Гука удить рыбу на острове. И главное,  человек этот сам признает,
что  пишет,  находясь в лодке. - А так как,  кроме  нас,  на остров никто не
ходил,  - тут  губы  его  искривила отталкивающая улыбка, - преступление мог
совершить только человек, приплывший в лодке.
     - Постойте-ка! - вскричал герцог, и в лице его появилось что-то похожее
на оживление. - Да ведь я хорошо помню человека по имени Хуго. Он был чем-то
вроде  личного  камердинера или  телохранителя  сэра Исаака: ведь сэр  Исаак
все-таки опасался  покушения.  Он...  он не  пользовался  особой  любовью  у
некоторых людей. После какого-то скандала  Хуго был  уволен, но я его хорошо
помню.  Это был  высоченный венгерец с  длинными  усами,  торчавшими по  обе
стороны лица...
     Словно  какой-то луч света мелькнул в памяти Гарольда Марча и вырвал из
тьмы утренний пейзаж, подобный видению из забытого сна. По-видимому, это был
водный пейзаж: залитые луга,  низенькие деревья и темный пролет  моста. И на
какое-то мгновение  он снова увидел, как человек с темными, похожими на рога
усами прыгнул на мост и скрылся.
     - Бог  мой! -  воскликнул  он. - Да ведь я  же встретил убийцу  сегодня
утром!
     В конце концов Хорн Фишер и Гарольд  Марч  все-таки провели день вдвоем
на реке, так как вскоре после прибытия полиции маленькое общество распалось.
Было   объявлено,   что  показания   Марча  снимают   подозрение   со   всех
присутствующих и  подтверждают  улики  против  бежавшего  Хуго.  Хорн  Фишер
сомневался,  будет ли  венгерец когда-нибудь пойман; видимо,  Фишер  не имел
особого желания распутывать  это дело, так как облокотился на  борт лодки и,
покуривая, наблюдал, как колышутся камыши, медленно уплывая назад.
     - Это он хорошо придумал -  прыгнуть на мост, -  сказал Фишер. - Пустая
лодка мало о чем говорит. Никто не видел, чтобы  он причаливал к берегу, а с
моста он сошел,  если можно так выразиться,  не входя  на него.  Он опередил
преследователей на  двадцать четыре часа,  а теперь  сбреет усы  и скроется.
По-моему, есть все основания надеяться, что ему удастся уйти.
     - Надеяться? - повторил Марч и перестал грести.
     -  Да,  надеяться,  -  повторил  Фишер.  - Прежде  всего, я не  намерен
участвовать  в  вендетте  только  потому,  что  кто-то  прикончил  Гука  Вы,
вероятно, уже догадались,  что за птица  был  этот  Гук. Простой, энергичный
промышленный магнат  оказался  подлым  кровопийцей  и вымогателем.  Почти  о
каждом ему была известна какая-нибудь  тайна:  одна из них  касалась бедняги
Уэстморленда,  который в юности  женился на Кипре, и могла скомпрометировать
герцогиню,  другая -  Харкера,  рискнувшего деньгами своего клиента  в самом
начале карьеры. Поэтому-то они и перепугались, когда увидели, что он  мертв.
Они чувствовали  себя так, словно сами совершили это убийство  во  сне.  Но,
признаться, есть еще одна причина, по которой я не  хочу, чтобы наш венгерец
был повешен.
     - Что эк это за причина? - спросил Марч.
     - Дело в том, что Хуго не совершал убийства, - ответил Фишер.
     Гарольд Марч  вовсе оставил весла,  и  некоторое время  лодка плыла  по
инерции.
     -  Знаете, я почти ожидал  чего-нибудь  в этом роде, - сказал он. - Это
было никак не обосновано, но предчувствие висело в воздухе  подобно грозовой
туче.
     - Напротив,  необоснованно  было  бы  считать Хуго виновным, - возразил
Фишер. - Разве вы  не видите, что  они  осуждают его на том же основании, на
котором оправдали всех  остальных? Харкер и Уэстморленд  молчали потому, что
нашли Гука убитым и знали, что имеются  документы,  которые могут навлечь на
них подозрение. Хуго тоже нашел его убитым и тоже знал, что  имеется письмо,
которое  может  навлечь  на  него  подозрение.  Это письмо  он  сам  написал
накануне.
     - Но  в таком случае, - сказал  Марч, нахмурившись, - в какой же ранний
час было совершено убийство? Когда я встретил Хуго, едва начинало светать, а
ведь от острова до моста путь не близкий.
     - Все  объясняется очень  просто, - сказал  Фишер. - Преступление  было
совершено не утром. Оно было совершено не на острове.
     Марч глядел в искрящуюся воду  и молчал, но Фишер продолжал так, словно
ему задали вопрос:
     -  Всякое  умно задуманное убийство непременно использует  характерные,
хотя и необычные,  причудливые стороны  обычной  ситуации.  В  данном случае
характерно было убеждение, что Гук встает раньше всех, имеет давнюю привычку
удить рыбу на острове и проявляет недовольство, когда его  беспокоят. Убийца
задушил его в доме вчера ночью, а  затем под покровом темноты перетащил труп
вместе с рыболовными снастями через ручей,  привязал к  дереву и оставил под
открытым небом.  Весь  день  рыбу  на  острове удил  мертвец.  Затем  убийца
вернулся в дом или, вероятнее всего,  пошел  прямо в гараж  и укатил в своем
автомобиле.  Убийца сам  водит  машину. -  Фишер  взглянул  в  лицо  другу и
продолжал: -  Вы  ужасаетесь, и  история  в самом деле  ужасна. Но не  менее
ужасно и другое.  Представьте  себе,  что какой-нибудь человек, преследуемый
вымогателем, который разрушил его семью, убьет негодяя.  Вы ведь не откажете
ему в снисхождении! А разве не заслуживает снисхождения  тот, кто избавил от
вымогателя не семью, а целый народ?
     Предостережение,  сделанное Швеции, по  всей вероятности,  предотвратит
войну, а не развяжет ее, и спасет много тысяч  жизней, гораздо более ценных,
чем жизнь этого удава. О, я не философствую и не намерен всерьез оправдывать
убийцу, но то рабство, в котором находился он сам и его народ, в тысячу  раз
труднее оправдать. Если бы у меня хватило проницательности, я  догадался  бы
об  этом  еще  за обедом  по его  вкрадчивой, жестокой  усмешке. Помните,  я
пересказывал  вам этот  дурацкий  разговор  о том, как старому Исааку всегда
удается подсечь рыбу? В определенном смысле этот мерзавец ловил на удочку не
рыб, а людей.
     Гарольд Марч взялся за весла и снова начал грести.
     -  Да, помню, - ответил  он. - И  еще речь шла о  том, что крупная рыба
может оборвать леску и уйти.

     Перевод В. Хинкиса

ДУША ШКОЛЬНИКА

     Чтобы  проследить необычный и  запутанный  маршрут, проделанный за день
дядей и племянником (или, точнее говоря, племянником и дядей),  понадобилась
бы большая  карта Лондона. Племянник, свободный от уроков в тот день, считал
себя большим докой по части техники и машин, эдаким богом-повелителем кэбов,
трамваев,  поездов подземки и прочего транспорта, а  дядя  был  при  нем,  в
лучшем  случае, жрецом, благоговейно  служащим  ему и приносящим  жертвенные
дары.  Проще  говоря,  школьник  был  важен,  как  юный  принц,  совершающий
путешествие,  а его старший родственник  оказался  в  ранге  слуги, который,
однако, оплачивает все расходы как  хозяин. Школьник  был известен миру  под
именем Саммерса  Младшего, а  друзьям - как Физик, что  свидетельствовало об
единственной  пока   дани  общества   его  успехам  в  области  любительской
фотографии и электротехники. Дядя, преподобный Томас Твифорд, был худощавым,
живым,  седовласым  и  румяным   стариком.  В   небольшом   кругу  церковных
археологов, которые  были  единственными  в мире людьми, способными понять и
оценить собственные  научные  открытия,  он  занимал  признанное и достойное
место. Придирчивый  человек наверняка  заподозрил  бы,  что  путешествие  по
Лондону  нужно  скорее  дяде,  чем  племяннику.  На  самом   деле  священник
действовал  из самых  лучших и отеческих побуждений. И все  же,  как  многие
умные люди, он не смог устоять перед  соблазном потешить себя игрушками, под
тем  предлогом, что развлекает ребенка. Его игрушками были  короны и  митры,
скипетры и  государственные  мечи, и он, конечно,  везде  задерживался около
них,  убеждая  себя,  что   мальчику  необходимо   познакомиться   со  всеми
лондонскими   достопримечательностями.  И   к  концу  дня,   после  долгого,
утомительного обеда, он, в завершение путешествия,  еще больше уступил своей
слабости и решил посетить место, в которое не заманишь ни одного нормального
мальчика.  На  северном  берегу  Темзы незадолго перед этим было  обнаружено
таинственное  подземелье,  по  предположению  -  часовня,  где  не   было  в
буквальном   смысле   слова  ничего,   кроме  одной  серебряной  монеты.  Но
знатоку-ценителю эта монета казалас ь ценнее и  привлекательнее Кохинора[1].
Она была римской; говорили, что на ней изображен апостол Павел, и потому она
вызывала ожесточенные споры,  касающиеся  ранней Британской  Церкви. Вряд ли
кто-нибудь станет отрицать,  что Саммерса Младшего эти  споры трогали весьма
мало.

     1  Кохинор  -  знаменитый  индийский бриллиант, в XIX в.  стал одним из
сокровищ британской короны.

     Да и вообще интересы и увлечения  Саммерса Младшего уже несколько часов
удивляли и забавляли его дядюшку. Племянник проявлял удивительное невежество
и удивительную  осведомленность  английского школьника,  который в некоторых
вопросах куда  сильнее  многих  взрослых.  Например,  в Хэмптон-корте[1]  он
решил, что на  воскресенье  может  забыть о  кардинале  Уолси  и  Вильгельме
Оранском,  но  его  невозможно было  оттащить  от  электрических  проводов и
звонков соседнего  отеля.  Его порядком ошеломило Вестминстерское аббатство,
что не  удивительно  с тех пор, как оно  стало складом самых больших и самых
плохих скульптур восемнадцатого столетия;  зато  он мгновенно  разобрался  в
вестминстерских омнибусах  -  как разбирался во  всех  лондонских,  цвета  и
номера  которых  он  знал  не  хуже, чем  геральдист  знает  геральдику.  Он
возмутился бы, если бы вы невзначай спутали светло-зеленый  паддингтонский с
темно-зеленым  бейзуотерским,  как  возмутился  бы его  дядюшка,  если бы вы
спутали византийскую икону с католической статуей.

     1 Хэмптон-корт - дворец на Темзе, построен кардиналом Уолси.

     - Ты коллекционируешь омнибусы, как марки? - спросил он у племянника. -
Для них, пожалуй, нужен довольно большой альбом. Или ты хранишь их в столе?
     - Я храню их в голове, - с законной твердостью отвечал племянник.
     -  Что ж, это делает тебе честь, - заметил преподобный Томас Твифорд. -
Наверное, не стоит и спрашивать, почему ты  выбрал именно омнибусы из тысячи
других вещей. Едва  ли это  пригодится  тебе в жизни,  разве что  ты станешь
помогать на улицах старушкам путать омнибусы, советуя им выбрать не тот, что
надо. Сейчас,  кстати, мы  вынуждены  покинуть один  из  них,  ибо нам  пора
выходить. Я хочу показать тебе так называемую монету святого Павла.
     - Она  такая же большая, как  собор  святого Павла? -  смиренно спросил
отрок, когда они выходили.
     У входа в подземелье их взоры привлек необычный человек, которого, судя
по  всему, привело сюда то же нетерпеливое желание. Это был темнолицый худой
мужчина в длинном черном  одеянии, похожем на сутану,  но в странной  черной
шапочке, каких священнослужители не носят, напоминающей скорее всего древние
головные уборы персов и вавилонян. Смешная черная борода росла лишь справа и
слева по  подбородку, а большие, странно посаженные глаза напоминали плоские
очи  древних египетских профилей. Дядя с племянником  не успели  рассмотреть
его, как он нырнул в дверной проем, куда стремились и они.
     Здесь,  наверху, о существовании подземного святилища свидетельствовала
лишь крепкая  дощатая  будка,  какие  нередко  строят  для военных и  прочих
государственных надобностей; деревянный пол ее, вернее, настил, был потолком
раскопанного подземелья. Снаружи  стоял часовой, а  внутри за  столом что-то
писал   офицер   англо-индийских   войск   в  немалом   чине.  Да,  любители
достопримечательностей   сразу  убеждались,  что  эту  достопримечательность
охраняют чрезвычайно  строго. Я  сравнивал  серебряную  монету с Кохинором и
пришел  к  выводу,  что  в  одном  они  действительно  схожи:   по  какой-то
исторической случайности монета, как  и бриллиант, была в  числе королевских
драгоценностей  или, во всяком случае, королевских сокровищ, - до  тех  пор,
пока один из принцев крови не вернул ее, совершенно официально, в святилище,
где, как  считали ученые, ей и полагалось быть. По этой и по другим причинам
хранили  ее  с величайшими  предосторожностями. Ходили странные слухи о том,
что  шпионы проносят в святилище взрывчатку,  пряча ее в одежде  и  в личных
вещах, - и начальство на всякий случай издало один из  тех приказов, которые
проходят   как  волны   по  бюрократической   глади:   посетителей   обязали
переодеваться  в  казенные власяницы, а  когда это вызвало ропот -  хотя  бы
выворачивать  карманы в  присутствии дежурного  офицера. Нынешний  дежурный,
полковник Моррис, оказался невысоким энергичным человеком с суровым дубленым
лицом  и живыми  насмешливыми глазами; противоречие это объяснялось тем, что
он смеялся над приказами и строго следил за их неукоснительным выполнением.
     - Лично я абсолютно равнодушен  ко всяким этим монетам, - признался он,
когда  Твифорд,  с которым он  был немного  знаком, приступил  было к нему с
профессиональными  расспросами, - но я ношу королевский мундир, и  мне не до
шуток,   когда   дядя   короля  оставляет  здесь   монету  под  мою   личную
ответственность. А  сам  я  на все эти святые мощи, реликвии и прочее смотрю
по-вольтерьянски, так сказать, скептически.
     - Не вижу,  почему скептику легче верить в королевское семейство, чем в
Святое Семейство, - отвечал Твифорд. -  Но карманы я, конечно, выверну, дабы
вы убедились, что там нет бомбы.
     Небольшая горка карманных мелочей, которую оставил на столе  священник,
состояла главным  образом из бумаг,  трубки с кисетом, нескольких римских  и
древнесаксонских монет, букинистических каталогов и церковных брошюр.
     Содержимое   карманов  племянника,  естественно,  образовало  несколько
большую кучу; в нее входили стеклянные  шарики, моток бечевки, электрический
фонарик, магнит, рогатка и, конечно, большой складной нож - сложный агрегат,
который он решил, по-видимому, продемонстрировать  более детально -  и  стал
показывать клещи-кусачки, коловорот для продырявливания дерева, а главное  -
инструмент для изымания камешков из лошадиных  подков. Некоторым отсутствием
лошадей он  пренебрегал, ибо мыслил  их  лишь как легко заменимый придаток к
замечательному инструменту.
     Когда же  очередь  дошла до человека в черном, он  не стал выворачивать
карманов, а только вытянул руки ладонями кверху.
     - У меня ничего нет, - сказал он.
     -  Боюсь,   вам  все  же  придется  опустошить  карманы,  чтобы  я  мог
удостовериться в этом, - довольно резко ответил полковник.
     - У меня нет карманов, - сказал незнакомец.
     Мистер Твифорд оглядел опытным взглядом его черное одеяние.
     - Вы монах? - произнес он, несколько озадаченный.
     - Я маг,  - отвечал  незнакомец. - Вы  слышали,  надеюсь, о магии?  Я -
волшебник.
     - Ну да?! - вытаращил глаза Саммерс Младший.
     - Раньше я был монахом, - продолжал незнакомец. -  Но теперь я, как  вы
бы сказали, беглый монах. Да,  я бежал в вечность.  Однако монахи знают одну
полезную  истину: высшая  жизнь  чужда  всякой  собственности.  У  меня  нет
карманных денег и нет карманов, но все звезды на небе мои.
     - Вам их не достать, -  заметил полковник,  явно радуясь за звезды. - Я
знавал немало магов в Индии,  видел фокусы с манго, и все  такое прочее. Там
они  все мошенники, вы  уж мне поверьте! Сам их  часто разоблачал. Это  было
забавно. Гораздо забавнее, чем торчать здесь, во всяком случае... А вот идет
мистер Саймон, он вас проводит в наш старый погреб.
     Мистер Саймон, официальный хранитель и  гид, оказался молодым человеком
с преждевременной  сединой; к  его большому рту совсем не шли смешные темные
усики с  нафабренными  концами,  которые,  казалось, случайно прилепились  к
верхней губе, словно бы черная муха  уселась  ему на лицо. Он  говорил очень
правильно, как говорят чиновники, окончившие Оксфорд; и очень уныло, как все
наемные гиды.
     Они спустились по темной каменной лестнице, внизу Саймон нажал какую-то
кнопку,  и распахнулась  дверь в  темное помещение, вернее, в помещение, где
только что  было темно. Когда тяжелая, железная  дверь отворилась,  вспыхнул
почти ослепительный свет, что привело в бурный  восторг Физика,  который тут
же спросил, связаны ли как-то дверь и электричество.
     - Да, это единая система, - ответил  Саймон. - Она была смонтирована  в
тот день, когда его высочество положил сюда реликвию. Видите, монета заперта
в стеклянной витрине и лежит точно так, как он ее здесь оставил.
     Действительно, одного взгляда  было достаточно, чтобы убедиться  в том,
что  хранилище реликвии столь же  прочно, сколь и  просто. Большое стекло  в
железной  раме  отделяло угол комнаты, где  стены были  прежние, каменные, а
потолок деревянный. Не  было  никакой возможности открыть  витрину,  не зная
секрета, - разве что разбить стекло, что, несомненно, разбудило бы - если бы
даже он заснул  -  ночного  сторожа, который всегда  находился неподалеку...
Глядя  пристальней,  можно   было  бы  обнаружить   еще   более   хитроумные
приспособления, но взгляд  преподобного Томаса Твифорда был прикован к тому,
что  его  интересовало  гораздо  больше, -  к  тусклому  серебряному  диску,
отчетливо выделявшемуся на гладком черном бархате.
     - Монета святого Павла, отчеканенная,  по преданию, в память  посещения
апостолом Павлом  Британии, хранилась  в  этой часовне  до восьмого века,  -
говорил  Саймон  четким  и  бесцветным  голосом.   -  В  девятом  веке,  как
предполагается,  ее  захватили  варвары,   и  она  возвратилась  сюда  после
обращения северных готов в христианство, как сокровище готских королей.  Его
королевское высочество герцог Готландский хранил ее самолично, а когда решил
выставить ее для всеобщего обозрения,  сам же и положил сюда. Она была сразу
же навечно замурована стеклом, вот так.
     В этот момент, как на грех, Саммерсу Младшему, чьи мысли, по одному ему
понятным  причинам,  витали вдалеке от  религиозных войн девятого  столетия,
попался  на  глаза  маленький  проводок, торчавший  на  месте  отколовшегося
кусочка стены, и он с неуместным воплем бросился к нему.
     - Ого! А с чем он соединяется?..
     Несомненно, с чем-то он соединялся, ибо не успел Физик дернуть за него,
как  весь склеп  погрузился  во тьму,  словно находившиеся  там  в  один миг
ослепли, а в следующую секунду послышался глухой треск захлопнувшейся двери.
     -  Не волнуйтесь,  сейчас  все  будет  в порядке, - произнес гид  своим
бесстрастным голосом. И вскоре добавил:  - Я полагаю, нас хватятся рано  или
поздно и постараются открыть дверь. Придется немного подождать.
     Все помолчали, потом раздался голос неугомонного Физика:
     - Вот попались! А я, как назло, наверху фонарик оставил...
     - Кажется, - произнес мистер Твифорд со свойственной ему сдержанностью,
- мы  уже убедились в твоей любви  к электричеству...  -  И  после некоторой
паузы  добавил более  миролюбиво: - А  мне вот  жаль, что я  оставил трубку.
Хотя, надо признаться, курить здесь не очень весело. В  темноте все не  так,
как на свету.
     -  Да,  в темноте все  не так, - послышался  третий  голос  - человека,
назвавшегося  магом.  Голос  был очень  музыкальный  и  совсем  не вязался с
мрачным обликом его обладателя, сейчас невидимого. - Вы,  должно быть,  и не
представляете, как страшна  эта истина.  Все, что  вы  видите наяву,  - лишь
изображения, созданные солнцем, - и лица,  и утварь, и  цветы, и деревья.  А
самих вещей вы, быть может, и не знаете. Быть может, там, где  вы только что
видели стол или стул, сейчас  стоит что-то другое. Лицо вашего  друга  может
оказаться совсем другим в темноте.
     Короткий  непонятный  шум  внезапно  нарушил  тишину  подвала.  Твифорд
испугался на мгновенье, а потом резко сказал:
     - Вы не находите, что сейчас не время пугать ребенка?
     - Это кто ребенок?! - негодующе воскли