пяти
досок для виндсерфинга?
     --  Какой  к  черту  виндсерфинг!  --  явно  рассердился  Пако.  --  Мы
интересуемся содержимым, вот что нам надо.
     -- Разве они сделаны не из полиуретана? -- удивился я.
     -- Парень, я  должен говорить это громко?  Внутри этих  досок мы кладем
наш товар.
     --  Наркотик? --  Я  вытаращил на него  глаза.  --  Вы  имеете  в  виду
марихуану?
     -- Он  думает,  мы говорим "сигареты с марихуаной"! - Пако посмотрел на
Эдуарде и  засмеялся. --  Мы  обсуждаем, парень,  черную  героиновую  смолу.
Настоящий мексиканский продукт. Тончайший героин в мире.
     Внезапно  у  меня в  голове  все  сложилось  в  цельную картину: черная
героиновая смола из  затонувшего  танкера,  идущего  в Орегон,  будто  нефть
разливается по побережью. Яростное желание мексиканских  банд распространить
свой продукт по роскошным кафе европейского общества. Позже я узнал, что для
них стало навязчивой идеей, вопросом статуса продавать свой героин под носом
у  наркобаронов  Марселя  и  победить  конкурентов. Они  считали,  что  хотя
французский  героин и  вполне  ничего, но  он старомоден, а мексиканский  --
продукт  новый  он  лучше  и  самое  главное  -- он  мексиканский.  Странно:
национальная  гордость при торговле таким товаром. Но с другой  стороны, мне
кажется  правильным и  вполне естественным, что  не  только воры  в  военных
мундирах, но и торговцы наркотиками могут быть патриотами.
     --  И  как  вы  видите,  сеньор,  -- продолжал Пако, --  для нас  важно
получить  свой груз.  Деньги,  конечно, тоже важно. Но мы  хотим ввести  наш
продукт в международное героиновое соревнование, которое в этом году будет в
Сан-Себастьяне.
     С летного поля донесся звук самолета, заходящего на посадку. Он отвезет
Алекса в Парагвай.  Это интересно, но не имеет значения. В данный момент я в
руках этих парней, и мне лучше бы думать о своих трудностях.
     -- Никогда не слыхал об этом международном соревновании, -- вытаращил я
глаза.
     -- Конечно,  о нем не печатают в газетах, -- улыбнулся Пако. -- Если вы
не слышали о нем, сеньор, то, наверно, потому, что вы не из нашего круга.
     Гордое презрение, как у всех людей "его" круга, с которыми я долго имел
дело. Да, мне нравился  этот человек с автоматом  и  в  рубашке-гуябера. Мне
нравятся мужчины, которые гордятся своим товаром.
     --  Но  сейчас, сеньор...  --  Он  снова  вернулся  к  делу,  помахивая
автоматом  с  беззаботной небрежностью,  никуда  не целясь_  Отблески  стали
танцевали у меня перед глазами, и я увидел,  не прозорливо, не слишком ясно,
что попал в мир неприятностей. -- Сейчас нам больше всего нужна от вас одно:
местонахождение досок для виндсерфинга.
     -- Мой  друг,  -- начал я,  -- если  существует что-то, чего я страстно
хочу, то только одного: сообщить вам местонахождение досок для виндсерфинга.
Но, увы, кто-то их украл, и мы все горюем об этом.
     -- Вы  не скажете?  -- спросил  Пако голосом  ярмарочного злодея, более
злобным, чем само зло.
     --  Омбре!    --  закричал  я,  чувствуя  приближение
развязки. -- Я не могу вам сказать того, чего не знаю!
     -- Очень плохо, --  пробормотал Пако, покачивая  головой. -- Боюсь, нам
нужен для вас мексиканский болезненный предмет.
     -- Не надо мексиканский болезненный предмет! -- закричал я.
     --  Надо мексиканский  болезненный  предмет. Эдуардо,  принеси  колющие
ножницы и воздушный компрессор из багажника машины.
     -- Острый инструмент тебе тоже нужен? -- спросил Эдуарде.
     -- Да, принеси острый инструмент тоже!
     Они  оба  самодовольно   усмехнулись,  будто  мексиканский  болезненный
предмет был чем-то очень комичным. Конечно, если за его действием наблюдать,
а не испытывать на себе. И у меня возникло сильнейшее желание быть зрителем,
хотя я  вынужден был  стать участником... Смятение  охватило меня,  и в этот
момент я услышал собственные слова:
     --  Ладно, ваша  взяла.  Мы  можем  отложить  мексиканский  болезненный
предмет. Я поведу вас к виндсерферам.
     -- Ты это сделаешь и предашь собственных друзей?
     -- Конечно, раз это для хорошего дела вроде спасения собственной шкуры.
А я верю, что именно это и делаю.
     --  Да,  ты ведешь нас к  виндсерферам, а мы  позволяем  тебе  жить. --
Презрительная усмешка  явно  отрицала искренность слов,  а скривившиеся губы
предвещали неминуемое предательство,  если  нам так повезет, что дойдет и до
этого.
     -- У тебя есть пять  секунд  сказать нам,  куда идти, -- поторопил меня
Пако.
     Великолепно. Мало  того,  что  они  поставили  передо мной неразрешимую
задачу, так еще добавили и лимит времени.

        "55. УИТОН"

     Не  знаю,  как  бы  я  вел себя  под пытками. К счастью,  мне  так и не
пришлось этого узнать.  Дверной проем вдруг заполнила  впечатляющая твидовая
громада Уитона.
     --  Отпустите  его, --  насмешливо  бросил Найджел. --  Ему  ничего  не
известно о виндсерферах.
     --  Откуда вы знаете,  что ему неизвестно о  виндсерферах?  --  спросил
Пако.
     -- Потому что я сам их забрал.
     Мексиканцы искали возможность сделать с  Найджелом нечто ужасное, но он
встал  за шкаф с  картотекой. К тому же они заметили, что он вооружен легкой
быстрострельной "коброй би  стинг",  новым  индонезийским оружием, которое в
прошлом  году израильтяне показали на Бейрутской выставке зверств.  В другой
руке  Найджел держал гранату с  нервно-паралитическим газом, предназначенную
для того, чтобы сосредоточить ваше внимание на  небольшой утрате, всего лишь
на потере  зрения. Правда,  только в том случае, если вы не  успели  вовремя
закрыть глаза, когда она начала действовать.
     --  Сержант,  -- распорядился Уитон, обернувшись к мужчине  в униформе,
чья кепи  французского полицейского  смутно  виднелась  за  его  спиной,  --
уведите этих людей.
     Появление   сержанта   сопровождалось   еще    четырьмя    французскими
полицейскими  в форме  и с автоматами "узи".  Двое других полицейских выбили
окна и  вошли, выставив  вперед  автоматические пистолеты.  Мексиканцы  были
обезоружены. Пришла пора бросить автоматы и положиться  на адвокатов. Они не
сопротивлялись, когда на них надели наручники и увели.
     Потом, стряхивая капли  дождя со светло-голубого плаща, в комнату вошел
Фошон.
     -- Привет, босс, -- обратился к нему Уитон.
     -- Хорошая работа, Найджел, -- похвалил Фошон.
     Так  я  получил  первый  намек, что  мой старый  друг,  Найджел  Уитон,
работает в полиции.
     --   Полицейский   информатор!   --   воскликнул    я,   окидывая   его
соответствующим гневным взглядом
     --  Да, старина,  -- подтвердил  Найджел. --  Я работаю  в  полиции уже
несколько лет. С тех пор, как инспектор Фошон помог мне выбраться из беды, в
которую ты втянул меня в Турции.
     Я пропустил его слова мимо ушей.
     -- Как к тебе попали виндсерферы?
     --  Проще простого, --  усмехнулся Найджел. -- После  нашей  встречи  в
Гонфлере  я не  вернулся в  Париж, а  поехал  в  соседний город,  Сен-Луп, и
пропустил там в баре пару  рюмок. Когда приземлился самолет Вико, я позвонил
ему  из бара отеля. Пока он выяснял, кто ему  звонит,  я  нанял такси, чтобы
забрать  его сумки с  виндсерферами. Для этого очень  пригодились твои  пять
тысяч франков. Я оставил сумки в камере хранения Сен-Лупа, где они и ждут до
сих пор, пока мы с уд0-вольствием их заберем.
     -- Ты мог бы сказать мне об этом, -- фыркнул я.
     --  И ты  мог  бы хоть  словом  намекнуть  мне в Турции,  пожал плечами
Найджел. -- Хотя  я понимаю, вполне естественно отказаться  от друзей, когда
другого выхода нет.
     Память   перенесла  меня  к   боли  и  пыткам  в  Стамбуле.   Маленькая
звуконепроницаемая комната  позади таможни. Яросик, расслабляющий галстук  и
закатывающий рукава: "Нет смысла, Хоб, продолжать  игру. Мы знаем, что товар
движется. Где он? Скажите нам, или все упадет на вас".

        "56. ФОШОН ЗАКОНЧИЛ ДЕЛО"

     Жандарм ввел в комнату Ракель, крепко держа ее за локоть.  Фошон отнюдь
не дружественным тоном обратился к ней.
     --  Мадемуазель, --  начал он, -- по вашему собственному признанию,  вы
совершили нападение  с  намерением убить. Только  тот факт, что вы  пытались
убить  человека,  которого  мсье  Дракониан,  как  он  заявил  под присягой,
несколько  дней назад видел мертвым,  мешает  мне предъявить вам обвинение в
соответствии  с французским  уголовным законодательством.  По-моему,  вы  не
совсем  уравновешенны, мисс Старр. Это нехорошо, и я прошу вас обратиться за
советом к психиатру, когда вы вернетесь в вашу страну.
     -- Большое спасибо, -- проговорила Ракель.  Она выглядела  маленькой  и
жалкой.  Правая рука висела  на  перевязи. Ее ушибло  отдачей.  -- Я просила
Бога,  чтобы мне удалось прикончить его. Но я его только ранила. И маленькая
латиноамериканская шоколадка посадила его как ни  в чем ни бывало в самолет.
Вам не следует разрешать растратчикам вроде него летать в вашем национальном
воздушном пространстве.
     -- Мы очень часто не разрешаем, -- возразил Фошон. - В любом случае, ко
мне  это не  имеет  отношения.  Это  забота  другого  департамента. Полагаю,
министерства финансов.
     -- Пошли вы все к черту, -- буркнула Ракель.
     --  Хорошо, -- продолжал Фошон. -- По-моему, мы  здесь видим счастливое
завершение дела.  Как  вы, наверно,  догадываетесь, Об, нас главным  образом
интересовала афера  с виндсерферами. Мы знали, что в ход пущена такая схема.
Но было трудно обнаружить, кто за ней стоит. Благодаря вам, хотя и косвенно,
мы получили информацию. -- Он обратился к Ракель:  --  Вы решили  финансовую
сторону? Я спрашиваю только из любопытства.
     -- Как бы вы ни спрашивали, это не имеет значения, -- вздохнула Ракель.
-- Я не получила ни пенни. Алекс как раз говорил, что полностью  расплатится
со мной,  когда я выстрелила в него. Наверно, стоило бы  подождать.  Если бы
только я направила дуло  на несколько дюймов  влево... Ну, если я вам больше
не нужна, инспектор, я собираюсь в Рим.
     -- Вы вольны ехать, куда вам угодно.
     -- Хоб? -- Ракель остановилась у  двери.  --  Хотите поехать вместе? --
спросила она.
     Я  посмотрел  на  ее твердый подбородок,  сильную шею, праведные глаза.
Симпатичная леди,  но,  как говорил  Алекс, она само зло. И к тому же у меня
были другие планы.
     -- Нет, спасибо, -- ответил я. -- Как-нибудь увидимся.

        "57. ВИНДСЕРФЕРЫ"

     -- Не нужно плохо думать о майоре Уитоне, -- сказал мне позже Фошон. --
Все случилось очень быстро, виндсерферы возникли совершенно внезапно. Нас не
интересовал  Алекс.  Мы все  время  следили  за  этими досками. Когда  Уитон
наткнулся на них в Гонфлере, он понял -- надо что-то делать, чтобы они снова
не исчезли.
     -- Почему он не позвонил жандармам и не арестовал Вико?
     Фошон покачал головой.
     --  Мы  хотели  добраться до  людей, которые  стоят за ним. У  Найджела
родилась  гениальная  идея  -- украсть  виндсерферы и заставить  мексиканцев
думать, что это сделали вы.
     --  Они  контрабандой  вывозили  наркотики в этих досках? Правильно? До
меня это не доходит.  Я думал, героин незаконно ввозят в США, а  не  вывозят
оттуда. Кстати, мой племянник имеет какое-то отношение к этому делу?
     --  Некоторые  детали этой истории еще нуждаются  в  подтверждениях. Мы
ждем их от Фолкона. Но мы предполагаем что замешан один из тех, кто работает
вместе с ним на строительстве виндсерферов. Обычно люди считают, мол, контра
банду наркотиков проводят большие банды в Майами, это  крупные операции, и в
них участвуют  быстроходные суда самолеты.  Нет,  дело организовано  гораздо
сложнее.  В нем  на много  больше  граней. К примеру,  распространение.  Эта
область  заслуживает  особого изучения. Вы представляете,  насколько  трудно
доставить  наркотик до  конечного  потребителя,  до богатых людей?  Особенно
когда нужно обеспечить  товаром множество мелких торговых точек, где  просто
продают прохладительные напитки во время крупных спортивных соревнований.
     -- Во время  спортивных  соревнований? Я  слышал, что атлеты используют
наркотики, неужели зрители тоже?
     --  Ох,  Об,  поверьте, зрители  тоже.  Теперь  уже  никто  не  едет на
спортивное  событие  просто  смотреть.  Люди, когда  приезжают  туда,  хотят
получить  все  по высшему разряду. -- Фошон принял  дидактическую позу.  А я
устроился поудобнее, чтобы выслушать  лекцию.  -- Наркотик  стал частью всех
спортивных  событий.  Знаете, его используют лучшие люди, не только какие-то
оборванцы.  Для  многих величайшие соревнования  года  --  это только  повод
собраться  с  друзьями и  как следует нагрузиться наркотиком.  Но  откуда он
попадает к ним? Никто,  будучи в здравом уме, не  отправится путешествовать,
храня в кармане  или в чемодане героин Они покупают его там, куда приезжают.
Но у кого они покупают? Позвольте  рассказать, как это происходит. Допустим,
заезд в Монте-Карло. Вы не  имеете дело с уличными цыганами. Вы  знаете  что
они агенты полиции. Кто может  за них поручиться? Нет вы обращаетесь к тому,
с кем уже имели  дело раньше, кому доверяете. Вы покупаете наркотик у одного
из участников соревнования. У такого, как Вико.
     -- Он хорошо известен, Вико?
     -- Да, определенно. Он разъезжает по всем  соревнованиям,  участвует во
всех гонках.  И  уже многие годы  ведет дело со своими друзьями.  Когда Вико
привозит свой груз, он может получить за него более десяти тысяч долларов. И
это не только  его интерес, но и денежных людей,  стоящих  за его  спиной. В
этом причина и его споров с братом. Энрике  узнал, что Вико начал заниматься
сомнительным  бизнесом.  И тогда он задержал плату за виндсерферы. Он хотел,
чтобы у Вико начались неприятности, стараясь таким путем заставить его, пока
не поздно, бросить опасный  бизнес. Иначе или его поймает полиция, или убьет
какой-нибудь преступник. Энрике  решил,  что самый лучший способ --  пустить
ваше агентство  по  следам Вико. Вселить в него страх. Он точно не знал, что
вы собираетесь  делать. Однако  ваше  участие должно было  оказать  на  Вико
влияние. По мнению Энрике, этого, вероятно, хватило бы, чтобы заставить Вико
отказаться от сделки.
     -- Но этого не хватило?
     -- Энрике неправильно представлял  положение. Он думал,  Вико  способен
сам определять свои  цели. Но он  уже  не был  способен. Он  глубоко увяз  в
отношениях  с партнерами.  Это два  мексиканских бизнесмена с  криминальными
интересами,  они  проводили  отпуск  на   Ибице  и  познакомились   с  Вико.
Виндсерферы представлялись им идеальным средством не только для контрабанды,
но  и для распространения наркотиков по Европе. Доставить груз --  это одно.
Но включить его в товарооборот -- огромные хлопоты.
     Фошон  собирался  еще  более  углубиться  в  тему.  Но  я  услышал  уже
достаточно.  И постарался выбраться оттуда.  Есть  один человек,  которого я
должен был увидеть.

        "58. ПЕР-ЛАШЕЗ; В ОЖИДАНИИ СОЛНЦА"

     Я поехал  на Пер-Лашез -- последнее, что  я  сделал, пока было время до
отправления  самолета. Пер-Лашез --  большое кладбище на  востоке  Парижа  в
районе, который называется Бельвиль. Я медленно прогуливался по аллеям среди
прославленных мертвых.
     Здесь очень много мертвых. Близко к миллиону, как говорят путеводители.
И  именно здесь мы видим  некоторые из  крупнейших в культуре имен. Мы видим
Марселя  Пруста  и Эдит  Пиаф.  Здесь Модильяни  и Оскар  Уайльд.  Мы  видим
Бальзака, и  мы видим Бизе.  Колетт и Коро. Мы  даже  видим здесь  Абеляра и
Элоизу и  мысленно возвращаемся в прошлое . Это
великое время.  Виктор Гюго сказал:  "Быть похороненным на Пер-Лашез  -- все
равно что иметь мебель из красного дерева".
     Разумеется, он тоже здесь вместе со всей семьей.
     Пер-Лашез -- прекрасный символ того, чего может достигнуть иностранец в
Париже. Мы видим  здесь Эжена  Ионеско, Айседору Дункан,  Гертруду  Стайн  и
Алису Б. Токлас .
     Я кивнул им, мысленно, конечно. Но  не их я  пришел повидать. Тот,  кто
мне нужен, живет в блоке А, направо отсюда.
     Привет, Джим.  Леди  и джентльмены, здесь лежит  Джим  Моррисон, поэт и
певец определенной репутации,  образец  для подражания в дни моей молодости,
который приехал в Париж с визитом и остался его постоянным обитателем.
     Джим, говорю я, в первые минуты, вернувшись в Париж я подумал, мне надо
проведать  тебя и сказать, какое прекрасное место ты выбрал, чтобы  умереть,
если тебе уж так надо умереть и ты сам не возражаешь  против этого. Но потом
что-то изменилось, и сейчас я пришел  сказать, Джим,  здесь  и  правда очень
мило  и, наверно, ты собираешься оставаться здесь столько, сколько возможно.
Потому  что теперь  тебе  никогда  не  позволят  выбраться  отсюда.  Но  это
неправильно,  Джим, ведь тебя  не было намерения оставаться здесь, ты просто
проходил мимо.  Джим,  возвращайся  в  Америку,  там  еще  есть  молодость и
красота, талант и любовь. Конечно,  там много  всяких  пакостей, но бывает и
много хорошего. Как я хотел бы перенести  тебя  туда. Америка хорошее место,
хотя прежде всего мне надо бы признать,  что  бит -- музыку нашего поколения
-- трудно продолжить.
     Почему   я  чувствую  себя   таким  неприкаянным?   Дело   благополучно
закончилось. Мне заплатили.
     Потом я вспомнил, что забыл задать Джиму вопрос.
     "Джим, если бы ты был на моем месте, что бы ты сделал?"
     Но теперь уже слишком поздно. Мне все придется решать самому.
     Я вышел на  площадь Гамбетта и взял такси  до аэропорта де  Голля. И не
оглянулся. Потом вошел в аэропорт  и направился прямо к конторке "Трансуорлд
Эрлайнс". Конец моей европейской мечты. Нью-Джерси, я возвращаюсь.
     Нас соблазняет  Париж  нашей мечты. Мы,  американцы,  приезжаем  сюда в
поисках нашего прошлого, а если и  не нашего,  то хотя бы такого прошлого, с
которым мы можем ассоциировать себя. Такого, про  которое можем сказать: это
мое, этот город, эта женщина, эта культура, эта цивилизация. Париж -- родина
изгнанников.
     Увы,  ведь мы  не  выбираем наши  собственные архетипы.  Они  действуют
внутри нас.  Я говорил  себе: лучше иметь  Париж в сознании, чем под ногами.
Лучше жить в Америке с памятью о Париже, чем  в Париже с памятью об Америке.
Прежняя грязная промышленная  родина призывает  нас  вернуться,  потому что,
если  быть  точным,  она не красивая, не  древняя,  не благословенная.  Наша
родина бросает нам вызов: вложить наши ценности там,  где нуждаются в них, а
не тратить наше время там, где они уже есть.
     Я никогда  не  задумывался  над подобными  вещами,  но каким-то образом
знал, что это значит. До того как я уехал из Америки, я даже  не подозревал,
что существует американская цивилизация. И теперь я возвращался к ней.
     Я стоял в очереди на регистрацию к конторке "Трансуорлд Эйрлайнс".
     -- Привет, старина, -- обратился ко мне человек,  стоявший  впереди. --
Вы похожи на американца. Откуда вы?
     -- Из Нью-Джерси, -- услышал я свои слова.
     -- Шутите? Я тоже. А там откуда?
     -- Снаффс-Лендинг.
     -- Шутите! Я живу в Хобокене, можно сказать, соседняя дверь. Это делает
нас почти что родственниками, разве нет?
     Он был общительным, симпатичным человеком, мне не хотелось его обижать.
Легкий костюм цвета электрик с темно-бордовым кантом на лацканах принадлежал
к тому сорту  одежды, которую  в маленьких  городах  торговцы  товарами  для
мужчин продают отпускникам,  едущим в Европу, как якобы туристическую Во мне
что-то поднялось, и я буркнул:
     --  На  самом деле мы вовсе не родственники.  На самом деле я живу не в
Нью-Джерси. Я живу в Париже.
     --  Тогда почему же вы летите в  аэропорт "Кеннеди"?  -- Мои слова явно
озадачили его.
     -- А я и не лечу, -- пробормотал я, поворачиваясь к выходу. -- Я пришел
посмотреть, как улетаете вы. Всего хорошего
     Он окинул  меня  недоумевающим  взглядом, но улыбнулся и помахал  рукой
Потом он пошел  к самолету.  Минуту  спустя я  тоже