, старый Нестор , Менесфей , Аякс Меньший ,  Агапенор,  Филоктет   и многие другие.
   Я подошел и  остановился  перед  помостом,  покуда  царский  глашатай
называл мое имя. Все отсалютовали мне, я ответил тем же  и  стал  ждать,
когда заговорит Агамемнон.
   Наконец он осведомился глубоким гортанным голосом:
   - Идей, сын Дара, ты принес весть от Приама, царя Трои?
   - Да.
   - Что он хочет нам сообщить?
   Я прочистил горло и заговорил громко, чтобы все могли  меня  слышать.
Во время своей речи я краем глаза наблюдал за Одиссеем, но  с  таким  же
успехом мог смотреть на сфинкса.
   - Слушайте слова Приама, милостью Зевса  могущественного  царя  Трои.
Мы, троянцы, отказываемся  от  всех  притязаний  на  Елену  Аргивскую  и
сокровища с корабля, доставившего ее сюда; мы согласны передать Елену  в
руки Менелая, царя Спарты,  ее  законного  супруга,  и  вернуть  корабль
вместе с грузом аргивскому флоту.
   В шатре послышались возгласы удивления. Менелай склонился вперед; его
бледное  лицо  озарила  радостная  улыбка.  Только  Одиссей  стоял   как
окаменевший.
   - Все это, - продолжал я, -  в  обмен  на  обещание  царя  Агамемнона
отвести свои войска от Трои, погрузить их  на  корабли  и  оставить  наш
город в покое.
   Я умолк.
   - Это все слова царя Приама? - спросил Агамемнон.
   Какой-то момент  я  колебался,  окидывая  взглядом  присутствующих  и
пытаясь  определить  по  их  лицам,  будет   предложение   принято   или
отвергнуто.  Несомненно,  большинство  было  довольно,  но  как   насчет
Одиссея? Я знал, что его голос будет решающим, но его лицо ничего мне не
говорило - оно было пустым, как старый заржавленный щит.  Я  решил,  что
Елена не должна вернуться в Спарту, и был готов в  случае  необходимости
играть собственными картами. Сейчас этот момент настал.
   - Не все, царь Агамемнон, - ответил я чуть громче  прежнего.  -  Есть
еще кое-что. Цари Греции должны согласиться на перевоз  в  Трою  оракула
Аполлона  в  Дельфах   в знак признательности  богу  за  покровительство,
которое он оказывал нашему городу. Это решение  принято  царем  Приамом,
как приличествующее его достоинству.
   Было забавно наблюдать,  как  меняется  выражение  их  лиц  при  этом
последнем  требовании.  Угрожающие  жесты,  гневные  возгласы,   злобное
бормотание наполнили шатер. Лишить их Дельфийского  оракула!  Я  отлично
знал, что греки никогда на это не согласятся.
   Агамемнон грозно нахмурился:
   - Нет надобности, дерзкий троянец, обсуждать с моими советниками ваше
предложение. Их волю и желание ты можешь видеть у них на лицах. Вот  мой
ответ царю Трои. Мы, греки, отплатим за оскорбление всей  нашей  военной
мощью! Ты можешь идти с миром.
   Одиссей оставался молчаливым и неподвижным - остальные шумно выражали
одобрение словам царя.
   Больше говорить было не о чем. Отсалютовав, я  повернулся,  вышел  из
шатра и поднялся на колесницу. Мой возница погнал лошадей, и  вскоре  мы
снова пересекали кровавое поле, возвращаясь к воротам Трои.

Глава 5
ОДУРАЧЕННЫЙ ЕЛЕНОЙ

   Сказать, что царь Приам удивился, когда я ознакомил его с результатом
моей миссии в лагере греков, означало не сказать ничего. Разумеется,  он
не знал о моем требовании  насчет  Дельфийского  оракула  и  поэтому  не
понимал причины их отказа.
   Тем же вечером царь созвал специальное заседание совета,  на  котором
присутствовал и я. Было решено возобновить военные действия на следующий
день, и каждый военачальник получил  приказ  находиться  в  определенном
участке поля. Гектор продолжал командовать всеми войсками.
   После совещания я отправился в дом Париса и попросил повидать  Елену,
но мне ответили, что она закрылась в своей комнате и  не  желает  никого
видеть.
   Гортина, с которой  мне  удалось  перекинуться  несколькими  фразами,
сообщила,  что  ее  хозяйка  не  впускает  даже  Париса.  Мне   пришлось
удовлетвориться этим,  и,  избежав  вопросов  Гортины  по  поводу  моего
обещания, данного ей три дня назад, я вернулся в свои покои во дворце  и
лег спать.
   Утром я проснулся поздно  -  летнее  солнце  ярко  освещало  комнату.
Быстро одевшись, я позавтракал фруктами  и  печеньем,  после  чего  стал
готовиться к очередной попытке добиться аудиенции у Елены.
   Ночью  мне  снилась  красная  ворона,  преследуемая   дроздами,   что
считалось добрым знаком. Хотя я  ни  в  малейшей  степени  не  суеверен,
нельзя отрицать, что приметы иногда сбываются.
   Выйдя из дворца, я зашагал по широкой  аллее  к  дому  Париса,  когда
внезапно меня окликнули сзади.
   Обернувшись, я увидел царского гонца, спешившего ко мне. Он  сообщил,
что Приам срочно требует меня в свои личные апартаменты.
   Это было весьма некстати, но мне пришлось повиноваться, и я  двинулся
назад во дворец.
   Там меня ожидали еще более неприятные известия.
   Мне  следовало  отправиться  на  поле  битвы   и   передать   Гектору
распоряжения на сегодня. Это  должно  было  занять  два  часа,  если  не
больше, поэтому я со вздохом отказался от визита к Елене. Послав гонца в
конюшни за лошадьми и  колесницей,  я  вернулся  к  себе,  чтобы  надеть
доспехи.
   Через четверть часа я был уже на пути в  поле.  Новость  о  том,  что
битва возобновилась с удвоенной  силой,  очевидно,  распространилась  по
всему городу - улицы были полны стариков, женщин  и  детей,  возбужденно
переговаривающихся и жестикулирующих.
   Я почувствовал угрызения  совести,  осознав,  что,  если  бы  не  мое
вчерашнее предательство, эти люди сейчас спокойно отдыхали бы в объятиях
своих сыновей, мужей и отцов. Но я не жалел о содеянном,  твердо  решив,
что Елена должна быть моей. Все дело было  в  этой  колдунье,  достойной
покровительства Афродиты, если та в самом деле существует.
   Выехав за ворота, мы оказались на равнине перед городом. Вдалеке, где
шла битва, клубилось  облако  пыли,  не  позволяя  ничего  разглядеть  и
напоминая летнюю грозовую тучу. Возница натянул поводья и спросил  меня,
в какой части поля может находиться Гектор, но я знал не больше  его,  и
мы двинулись прямо в центр клубящегося облака.
   Этим утром я  смеялся  над  бравадой  троянских  вождей,  громогласно
заявлявших, что сегодня они будут сражаться у самой  границы  греческого
лагеря. Но вскоре я узнал, что их слова не были пустой болтовней.
   Шум битвы достиг наших  ушей,  когда  мы  находились  еще  далеко  от
сражающихся. Звуки ударов стали о сталь и меди  о  медь,  хриплые  крики
воинов, свист стрел, грохот  боевых  колесниц  -  все  это  сливалось  в
оглушительный шум.
   Так  как  переговариваться  стало   невозможно,   мой   возница,   не
оборачиваясь, мчался вперед.
   Я не заметил, как  мы  приблизились  к  месту  сражения.  Вокруг  нас
валялись десятки убитых и раненых, и мое сердце радостно забилось, когда
я по цвету их одежды и форме доспехов понял, что большинство  из  них  -
греки.
   Внезапно мимо моего уха просвистела стрела, и я  съежился  за  бортом
колесницы.  Возница  продолжал  гнать  лошадей,  и  я   восхищался   его
хладнокровием. Он сидел на виду у  противника,  защищенный  лишь  броней
простого солдата.
   Как  мне  описать  то,  что  произошло  затем?  В  хаосе  битвы  было
невозможно отличить друга от  врага.  Справа  я  увидел  Пандара  с  его
лучниками, посылавшими смертоносные  стрелы  над  головами  троянцев  во
вражеские ряды. Колесницы неслись вперед, сея разрушение на своем  пути;
пешие солдаты гнали греков, разя их копьями.
   Эней сражался во главе своего отряда, держа  в  правой  руке  тяжелый
меч, а в левой  -  тонкий  этолийский  дротик.  Он  размахивал  ими  над
головой,  время  от  времени  поражая  очередного  злополучного   грека,
подвернувшегося ему под руку.
   Троил и Антилох  ехали в одной  из  царских  колесниц,  обрушивая  свои  мечи  на
греков. Пешие солдаты каким-то чудом поспевали за ними, пронзая  копьями
тех, кого не успели прикончить их вожди.
   Троянцы наступали повсюду, а греки с отчаянием на лицах  беспорядочно
бежали к своему лагерю.
   Внезапно я заметил Гектора на его знаменитом белом жеребце. Он поднял
копье, и я увидел перед ним могучую фигуру Аякса Теламонида,  бросавшего
огромный камень. Просвистев  в  нескольких  дюймах  от  Гектора,  камень
обрушился на голову одного из солдат.
   Копье Гектора запело в воздухе и пронзило доспехи Аякса.
   Грек пошатнулся и упал на колени, зовя товарищей.
   Они подбежали к нему и успели усадить его на колесницу Мелеагра  , прежде чем  Гектор
атаковал их.
   Первым ударом копья он поразил четырех греков  и  яростно  устремился
вперед, сокрушая всех на своем  пути.  Когда  его  копье  сломалось,  он
выхватил дротик у бросившегося на него грека и вонзил острие ему в шею.
   Охваченные  ужасом  греки  обратились  в  позорное  бегство.   Гектор
преследовал их, сбросив шлем и открыв лицо для вражеских  дротиков.  Его
доспехи утратили блеск, покрывшись кровью и пылью, однако  он  продолжал
скакать вперед.
   Менелай, Диомед и сам Агамемнон пытались остановить  Гектора,  но  он
гнал их перед собой, как овец.
   За ним устремились пехотинцы. Воздух наполнился  криками  отчаяния  -
стало очевидным, что греков вынуждают отступить к их кораблям.
   - Вперед! - крикнул я вознице, так как мне показалось, что он натянул
поводья.
   Возница открыл рот, но не успел  ответить.  Судорожно  взметнув  руки
кверху, он рухнул  наземь.  Отлично  натренированные  лошади,  лишившись
правящей руки, застыли как вкопанные.
   Я спрыгнул с колесницы и подбежал к вознице. Он был мертв. Из раны на
шее текла струйка крови - греческий дротик пронзил его насквозь.
   Моей первой мыслью было самому погнать лошадей вслед бегущим  воинам,
но потом я решил первым сообщить радостные вести троянцам. Острием копья
я перерезал упряжь одного из коней, вскочил на него, схватил  поводья  и
повернул его к Трое.
   Бедное животное, несмотря на усталость, послушно откликнулось на  мой
приказ  и  помчалось  по  полю,  словно  второй  Пегас  ,  топча  бесчисленные  мертвые  тела.
Один раз конь поскользнулся в луже крови, и  я  решил,  что  мне  пришел
конец, но он быстро выпрямился и понесся дальше.
   Вскоре мы оказались на равнине, и впереди замаячили городские  стены.
Это зрелище придало мне сил, и я пришпорил  коня.  Мы  промчались  через
ворота в облаке пыли.
   Меня приветствовали крики людей, но я не  стал  останавливаться  и  с
возгласом "Троя победила!" поскакал ко дворцу. Женщины и  дети  пытались
меня удержать, требуя подробностей, но  я  не  останавливался,  пока  не
добрался до величественных мраморных порталов.
   Я застал царя Приама в его комнате  вместе  с  дочерью  Кассандрой  и
старым Антенором. Стражник попробовал меня остановить,  но  я  оттолкнул
его и вошел.
   В тот день я принес во дворец радость. Ничего не может быть приятнее,
чем сообщать хорошие новости.
   Приам плакал от счастья, громко вознося хвалу  своему  сыну  Гектору;
Гекуба и Поликсена обнимались со слезами на глазах; Кассандра  сидела  в
углу, многозначительно улыбаясь. Наконец, когда  Приам  в  тысячный  раз
поблагодарил меня и отправил дюжину гонцов  в  разные  концы  города,  я
отправился к себе и принял желанную ванну.
   Думаю, мне можно простить недолгое отступление от темы. Это  касается
ванны.  Вообразите  мою  досаду,  когда,  подойдя  к  моему  сундуку   с
благовониями, я обнаружил, что обе баночки с килетским маслом исчезли!
   Поистине вороватые рабы - сущее проклятие!  Пришлось  воспользоваться
экстрактом из Пилоса, а нет ничего более неприятного  для  мужчины,  чем
отправляться с визитом к даме пахнущим дешевыми духами.
   Как вы, возможно,  догадались,  дамой  в  данном  случае  была  Елена
Аргивская, Ее не могли не обрадовать вести,  которые  я  принес  с  поля
битвы, так что момент был для меня самый благоприятный.
   Я знал, что многие обвиняли Елену в тайных симпатиях  к  грекам,  но,
хотя она охотно вернулась бы в Спарту, чтобы положить конец войне, я  не
верил, что она не горевала бы, видя поражение троянцев.
   Как же велико мужское тщеславие!  Теперь  мне  хочется  смеяться  над
собой, но тогда я с радостью в душе устремился к воротам дома Париса.  Я
жаждал завоевать Елену - самую желанную из всех женщин!
   Елена любезно приняла  меня  в  своей  комнате.  Казалось,  она  меня
ожидала - я не  мог  этого  понять,  пока  не  узнал,  что  Поликсена  и
Кассандра покинули ее всего несколько минут  назад,  успев  сообщить  ей
радостные известия.
   - Значит, опоздал... - удрученно промолвил я.  -  А  я  так  надеялся
первым сообщить тебе новости!
   - Это не имеет значения, -  беспечно  отозвалась  Елена,  -  так  как
новости уже известны всему городу.
   Все с минуты на минуту ожидают возвращения Гектора и  других  воинов.
Вот это мужчина! Я только  что  спорила  с  Поликсеной,  утверждая,  что
Гектор - самый великий из людей, но она не  желала  слышать  ни  о  ком,
кроме Ахилла. Мне это кажется довольно странным для дочери Приама.
   - Вопрос предубеждения, - равнодушно заметил я.
   Последовала короткая пауза.
   - Идей, - снова заговорила Елена, - я собираюсь спросить тебя  кое  о
чем и хочу услышать правду.
   Я посмотрел на нее с удивлением и, признаюсь, с некоторым страхом:
   - У тебя есть причины опасаться, что я тебе солгу?
   - Нет... Не знаю. Но скоро выясню. Посмотри мне в глаза  -  вот  так.
Теперь скажи: ты в точности передал предложение Приама греческим царям?
   Полагаю, я немного  покраснел,  хотя  изо  всех  сил  старался  этого
избежать.
   - Разумеется, в точности, - спокойно ответил я. - А почему ты в  этом
сомневаешься?
   - Не то что сомневаюсь, - Елена не сводила с меня глаз,  -  а  просто
хочу знать. Разве я не видела сегодня  утром  женщин,  раздирающих  себе
грудь, и стариков, ломающих руки в отчаянии? На моих слабых плечах и без
того лежит тяжкое бремя, Идей. Я не хочу его утяжелять.
   - Слабых плечах? - переспросил я. - Здесь  больше  подошло  бы  слово
"прекрасных". - Я склонился к ней. - Долго еще мне ждать твоей улыбки?
   - Не пытайся изменить тему, - сухо сказала она. - Ты  не  ответил  на
мой вопрос.
   - Разве? - воскликнул я.
   - Во всяком случае, твой ответ меня не удовлетворил.
   По-твоему, у меня нет оснований настаивать на подтверждении?  Хорошо,
тогда я пойду к царю Приаму и посоветую ему направить к  грекам  второго
посла.
   Я испуганно вскочил, застигнутый врасплох:
   - Ты не сделаешь этого, Елена!
   По выражению ее лица я понял, что угодил в расставленную ею  ловушку,
и закусил губу. Елена сидела неподвижно, глядя  на  меня;  в  ее  глазах
появился  угрожающий  блеск.  Когда  она  заговорила,  ее  голос  звучал
угрожающе напряженно.
   - Идей, - сказала Елена, - ты предал Трою.
   Знай я, как серьезно она к  этому  относится,  постарался  бы  скрыть
правду. Ее суровый взгляд мог бы предостеречь меня, но я словно ослеп.
   - Если так, я сделал это ради  тебя,  -  ответил  я,  небрежно  пожав
плечами.
   - Значит, это правда! - воскликнула она.
   Я молча кивнул.
   Елена вскочила на ноги, и  я  невольно  отпрянул  при  виде  ужаса  и
презрения на ее лице. Она двинулась ко  мне,  подняв  кулак,  как  будто
собиралась меня ударить,  но  внезапно  остановилась,  опустила  руку  и
горько усмехнулась.
   -  Афродита!  -  вскричала  Елена,  возведя  очи   горе.   -   Святая
покровительница! Почему ты даровала красоту такому жалкому существу, как
я? Если ты хотела меня облагодетельствовать,  почему  возложила  на  мои
плечи бремя вины и покрыла мое имя  позором?  Разве  мало  сделать  меня
неблагодарной сестрой и неверной женой?
   Вырви  мои  глаза,  сдери  с  меня  кожу,  подвергни  мукам,  которые
испытывают тени в царстве мертвых!
   Упав на колени, Елена стала бить себя в грудь и петь скорбную  песнь.
Я схватил ее за запястья и попытался поднять, но она вырвалась с криком:
   - Оставь меня, изменник Трои! -  Внезапно  ее  поведение  изменилось.
Елена встала и несколько секунд молча смотрела на меня. Я  тоже  молчал.
Наконец она опустилась на  мраморную  скамью  и  заговорила  спокойно  и
решительно:
   - Не мне порицать тебя, Идей. Если, как ты говоришь, ты  предал  Трою
ради меня, то я должна винить только себя. Но разве я  дала  тебе  повод
надеяться?..
   - А разве нет? - воскликнул я. - Разве не ты обещала мне  награду  за
твое жертвоприношение? Разве не мои уши  слышали  нежные  слова  в  этой
самой комнате? Я солгал  грекам  и  не  стыжусь  этого,  так  как  хотел
завоевать тебя. Как я мог стать  орудием  изгнания  из  Трои  той,  кого
люблю?
   - Не знаю, - с тоской произнесла Елена после небольшой паузы. -  Увы,
Идей, на мне лежит проклятие Афродиты. Я не могу  видеть  мужчину  и  не
стремиться овладеть им. Тебя я презираю и всегда презирала, но старалась
очаровать.
   - По крайней мере,  ты  говоришь  откровенно,  -  сказал  я,  пытаясь
улыбнуться.
   - Да, но теперь уже слишком поздно, и  мое  сердце  полно  раскаяния.
Если бы не моя слабость  и  твое  предательство,  я  сейчас  была  бы  в
греческом лагере, сегодняшней кровавой  битвы  удалось  бы  избежать,  а
троянцы и греки пировали бы вместе. Остается только  одно  -  мы  должны
постараться исправить причиненное нами зло.
   - Каким образом? Что мы  можем  сделать?  -  осведомился  я,  отлично
понимая, что она имеет в виду.
   -  Ты  должен  снова  отправиться  к  царям  Греции  и  передать   им
предложение Приама слово в слово. Скажи, что я охотно вернусь в  объятия
Менелая, что я сохну по нему. Такой  глупец,  как  он,  сразу  придет  в
восторг.
   Меня отнюдь не прельщала перспектива возвращения в греческий  лагерь.
Такая миссия была чревата смертельной опасностью: перемирие окончено,  и
меня, скорее всего, схватят как  шпиона  или  убьют.  После  сегодняшней
битвы, где полегло столько греческих героев, и унизительного  поражения,
нанесенного  Гектором  и  его  войсками,  греки  вряд  ли  пребывали   в
дружелюбном настроении.
   Но еще большая опасность заключалась в том, что, если новость о  моем
повторном визите станет известна в Трое, это будет означать разоблачение
моего предательства, потерю чести и жизни. Такой позор  разобьет  сердце
моего отца и навлечет на наш род презрение будущих поколений троянцев.
   Я ответил Елене со всей твердостью и искренностью - ибо я верил в то,
что  говорил,  и  дальнейшие  события  доказали  мою  правоту,   -   что
предлагаемая ею попытка была бы более чем бесполезной, что теперь греков
может удовлетворить только уничтожение Трои.
   Ты должен отправиться в греческий лагерь, Идей, - настаивала она, - и
я буду молить богов о твоем успехе. Весь день я слышала плач и проклятия
женщин. Ты считаешь  меня  бессердечной?  Я  готова  даже  спуститься  в
царство теней, чтобы сбросить груз вины.
   - Я не пойду к грекам, - упрямо повторил я.
   - Вот как? Посмотрим. -  Ее  голос  стал  суровым.  -  Если  тебя  не
заставит честь, то погонит страх. Либо ты сегодня же вечером отправишься
с предложением к грекам, либо я пойду к царю Приаму  и  расскажу  ему  о
твоей измене.
   Я бросился к ней с мольбой:
   - Ты не сделаешь этого, Елена!
   - Сделаю. Разве я не сказала, что презираю тебя?
   Если тебя убьют, что мне до  этого?  Предупреждаю:  не  пытайся  меня
обмануть. У меня есть связь с греческим лагерем - не важно какая, - и  я
все узнаю. Ты должен передать предложение слово в слово.
   Несомненно, Елена выполнила бы свою угрозу. Она бы выдала  меня  царю
Приаму после того, как завлекла  своим  коварством  и  чарами  Афродиты.
Пришло время действовать - и действовать быстро.
   Я не колебался. Прежде чем последние слова  сорвались  с  ее  уст,  я
сунул руку в складки плаща и извлек оттуда тонкий этолийский  дротик.  В
следующий момент он вонзился бы в ее белоснежную грудь, и  больше  никто
из греков и троянцев не пал бы жертвой чар Елены Аргивской.
   Но Елена явно предвидела подобную ситуацию.
   Когда я протянул руку, чтобы схватит