? Два дня  я  трудился  ради  тебя,  твои
пожелания выполнены, а ты приветствуешь меня словами: "Что тебе нужно?"
   - Но как ты сюда вошел? - повторила Елена, сдвинув брови. -  Где  мои
прислужницы? Почему мой дом открыт, как общественный храм? Говори!
   - Афродита сделала меня невидимым для всех,