е обращала. Для  меня  Гавана была
просто  еще одним приятным местечком.  Большую  часть времени я проводила на
пляже  Варадеро. Ну  а потом Этьен получил  свою партию  -- или как оно  там
называется, -- и мы вернулись на Ибицу.
     -- И на Ибице ты стащила у него наркотик? -- спросил Хоб.
     -- Ну мне же были нужны деньги! Причем срочно. Я же тебе говорю, у меня
ребенок учится в частной школе в Швейцарии. И мне, хоть тресни, надо вовремя
оплачивать  счета, иначе  ее просто выставят. А я хочу, чтобы ее жизнь  была
лучше,  чем у  ее  мамочки, понимаешь? И Этьен это понял с самого начала. Он
знал,  что я  не могу жить с ним  ради  одного удовольствия. Я  не могу себе
этого  позволить, когда у меня ребенок в частной школе. Он понимал, что  мне
нужны  деньги.  Не  слишком много,  но достаточно, чтобы оплачивать  счета и
заботиться  о  дочери. Этьен  сказал: "Не тревожься, не суетись, все  у тебя
будет. Я организую". А сам и пальцем не шевельнул! Но тут мы возвращаемся из
Гаваны, кругом все эти разговоры, а у  него с собой партия наркотика, Однако
ни  цента  наличными.  А у  меня  счета  просроченные. Мне надо было  что-то
предпринять. Этьен сел в  свою "Монтессу" и укатил на другой конец острова к
кому-то на день рождения. На два дня. И пока его не было, я взяла эту партию
и заключила сделку со Стенли.
     -- А почему со Стенли? -- спросил Хоб.
     -- Ты, наверно, не знал его по-настоящему. Стенли был мужик правильный.
Надежный. Он  сказал, что у него в  Париже  куча знакомых, которые наверняка
заинтересуются новым наркотиком.  Мы  договорились, что  он  загонит дурь, а
выручку мы поделим  пополам. Это  была  не первая наша сделка.  Я знала, что
Стенли  можно  доверять.  Ну  вот,  а  потом  вернулся  Этьен,  увидел,  что
наркотиков нет, и устроил жуткий скандал Я думала просто подождать, пока все
уляжется, -- я  ведь не в первый раз уводила у  мужика из-под  носа  лакомый
кусочек, и  обычно  они  потом  всегда  успокаиваются.  Но  на этот  раз все
оказалось сложнее. Из-за того, что "сома" -- наркотик новый, все рынки сбыта
уже поделены между торговцами,  и они договорились не пускать его в  продажу
раньше уговоренного срока.
     -- А когда же его должны были пустить в продажу? -- спросил Хоб.
     -- После открытия отеля. Ну и вот, Этьен ужасно разозлился и был к тому
же здорово напуган, но я уже ничего  не могла поделать. Стенли был в Париже,
а я даже  его телефона не знала. Этьен сказал, что между нами все кончено, и
ушел от меня. И рассказал про все Арранке. Наверно, не мог не рассказать. Ну
а тот явился ко мне.
     -- Когда это было? -- спросил Хоб.
     -- На третий день  после того, как  мы вернулись  из  Гаваны.  Не очень
приятная встреча. Сперва я думала  обвести Арранке вокруг пальца. Но он меня
избил.  Однако постарался,  чтобы на  лице  следов  не осталось. Я ему сразу
приглянулась, но он сделал то, что и должен был. Мне было очень больно, Хоб,
и я рассказала ему все, что знала про Стенли и про его знакомых в Париже. И,
что  самое  странное,  я  не рассердилась на него за  это, хотя больно  было
ужасно.  Я понимала, что он прав, со своей точки зрения. Он ведь отвечает за
всю торговлю "сомой", а я испортила ему сделку. Он в  ответе перед людьми, а
я в ответе перед ним. Удивительно, как это сближает! Когда он меня избил, он
сам потом плакал -- правда плакал, Хоб! Я показалась ему такой красивой, что
у него просто  сердце разрывалось из-за того, что ему пришлось меня ударить.
И он очень старался не оставить следов там, где это было бы заметно. Ну вот,
одно за другим, мы занялись любовью, и это было  прекрасно! А потом  он  мне
сказал, чтобы я держала  язык  за зубами,  пока он не вернется,  и уехал,  а
следующее, что  я узнала,  -- это что они с  Этьеном  улетели в Париж, чтобы
найти Стенли и вернуть наркотики. А потом я узнала, что Стенли убили. Думаю,
он уже успел загнать наркотики, и Арранке старался хоть как-то загладить это
недоразумение.
     К концу рассказа Аннабель Хоб сидел совершенно ошеломленный и просто не
знал, что сказать. Через некоторое время он выдавил:
     -- Слушай, а мне-то ты зачем все это рассказала?
     -- Ну, надо же мне с  кем-то поговорить! Мне ужасно неловко, Хоб. Из-за
того, что ты попал сюда.
     -- И что теперь будет?
     -- А это уже не мое дело, Хоб. Это забота Эрнесто.
     -- Аннабель, ты не могла бы кому-то сообщить?
     -- Хоб, ну как ты не понимаешь!  У тебя был шанс. Ты видел, как это все
опасно. Ты мог бы это бросить, и тогда бы тебя никто и пальцем не тронул. Но
ты не воспользовался своим шансом. И теперь тебе остается только смириться с
тем, что будет.
     -- А ты, Аннабель?
     -- Ну,  у меня  своя  жизнь,  свои проблемы. Поверь,  мне  есть  о  чем
позаботиться. И я делаю куда больше, чем ты.
     -- Так  это и  есть твое представление об  идеальной  жизни?  Сделаться
подружкой гангстера?
     --  Нет,  Хоб,  я  рассчитываю  на  большее! Теперь у  меня  есть  шанс
проникнуть в действительно высокие  сферы. Я не стану тебе говорить, что это
за шанс. Я думала, ты настоящий друг, но  от тебя сочувствия не дождешься. И
я  не  позволю ни тебе, ни  кому-то еще встать у меня на пути. Довольно меня
пинали. С меня хватит. Теперь этому конец!
     -- Во блядь! -- только и вымолвил Хоб.
     --  О! Ты не  джентльмен! --  воскликнула  Аннабель  и бросилась вон из
комнаты. Эффект был слегка подпорчен: дверь оказалась заперта, и ей пришлось
несколько раз постучать, прежде чем Арранке ее выпустил.

        "ГЛАВА 9"

     -- Вот это  девочка, а?  --  сказал  Арранке,  войдя в комнату и бросив
восхищенный взгляд вслед Аннабель.
     -- Да, это уж точно! -- согласился Хоб.
     -- Я скажу вам одну вещь,  --  продолжал Арранке.  -- Я  вас,  конечно,
убью, но хочу, чтобы вы знали: я сделаю это не из личной неприязни.
     -- Очень рад слышать, -- заявил Хоб. -- Это меня сильно утешает.
     -- Я на это надеялся.
     -- А может, сделаем еще проще?
     -- Как? -- спросил Арранке. -- Вы покончите жизнь самоубийством?
     -- Нет, избавлю вас от необходимости меня убивать.
     -- И как вы это себе представляете?
     -- Я дам вам слово, что, если вы меня отпустите, я забуду об этом деле.
Аннабель права. Я откусил больше, чем могу прожевать.
     -- Вы что, серьезно?
     -- Совершенно серьезно.
     --  Я бы  очень хотел вам верить, -- вздохнул  Арранке. -- Но я  вам не
верю. Боюсь, мне придется закрыть ваш счет.
     -- Простите?
     -- "Закрыть счет" -- это американское выражение, означающее "прикончить
кого-то".
     -- А-а! Да, давненько я не бывал в Штатах.
     -- Попытайтесь встать  на мое место. Предположим даже, я вам поверю. Но
оставить вас  в живых я все равно не смогу. Ваша смерть послужит примером. Я
должен показать, что бывает  с теми, кто встает на пути у торговцев "сомой".
Это не какая-нибудь мелкая торговая сделка. Мы играем по-крупному. Нам нужно
с самого начала заслужить авторитет. Как итальянской мафии. Понимаете?
     Хоб кивнул. Какой смысл валять дурака теперь?
     -- С  вами  надо сделать  что-то впечатляющее, -- продолжал Арранке. --
Что-то,  что  привлечет всеобщее  внимание.  Что-нибудь  зрелищное  или,  по
крайней мере, интересное.
     -- И что вы придумали? -- поинтересовался Хоб.
     -- Да есть у меня тут парочка идей, -- уклончиво ответил Арранке. -- Но
обсуждать их пока рано. Постарайтесь не дергаться, фарамун. Я скоро вернусь.
     Хоб   хотел  сообщить   Арранке,   что  полицейских   обычно   называют
"фараонами", а не  "фарамунами", но решил, что сейчас не время. Как бы то ни
было, лишний раз раздражать его не стоит.
     Арранке вернулся где-то через час. -- Отлично, -- сказал он. -- Свяжите
его и отнесите на место.
     Фальшивые  работники  Особого  Отдела  обмотали  Хобу  руки  за  спиной
прозрачной  пластиковой веревкой.  Потом сделали то же с ногами. Один из них
взял зажигалку и  слегка подпалил узлы, так, чтобы веревка оплавилась, но не
загорелась, а узлы спаялись намертво.
     -- Ну вот, теперь фиг развяжешь, -- сказал парень. Другой кивнул.
     -- Хорош. Понесли.
     Они выволокли Хоба из комнаты,  спустились по лестнице вслед за Арранке
и оказались в заводском цехе. Под  потолком  на цепях  висели лампы дневного
света, а  пол был загроможден  останками некогда шумных машин.  Цех выглядел
ужасно старым. Хоб решил, что большая часть оборудования изготовлена  где-то
в начале века. Хотя наш детектив слабо разбирался в таких вещах.
     --  Положите  его на  транспортер, -- распорядился Арранке. Транспортер
представлял собой металлический желоб на уровне пояса, со стенками где-то  в
два фута высотой. Он шел с наклоном через все помещение от отверстия в стене
цеха где-то под самым потолком к большому  металлическому кожуху размером  с
гараж. Что находится в кожухе -- Хоб не знал, но боялся худшего.
     Фальшивые  работники  Особого  Отдела  положили  Хоба  на конвейер.  Он
почувствовал  под спиной ролики. Арранке подошел к  стене и  сделал  что-то,
чего Хоб не видел. Раз да лея-вой моторов. Он  исходил от ремней, приводящих
в движение ролики, и  от того похожего на гараж кожуха, который был впереди,
футах в пятнадцати.
     --  Эта машина -- мельница для руды, -- объяснил Арранке Хобу. -- Куски
руды доставляются этим  транспортером и попадают в  валки.  Они прямо  перед
вами. Если вы чуть-чуть приподнимете голову, вы их увидите.
     Хоб  приподнял голову и увидел, что панель, закрывавшая вход в огромный
кожух, отошла в сторону и впереди открылись  два длинных стальных вала. Валы
начали вращаться  -- поначалу  медленно,  с  жутким грохотом,  а  потом  все
быстрее  и быстрее. Не надо было  быть гением, чтобы догадаться,  что  лента
транспортера  поднесет  Хоба  прямо к этим валкам и его  перемелет  в  муку,
точнее, в кровавую кашу.
     Появилась Аннабель. Она подошла к Хобу.
     --  Хоб... -- сказала  она. --  Мне  действительно очень жаль, что  так
вышло. Но я не виновата. Я тебя предупреждала.
     Хоб никак не мог заставить себя поверить, что все это -- всерьез.
     -- Брось извиняться, -- сказал он, -- лучше вытащи меня отсюда!
     -- Ах, Хоб! -- воскликнула Аннабель и разрыдалась.
     --  Я на  самом деле человек не жестокий, -- сказал  Арранке. -- Но мне
надо произвести впечатление  на своих партнеров.  Особенно на индусов. Когда
они про это услышат, то поймут, что со мной следует считаться.
     Лежа на спине на транспортере, Хоб почему-то не мог придумать  никакого
остроумного ответа. Он  услышал еще один  щелчок.  Это Арранке  нажал другую
кнопку. Ролики под спиной Хоба начали медленно, очень медленно вращаться.
     --  Пошли отсюда! -- приказал Арранке Аннабель  и  добавил: -- И кончай
хныкать, поняла?
     -- Мне просто  неприятно видеть, как  такое делают с человеком с Ибицы!
-- сказала Аннабель, вытирая глаза крохотным платочком.
     -- Его предупреждали, -- ответил Арранке, словно это все  объясняло. --
Не  волнуйтесь,  мистер Дракониан. Я  теперь на  Ибицу. Ваш  дружок Найджел,
должно   быть,  как  раз  заканчивает  развешивать  мои  картины.  Когда  он
управится, я его тоже отправлю в ад, чтобы вам одному не было скучно.
     Хоб услышал удаляющиеся  шаги.  А потом  он  остался  один.  Его  несло
транспортером прямо к вратам ада.

        "ГЛАВА 10"

     Когда   Хоб   остался  один,  первая  его  мысль  была   на   удивление
оптимистичной. Похоже, дела Арранке идут хуже, чем хотелось бы.
     Доказательством  тому  --  убийство Хоба не было спланировано с должной
тщательностью.  Видимо, у них  просто  не хватило  времени продумать  все до
мелочей. Извернувшись  и  упершись ногами и головой  в  стенки транспортера,
Хобу удалось остановить свое продвижение  к страшным жерновам. Он закрепился
в этом положении и попытался сообразить, что делать дальше. Не так-то просто
было сконцентрироваться в этом шуме.  За скрежетом шестеренок и ревом мотора
мельницы ничего не было слышно,  но Хоб  выждал достаточно долго, чтобы дать
Арранке  и  остальным сесть в машину и  уехать отсюда.  Потом  настало время
действовать.
     Гарри  Гудини,  с  его  необычайной  гибкостью,  было  бы  раз  плюнуть
выбраться отсюда. Однако Хоб, к сожалению, был не Гарри Гудини. Он попытался
перекинуть связанные  ноги через борт транспортера,  но не  смог найти точку
опоры, а тем временем  лента конвейера протащила его еще на пять футов.  Хоб
сдался и снова уперся в стенки. Его продвижение к жерновам остановилось. Но,
пока  он  так торчит поперек  конвейера, он  не  может ничего сделать, чтобы
отсюда выбраться.
     Впрочем, по крайней мере, он в  безопасности. Конечно, чтобы удержаться
тут,  требовалось   некоторое  усилие.  Но  зато   это  давало"  ему   самое
драгоценное: время подумать, изобрести какой-нибудь блестящий план,  который
позволит выбраться из этой передряги.
     Увы,  ничего толкового на ум не  приходило. Хоб дышал грязным заводским
воздухом, прислушиваясь к шуму машин. Сконцентрироваться оказалось просто на
удивление  трудно. Перед  его мысленным взором проносились  смутные  образы:
черно-белые моментальные снимки Ибицы, поблекшие виды Парижа, которого, быть
может,  он  никогда  больше  не   увидит...  Странное   состояние:  Хоб  был
напряженным и взвинченным  и при этом испытывал крайнюю усталость. Мышцы ног
и спины дрожали от напряжения.
     Минуты шли. Положение  не  менялось ни к худшему, ни  к лучшему, но Хоб
начинал уставать.
     И  проникаться  тупой безнадежностью.  Да,  он нашел  способ  отсрочить
смерть. Однако это требовало непрерывных усилий, а Хоб уже начал выдыхаться.
Он  ничего  не  имел  против  физических  упражнений,  но  сколько  он   так
продержится? Сколько ему придется  продержаться? Кто еще знал о том, что Хоб
здесь?  Может ли  кто-нибудь забрести сюда случайно? Сторож? Турист?  Пацан,
которому вздумалось полазить  по  заброшенному цеху?  Да  нет,  вряд  ли. По
крайней мере, рассчитывать на это не стоит.
     Задумавшись,  Хоб и  не заметил, как  его тем  временем утащило  еще на
несколько футов. Уставшие мышцы ног расслабились  сами собой. Хоб  тотчас же
снова уперся в  стенки, чувствуя, как ролики вращаются под спиной. До  того,
что  он уже  привык  называть  про  себя  пастью дьявола,  оставалось  около
двадцати пяти футов.
     Так,  пора собраться и что-то придумать. Не  может быть,  чтобы не было
никакого выхода. Хоб  попробовал порвать веревки. Они были прочные. Узлов он
не видел,  но знал, что они расплавились, превратившись в  комковатую массу.
Свободных концов нет, не развяжешься.
     Хоб лежал на спине  на ленте  конвейера,  и его поле зрения было  очень
ограниченным.  Он видел  только  собственные  связанные  ноги  да  блестящие
металлические   стенки  транспортера.  Он  ухитрился  немного  приподняться,
позволив  ленте протащить  себя  чуть  дальше,  чтобы разглядеть обстановку.
Потом  снова лег и  уперся в стенки.  Единственная полезная вещь, которую он
заметил, -- это что  левый край транспортера был неровным.  Должно быть,  на
него  что-то упало, и футах в десяти впереди  металл погнулся и  надорвался.
Если  Хобу удастся перекинуть связанные  руки  через  этот борт  и позволить
ленте  тащить  себя,  возможно,  зазубренный  металлический  край  перережет
пластиковую веревку.
     Единственное  "но" состояло  в  том,  что, если это  не сработает, если
веревка не порвется, тогда его утянет прямо в жернова.
     Насколько прочна веревка?
     Наверно, стоит немного полежать и обдумать этот вопрос.
     Но  недолго. Утомленные мышцы то  и дело  расслаблялись, и Хоба  тащило
дальше -- то на несколько дюймов, а  то и на целый фут. Чем  дольше он ждет,
тем меньше шансов.
     Ладно. Пан или пропал.
     Хоб  расслабил  мышцы,   почувствовал,  как  его  поволокло  в  сторону
вращающихся  жерновов,  попытался  перекинуть  связанные  руки  через  борт,
промахнулся на несколько  дюймов,  упал на спину, чувствуя,  как его волочет
дальше,   извернулся,   рванулся,  выгнул  спину,   закинул  ноги  на   край
транспортера. Теперь он перенес как можно больший вес на ноги, чувствуя, как
острый  металлический край режет веревку, слыша, как грохочут  металлические
валки,  ощущая, как  одно за  другим рвутся волокна, и понимая, что  вовремя
порваться веревка все равно не успеет. Изогнувшись,  он увидел, что его ноги
уже  у самых валков. Он  втянул  ноги и снова уперся  в стенки.  До жерновов
оставалось всего фута три. Его тело тряслось от усталости.
     И в этот момент Хоб услышал самый приятный звук на свете: голос Джорджа
Уитона, доносящийся откуда-то сверху и слева:
     -- Эй, Хоб! Держитесь, старина.
     А потом -- самый неприятный звук: тот же голос Джорджа произнес:
     -- Послушайте, вы не знаете, как выключается эта чертова машина?
     Запыхавшийся Джордж в порванных  брюках  -- он  поскользнулся  на груде
мусора  у  входа, -- растерянно  разглядывал огромный распределительный щит,
висящий  на стенке  будки, расположенной на балкончике.  На  щите  было штук
двадцать  маленьких рычажков,  десяток кнопок  и два больших рычага. И нигде
ничего  не  написано. Джордж,  поколебавшись,  дернул  за  один  из  больших
рычагов. Ничего особенного не случилось. Он дернул за другой. Опять ничего.
     -- Вот зараза! -- пробормотал Джордж и нажал крайнюю левую кнопку. Ожил
мотор подвесного  крана.  Джордж поджал губы и нажал другую. В цехе  погасли
все лампы, но машины продолжали работать. Джордж принялся лихорадочно давить
на кнопки. В конце концов ему удалось включить свет обратно.
     -- Держитесь! -- крикнул Джордж.
     -- Уйя-а-а! -- заорал в ответ Хоб: подлые мышцы снова расслабились сами
собой, и его потащило прямо в жернова.
     И тут Хоб сделал открытие.
     Его ноги,  не особенно большие, тем не менее оказались слишком  велики,
чтобы пройти в  двухдюймовую щель между валками. Хоб  принялся отталкиваться
от валков связанными ногами.  Валки крутились и гремели. Но  втянуть его  не
могли.
     Разве что зацепят штанину. Или шнурок.
     Насчет штанин беспокоиться нечего. Пока Хоб кувыркался на транспортере,
его брюки  задрались выше колен. Но, посмотрев на ноги, он увидел, что левый
шнурок развязался и концы болтаются, угрожая вот-вот попасть в валки.
     -- Джордж! -- завопил Хоб. -- Черт с ним, с выключателем! Вытащите меня
отсюда!
     -- Иду! -- крикнул в ответ Джордж и помчался к транспортеру.
     Хоб  продолжал отпихиваться  от  валков,  приподняв голову и  следя  за
шнурком. Только бы его не втянуло, только бы...
     И тут шнурок, словно живой, сам пододвинулся к валкам и  угодил точно в
щель.
     В этот самый миг Джордж ухватил Хоба под  мышки, пытаясь стащить его  с
транспортера.
     А валки захватили шнурок и принялись затягивать ногу Хоба.
     Некоторое время Джордж играл с валками в  перетягивание  каната, причем
канатом служил сам Хоб.
     Тут Хоб вспомнил,  что шнурок-то у  него не  простой,  а  плетеный. Ему
казалось, что плетеные шнурки красивее...
     Хрен тебе эта сволочь порвется!
     И валки все-таки сжуют его, начиная с ноги.
     Но тут с ноги Хоба сорвалась кроссовка. Ее сейчас же втянуло в валки, а
Джордж ухитрился наконец-то  сдернуть Хоба  с  конвейера, и оба полетели  на
грязный пол цеха.

        "ГЛАВА 11"

     Вернувшись домой, Джордж подыскал Хобу одежду.
     --  Это, конечно, всего-навсего  старые тряпки  для  работы в саду,  --
сказал он извиняющимся  тоном.  --  Но они  пока сойдут  Потом подберем  вам
что-нибудь поприличнее. И, наверно, мои ботинки будут вам по ноге...
     -- Можно от вас позвонить? -- спросил Хоб.
     Он еще  раз  попытался  дозвониться в Париж Жан-Клоду. И каким-то чудом
поймал его с первого же звонка.
     -- Что происходит? -- спросил Хоб. -- Где тебя носило?
     -- А я думал, Найджел тебе уже давно все объяснил.
     -- Нет, я потому и звоню! Где Найджел? Что происходит?
     -- А-а, -- сказал Жан-Клод, -- так ты не з