ресторан и  курил.  Прежде  чем  подойти  к  нему,
Марина ненадолго задержалась на  ступеньках  ресторана  и  полюбовалась  им,
пользуясь тем, что он ее не видит. Рассеянно смотрит на ночное море, глубоко
затягиваясь и как-то особенно, по-мужски держа сигарету.  Чей-то  совершенно
чужой мужчина, уж точно  не  страдающий  от  недостатка  женского  внимания.
Такому стоит только свистнуть - и выстроится целая очередь молодух,  готовых
биться до последнего вздоха за почетное право штопать ему носки и завязывать
галстуки. Даже удивительно, что он холостой. Впрочем, это он сам так сказал,
а там неизвестно. Она ведь в паспорт к нему не  заглядывала.  В  отличие  от
него, между прочим! Горячая кровь бросилась Марине в голову: господи, да как
же она сразу не сообразила, он же наверняка знает,  что  она  в  разводе!  А
впрочем, этого она, кажется, в милицейском заявлении  не  указывала...  Хотя
чего тут указывать, когда на ее физиономии и без того, поди,  написано,  что
нормального мужика она уже лет десять не видела!
   Каперанг выбросил окурок в урну и обернулся:
   - А, милая женщина, вы уже здесь!
   Марина робко улыбнулась, словно она уже стояла в символической очереди за
его благосклонностью, причем в самом ее конце.
   - Вижу - настроение бодрое,  -  отметил  каперанг,  -  следов  уныния  не
наблюдается, и все неприятности остались позади.
   К сожалению, Марина его оптимизма не разделяла и пожаловалась со вздохом:
   - Боюсь, до этого еще далеко.  Прямо  не  знаю,  что  за  напасть  такая,
честное слово, ну почему все на мою голову, спрашивается?  Кому  я  на  ногу
наступила? Приехала отдыхать по горящей путевке, чтоб она и вправду сгорела!
Чего тут со мной только не случилось! Сначала соседка утонула,  потом  сумку
украли. И все за одну неделю! Меченая я, что ли?
   - Ну меня-то вы хотя бы не заносите в список своих злоключений? -  лукаво
усмехнулся Герман.
   Марина покраснела: и правда,  чего  она  его  всю  дорогу  грузит  своими
проблемами. Обрадовалась, что человек проявил сочувствие!
   - Да что вы... - горячо забормотала она. - Вы только  не  подумайте...  Я
вам очень, очень, очень благодарна!  Вы  просто  не  знаете  как.  Просто...
Просто, знаете, немножко обидно, что так вышло. Сидела себе в Москве, никуда
не высовывалась, и все было в порядке, а стоило высунуться -  сразу  столько
приключилось... - Конец своей пространной тирады она скомкала,  ибо  поняла,
что опять съехала на свое фирменное хныканье.
   Каперанг приобнял ее за плечи  (при  этом  у  Марины  появилось  странное
ощущение, похожее на то,  что  она  испытывала  только  во  время  процедуры
электрофореза, - такие легкие, приятные иголочки) и посоветовал:
   - Отнеситесь к вашим приключениям философски, поймите, что это всего лишь
стечение  обстоятельств,  и  сразу  посмотрите  на  жизнь  другими  глазами.
Поверьте, на свете случаются истории и похуже. Скажите мне лучше,  часто  ли
вы на моря выезжаете?
   Он все еще не убирал руку с Марининого плеча, и от этой "физиотерапии" по
ее телу разливалось сладкое тепло. Такое сладкое, что до нее не сразу дошло,
о чем он ее спрашивает:
   - Что-что?.. Ах, на моря! Совсем не часто. Кажется, в последний раз  моря
были в пионерском лагере.
   - Так в чем же дело! - воскликнул каперанг. -  Тогда  вы  просто  обязаны
наслаждаться жизнью! Посмотрите-ка лучше,  какая  ночь,  какое  небо!  Таких
ночей в Москве не бывает.
   - Это уж точно, - согласилась Марина,  глядя  на  полную  луну,  особенно
яркую на черном бархатном небе, а про себя добавила: "И слава богу, иначе  я
бы просто взбесилась, как мартовская кошка!"
   - Так-то лучше! - Рука каперанга по-прежнему лежала на Маринином плече, а
Марина и не возражала, словно  сама  природа  предусмотрительно  изваяла  ее
плечо по спецзаказу - аккурат для каперанговой руки.
   Набережная постепенно пустела, народ разбредался по домам,  музыка  и  та
оборвалась буквально на полутакте, а они все стояли у каменного  парапета  и
смотрели на  призрачную  лунную  дорожку,  пролегающую  по  морю  от  берега
российского до берега турецкого. И может, в противоположном ее конце  кто-то
тоже стоял у моря, обнявшись.
   Марина не вдруг сообразила, что  объятия  несколько  затянулись,  и  тихо
напомнила:
   - Уже поздно, мне пора возвращаться...
   - Что, мама ругать будет? - сострил Герман.
   Марина вспыхнула до корней волос, но каперанг этого, конечно, не  заметил
из-за темноты, и пробормотала:
   - Вы же сами сказали, что завтра уезжаете... Вам еще собраться нужно...
   - Ах да, чуть не забыл, я ведь  и  правда  завтра  уезжаю!  Спасибо,  что
напомнили. - Герман коснулся ладонью своего выпуклого лба. - И в самом  деле
пора. Позвольте мне хотя бы проводить вас.
   - Позволяю, - чуть слышно отозвалась Марина,  с  грустью  осознавая,  что
каперангова рука с  минуты  на  минуту  покинет  свое  "законное"  место  на
Маринином плече.
   А потом каперанг медленно повел ее по набережной. Марина, уверенная,  что
они идут к пансионату, шла, не  поднимая  головы,  однако  спустя  некоторое
время с удивлением  обнаружила  отнюдь  не  трехэтажный  корпус  с  неоновой
вывеской "Лазурная даль", а небольшой деревянный  коттедж,  вход  в  который
освещал одинокий фонарь.
   Первым делом она, конечно, испугалась и стала озираться по сторонам:
   - Ой, где это мы?
   - Не бойтесь, - поспешил развеять ее опасения  Герман,  -  ваш  пансионат
совсем рядом, вон там, видите?
   Марина посмотрела туда, куда он показывал,  и  впрямь  увидела  пансионат
"Лазурная даль". Он находился неподалеку,  в  каких-то  трехстах  метрах  от
коттеджа, только повыше. Отсюда же, судя по тихому  шелесту  волн,  до  моря
было рукой подать.
   Каперанг пояснил:
   - А это моя скромная обитель. Может, зайдем?
   Марина так растерялась, что не сразу сообразила, что  и  ответить,  а  он
расценил ее молчание вполне традиционно, то  бишь  в  качестве  согласия.  В
результате она и сообразить ничего не  успела,  как  оказалась  в  коттедже.
Каперанг щелкнул выключателем, Марина зажмурилась, а  когда  открыла  глаза,
увидела очень симпатичную комнату, чем-то напоминавшую мансарду, которую  ей
предлагала сдать наследница платья Кристины, уже успевшая его продать.
   - Что, нравится? - поинтересовался Герман. - Я здесь  уже  в  третий  раз
отдыхаю и всегда в этом самом коттедже. Заранее  созваниваюсь  с  директором
базы  отдыха,  он  всегда  идет  мне  навстречу.  Лучшее  местечко  на  всем
побережье, тихое, до  моря  три  шага,  так  же,  впрочем,  как  и  до  благ
цивилизации. Хочешь - уединяешься, хочешь - по набережной гуляешь.
   - Действительно неплохо, - обронила Марина  только  для  того,  чтобы  не
показаться невежливой. А сама тем временем думала, как бы ей поскорее отсюда
унести ноги. Не то чтобы она боялась этого каперанга или не доверяла ему, но
ситуация получалась какая-то двусмысленная,  а  двусмысленных  ситуаций  она
всегда старалась избегать.
   До сих пор, по крайней мере.
   - Ага, вы думаете, как бы вам  улизнуть,  -  догадался  Герман,  -  через
десять минут я вас сам провожу. Сделайте мне приятное на прощание.
   Марина покорно села в плетеное кресло и стала ждать, что же будет дальше.
Не то чтобы с ужасом, но с сильным волнением.
   - Вот и отлично, - обрадовался каперанг и заметил:
   - Как вы напряжены, боитесь, что ли? Ничего я вам не сделаю. Все, чего  я
хочу, - это чтобы вы вспоминали свою поездку  к  морю  не  только  благодаря
утопленнице и грабителю, но также и мне. Такой уж я нахал.  Ну  что,  будете
вспоминать?
   - Буду, - потерянно призналась Марина. - А вы разве не будете?
   - И " буду, -  согласился  каперанг,  доставая  из  холодильника  бутылку
коньяка. - За это и выпьем...
   - Нет-нет! - Марина сделала большие глаза: несмотря  на  свой  стабильный
социальный статус разведенки, в душе (ох, эти женские души!) она  оставалась
примерной шестиклассницей, переживающей, как  бы  о  ней  не  подумали  чего
плохого.
   Каперанг совершенно обезоруживающе улыбнулся:
   - Это исключительно в профилактических целях. Средство от  бессонницы.  И
потом вы что же, не хотите выпить за приятные воспоминания?
   Марине стало неловко. Отказать ему решительно  и  твердо  она  не  могла,
все-таки он сделал для нее много хорошего, опять  же  денег  одолжил...  Она
взяла протянутую рюмку, пригубила и осторожно поставила  на  стол.  Пожалуй,
теперь уже можно было сослаться на позднее время и вежливо откланяться.
   - Ну что, уже пора? - угадал ее намерения Герман и снова положил руку  на
Маринино плечо. Ох, лучше бы он этого не делал!
   - Пора, - чуть слышно прошептала Марина.
   - Не смею задерживать, - сказал он и погасил свет.
   Марина шагнула к двери, а угодила в его объятия.  И  вместо  того,  чтобы
вырваться или, на худой конец, возмутиться, безропотно положила  голову  ему
на плечо. Как это было на нее не похоже! Вот так стоять и обниматься,  можно
сказать, с практически незнакомым ей мужчиной! Действительно, что она о  нем
знала? Лишь то, что он каперанг, а это вроде бы почти то  же  самое,  что  и
полковник. А он легко толкнул ее  на  кровать,  именно  легко  и  совсем  не
обидно, словно всего лишь придал нужное ускорение ее невесомому телу. Тем не
менее в решающий момент в ней, хотя и с  запозданием,  сработала  знаменитая
система сдержек и противовесов. Она вспомнила, что женщина она  серьезная  и
порядочная и с кем попало не спит, а он может подумать про  нее  черт  знает
что... Встретивший сопротивление каперанг не стал  упорствовать  и  с  тихим
смешком откинулся на спину:
   - Что, будем монетку бросать?  Марина  задумалась,  еще  неизвестно,  что
хуже: когда тебя в тридцать пять лет принимают за легкодоступную особу или в
те же тридцать пять - за целинную старую деву? Вопрос оставался открытым,  и
вместо ответа она сама поцеловала каперанга.  Вот  до  чего  иногда  доводит
неопытных женщин чувство благодарности!
 
*** 
 
   Утро наступило весьма некстати. Во всяком случае, Марина желала бы, чтобы
оно не наступило никогда.  Покосившись  на  спящего  Германа,  она  тихонько
выбралась из-под простыни, движимая отчаянным желанием незаметно улизнуть от
неприятной перспективы услышать слова, которые можно истолковать  и  так,  и
иначе, в зависимости от того, что подскажет воображение, шокированное ее же,
Марининой, безрассудностью. Таких пробуждений в ее допропорядочной жизни еще
не случалось, но по художественной литературе она хорошо  знала,  что  самое
тяжелое в подобных ситуациях - объяснения. Ну  что-то  типа:  "Ах,  вот  ты,
оказывается, какой, а я тебе так верила!"
   Она уже потянула на себя ручку двери, когда услышала позади:
   - Уходишь? Даже не попрощавшись? Миленькое дело!
   Марина замерла и ответила, не оборачиваясь:
   - Не хотела будить.
   - Эх ма! - Герман посмотрел на часы. - Черт, да ведь я уже  опаздываю!  У
меня же самолет через два часа!
   Ну вот, все  устраивалось  само  собой.  Марина  позволила  себе  бросить
прощальный взгляд на второго мужчину в своей жизни. Хотя  нет,  пожалуй,  он
был все-таки третьим, но тот случай уж совсем не хотелось вспоминать,  всего
лишь глупая давнишняя история.
   Каперанг бегал по комнате, на  ходу  натягивая  брюки  и  бросая  вещи  в
чемодан. Тем не менее он еще успевал приговаривать:
   - Слушай, я тебя найду в Москве, я же знаю твой адрес!  Или...  -  знаешь
что? - я встречу тебя на вокзале! Главное, ты не вздумай  унывать:  отдыхай,
загорай, наплюй на все... А, черт,  где  же  это?..  А,  вот!  -  В  чемодан
полетели скомканные рубашки.
   Вдруг он остановился, посмотрел на Марину и выронил из рук чемодан.
   - Какая же я сволочь! - заметил он вполне самокритично, подошел к Марине,
погладил ей щеки тыльной стороной ладони и тихо сказал:
   - Честное слово, я тебя найду. - И еще спросил:
   - Кажется, я не сделал ничего такого, чего бы ты не хотела?
   Она кивнула и закусила губу, чтобы не разреветься.
   - Ну, лети, - он грустно улыбнулся и распахнул перед  ней  дверь,  словно
дверцу клетки. Наверное, так выпускают на волю птиц. Черт  побери,  напрасно
она боялась утра, он умел расставаться Марина улыбнулась ему в ответ и легко
сбежала по ступенькам коттеджа, потом так же легко  вспорхнула  по  узенькой
тропке, ведущей к набережной, и при этом  ей  казалось,  что  она  и  впрямь
летит. И что Герман не выбросил ее из головы в ту  же  минуту,  как  за  ней
захлопнулась дверь, а стоит у окна и неотрывно смотрит  ей  вслед,  мысленно
роняя скупую мужскую слезу...
   Ну, что тут сказать? Если только повторить, что даже разведенки со стажем
в  глубине   души   остаются   гимназистками,   напичканными   цитатами   из
романтических стихов. Конечно, со временем они прикрываются броней здорового
практицизма, а подчас и демонстративного цинизма, но под  этой  броней,  как
правило, нет даже кожи - сразу душа. Неудивительно, что хорошо  знающие  это
охотники за сердцами всегда имеют под рукой  универсальный  ключик,  который
подойдет к двери любой, даже самой неприступной на вид крепости. А  впрочем,
у них, кажется, не ключик, а отмычка.
 
Глава 12 
 
РАЗБОР ПОЛЕТОВ 
 
   Оказавшись в  номере  пансионата,  Марина,  конечно  же,  не  раздумывая,
рухнула на кровать. Что ей было полезно во всех  смыслах.  Во-первых,  чтобы
компенсировать вынужденный недосып, во-вторых, чтобы ни  о  чем  не  думать.
Слава богу, дело обошлось без кошмаров, зато  пробуждение  оказалось  весьма
знаменательным. Сначала громко хлопнула дверь,  потом  послышалась  странная
возня - похоже, что-то тяжелое тащили по полу волоком, - а  завершилось  все
усталым "уф-ф". Марина инстинктивно  надвинула  на  голову  подушку,  но  не
удержалась от соблазна - слегка приподняла тяжелые веки: на кровати, которую
некогда занимала Кристина-Валентина, сидела монументальная тетка в трусах  и
бюстгальтере  и,  тяжело   отдуваясь   и   обливаясь   потом,   обмахивалась
микроскопическим платочком. Все ясно, к Марине подселили новую соседку.  Что
ж, когда-то это должно было случиться.
   Марина заворочалась в постели, и тетка решила, что она уже в  достаточной
степени проснулась, чтобы перейти к церемонии  знакомства.  Надо  отдать  ей
должное, она начала ее не вполне традиционно.
   - Ой! - сказала она. - Разве можно спать на закате? Голова разболится!
   Марина высунулась из-под подушки  и  поприветствовала  новенькую  скучным
"здрасьте!" и подумала: "Про какой закат она  говорит?  Неужели  я  проспала
весь день?"
   А новая соседка взглянула на Марину и всплеснула пухлыми ладонями:
   - Ой, смотри-ка, опухла совсем! "  Лицо  у  нее  при  этом  было  доброе,
сочувствующее и простое-простое. Марина поняла, что тучной тетке-соседке  на
самом деле не больше сорока, но изрядная тучность прибавляла ей лишние годы.
   Марина встала с кровати, босиком прошлепала в  ванную,  плеснула  себе  в
лицо холодной водой и вернулась в комнату.
   - Другое дело! - одобрила ее поведение новенькая.  -  Будем  знакомиться.
Гала. - Она так и сказала, не Галя, а Гала.
   - Марина, - отозвалась Марина, косясь на лежащие на тумбочке  часы.  Пора
было собираться на ужин. Кстати, ее желудок, пустой с самого утра,  не  имел
ничего против этого.
   Гала утерла платочком бисеринки пота на лбу и пожаловалась:
   - Ну и жарюка, скоро расплавлюсь... В поезде ни одно окно не открывается,
всю дорогу в тамбуре простояла... А ты давно тут? Ничего, что я на "ты"?
   - Ничего, - согласилась Марина и,  собираясь  в  столовую,  чистосердечно
доложила тучной Гале, что тут она уже неделю.
   - А чего ж не загорела? - удивилась та.
   Марина бросила взгляд на свои руки и плечи. Что  и  говорить,  с  загаром
дело и впрямь обстояло не  блестяще.  Кожа  кое-где  шелушилась,  а  кое-где
начинала слезать, оставаясь при этом отнюдь не шоколадной, - это  все,  чего
она достигла за неделю.
   - Должен же кто-то нести на себе бремя белой женщины, - усмехнулась  она,
вспомнив "гороховую" Веронику.
   - А я, пока не загорю, как негра, не уеду, - пообещала  Гала,  -  не  для
того путевку выбивала и троих пацанов на мужика бросила...  Опять  же  когда
еще вырвешься! Ты откуда? - заодно поинтересовалась она.
   - Из Москвы, - сообщила Марина, припудривая лицо.
   - А я из тундры, - глухо отозвалась Гала,  с  трудом  натягивавшая  через
голову платье. - Уф-ф! - От натуги лицо ее покраснело,  и  она  снова  стала
обмахиваться, только на этот раз уже не  платочком,  а  полотенцем.  -  А  в
тундре не загоришь.
   - Как, прямо из тундры? - Марина живо представила себе бесконечную  белую
равнину с одиноким шатром посредине. Как бишь они называются? А, чумы!
   - Ну не то чтобы... - успокоила ее Гала. - Из города  нефтяников.  Там  у
нас, как в Москве, - многоэтажки, машины, только вокруг тундра.  Дорог  нет,
только самолеты летают. Я летела до Москвы, а оттуда  уже  поездом.  Знаешь,
когда я в последний раз на море была? Семь лет назад!  -  Она  вздохнула.  -
Раньше-то каждый год всем семейством  выбирались,  а  теперь  совсем  другой
коленкор. Когда еще придется! Так что буду загорать на двадцать лет  вперед!
- подытожила она и деловито осведомилась:
   - Как тут кормят, кстати, ничего?
   - Компотом из сухофруктов, - хмыкнула Марина.
   - Так я и знала, - сказала Гала и "рассмеялась. Смех у нее был  легкий  и
совсем уже молодой.
 
*** 
 
   После ужина Гала предложила ей погулять, и  Марина  не  стала  возражать.
Выбор по части вечернего моциона был у нее теперь более чем небогатый,  одно
из двух: либо совершить дежурный променад по набережной, либо еще пару часов
поваляться в постели,  рассматривая  трещины  на  потолке.  Но  Гала  ее  на
набережную не потащила,  отдав  предпочтение  уютному  скверику  с  детскими
аттракционами. Бестолково фланировать туда-обратно она тоже не стала,  сразу
же оккупировав скамейку, с которой открывался  наиболее  живописный  вид.  В
силу своих габаритов  она  заняла  сразу  три  четверти  скамьи,  Марине  же
пришлось довольствоваться тем, что осталось, но она не роптала.
   Гала наслаждалась покоем и шумно, как крупная рыба планктон, втягивала  в
себя полезный для  здоровья  экологически  чистый  морской  воздух.  Хотя  в
тундре, из которой она приехала, экология, может, и получше. Там, по крайней
мере,  не  носятся  толпы  неприкаянных  туристов,  а  мирно   прогуливаются
степенные олени. А здесь по скверу лениво шлялись отдыхающие,  качали  детей
на качелях, в огромных количествах поглощали  жирный  шашлык  и  без  устали
запечатлевали себя  для  истории,  тем  более  что  фотографы  сторожили  их
буквально на каждом шагу.
   Двое фотографов работали в  непосредственной  близости  от  скамейки,  на
которой расположились Марина с Галой,  одному  "ассистировала"  обезьянка  в
синих штанишках на помочах, другому - большая задумчивая птица,  похожая  на
исхудавшую индейку, в которой  Марина  не  сразу  признала  павлина.  Павлин
меланхолично восседал на высокой спинке резного трона,  так  что  рискнувшие
сняться в его компании оказывались под сенью не очень убедительного  и  даже
как бы  общипанного  хвоста.  Детям  больше  нравилось  фотографироваться  с
обезьянкой, зато сама обезьянка была от этого не в  восторге  и  не  слишком
утруждала себя этикетом.  Когда  особенно  хулиганистое  чадо  детсадовского
возраста остановилось  напротив  и  принялось  корчить  ей  рожи,  обезьянка
попросту запустила в него помидором. Юркий  мальчонка  успел  увернуться,  а
потому знак обезьяньего неодобрения достался крупногабаритной Гале.  Марине,
впрочем, тоже кое-что перепало.
   Марина еще соображала, что произошло, а Гала уже грозно осведомилась:
   - Эй! Это что за шутки?
   Хозяин обезьянки, довольно щуплый товарищ, обернулся,  наметанным  глазом
оценил нанесенный его  "ассистенткой"  африканского  происхождения  ущерб  и
мудро решил не  нагнетать  обстановку,  учитывая  тот  факт,  что  обиженная
противница намного превосходил