осталась стоять.
   - Мне не подобает сидеть в присутствии  моего  господина,  -  заявила
она.
   Мне показалось, что я слышу в ее голосе нотки сарказма, что облегчало
мою задачу.
   - Это было бы дерзостью, Гекамеда, - отозвался я, - если бы я все еще
являлся твоим господином.
   Девушка открыла рот, собираясь заговорить, но промолчала.
   - Ты больше не моя рабыня, - продолжал я. - Теперь ты в свите  царицы
Гекубы. Сегодня утром она приняла тебя к себе. Я пришел проводить тебя в
ее покои. Собирайся.
   Я был готов к протестам, зная, что дочери Арсиноя не понравится,  что
от нее избавились столь бесцеремонно. Но меня удивило выражение  горя  и
гнева на ее лице.
   - В свите царицы Гекубы! - воскликнула она. По  ее  тону  можно  было
подумать, будто я прошу ее стать публичной девкой.
   - Да, - кивнул я и объяснил, думая, что Гекамеда,  возможно,  неверно
меня поняла:
   - Это почетное место, достойное твоего имени. Ты не будешь рабыней  -
кроме тебя, в свите состоят три знатные женщины Трои; одна из них - дочь
Демолеона, сына Приама. В этом нет ничего постыдного.
   - Дело не в том, - возразила Гекамеда, и мне почудилось, будто  в  ее
голосе звучат слезы. - Значит, мне придется покинуть тебя? Я  больше  не
твоя рабыня?
   - Боги Олимпа! - воскликнул я, выведенный из себя ее причудами. -  Ты
ведь ненавидишь  меня,  а  теперь  жалуешься,  что  тебе  придется  меня
покинуть! Собирайся - я буду ждать тебя в  своей  комнате.  Упакуй  свои
вещи, и я пришлю их тебе с Ферейном.
   "Поистине, - думал я, направляясь к себе в комнату, - мысли  женского
ума подобны Минотавру в Лабиринте .  Они  появляются  в  самых
неожиданных местах". Было очевидно, что Гекамеда до  последнего  момента
намерена ставить меня в дурацкое положение.
   Ну ничего, скоро этому конец.
   В ожидании, пока она закончит сборы, я стал полировать доспехи. Время
шло, и я уже собирался поторопить ее, когда в холле послышались шаги.
   Подняв взгляд, я увидел Гекамеду, стоящую в дверях в  том  же  легком
хитоне и паре домашних сандалий.
   - Во имя Аполлона!  -  воскликнул  я,  вскочив  на  ноги.  -  Чем  ты
занималась? Неужели мне придется ждать весь день?
   Гекамеда сделала несколько шагов вперед и остановилась,  устремив  на
меня странный взгляд.
   - Я пришла сказать тебе, что никуда не пойду, - еле слышно заговорила
она.
   - То есть как это?
   - Не пойду. Не принуждай меня.
   - Еще как пойдешь! - крикнул я, шагнув к ней.
   - Нет, - повторила Гекамеда более решительно. - Ты  не  сможешь  меня
заставить. Бей меня, делай что хочешь, но я не уйду отсюда.
   Голос и выражение ее лица дали  мне  понять,  что  это  не  очередная
причуда.
   - Что за новое безумие? - осведомился я, не зная, что и думать.
   - Я хочу быть твоей рабыней.
   - Почему? Ты ведь ненавидишь меня!
   - Разве?
   - Ты много раз повторяла мне это!
   Последовала пауза. Когда  Гекамеда  заговорила  снова,  в  ее  голосе
звучала робкая насмешка.
   - Ты глупец, Идей. Если бы я действительно тебя ненавидела, неужели я
тратила бы столько сил, твердя тебе об этом?
   Я был окончательно сбит с толку.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я буду твоей рабыней или... кем ты захочешь.
   - Гекамеда! - воскликнул я, начиная понимать, что в  самом  деле  был
глупцом.
   - Но когда ты нашел меня у Париса и заподозрил меня...
   - Гекамеда! - повторил я, чувствуя, что мое сердце стучит, как копыта
боевого коня.
   - Я не могу тебя покинуть, потому что я твоя - твоя навсегда.
   В следующий момент она была в моих объятиях.
   Я забыл о поле битвы, башнях, войске у ворот - забыл обо всем,  кроме
прижимающегося ко мне теплого тела,  рук,  обнимающих  меня  за  шею,  и
колотящегося сердца.
   - Гекамеда... Гекамеда... Гекамеда... - повторял я ее имя.
   - Ты мой, Идей! - прошептала она.  -  Ведь  ты  по-настоящему  любишь
меня? Ты не сомневаешься  во  мне?  Какие  муки  я  испытала,  когда  ты
заподозрил, что я ушла к Парису. Как я могла это сделать, когда я  люблю
только тебя, душой и сердцем?  Я  молилась  Афродите  и  Аполлону...  Но
скажи, ты больше не думаешь о Гортине?
   Я уверял ее в этом, пока она не закрыла мне рот  поцелуем.  Мы  долго
стояли, обнявшись, а затем я усадил ее на скамью и сел рядом.
   Мне не терпелось получить ответ на множество важных вопросов. В какие
день, час и минуту она перестала меня ненавидеть? Выйдет ли она за  меня
замуж?  Что  ей  больше  всего  нравится  во  мне?  Каких   мужчин   она
предпочитает - философов или воинов?
   Хотя, поспешил добавить я, мне вовсе не незнаком жар битвы.
   Получив  удовлетворительные  ответы,  я  стал  отвечать  на   вопросы
Гекамеды, хотя они не казались мне такими важными, как мои. После  этого
мы долго говорили, один Зевс знает  о  чем.  Иногда  беседа  прерывалась
длительными паузами, которые отнюдь не были скучными.
   Наконец замечание Гекамеды помогло мне осознать, что, кроме  нас,  на
свете существуют и другие люди. Она спросила  меня,  разговаривал  ли  я
утром во дворце с царицей Гекубой. Это напомнило мне о сцене на Скейских
башнях. Я вскочил и велел Гекамеде быстро одеться для выхода на улицу.
   - Куда мы пойдем? - удивленно спросила она. - Не... не в храм?
   - Нет. Я объясню тебе по дороге. Поторопись!
   Гекамеда ушла  и  вскоре  вернулась  в  плаще,  покрывале  и  тяжелых
сандалиях. Обуреваемый нетерпением,  я  быстро  вышел  вместе  с  ней  в
коридор.
   - Куда мы идем? - спросила она вновь.
   - К Скейским башням, - ответил я. - Посмотреть, будет  ли  убит  тот,
кто убил твоего отца. Сегодня Гектор встретится с Ахиллом!

Глава 20
СМЕРТЬ РАЗИТ ДВАЖДЫ

   Я буду стараться  сохранять  беспристрастность,  описывая  дальнейшие
события, но заранее прощу прощения, если мне это не удастся. Оправданием
может  служить  то,  что,  когда   некоторые   сцены   слишком   глубоко
запечатлеваются в  нашей  памяти,  трудно  не  позволить  предубеждениям
одержать над нами верх.
   Хотя я и не видел своими глазами случившегося на поле битвы,  это  не
уменьшает силу моего впечатления, ибо происходящее  на  Скейских  башнях
выглядело  не  менее  ужасно.  Андромаха  лежала  в  глубоком  обмороке,
маленький Астианакс горько плакал,  стоя  над  ней,  а  служанки  тщетно
пытались привести ее в чувство.
   Царь  Приам  клочьями  вырывал  из  головы  седые  волосы,   по   его
морщинистым щекам текли слезы. Царица Гекуба  разорвала  одежды  и  била
себя кулаками по обнаженной груди, посылая небесам  страшные  проклятия.
Вся Троя была повергнута в горе и отчаяние.
   Гектор был мертв.  Его  сразила  рука  Ахилла,  но  это  была  чистая
случайность. Я говорил, что  буду  беспристрастным,  но  разве  не  ясно
каждому, кто слышал подлинную историю знаменитого поединка, что троянец,
доказав свое превосходство над греком,  был  сражен  враждебными  силами
рока?
   Прежде всего, Ахилл, не желая  вступать  в  честный  бой,  стоял  как
истукан, ожидая, пока Гектор начнет поединок.  Опять  же  слепой  случай
помог ему повернуться так, чтобы копье Гектора угодило ему  в  шит,  ибо
любой троянец знает, что намеренно отразить такой сокрушительный удар не
может никто.
   Но к чему умножать аргументы? Суть сводится к следующему.
   Два дня тому назад Гектор сразил Патрокла, друга Ахилла, и надел  его
доспехи. Фактически они принадлежали Ахиллу - как я уже говорил, Патрокл
облачился в них, дабы  внушить  страх  троянцам.  Таким  образом,  Ахилл
отлично знал слабое место в латном воротнике Гектора и нанес туда удар с
такой силой, что наконечник копья пробил шею насквозь, выйдя на затылке.
   Но это всего лишь превратности войны. Ахиллу просто повезло.
   Однако, не удовлетворенный этим  сомнительным  триумфом,  Ахилл  стал
поносить умирающего Гектора - один грек передал нам его слова:
   - Твой труп, Гектор, отдадут на поругание грекам.
   Псы и стервятники будут рвать его на части.
   - Заклинаю тебя, Ахилл,  не  поступай  со  мной  так  жестоко,  -  из
последних сил взмолился Гектор. - Верни мое тело в Трою, чтобы  родители
могли предать его священному огню.
   В ответ Ахилл разразился гнусной бранью:
   - Не старайся разжалобить меня, пес.  Если  бы  я  послушался  голоса
своего гнева, то разрезал бы тебя на куски и съел. Но по крайней мере, я
предоставлю это собакам и птицам.
   Убедившись, что поверженный враг не  дышит,  жестокий  грек  проделал
мечом дыры в ступнях  Гектора,  просунул  сквозь  них  ремень,  а  концы
привязал к колеснице. Потом он прыгнул в квадригу  и  погнал  лошадей  к
греческому лагерю,  волоча  за  собой  тело,  и  трижды  объехал  вокруг
гробницы Патрокла.
   Я уже говорил о сцене горя и отчаяния, которую мы с Гекамедой застали
на Скейских башнях. В будущем, возможно, ее достойно опишет какой-нибудь
поэт, ибо иное перо не в состоянии это сделать. Женщины рыдали "рвали на
себе волосы; некоторые из  них  пытались  утешить  Гекубу  и  Андромаху.
Укалегон, Антенор, Панфой и еще несколько человек окружили царя  Приама,
другие мужчины ходили взад-вперед, клянясь отомстить.
   Один из них так стиснул обнаженный  клинок  своего  меча,  что  кровь
брызнула из пальцев. Я схватил его за руку  и,  когда  он  обернулся,  к
своему удивлению, узнал Париса.
   - Не отворачивайся от меня,  Идей!  -  воскликнул  он,  видя,  как  я
отпрянул. - Неужели ты не можешь простить мне мелочную обиду перед лицом
нашего великого горя? Я и так  осыпаю  себя  упреками  -  мне  следовало
находиться там, где сейчас мой брат Гектор.
   -  Смени  упреки  на  клятвы  мщения,  -  посоветовал  я.  -  Что  до
остального, я тебя прощаю. - И мы обнялись.
   - Ах! - вздохнула Гекамеда, и я увидел в ее глазах слезы  сочувствия.
- Я ненавидела троянцев за то, что из-за них греки напали на Тенедос, но
теперь прощаю их, видя, как они страдают.
   Вскоре люди начали расходиться - на башнях больше было нечего делать.
Получив от Париса заверения, что он позаботится о царе и царице, и видя,
что Андромаху опекают ее прислужницы, я повел Гекамеду  к  проходу  Семи
колонн.
   Улицы все еще были переполнены, но  радостное  воодушевление  сменили
горе и страх. Теперь, когда Гектора больше не  было,  а  Ахилл  все  еще
жаждал мести, на что еще могла рассчитывать Троя, кроме поражения?
   Правда, оставался Эней, но у  греков,  помимо  Ахилла,  были  Аякс  и
Одиссей. Жители Трои уже не считали осаду развлечением.
   Прибыв в наши покои - я больше не могу говорить "мои покои", - мы  не
застали там ни Ферейна, ни Гортины. Вечер еще не наступил, но у меня  не
было никаких дел, так как сегодня ни о каком заседании совета  не  могло
быть и  речи.  Возможно,  некоторые  вожди  соберутся  обсудить  способы
возвращения  тела  Гектора,  но  присутствия  вестника  для   этого   не
требовалось.
   Поэтому мы с Гекамедой устроились на диване в ее комнате  с  бутылкой
лемносского вина, подаренного мне Киссеем. Стоит ли  упрекать  нас,  что
вскоре мы забыли обо всем, кроме нашего счастья?
   Впрочем, это не вполне соответствовало действительности, ибо мы  были
хотя и счастливы, но не веселы. Наша беседа была печальной и  серьезной.
Я рассказал Гекамеде о доме моего отца, о моей старой дружбе с  Киссеем,
которая закончилась только с его смертью, и о моем брате Фегее. В  ответ
она поведала  мне  о  Тенедосе  -  о  великолепном  дворце,  разрушенном
греками, который был  ее  домом,  об  узких  кривых  улицах,  о  виллах,
знаменитых во всей Троаде.
   Гекамеда рассказала и о своем посещении Трои в детстве - о  том,  как
ее восхитили высокие стены и величественные здания.
   - Тогда ты, должно быть, играл в  гимнастическом  зале  или  ехал  по
улицам в колеснице, - закончила она. - Возможно,  ты  даже  видел  меня!
Хотя надеюсь, что нет, - мое провинциальное платье едва ли порадовало бы
глаз богатого и утонченного молодого троянца.
   - В любом платье ты для меня самая красивая из женщин.
   Хорошо, что речи влюбленного не  нуждаются  в  оригинальности,  чтобы
понравиться предмету его страсти.
   Мы не заметили, как сгустились сумерки. Я пошел  зажечь  светильники,
когда в дверь постучали. Ферейн вернулся  с  городских  стен,  а  вскоре
пришла и Гортина.
   Мне предстояла одна очень неприятная задача, и я  решил  покончить  с
ней как можно скорее.
   Позвав Ферейна в комнату Гекамеды, я уведомил его о  новом  положении
дел в доме. Он поклонился и пошел за Гортиной.
   Маленькая греянка вошла с угрюмым видом - возможно,  она  заподозрила
истину при виде меня и Гекамеды, сидящих бок о бок на диване.
   - Гортина, - обратился я к ней, - я позван тебя, чтобы познакомить  с
твоей новой госпожой. -  Видя,  что  она  притворяется  непонимающей,  я
продолжал:
   - Дабы ты не обвиняла меня в дурном обращении, я объясню тебе, что ты
одна являлась моей рабыней.
   Имя Гекамеды никогда не фигурировало в списке дворцовых рабов. Завтра
в храме Гефеста она станет моей женой и, следовательно, твоей  хозяйкой.
Ты останешься в моих покоях как рабыня Гекамеды.
   - Это  невозможно,  -  заявила  Гортина,  сверкнув  глазами.  -  Воля
богов...
   - Боги меня не волнуют, - прервал я. - Моей женой станет та,  кого  я
выбрал, а ты останешься моей рабыней. Знай, что  я  не  слишком  доволен
тобой - у тебя дурная привычка подслушивать и подглядывать. Советую тебе
следить за своим языком и поведением, иначе я высеку тебя, а если это не
поможет, отправлю на невольничий рынок. Тебе  известно,  что  твой  друг
Оилей больше не жрец?
   Лицо Гортины было достойным изучения. Более чуткий  наблюдатель,  чем
я, мог бы прочитать все ее мысли по его  выражению,  но  даже  мне  была
заметна борьба, происходящая в ее душе, - борьба между гневом и коварной
осмотрительностью греянки.
   Гортина понимала, что дать  волю  чувствам  означает  погубить  себя,
поэтому сдерживала их. Она опустила глаза, а  когда  подняла  их  снова,
ненависть в  них  сменилась  мрачной  покорностью.  Я  счел  превращение
подлинным, не догадываясь, какое пламя бушует у нее внутри.
   Мне следовало знать, что греянка умирает, но не сдается.
   Ты поступишь разумно, если прислушаешься к моим словам, -  добавил  я
более дружелюбно, думая, что она  покорилась  моей  воле.  -  Отныне  ты
должна повиноваться приказаниям Гекамеды, как моим, и выполнять  все  ее
желания. Я ожидаю от тебя повиновения.
   Гортина снова опустила взгляд.
   - Я повинуюсь, - пробормотала она.
   - Отлично. Это все. Скажи Ферейну, чтобы подавал ужин, как только  он
будет готов.
   Когда Гортина вышла, я облегченно вздохнул, радуясь, что так легко от
нее отделался.
   После  ужина  я  попросил  Гекамеду  надеть  плащ,  сказав,  что   мы
прогуляемся по дворцовой территории.
   Уже некоторое время я обдумывал  один  план,  и  сегодняшние  события
побудили меня попытаться его осуществить.
   Когда мы спускались по широкой лестнице дворца,  я  сказал  Гекамеде,
что собираюсь нанести визит Елене Аргивской.
   Гекамеда резко остановилась:
   - Но... должна ли я идти с тобой?
   - Разумеется. Почему бы и нет?
   - Разве ты забыл о Парисе?
   - Это не имеет значения. - Я взял ее за руку и повел дальше. - С  тех
пор как мы с тобой объяснились, я больше не опасаюсь его, а что касается
Елены, то она наверняка заставила Париса  рассказать  ей  всю  правду  о
вчерашнем происшествии. Она примет тебя как подругу по изгнанию.
   Я оказался прав. Елена  с  радостью  приняла  Гекамеду,  сказав,  что
больше никто в Трое не приходит к ней, так как ей не могут простить, что
она стала причиной осады.
   - В этом отношении мы немногим лучше их, - заметил я,  -  ибо  пришли
просить о милости.
   - По крайней мере, вы не шарахаетесь от меня, - улыбнулась Елена. - О
какой милости идет речь?
   Думая удивить ее, я с гордостью сообщил, что мы  с  Гекамедой  завтра
собираемся пожениться.
   - На сей раз, дочь Зевса и Леды, ты была слепа.
   Сердце Гекамеды принадлежит мне.
   - Подумаешь! - отозвалась Елена. - Я все время это знала.  Но  чем  я
могу вам помочь?
   - Мы просим тебя пойти с нами в храм.
   - С удовольствием.
   - Благодарю тебя. Это не обязательно, но мы бы очень этого хотели.
   - Я рада, что нужна  хоть  кому-то.  Более  того,  я  принесу  жертву
Афродите от вашего имени.
   - Ты знаешь мое мнение на этот счет, - улыбнулся я,  -  но  не  стану
тебя обижать.
   - Скептик! Ты понимаешь, Гекамеда, что выходишь  замуж  за  человека,
который отрицает богов, зная при этом, что я дочь Зевса?
   Глаза Елены озорно блеснули, и я не  стал  протестовать.  Оставив  их
вдвоем,  я  начал  бродить  по   комнате,   разглядывая   многочисленные
безделушки. Меня удивляло, что Елена не  потребовала  принести  вина,  -
после прогулки мне хотелось пить, и я знал, что у Париса один из  лучших
винных погребов во всем городе.
   Должен ли я изложить Елене свой план? Вот вопрос, который  я  пытался
решить. Я колебался, понимая, что шансов на успех очень мало. Но  почему
бы не попробовать? В худшем случае она откажет, а если нет, можно  будет
подумать вдвоем, как нам преодолеть трудности.
   Подойдя к окну, где сидели обе женщины,  откинувшись  на  подушки,  я
спросил напрямик, не возражает ли Елена вернуться в Спарту.
   Она удивленно посмотрела на меня:
   - Почему ты об этом спрашиваешь?
   - Потому что я должен знать.
   Елена выпрямилась:
   - Я вижу по твоим глазам, Идей,  что  тебе  не  дает  покоя  какая-то
мысль. Выкладывай, в чем дело.
   Я повиновался. В двух словах мой проект сводился к очередной  попытке
положить конец осаде, вернув  Елену  в  греческий  лагерь.  Греки  могли
согласиться на это - многие их  герои  уже  пали,  и  многим  предстояло
пасть, прежде чем им удалось бы сокрушить городские стены. Что  касается
троянцев, достаточно сказать, что мы потеряли Гектора,  ибо  эта  потеря
ослабила нас в несколько раз.
   Возможно, мне следует признаться, что я  был  лично  заинтересован  в
осуществлении этого плана,  думая  не  только  о  благе  Трои,  но  и  о
собственной славе. Не обладая телом и духом воина, я  не  мог  надеяться
отличиться на поле битвы. Но что, если я один смогу  достичь  с  помощью
дипломатии того, что все герои Троады не могли добиться силой оружия?
   Слава этого деяния сделала бы меня бессмертным  -  я  стал  бы  более
великим, чем Эней и Одиссей, мое имя звучало бы по всей Трое и эхо дошло
бы до потомства.
   Одна проблема разрешилась сразу же, когда Елена согласилась вернуться
и передать со мной сообщение Менелаю.
   - Конечно, мне будет жаль покинуть Трою, - печально закончила она,  -
но это лучше, чем видеть ее гибель. Ч го до Менелая, то  они  с  Парисом
два сапога пара, и утешением мне послужит то, что я вновь стану  царицей
Спарты.
   - Главная трудность,  -  сказал  я,  -  добиться  согласия  греческих
вождей, особенно Аякса и Ахилла.
   - Боюсь, что это невозможно. Но ты можешь попытаться.
   Вскоре мы собрались возвращаться во дворец.
   - Нужно соблюдать осторожность, - шепнула мне Елена у двери, -  чтобы
наш план не дошел до ушей Париса.
   Мы с Гекамедой вышли в лунную ночь. Все дышало  миром  и  покоем.  На
всем пути назад мы не встретили никого,  кроме  двух  стражников.  Белый
дворец в призрачном сиянии луны усиливал окружающую нас атмосферу тайны,
а шепот листьев, колеблемых ночным ветерком, походил на горестные вздохи
о несчастьях, постигших город.
   - Артемида   направляет  наши
шаги, - сказала Гекамеда, дабы нарушить молчание, но я был слишком занят
своими мыслями, чтобы тратить время на разоблачение  суеверий.  Рука  об
руку мы прошли мимо дома Гектора  и  остановились  на  момент,  думая  о
страшном горе, распростершем свои черные крылья над  некогда  счастливым
кровом.
   В ответ на мой стук Гортина открыла дверь наших покоев, сообщив,  что
Ферейн устал после сегодняшних треволнений  и  лег  спать.  Мне  это  не
понравилось, но я промолчал. Сама Гортина отнюдь не выглядела усталой  -
когда она помогала Гекамеде снять плащ, ее глаза бегали, и