совладал с собою, встал  на ноги, но лицо его по-прежнему
хранило выражение ужаса, словно он надел маску или самого его подменили.
     - Я глядел на колодец, - сказал он, - а когда обернулся, лорд уже упал.
     Лицо Грейна потемнело.
     - Вы правы, это по моей части, - сказал он. - Прежде  всего попрошу вас
помочь мне отнести покойного в библиотеку, где я его хорошенько осмотрю.
     Когда они  положили труп  в  библиотеке, Грейн  повернулся к  Фишеру  и
сказал голосом, в котором уже снова звучала прежняя сила и уверенность.
     - Сейчас я запрусь здесь и все обследую самым тщательным образом. Прошу
вас остаться при остальных и подвергнуть Бойла предварительному допросу. Сам
я  потолкую с  ним  несколько  позже. И  позвоните  в  штаб,  чтобы прислали
полисмена: пускай явится немедля и ждет, пока я его не позову.
     После  этого  знаменитый  криминалист, не  тратя  более  слов, прошел в
освещенную библиотеку и затворил за собой дверь, а Фишер, ничего не ответив,
повернулся и тихо заговорил с Трейверсом.
     - Право же любопытно, - сказал он,  - что это случилось именно  там,  у
колодца.
     - Очень даже любопытно, - отозвался  Трейверс,  -  если только  колодец
сыграл здесь какую-то роль.
     - Думается  мне, -  заметил  Фишер,  - что роль, которой  он  здесь  не
сыграл, еще любопытней.
     Высказав эту  явную бессмыслицу, он  повернулся к  потрясенному  Бойлу,
взял его под руку, и они стали прохаживаться по залитому лунным светом полю,
разговаривая вполголоса.
     Уже  занялась  заря,  которая  подкралась  как-то   незаметно,  и  небо
посветлело, когда Катберт Грейн погасил люстру в библиотеке и вышел  оттуда.
Фишер,  угрюмый,  как всегда, слонялся в одиночестве; полисмен,  которого он
вызвал, стоял навытяжку поодаль.
     -  Я попросил  Трейверса проводить Бойла, - обронил Фишер  небрежно.  -
Трейверс о нем позаботится. Ему надо хоть немного поспать.
     - А удалось ли вам что-нибудь из него  вытянуть? - осведомился Грейн. -
Сказал он, что именно они с Гастингсом там делали?
     - Да, - ответил Фишер, - он  все объяснил вполне вразумительно.  По его
словам  выходит,  что,  когда  леди Гастингс  уехала  в автомобиле,  генерал
предложил ему выпить кофе  в библиотеке и заодно навести кое-какие справки о
здешних  древностях.  Бойл  стал искать книгу Баджа на одной  из вращающихся
полок,  но  тут  генерал сам  нашел  ее на  стеллаже.  Просмотрев  несколько
рисунков, они вышли, пожалуй, несколько внезапно, на поле для гольфа и пошли
к древнему колодцу. Бойл заглянул  в колодец, но  вдруг услышал  у  себя  за
спиной  глухой удар;  он обернулся и увидел, что генерал лежит на том  самом
месте, где мы  его  нашли. Он быстро  опустился на  колени, чтобы  осмотреть
тело,  но  его сковал ужас, и он не мог ни приблизиться, ни  прикоснуться  к
покойнику.  Я   не  нахожу  тут  ничего  удивительного:  людей,  потрясенных
неожиданностью, порой находят в самых нелепых позах.
     Грейн  выслушал  его внимательно, с мрачной улыбкой, помолчал  немного,
потом заметил:
     -  Ну, он  вам изрядно наврал. Разумеется,  это достохвально  четкое  и
последовательное изложение случившегося, но о самом важном он умолчал.
     - Вы там что-нибудь выяснили? - спросил Фишер.
     - Решительно все, - ответил Грейн.
     Некоторое  время  Фишер  угрюмо  молчал,  а  его  собеседник  продолжал
толковать тихим, уверенным тоном:
     - Вы были совершенно правы, Фишер, когда сказали, что этот  юноша может
сбиться  с  пути  и  очутиться на  краю пропасти.  Имеет или  нет какое-либо
отношение  к  этому  делу  влияние, которое  вы,  как вам  кажется, на  него
оказали, но  с  некоторых  пор Бойл переменил  свое  отношение к  генералу в
худшую сторону.  Это  пренеприятная  история,  и  я  не  хочу  тут  особенно
распространяться, но совершенно  ясно,  что и  супруга генерала относилась к
мужу  без  особой благосклонности. Не знаю, как далеко у  них зашло, но,  во
всяком случае, они все скрывали:  ведь  леди Гастингс сегодня  заговорила  с
Бойлом, дабы сообщить, ему, что она спрятала в книге Баджа  записку. Генерал
слышал  эти ее слова или же узнал об  этом еще  каким-то образом, немедленно
взял  книгу и нашел записку. Из-за  этой записки он повздорил  с  Бойлом, и,
само собой, сцена была весьма бурная. А Бойлу  предстояло  еще  другое - ему
предстояло  сделать ужасный  выбор: сохранить старику  жизнь было  для  него
равносильно  гибели,  а  убить его значило восторжествовать  и  даже обрести
счастье.
     - Что ж, - промолвил Фишер, поразмыслив. - Я не могу  винить его за то,
что он предпочел  не замешивать женщину в эту историю. Но как вы  узнали про
записку?
     -  Обнаружил  ее  у покойного  генерала, - ответил Грейн. - А  заодно я
обнаружил  и  кое-что   похуже.  Тело   лежало   в   такой   позе,   которая
свидетельствует об отравлении неким азиатским ядом. Поэтому я осмотрел чашки
с кофе, и моих познаний в химии оказалось достаточно, чтобы найти яд  в гуще
на дне одной из них. Стало быть, генерал подошел прямо к полке, оставив свою
чашку с кофе на стеллаже. Когда он повернулся спиной, Бойл сделал вид, будто
рассматривает  книги, и  мог спокойно  сделать с чашками все, что угодно. Яд
начинает действовать минут  через десять, и за  эти десять минут оба как раз
успели дойти до Бездонного Колодца.
     - Так, - сказал Хорн Фишер. - Ну а при чем же тут Бездонный Колодец?
     -  Вы хотите доискаться, какое отношение к этому делу  имеет  Бездонный
Колодец? - осведомился его друг.
     - Ровно никакого,  -  решительно заявил Фишер. - Это представляется мне
совершенно бессмысленным и невероятным.
     -  А  почему, собственно,  эта  дыра  вообще  должна  иметь  какое-либо
отношение к делу?
     - Именно  эта  дыра  в данном  случае имеет  особое значение,  - сказал
Фигнер.  - Но  сейчас я не  буду  ни на  чем  настаивать.  Кстати, мне нужно
сообщить вам  кое-что  еще. Как  я уже  говорил,  я  отослал Бойла домой под
присмотром  Трейверса.  Но  в  равной  мере  можно  сказать,  что я  отослал
Трейверса под присмотром Бойла.
     - Неужели вы подозреваете Тома Трейверса? - воскликнул Грейн.
     -  У  него гораздо больше  причин ненавидеть генерала,  чем  у Бойла, -
отозвался Хорн Фишер с каким-то странным бесстрастием.
     - Дружище, неужели вы это  серьезно? - вскричал Грейн. -  Говорю вам, я
обнаружил яд в одной из чашек.
     - Само собой, тут не обошлось без Саида, - продолжал Фишер. - Он сделал
это из ненависти, или, быть может, его подкупили. Мы же недавно согласились,
что он, в сущности, способен на все.
     - Но мы согласились  также, что  он  не способен причинить  зла  своему
хозяину, - возразил Грейн.
     - Ну  полно вам,  в самом-то деле,  - добродушно  сказал Фишер. - Готов
признать, что вы  правы,  но все-таки я  хотел  бы  осмотреть  библиотеку  и
кофейные чашки.
     Он вошел в дверь, а Грейн повернулся к полисмену, по-прежнему стоявшему
навытяжку,  и  дал ему  торопливо нацарапанную телеграмму, которую следовало
отправить из штаба.  Полисмен козырнул и  поспешно  удалился. Грейн  пошел в
библиотеку, где застал своего друга  у стеллажа,  на  котором  стояли пустые
чашки.
     - Вот здесь  Бойл искал книгу  Баджа или делал вид, будто ищет ее, если
принять вашу версию, - сказал он.
     С этими словами Фишер присел на  корточки  и  стал осматривать книги на
вращающейся полке; полка эта была не выше обычного стола. Через мгновение он
подскочил, как ужаленный
     - Боже правый! - вскричал он.
     Очень немногие, если вообще были  такие люди  видели, чтобы мистер Хорн
Фишер  вел  себя,  как в  эту  минуту.  Он  метнул взгляд в  сторону  двери,
убедился, что  отворенное  окно ближе, выскочил через  него одним гигантским
прыжком, словно взяв  барьер,  и устремился, как будто на состязании в беге,
по лужайке вслед  за полисменом. Грейн, с недоумением  проводив его глазами,
вскоре снова  увидел  высокую фигуру  Фишера, который  лениво  брел назад со
свойственным  ему спокойным равнодушием.  Он флегматично обмахивался листком
бумаги: это была телеграмма, каковую он с такой поспешностью перехватил.
     - К счастью, я успел вовремя, - сказал он.  - Надо спрятать все концы в
воду. Пускай считают, что Гастингс умер от апоплексии или от разрыва сердца.
     - Но в чем дело, черт побери? - спросил его друг.
     - Дело в том,  - отвечал Фишер, - что через несколько дней мы  окажемся
перед хорошеньким выбором: либо придется  отправить на виселицу  ни в чем не
повинного человека, либо Британская империя полетит в преисподнюю.
     -  Уж  не  хотите  ли  вы  сказать, -  осведомился  Грейн,  -  что  это
дьявольское преступление останется безнаказанным?
     Фишер пристально поглядел ему в глаза.
     - Наказание  уже совершилось,  - произнес  он И добавил после недолгого
молчания:  - Вы  восстановили  последовательность  событий  с  поразительным
искусством, старина,  и почти все, о  чем  вы мне говорили, истинная правда.
Двое с чашками  кофе действительно вошли  в  библиотеку,  поставили чашки на
стеллаж, а  потом  вместе  отправились к колодцу,  причем один  из  них  был
убийцей и подсыпал яду в чашку  другому. Но сделано это было не в то  время,
когда Бойл рассматривал книги на вращающейся полке. Правда, он действительно
их  рассматривал, искал сочинение Баджа  со  вложенной туда запиской,  но  я
полагаю,  что Гастингс уже переставил его на стеллаж. Одним  из условий этой
зловещей игры было то, что сначала он должен был найти книгу.
     А  как обычно ищут книгу на вращающейся  полке? Никто не станет прыгать
вокруг нее на четвереньках, подобно лягушке. Полку  попросту толкают,  чтобы
она повернулась.
     С  этими словами  он  поглядел на дверь и нахмурился,  причем  под  его
тяжелыми  веками  блеснул  огонек,  который  не часто  можно  было  увидеть.
Затаенное мистическое чувство, сокрытое под циничной внешностью, пробудилось
и  шевельнулось в глубине его души. Голос неожиданно  зазвучал  по-иному,  с
выразительными интонациями, словно говорил не один человек, а сразу двое.
     -  Вот  что  сделал  Бойл:  он  легонько  толкнул полку, и  она  начала
вращаться, незаметно, как земной шар. Да, весьма похоже на то, как вращается
земной шар, ибо не рука Бойла направляла вращение. Бог, который предначертал
орбиты всех небесных светил, коснулся этой полки,  и она описала круг,  дабы
совершилась справедливая кара.
     -  Теперь наконец, - сказал  Грейн,  - я начинаю смутно догадываться, о
чем вы говорите, и это приводит меня в ужас.
     -  Все  проще простого,  -  сказал  Фишер.  -  Когда  Бойл  выпрямился,
случилось нечто, чего  не  заметил ни он, ни  его  недруг  и вообще никто. А
именно: две чашки кофе поменялись местами.
     На  каменном лице  Грейна застыл  безмолвный  страх; ни один  мускул не
дрогнул, но заговорил он едва слышно, упавшим голосом.
     - Понимаю, -  сказал  он.  -  Вы правы, чем меньше  будет  огласки, тем
лучше.  Не любовник хотел избавиться от мужа, а... получилось совсем иное. И
если станет известно, что такой  человек решился на такое  преступление, это
погубит всех нас. Вы заподозрили истину с самого начала?
     - Бездонный Колодец, как я вам уже говорил, - спокойно отвечал Фишер, -
смущал меня с  первой минуты,  но  отнюдь  не потому,  что он имеет к  этому
какое-то отношение, а  именно потому, что он к  этому  никакого отношения не
имеет.
     Он умолк, словно взвешивая свои слова, потом продолжал;
     - Когда убийца  знает,  что через  десять минут недруг будет  мертв,  и
приводит его к бездонной  дыре,  он наверняка задумал бросить туда труп. Что
еще может он сделать?  Даже у безмозглого чурбана хватило бы соображения так
поступить, а Бойл далеко не глуп.  Так  почему же Бойл этого не  сделал? Чем
больше  я  об  этом  раздумывал,  тем  сильнее  подозревал, что при убийстве
произошла  какая-то  ошибка. Один  привел  другого  к колодцу  с  намерением
бросить туда его бездыханный труп. У меня уже была тогда смутная и тягостная
догадка, что роли переменились или перепутались, а когда я сам приблизился к
полке и случайно повернул ее, мне вдруг сразу все стало ясно, потому что обе
чашки снова описали круг, как луна на небе.
     После долгого молчания Катберт Грейн спросил:
     - А что же мы скажем газетным репортерам?
     - Сегодня из Каира приезжает мой друг Гарольд Марч, - ответил Фишер.  -
Это очень известный и преуспевающий  журналист. Но при всем том он человек в
высшей степени порядочный, так что незачем даже открывать ему правду.
     Через полчаса Фишер снова расхаживал взад-вперед у дверей  клуба вместе
с  капитаном  Бойлом,  у  которого  теперь был  окончательно ошеломленный  и
растерянный вид; пожалуй, это был вконец разочарованный  и умудренный опытом
человек.
     -  Что  же  со  мной  станется?  -  спрашивал он.  -  Падет ли  на меня
подозрение? Или я буду оправдан?
     - Надеюсь  и  даже уверен, - отвечал  Фишер, -  что вас ни в  чем и  не
заподозрят. А насчет оправдания не  может быть и  речи. Ведь  против него не
должно  возникнуть даже тени подозрения, а стало быть,  и  против  вас тоже.
Малейшее подозрение против  него, не говоря уж о газетной шумихе, и всех нас
загонят с Мальты прямиком в Мандалей. Ведь он был героем и грозой мусульман.
Право, его вполне можно назвать мусульманским  героем на службе у Британской
империи. Разумеется, он так успешно справлялся с ними  благодаря тому, что в
жилах  у него была примесь мусульманской  крови, которая  досталась  ему  от
матери, танцовщицы из Дамаска, это известно всякому.
     -  Да,  -  откликнулся Бойл, как эхо,  глядя на  Фишера  округлившимися
глазами. - Это известно всякому.
     -  Смею думать,  что это нашло выражение в его  ревности и  мстительной
злобе, - продолжал Фишер. - Но  как бы там ни было, раскрытие совершившегося
преступления бесповоротно подорвало бы наше влияние среди арабов,  тем более
что  в  известном  смысле   это   было  преступление,  совершенное   вопреки
гостеприимству.  Вам оно  отвратительно, а меня ужасает до глубины  души. Но
есть вещи, которые никак  нельзя допустить, черт бы  их  взял, и пока я жив,
этого не будет.
     - Как  вас понимать? - спросил  Бойл,  глядя на него с  любопытством. -
Вам-то что за дело до всего этого?
     Хорн Фишер посмотрел на юношу загадочным взглядом.
     - Вероятно, суть в том, что  я считаю  для нас необходимым ограничиться
Британскими островами.
     - Я решительно не могу вас понять, когда вы ведете такие речи, - сказал
Бойл неуверенно.
     - Неужели, по-вашему,  Англия  так мала,  -  отозвался  Фишер, и в  его
холодном голосе  зазвучали теплые нотки,  -  что не может оказать  поддержку
человеку  на  расстоянии  нескольких  тысяч  миль?  Вы  прочли  мне  длинную
проповедь  о  патриотических идеалах,  мой  юный друг,  а теперь  мы  должны
проявить свой  патриотизм  на  практике,  и никакая ложь нам не поможет.  Вы
говорили так, будто за нами правота во всем мире и впереди полное торжество,
которое увенчают победы  Гастингса. А я уверяю  вас, что  нет здесь  за нами
никакой  правоты,  кроме   Гастингса.  Бот  единственное  имя,  которое  нам
оставалось твердить, как  заклинание,  но и это не выход  из положения, нет,
черт побери! Чего уж хуже,  если шайка  проклятых дельцов загнала  нас сюда,
где  ничто не  служит интересам Англии, и все  силы ада восстают  против нас
просто потому,  что  Длинноносый  Циммерн  ссудил деньгами половину кабинета
министров.  Чего  хуже,  когда  старый  ростовщик из Багдада  заставляет нас
воевать  ради  своей выгоды: мы не можем воевать, после того как нам отсекли
правую  руку.  Единственным нашим  козырем  был  Гастингс,  а также  победа,
которую  в  действительности  одержал не он,  а некто  другой. Но пострадать
пришлось Тому Трейверсу и вам тоже.
     Он помолчал немного, потом указал на Бездонный  Колодец и продолжал уже
более спокойным тоном.
     - Я вам  говорил, - сказал он, - что не верю  в мудреные выдумки насчет
башни Аладдина. Я не верю в империю, которую можно возвысить до  небес. Я не
верю, что английский флаг можно возносить все ввысь и ввысь, как Вавилонскую
башню, Но если вы думаете, будто я допущу, чтобы этот флаг  вечно летел вниз
все  глубже  и глубже, в Бездонный  Колодец, во мрак  бездонной пропасти,  в
глубины поражений и измен, под  насмешки тех самых дельцов, которые высосали
из  нас  все  соки, - нет уж, этого я  не допущу, смею  заверить, даже  если
лорд-канцлера  будут  шантажировать  два десятка  миллионеров  со  всеми  их
грязными  интригами, даже  если  премьер-министр  женится  на  двух десятках
дочерей  американских ростовщиков, даже если Вудвилл  и  Карстерс  завладеют
пакетами акций двух десятков  рудников  и  станут на них спекулировать. Если
положение действительно шаткое, надо положиться на волю божию, но не нам это
положение подрывать.
     Бойл смотрел на Фишера в изумлении, которое граничило со страхом и даже
с некоторым отвращением.
     -  А все-таки, -  сказал он, - есть что-то ужасное в делах, которые  вы
знаете.
     -  Да,  есть,  -  согласился Хорн  Фишер. - И меня вовсе не  радуют мои
скромные сведения и соображения. Но поскольку в  известной  мере  именно они
могут  спасти вас  от  виселицы,  не думаю, чтобы у вас  были основания  для
недовольства.
     Тут, словно устыдившись этой  своей похвальбы, он повернулся и  пошел к
Бездонному Колодцу.

     Перевод В. Хинкиса