. Это Гала наконец заметила ее.
   - Привет, - отозвалась Марина и подковырнула Галу:
   - Не рано ли ты возобновила солнечные ванны?
   - Я принимаю не солнечные ванны, а воздушные, - авторитетно возразила та.
   - Понятно, - протянула Марина, которая не могла взять в  толк,  как  Гала
добралась до пляжа, когда еще пару часов назад, по Марининым прикидкам, была
совершенно нетранспортабельной. Наверное, внутренние резервы открылись.  Вот
и не верь после этого в то, что возможности человека безграничны, хотя еще и
не до конца изучены.
   - Пить охота, - мечтательно сказала Гала, искоса посмотрев на  Марину.  -
Может, сходишь, купишь водички? - Похоже, после  того,  как  Марина  полночи
носилась с ее мокрой простыней, она так вошла во  вкус,  что  уже  не  могла
остановиться.
   - У меня денег нет, - отрезала Марина.
   Галу это обстоятельство ничуть не смутило. Наверное,  она  подумала,  что
Марина оставила свой кошелек в номере или, того хлеще,  что  она  пользуется
кредитной карточкой какого-нибудь ну, очень устойчивого  банка  (ха-ха-ха!).
Не говоря ни слова, Гала сунула руку в свою пляжную сумку, после чего  перед
Марининым носом возникла десятирублевая купюра.
   Марина вздохнула, взяла деньги, встала, отряхнула песок и  направилась  к
веранде ресторана "Прибой", притягивающей ее к себе точно магнитом. Там  уже
завели бодрую музычку и вовсю звенели  бокалами.  Зажимая  в  потной  ладони
заветный Галин червонец, Марина с трепещущим сердцем ступила под продуваемую
со всех сторон крышу ресторана. Сердце ее  трепетало  как  минимум  по  двум
причинам: во-первых, от воспоминаний о вечере, некогда проведенном  здесь  в
компании Германа, во-вторых, она все  сильнее  привыкала  к  мысли,  что  со
злополучной верандой связана тайна смерти Валентины Коромысловой.
   С утра "Прибой" работал скорее как кафе или бар. Резвые  официанты  между
столиками не порхали, только за стойкой откровенно скучал бармен, стерегущий
батарею разноколиберных бутылок с  прохладительными  напитками,  а  также  с
кое-чем покрепче. Марина попросила колу и, пока бармен отсчитывал ей  сдачу,
внимательно его изучала. Кто знает, вдруг именно он  приковал  встревоженный
взгляд Валентины Коромысловой? Но ничего особенно криминального Марина в нем
не рассмотрела. Приятный парень с короткой стрижкой, яркими карими глазами и
безукоризненным, прямо-таки греческим профилем,  по  мнению  Марины,  должен
был, нет, просто обязан вызывать исключительно положительные  эмоции,  вроде
симпатии, а то и восхищения, а вовсе не страх или, того хуже, ужас.
   Потом она незаметно обвела взглядом веранду, на которой были заняты всего
три столика. За ближайшим сидело счастливое семейство, состоящее из  молодых
родителей и двух очаровательных  карапузов.  Все  четверо  весело  поглощали
мороженое из стеклянных вазочек. Этих, конечно, пришлось сразу  же  сбросить
со счетов. Чуть подальше двое  мужчин  распивали  бутылку  красного  вина  и
что-то тихо обсуждали, едва не соприкасаясь  лбами.  Явно  секретничали.  Но
целиком и полностью приковал к  себе  Маринино  внимание  одинокий  товарищ,
сидящий на отшибе. Этот курил, задумчиво глядя вдаль,  и  перед  ним  стояли
только керамическая пепельница и чашечка кофе. Как ни  крути,  а  именно  он
более других походил на человека, для которого подобное  времяпрепровождение
- норма жизни. Хоть Марина и не была самым  большим  специалистом  по  части
злачных мест, но и она знала, что такие завсегдатаи, любители тихо  посидеть
в уголке, имеются практически в каждом ресторане или кафе.
   Она так засмотрелась на одинокого завсегдатая, что  не  сразу  расслышала
голос бармена:
   - Возьмите сдачу.
   Марина сунула монеты в карман, а бутылку колы под мышку и медленно, то  и
дело оборачиваясь и рискуя свернуть себе шею, побрела восвояси.
   Гала встретила ее не очень приветливо:
   - Чего так долго?
   Марина  молча  поставила  в  песок  бутылку  и  села  так,  чтобы  видеть
заинтриговавшего ее одиночку на веранде "Прибоя". Тот просидел  за  столиком
еще не менее получаса, а потом встал и ушел, причем не только из  ресторана,
а с пляжа вообще. Какое-то время она еще могла наблюдать,  как  он  медленно
идет по набережной, а потом подозрительный незнакомец  скрылся  из  виду.  У
Марины мелькнула шальная мысль, не броситься ли ей вслед, чтобы  проследить,
куда он направляется, но по зрелом размышлении она ее прогнала:  глупо  было
подозревать первого встречного-поперечного только потому, что он выпил чашку
кофе на веранде ресторана.
   - А ты чего не пьешь? - спросила Гала, поправляя полотенце на  обожженных
плечах.
   - Что-то не хочется, - рассеянно ответила Марина и неожиданно  для  самой
себя спросила:
   - Случайно не знаешь, где здесь больница?
   - Бог миловал, - хмыкнула Гала и удивленно поинтересовалась:
   - А тебе зачем? Эй, ты куда?
   Но Марина ей не ответила, потому что была уже довольно далеко.
 
*** 
 
   У первой же мороженщицы Марина разузнала, где искать городскую  больницу.
Как оказалось, она находилась не просто в пределах досягаемости, а буквально
в каких-то трех кварталах от родного Марининого пансионата. А еще точнее - в
двух шагах от местного краеведческого музея, где Марина уже успела побывать.
Но тогда она не обратила внимания на глухую облупившуюся стену,  примыкающую
к ажурной ограде из чугунного литья, окружающей милый особнячок  музея.  Так
вот, за этой самой облупленной стеной и располагалась больница.
   Зайдя за угол, Марина обнаружила раскрытые настежь  ворота,  за  которыми
виднелись  несколько  кирпичных  корпусов  самой  что  ни  на  есть   унылой
архитектуры.  При  взгляде  на  них  у  нее  отпали  последние  сомнения   в
правильности выбранного курса. И она шагнула  за  ворота  и  пошла  вверх  к
ближайшей кирпичной двухэтажке, но на полдороге замерла  и  задумалась:  где
может находиться избитый за посягательства на чужую территорию  фотограф  (а
Марина явилась проведать  именно  его,  хотя  он  об  этом,  разумеется,  не
догадывался). Мысленно взвесив все "за" и "против", она пришла к выводу, что
скорее всего "злостный нарушитель" обретается в травматологии. Именно  туда,
насколько знала Марина, обычно и  доставляются  жертвы  дорожно-транспортных
происшествий, несчастных случаев и драк с поножовщиной и без оной.
   Решив  для  себя  этот  вопрос,   Марина   остановилась   перед   большим
прикрученным проволокой к дереву щитом  со  схемой  расположения  больничных
корпусов и довольно долго в ней разбиралась,  поскольку  схема  была  сильно
подпорчена дождевыми потеками. С трудом сориентировавшись на местности,  она
направилась в дальний  конец  двора,  где,  если  верить  линялой  схеме,  и
следовало  искать  травматологию.  Дорогой  она  занимала   себя   следующей
головоломкой: как в этой самой травматологии найти избитого фотографа,  если
она не знает ни его имени, ни фамилии? В ее положении только  и  оставалось,
что рассчитывать на удачу.
   Итак, Марина потянула на себя тяжелую обшарпанную дверь, сбоку от которой
болталась  вывеска  на  двух  ржавых  гвоздях:  "Травматологический  корпус.
Приемное отделение". За этой дверью  оказался  пустой  коридор,  похожий  на
ангар, а в нем ни одной живой души,  хоть  "ау!"  кричи.  Аукать  Марина  не
стала, только откашлялась, отчего по коридору пошло  эхо,  как  в  горах,  а
следом за этим из какой-то двери высунулась женская голова в белом колпаке и
недоуменно уставилась на Марину, мол, чего тебе?
   - Скажите, - Марина старалась говорить потише, - мне.., мне нужно  одного
человека найти...
   На что голова в белом колпаке равнодушно бросила непонятное: "С торца..."
- и скрылась за дверью.
   Марина немного потопталась и вышла наружу,  осторожно  прикрыв  за  собой
тяжеленную дверь, потратила несколько драгоценных минут своего  "отдыха"  на
обдумывание того, что ей сказала голова в белом колпаке, а потом предприняла
небольшое путешествие вокруг кирпичного корпуса. И только после этого поняла
наконец смысл загадочных, брошенных  вскользь  слов:  вход  в  травматологию
находился именно с торца здания. Там было  заветное  окошечко  для  передач,
пара старых кресел, журнальный столик с потрескавшейся полировкой,  а  также
объявление с точным указанием времени посещения больных. Причем, если верить
этому расписанию, Марина явилась точно в неурочный час.
   Наверное, именно поэтому в маленьком холле никого не было, только  где-то
в глубине корпуса раздавались громкие перекликающиеся голоса, но  идти  туда
не разрешала сердитая надпись: "Посторонним вход воспрещен". И  Марина,  как
человек законопослушный, безропотно замерла в предбаннике, но тут - о  чудо!
- входная дверь за Марининой спиной распахнулась,  и  в  холл  вошла  полная
женщина в белом халате, крепко прижимающая к своей груди деревянную коробку,
полную стеклянных пробирок. Видимо, медсестра.
   Марина немедленно завела свою лебединую песню просительницы, начинавшуюся
со слов "скажите, пожалуйста...".
   - Что? - на ходу спросила медсестра.
   - У вас тут фотограф случайно не лежит? - выпалила  Марина,  опасавшаяся,
что женщина с пробирками не станет долго выслушивать ее путаные объяснения.
   - Какой еще фотограф? - Та несколько замедлила темп.
   - Ну.., фотограф, он ходил по пляжу с попугаем  и  снимал  отдыхающих,  а
потом его избили... - бормотала Марина, а сама думала: "Какую чушь  я  несу,
разве кто-нибудь отнесется всерьез к подобному вопросу?"
   Однако женщина с пробирками ей ответила, скрываясь в коридоре:
   - Это тот, что из реанимации? Как его фамилия, Шаповалов?
   Марина  пренебрегла  сердитым  предупреждением,  запрещающим  движение  в
интересующем ее направлении, и засеменила по коридору вслед за медсестрой:
   - Дело  в  том...  Я  не  знаю  его  фамилии,  но...  Он  такой  высокий,
загорелый...
   - Высокий, загорелый, прямо Аполлон, - передразнила та, - у нас они все в
бинтах и зеленке. Вроде бы какой-то  фотограф  лежит  в  реанимации...  Вон,
кстати, его жена идет... - Последние слова сопровождались  пренебрежительным
смешком, смысл которого Марина поняла несколько позже.
 
Глава 20 
 
НА КОГО ПОХОЖ НЕВИДИМКА 
 
   По коридору, ссутулясь, плыла какая-то бестелесная  тень  в  человеческом
обличье и с сумкой на локте. Она проплыла чуть ли не сквозь Марину,  которой
пришлось ее догонять, потому что, несмотря на  всю  свою  эфемерность,  жена
пострадавшего фотографа двигалась довольно быстро.
   Марина нагнала ее уже в больничном дворе и окликнула:
   - Постойте, постойте,  пожалуйста!  Тень  обернулась,  и  Марина  увидела
худое,  морщинистое  лицо  нездорового  синюшного  оттенка,   какой   обычно
принимает кожа давно и увлеченно пьющего человека.
   - Чего надо? - не очень вежливо осведомилась тень хриплым голосом.
   - Скажите, ваш муж - фотограф? - спросила Марина.
   - Ну фотограф, а что? - с вызовом ответила тень.
   - Он.., это он ходил по пляжу с попугаем, с желтым попугаем?
   - Ходил, пока не отходился, - пробормотала тень.
   - А что с ним случилось?
   - Что-что. - Жена фотографа зачем-то заглянула в  свою  сумку,  и  Марина
успела разглядеть в ней пустые бутылки. - Отметелили его, вот что. Теперь то
ли  будет  живой,  то  ли  нет,  уже  неделю  в  реанимации,   с   трубками,
капельницами...
   - А врачи что говорят? - выразила сочувствие Марина.
   - А что врачи? - фыркнула женщина. - Этим не подмажешь -  не  поедешь.  У
них один ответ: делаем все, что в  наших  силах...  Знаю,  что  они  делают,
лекарство им какое-то нужно, а у меня денег нет. Ну нет у меня денег, где  я
им возьму! - Она наставила на Марину свои водянистые глаза, словно это  она,
Марина, требовала денег на  дорогое  лекарство.  -  Все,  отбегался  Ленчик,
отбегался... - Неожиданно взгляд ее стал более осмысленным. - А тебе-то  что
до Ленчика, а? Если он чего должен, то я ни при чем! И вообще я ему не  жена
по паспорту, живем вместе просто,  и  все.  Мне  вон  его,  может,  хоронить
придется, - а на какие шиши?!
   Марина догадалась, что у избитого  фотографа  было  много  кредиторов,  и
поспешила успокоить потенциальную вдову:
   - Нет-нет, он мне ничего не должен.
   -  Тогда  чего  вам?  -  Поуспокоившись,  жена  фотографа   стала   менее
фамильярной и перешла на "вы".
   -  Видите  ли,  -  начала  пространные  объяснения  Марина,  -  он   меня
фотографировал, то есть мою подругу, и я бы хотела...
   Сожительница фотографа даже не дослушала ее до конца:
   - А, это... Фотографии... Это дохлый номер. Сарай спалили...
   - Какой сарай? - не поняла Марина.
   - Простой сарай, в  каком  он  пленки  свои  проявлял.  Короче,  все  там
погорело.
   - Все-все? - переспросила Марина, которой не хотелось верить, что пленки,
от которых так много зависело, безнадежно утеряны.
   - Конечно, все, - невозмутимо отозвалась  невенчанная  жена  фотографа  и
снова заглянула в  свою  сумку,  словно  желая  удостовериться,  что  пустые
бутылки никуда не делись. - Одни головешки остались.
   - Вы знаете, кто это сделал?
   - Откуда? - Женщина сразу подобралась, облизала синюшные губы  и  смерила
Марину недоверчивым взглядом. - Я ничего не знаю, ясно? Я так и  участковому
сказала: не знаю, и все тут. Они ведь искать все равно не станут, а мне  еще
хату спалят,  мало  что  сарай  спалили...  -  Похоже,  она  сочла  разговор
законченным, потому что предприняла попытку отделаться от Марины, буркнув:
   - Я пошла, мне некогда болтать.
   Марина снова ее нагнала и пошла рядом, приговаривая:
   -  Но  ведь  вы  прекрасно  знаете,  что  его  избили  за  то,   что   он
фотографировал.., как это.., на чужой  территории.  Легко  узнать,  кто  это
сделал!
   Сожительница избитого фотографа резко затормозила, и бутылки в  ее  сумке
жалобно зазвенели.
   - Слушай, кто ты такая, а? Чего тебе надо? - задала  она  сакраментальный
вопрос.
   Марина  собралась  удовлетворить  ее  любопытство,  но  не   успела.   Ее
собеседница открыла рот первой, причем  так  широко,  что  на  Марину  сразу
повеяло застаревшим перегаром.
   - Вали-ка ты отсюда и не суй свой длинный нос в чужие  дела!  А  то  ишь,
ходит, нюхает тут... Без тебя тошно! Пошла вон!
   И она замахнулась на Марину своей звенящей сумкой.
   Марина отпрянула, а жена фотографа грязно выругалась  и  шаткой  походкой
направилась к больничным воротам.  Преследовать  ее  было  глупо,  а  потому
Марина  медленно  двинулась  по  тому  же  маршруту,  только  на  безопасном
расстоянии от своей буйной недавней собеседницы, размышляя  о  постигшей  ее
затею  неудаче.  Скорее  всего  закономерной.  Недаром  же   и   следователь
Кочегаров,  и  молодой  Мохов  не  проявили  заметного  интереса  к  истории
Валентины Коромысловой. А вот  ей...  Ну  почему  ей  нужно  больше  других?
Фотографии эти, да что она к ним в самом деле прицепилась? А если на них  не
было ничего особенного? Тем более что в первый раз они не произвели  на  нее
особенного впечатления. И очень даже  не  исключено,  что  взгляд  Валентины
Коромысловой на одной из  них  вовсе  не  испуганный.  "А  какой  же  тогда,
интересно?" - спросила саму себя Марина и самой же себе ответила вслух:
   - Нет, надо с этим кончать!
 
*** 
 
   Однако своему же собственному мудрому  совету  Марина  так  и  не  вняла,
потому что вместо  того,  чтобы  вернуться  на  пляж  и  составить  компанию
принимающей  воздушные   ванны   Гале,   она   начала   серьезно   замышлять
совсем-совсем другое. Нанести очередной визит - теперь уже бывшим квартирным
хозяевам Машки и Валентины Коромысловой: дородной Клавдии  и  ее  тщедушному
муженьку в линялых,  пузырящихся  на  коленках  трениках.  Может,  она  даже
немедленно расправила бы паруса, да вовремя вспомнила угрозы  официантки  из
столовой пансионата, которая обещалась  за  "прогулы"  перевести  Марину  на
голодный паек.
   Поэтому оставшиеся сорок минут до обеда  Марина  провела  на  набережной.
Просто стояла, облокотившись на парапет, и наблюдала за тем, что происходило
на пляже, при этом взгляд ее большей частью задерживался в той его  стороне,
в которой располагался ресторан "Прибой". Прямо покоя он  ей  не  давал!  На
веранде, кстати, народу  прибавилось,  и  симпатичный  бармен  едва  успевал
метать с полок бутылки  с  прохладительными  и  горячительными  напитками  и
разливать кофе. Потом на узенькую полоску  асфальта,  ведущую  к  ресторану,
вырулил микроавтобус, затормозивший буквально в метре от веранды. Из  кабины
выпрыгнул парень в джинсах, черной майке и бейсболке, взбежал на веранду,  о
чем-то переговорил с барменом и, вернувшись к микроавтобусу, начал выгружать
из  него  коробки,  по  всей  видимости,  с  какими-то  продуктами.   Марина
вздохнула: ничего криминального в этой сцене не было, обычная  рутина.  А  в
придачу к ней изматывающая жара и потные толпы отдыхающих...
   - Вот ты где, оказывается! - Занятая своими  наблюдениями,  Марина  и  не
заметила, как к ней подрулила Гала, необъяснимо бодрая после ужасов  прошлой
ночи. Оценив происшедшие с ее соседкой метаморфозы, Марина дала себе  слово,
что в следующий раз, когда той вздумается поджариться до угольков, она палец
о палец не ударит, чтобы вытащить ее "с того света". Пусть  как-нибудь  сама
спасается.
   А взбодрившаяся Гала уверенно  взяла  Марину  на  абордаж  и  потащила  к
пансионату, при  этом  она  трещала  без  умолку,  сравнивая  свое  нынешнее
пребывание на морях  с  прошлым,  восьмилетней  давности.  Причем,  судя  по
удельной  плотности  охов  и  ахов,   приходящихся   на   общее   количество
произнесенных ею слов, раньше было  не  в  пример  лучше,  чем  теперь.  Как
говорится, и небо выше, и море прозрачнее,  и  мужчины  мужественнее...  Обо
всех этих глупостях Гала жужжала до тех пор, пока они не расстались у дверей
столовой. Марина направилась к своему столику, а Гала к своему.
   Марина  сдержанно  поприветствовала  спортивного  старичка  и   Веронику,
здорово загоревшую за последние дни. Ясно было, что она  не  теряла  времени
даром, пока Марина с упорством, достойным лучшего применения,  "совала  свой
длинный нос в чужие дела". Кстати, никакой он у нее  не  длинный,  а  вполне
себе симпатичный, аккуратный носик. Другие женщины о таких  мечтают  и  даже
готовы лечь под  нож  пластического  хирурга,  чтобы  соорудить  себе  нечто
подобное.
 
*** 
 
   Кудлатый пес, как и прежде, не уделил Марине даже крохотной толики своего
драгоценного внимания. Валялся себе, как дохлый, возле будки, так что издали
его вполне можно было  принять  за  кусок  черной  ветоши.  Впрочем,  в  его
приветствиях Марина не нуждалась, потому что сама хозяйка  -  монументальная
Клавдия - была во дворе, возилась возле стоящего под деревом стола, а  у  ее
ног копошились куры.
   Маринино появление Клавдию не удивило. Можно было подумать, что  она  его
давно ждала, так спокойно она  распахнула  калитку  перед  Мариной.  Правда,
сразу же предупредила:
   - Если вы опять насчет Машки, то я ее с тех пор не видала.
   - Да я, собственно... - замялась Марина, не зная,  как  объяснить,  зачем
она надоедает этой домохозяйке.
   Паузу прервал мужичок в трениках, вывалившийся  из  дверей  сарайчика,  в
котором  еще  недавно  жили  Машка  и  Валентина  Коромыслова,  с  дымящимся
эмалированным ведром кипятка.
   - Клава, рассол готов, - отрапортовал он и уставился на Марину.
   - Так тащи сюда, чего стоишь! - прикрикнула на него Клава.
   Мужичок безропотно приволок ведро  и  водрузил  его  на  стол,  а  Клава,
повернувшись к Марине крепкой спиной, стала черпать ковшом кипяток из  ведра
и заливать в трехлитровые банки, заполненные огурцами, которые буквально  на
глазах меняли ярко-зеленый цвет на оливковый.  В  нос  ударил  пронзительный
запах укропа и лаврового листа. А ловкая Клавдия быстро набросила  на  банки
крышки и принялась орудовать закаточной машинкой, отдуваясь и фыркая.
   - В хате жара невыносимая, - пояснила она, - все кипит, парится, т