умать  в  первую  очередь!  Вполне
возможно, что Петьке теперь угрожала большая опасность, чем ей самой. К тому
же он сейчас дома один, ну, не один, с тетей Катей, но много ли от той толку
в такой ситуации! А хуже всего то, что она уже  несколько  дней  не  звонила
домой и ничего не знала о сыне. У нее просто не было на это  денег.  Кто  бы
знал, как она ненавидела себя за  то,  что  ввязалась  в  историю  Валентины
Коромысловой!
   В семь утра Марина растормошила Галу.
   - А? Что? - пробормотала та и затрясла головой. - Что случилось?
   - Ты можешь одолжить  мне  десять  рублей?  -  спросила  Марина,  которая
наконец решилась поступить вразрез со своими принципами. Между  прочим,  уже
во второй раз, если вспомнить о каперанге. Но лучше о нем не  вспоминать,  и
без него тошно.
   Гала протянула пухлую, как у грудного младенца, руку и взяла  с  тумбочки
свои микроскопические часики на тоненьком ремешке,  сощурившись,  посмотрела
на их циферблат и сделала кислую мину:
   - Что за срочность? Обязательно будить было, что ли?
   Марина уныло констатировала, что ее  соседка  относится  к  той  довольно
распространенной   категории   людей,   что   собственную    бесцеремонность
расценивают в качестве очаровательной  непосредственности,  а  чужую  -  как
наглость, не знающую пределов. Когда позапрошлой ночью Марина,  вместо  того
чтобы видеть свой законный  десятый  сон,  носилась  с  мокрой  простыней  и
смазывала простоквашей ее стати, пострадавшие по Галиной же глупости, той  и
в голову не приходило, что она кого-то  стесняет.  Она  принимала  заботу  о
себе, любимой, как должное, очевидно, полагая, что она - центр вселенной,  а
посему остальные просто по определению обязаны вокруг нее вертеться.
   Марина скрипнула зубами и повторила:
   - Одолжи мне, пожалуйста,  десять  рублей.  У  меня  действительно  очень
срочное дело.
   - М-да? - недоверчиво переспросила Гала и капризно велела:
   - Сумку подай.
   Марина взяла со стула сумку и швырнула ее  Гале.  Та,  едва  успевшая  ее
поймать, удивленно протянула:
   - А ты че такая злая? И вообще.., чего у тебя, денег нет, что ли?
   - Нет, - отрезала Марина и расшифровала чуть ли не по слогам:
   - Меня на днях ограбили, поняла?
   Гала нахмурилась и достала из сумки кошелек:
   - Десятки-то хватит?
   - Хватит! - Марина выхватила из ее рук червонец и пообещала:
   - Может, уже сегодня верну. - А про себя добавила: "Если получу перевод".
И по-дружески посоветовала Гале:
   - А ты спи, спи, до завтрака еще два часа.
   Однако  бесцеремонно  разбуженной  Гале   спать,   похоже,   окончательно
расхотелось, она, закутавшись в простыню и поджав под себя ноги, следила  за
Мариниными передвижениями по комнате.
   - Слушай, и где тебя ограбили? Прямо  здесь,  что  ли?  -  Гала  опасливо
обвела взглядом комнату.
   - Нет, не здесь, - успокоила ее Марина. - В одном укромном уголке. Но  на
всякий случай настоятельно  рекомендую  тебе  сдать  ценные  вещи  в  камеру
хранения.
   - Ну да? - растянула губы в кривой улыбке Гала, однако же сумку подвинула
поближе к себе, видно, условный рефлекс сработал, и крикнула Марине вслед:
   - Ты куда в такую рань?
   Марина не удостоила ее ответом.
 
*** 
 
   Минут десять она ждала  открытия  почтамта,  тоскливо  наблюдая  утреннюю
суету, уменьшенную в сотни раз копию московской. И  в  этом  городишке  люди
тоже торопились на службу и тоже вели детей в детский сад, разве  что  не  с
такой скоростью. Двери почтамта открылись ровно в восемь часов одну  минуту,
а Марина оказалась первой посетительницей.
   За нужным ей окошком еще никого не было, и Марина нетерпеливо переступала
с ноги на ногу и вертела головой, борясь с желанием первым делом броситься к
кабинкам междугородного телефона, чтобы набрать номер  и  поскорее  услышать
голос Петьки. Наконец в окошке появилась женская головка и, зевая, спросила:
   - Что у вас?
   - На мое имя должен быть перевод. - Марина  сунула  в  окошко  паспорт  и
стала молить Бога, чтобы на этот раз перевод и в самом деле пришел.
   Кассирша порылась в своей коробке и швырнула Марине почтовый бланк:
   - Заполните и распишитесь.
   У Марины отлегло от сердца, она схватила бланк и, не  отходя  от  окошка,
заполнила его.
   Кассирша молча отсчитала деньги и, сунув их в Маринин  паспорт,  передала
ей через окошко.
   Марина поблагодарила ее и кинулась к телефону.
   Трубку сняла тетя Катя, проговорившая скрипучим голосом:
   - Але, але, кто это?
   - Тетя Катя, это я, Марина,  а  Петька  где?  -  задыхаясь  от  волнения,
выпалила Марина.
   - Марина, ты? - переспросила тетя Катя, которая  не  отличалась  остротой
слуха, что в ее возрасте было неудивительно.
   - Ну я, я... Петька где?
   - Спит, где же еще... А четы  так  дышишь,  будто  за  тобой  с  собаками
гонятся? Случилось чего, а? - Надо же, глуховатая тетя Катя и та учуяла в ее
голосе волнение.
   - Да так, ничего, - пролепетала Марина, - все в порядке... Только я, теть
Кать, скоро приеду, - раздумывая,  как  попросить  тетю  Катю  до  той  поры
получше присматривать за Петькой, чтобы она,  во-первых,  не  подумала  чего
плохого, а во-вторых, не обиделась и в то же  время  отнеслась  к  Марининой
просьбе серьезно.
   - Как скоро? У тебя же еще неделя, - недовольно прогудела трубка.  -  Что
ты там еще выдумала? - И так далее.
   Марина стала судорожно соображать, чего бы  такого  наплести  тете  Кате,
призывая  на  помощь  всю  свою  фантазию.  Эту   мучительную   работу   она
сопровождала разглядыванием обшитых деревянными панелями старорежимных  стен
почтамта.
   - Ну.., я уже достаточно отдохнула и.., загорела, - соврала Марина.  -  И
потом, я по Петьке соскучилась!
   - Ненормальная, право слово, ненормальная, - выпалила в трубку тетя Катя.
- Ты что думаешь, тебе каждый год будут льготные путевки на море давать?
   Марина прекрасно отдавала себе отчет, что льготная  путевка  в  пансионат
"Лазурная даль" в ее жизни первая и последняя, но Петька был ей дороже.  Без
моря Марина проживет, а вот без Петьки - ни за что! А потому она уже все для
себя решила и без обиняков объявила тете Кате:
   - Я приеду ближайшим поездом, на какой только смогу взять  билет,  и  все
тут. А Петька до моего приезда пусть сидит дома и никуда не выходит!
 
*** 
 
   А потом она отправилась на вокзал и поменяла билет. Как сказала кассирша,
ей крупно повезло: в вечернем поезде на  Москву  оставалось  буквально  одно
свободное место, словно специально для Марины. Плацкартное, правда, но  ведь
это сущие пустяки, главное, что меньше  чем  через  двое  суток  она  увидит
Петьку и забудет обо всем,  что  с  ней  произошло  в  небольшом  приморском
городке. Или, по крайней мере, приложит  максимум  усилий  для  того,  чтобы
забыть.
   Сунув  билет  в  карман,  она  внимательно  изучила  висящее   на   стене
расписание, выяснила, с какого пути отправляется ее поезд,  а  потом  решила
все-таки полюбопытствовать, где этот путь находится. Так сказать, на  всякий
случай. Вышла из здания вокзала, огляделась и уже собралась  возвращаться  в
пансионат, чтобы паковать  свои  вещи.  И  тут  случилось  нечто  совершенно
неожиданное.
   Марина увидела Машку,  которая  пилила  по  перрону  с  красной  дорожной
сумкой. Все такая же: непричесанная, с угрюмой физиономией и с  синяком  под
глазом, правда, уже под другим. Машкино явление настолько потрясло  Маринино
воображение, что она не сразу решила, что ей предпринять в  первую  очередь:
немедленно заорать или предварительно подобраться к Машке поближе,  чтобы  в
случае чего та не успела далеко убежать. Эти два  взаимоисключающие  желания
боролись в Марине, пока она, крадучись и чуть ли не сливаясь  с  ландшафтом,
преследовала беглянку.
   Историческая встреча произошла в конце перрона. Марина насмерть вцепилась
в Машкин локоть и зловещим шепотом приказала:
   - Стоять!
   Машка застыла в нелепой позе, мощным торсом  устремленная  вперед,  в  то
время как ее филейная часть от него несколько поотстала.  Скованная  страхом
девица не сразу решилась обернуться, чтобы  полюбопытствовать,  кто  ее  так
бесцеремонно застопорил. Потом она все-таки боязливо  покосилась  на  Марину
через плечо:
   - Ты?
   Марина молчала, предпочитая методично испепелять ее взглядом.
   - Чего тебе надо? - Машка дернулась, но  как-то  вяло:  то  ли  курортная
жизнь ее так измотала, то ли ее масса была слишком аморфной.
   Марина   воспользовалась   Машкиной   слабостью   и   растерянностью    и
отбуксировала ее в укромный уголок к бетонной стене, ограждающей  территорию
вокзала от прочего мира.  Машка  снова  попыталась  сопротивляться  и  снова
как-то неубедительно. Марина прижала соперницу к стене, догадавшись, что  ее
преимущество скорее в моральной силе, чем в физической. Судя по периодически
возникающим на Машкиной физиономии фингалам, та просто привыкла быть битой и
относилась к методам физического  воздействия  если  не  стоически,  то,  по
крайней мере, философски. Как к атмосферным осадкам, например.
   - - Чего тебе надо? - снова полюбопытствовала Машка, роняя на землю  свою
красную сумку со сломанной  "молнией",  из-под  которой  торчало  скомканное
разноцветное тряпье.
   - Поговорить, - сказала Марина и на всякий  случай  уперлась  коленкой  в
рыхлый Машкин живот. - Ты чего в прошлый раз от меня убежала?
   - Мне просто некогда было. - Машка задумчиво посмотрела в туманную даль.
   Более исчерпывающего ответа от нее трудно было ожидать!
   - Ага, - кивнула Марина, - настолько некогда, что ты сразу смылась,  даже
за квартиру не заплатила!
   Машка возмущенно заморгала бесцветными ресницами:
   - Это Клавка сказала, что я не заплатила? Вот брехло! У-у, стерва!
   - А ты, конечно, заплатила, - усмехнулась Марина, которая ни одной минуты
ей не верила.
   - Заплатила, - буркнула Машка и, немного помолчав, добавила:
   - Не деньгами - где я деньги возьму? Кофту ей отдала, красивую...
   - Не Валентинину ли часом? Машка ничего не ответила,  только  фыркнула  и
вновь посмотрела в полюбившуюся ей туманную даль.
   Марина посильнее дернула ее за локоть:
   - Что молчишь?
   Машка поморщилась и гнусаво заныла:
   - Ну че ты ко мне  привязалась,  а?  Ну  че  я  тебе  сделала?  Кофта  не
Валентинина, а моя... А хоть бы даже и ее, ей она все равно уже не нужна.  И
вообще, кто ты ей такая? Родня, что ли?
   Марина оставила Машкины высказывания без  комментариев,  а  вместо  этого
обрушила на беспутную девицу свои до гадки:
   - Ты что-то знаешь! Ты знаешь, что случилось с Валентиной, и про то,  что
она утонула, тебе было известно. Иначе с чего бы ты стала  распоряжаться  ее
вещичками? Если бы она  вернулась,  такую  тебе  трепку  устроила,  мало  не
показалось бы!
   Машка сразу обмякла, а на  ее  лбу,  полуприкрытом  выжженными  перекисью
лохмами, выступили крупные горошины пота.
   - Ты че такое несешь? - пролепетала она.
   - А чего ж ты тогда удрала? - не давала ей опомниться Марина.
   Машка засопела, и это сопение, видимо, сопровождало  происходящий  в  ней
мучительный мыслительный процесс, а потом с искренностью невинного  младенца
заявила:
   - А че я, дура - в милицию топать? А то нет? То, что  Машка  дура,  каких
мало, было яснее белого дня. Марина впилась  взглядом  в  апатичное  Машкино
лицо. Ну не тянула она на убийцу и даже на его сообщницу, скорее на  жертву.
Такая стопроцентная телка на веревочке, куда поведут, туда и  поплетется.  И
ремеслом своим древнейшим, наверное, одни  тумаки  и  фингалы  зарабатывала.
Такие, как она, ни на что не способны - ни на хорошее, ни  на  плохое,  зато
легко  попадаются  на  чью-либо   удочку.   Раз   она   заглотила   наживку,
заготовленную Валентиной Коромысловой, почему бы не  допустить,  что  то  же
самое проделал  с  ней  еще  кто-нибудь?  Так  сказать,  чтобы  использовать
дремучую Машку в своих корыстных целях. Точнее, даже преступных!
   Именно поэтому Марина и выдала ей по первое число.
   - Ну, признавайся, - потребовала она, - кто он?
   Машка тупо на нее посмотрела:
   - Кто "он"?
   - Твой сообщник, - добила ее  своей  осведомленностью  Марина,  хотя,  по
большому счету, тот, кого она имела в виду, Машкиным сообщником не  являлся.
Скорее он был опытным  кукловодом,  управляющим  этой  глупой  кобылой,  как
марионеткой, - с помощью специальных веревочек.
   Слов Марина сказала немного - всего лишь два,  -  зато  произнесла  их  с
таким чувством, что Машка дернулась, будто ей поднесли  к  лицу  здоровенный
кулак, и еще сильнее прижалась к стене своей толстой задницей.
   А Марина, от внимания которой  не  ускользнула  Машкина  реакция,  решила
развить наметившийся успех.
   - Хочешь,  я  тебе  его  опишу?  -  ехидно  предложила  она  Машке  и  не
поскупилась  на  эпитеты,  рисуя  подробный  словесный  портрет   фальшивого
каперанга. - Такой высокий, статный, очень  представительный,  выразительные
глаза, красивая, коротко стриженная седина... Ну, вспомнила?
   Машкина физиономия снова приняла задумчивое выражение. Она наморщила лоб,
пожала  плечами,   при   этом   ее   растерянность   выглядела   удивительно
правдоподобно:
   - Ты хоть имя скажи... Я что, всех запомню?
   Кажется,  она  искренне  полагала,  что  речь  идет  о  каком-то  из   ее
многочисленных клиентов, или все-таки притворялась? Может, она  все-таки  не
такая дура, какой выглядит?
   - Имя? Хорошо, будет  тебе  имя,  -  хмыкнула  Марина.  -  Представляется
Германом, говорит, что каперанг...
   - Кто-кто? - Машка выкатила глаза на переносицу. - Нет, такого  точно  не
знаю!
   - Врешь! - не поверила Марина.
   - А чего мне врать? - Машка стала вырываться активнее, и Марине  пришлось
попотеть, чтобы снова ее усмирить. -  Да  ничего  я  не  знаю  про  Валькины
делишки! Я-то чем виновата, что она утопла! И чемодан этот  дурацкий...  Она
же сама мне его приперла, сама! Подумаешь, я продала одно ее платье. Да если
на то пошло, то она мне больше должна была! Она, может, у меня  одну  ценную
вещь забрала и тю-тю с ней!
   - Какую еще вещь!
   - Какую-какую, ценную! - огрызнулась Машка. - Она подороже платья стоит!
   Чувствовалось, что Машка не врет, потому что рассказывать эту историю  ей
совершенно не хотелось.
   - Что за вещь? - Марина наставила на нее сердитые глаза.
   Машка покрутила головой, вздохнула, покусала губы,  прислушалась.  В  это
время на перроне откашлялся громкоговоритель и объявил  какой-то  поезд  так
шепеляво, что Марина не поняла ни слова. Она  подождала,  когда  эта  ржавая
жестянка замолчит, и прикрикнула на Машку:
   - Быстро выкладывай!
   - Ну зажигалка такая у меня была, серебряная... Я ее на  пляже  нашла,  в
песке. Валька ее как увидела, так прямо подпрыгнула! И  забрала...  -  Машка
стала выкручивать шею, словно пыталась что-то рассмотреть.
   Марине некогда было соображать, что вызвало неподдельный Машкин  интерес,
потому что она  была  не  на  шутку  заинтригована  рассказом  о  серебряной
зажигалке, о коей Машка вспомнила  с  явной  неохотой.  Марина  догадывалась
почему: скорее всего она ее  не  в  песке  нашла,  а  просто  и  незатейливо
свистнула. В этом месте она, конечно,  завиралась,  что  же  касается  самой
зажигалки... Беспокоила она Марину, ох как беспокоила!
   - Какая была эта  зажигалка?  -  с  замирающим  в  предвкушении  открытия
сердцем спросила Марина.
   - Да серебряная, я же сказала, - с досадой отозвалась Машка, продолжавшая
выкручивать шею. - Ну такая... Человечек... Этот, как его.., рыцарь...
   Пока Марина медленно и  мучительно  прозревала,  Машка  поднатужилась  и,
оттеснив со своего пути Марину, подхватила свою красную сумку  и  вприпрыжку
понеслась по перрону. Марина кинулась за ней, выкрикивая на ходу:
   - У рыцаря был щит?
   Машка  только  пыхтела  и  сверкала  рыхлыми  ляжками.  Потом  неожиданно
впрыгнула в тамбур стоящего у перрона поезда.
   - Ты куда? - опешила Марина.
   - Куда-куда? - передразнила Машка. - Уезжаю я, до дому,  до  хаты!  -  И,
отдышавшись, прибавила в сердцах:
   - Надоели вы мне все тут. Особенно ты! Прилипла как банный лист!
   Марина схватилась за поручень, и в этот момент поезд тронулся и  медленно
поплыл вдоль перрона.
   Глупая Машкина физиономия торжествующе сияла:
   - Что, съела?
   Спорить с ней было глупо,  поскольку  на  этот  раз  она  имела  явное  и
неоспоримое преимущество перед Мариной, которой не оставалось ничего  иного,
кроме как бежать по перрону за отъезжающим поездом и умолять Машку  ответить
на один-единственный вопрос:
   - У рыцаря был щит?
   В ответ Машка только корчила  рожи,  откровенно  потешаясь  над  Мариной.
Потом в тамбуре возникла проводница, которая оттеснила Машку и  потянула  на
себя дверь.
   Марина сначала замедлила шаг, затем  остановилась,  подумала  и  пошла  к
вокзалу, и в этот момент в спину ей ударил громкий крик:
   - Был у  него  щит,  а  на  нем  надпись!  Марина  оглянулась  и  увидела
всклокоченную Машкину голову, торчащую из открытого вагонного окна.
   Забыв обо всем, Марина  снова  ринулась  за  поездом,  который  понемногу
набирал ход.
   - Какая.., какая надпись? - задыхаясь, орала она, глядя в ехидную Машкину
физиономию.
   Эта садюга только ухмылялась, а поезд шел все быстрее и  быстрее.  Перрон
кончился, и Марина бежала по земле, поросшей жесткой  травой,  колющей  ноги
сквозь босоножки. Тут еще на Маринином  пути  возник  здоровенный  булыжник,
споткнувшись о который она едва не  растянулась,  а  Машка  только  ржала  и
покрикивала-подбадривала:
   - Скорей, скорей! Ну, еще немножечко! Еще капельку!
   В конце концов Марина окончательно выдохлась и перестала соревноваться  с
поездом, остановившись возле белого дорожного столбика.
   - Ну чего же  ты?  -  разочарованно  протянула  Машка,  которая,  видимо,
надеялась, что Марина будет догонять поезд  по  крайней  мере  до  следующей
станции, и, вывалившись из окна буквально по пояс, крикнула:
   - Надпись была такая: "Дорогому Юрику в день рождения". Все!
   Поезд вильнул последним вагоном, как собака хвостом, и скрылся из виду.
 
Глава 23 
 
ГРАЖДАНСКИЙ ДОЛГ 
 
   С новым билетом в кармане она вернулась в  пансионат,  упаковала  вещи  и
предупредила дежурную по этажу, сменщицу  Ксении  Никифоровны  -  Ящерку,  о
своем  грядущем  отъезде.  Холодное  и  брезгливое  лицо   Ящерки   осталось
совершенно равнодушным, хотя она и уточнила для проформы:
   - Сегодня? - Заглянула в свои бумаги и заметила вскользь:
   - По путевке у вас еще неделя... Впрочем, ваше дело. А от  меня  вы  чего
хотите?
   Марина пожала плечами:
   - Просто хочу поставить вас в известность, чтобы не было недоразумений...
   У нее язык чесался добавить: "Чтобы вы  заранее  пересчитали  простыни  и
полотенца", но она промолчала. Ящерка, конечно, была неприятной  особой,  по
странной иронии судьбы, чем-то напоминающей  ей  Валентину  Коромыслову  (не
внешне, а какой-то едва уловимой подлянкой в зеленых  кошачьих  глазах),  но
заводиться из-за пустяков Марине не хотелось. Поэтому она просто повернулась
и пошла в номер переодеваться: до поезда оставалось еще достаточно  времени,
чтобы позагорать напоследок. На самом деле она бы предпочла, чтобы до поезда
оставалось не больше часа, но выбирать не приходилось.
   - Во сколько ваш поезд? - неожиданно окликнула ее Ящерка.
   - В девятнадцать сорок, - отозвалась  Марина,  закрывая  за  собой  дверь
комнаты.
 
*** 
 
   - Уезжаешь? Сегодня? - Гала  буквально  остолбенела.  -  У  тебя  же  еще
неделя! - Она спрятала в пляжную сумку десятку, которую ей вернула Марина.
   Марина ничего не ответила, только задумчиво посмотрела на море,  тихое  и
безмятежное. Разумеется, в поле ее зрения снова попал ресторан "Прибой",  но
она отнеслась к этому факту без прежнего трепета. Все, все, теперь ее это не
касалось. Сегодня она уедет, уедет домой, в Москву.
   - Ну и напрасно, - Гала перевернулась на живот, -  ты  ведь,  считай,  не
загорела. Что