Грэм Грин.
    Сила и слава

   -----------------------------------------------------------------------
   Graham Greene. The Power And The Glory (1940). Пер. - Н.Волжина.
   М., "Художественная литература". Собр.соч. в шести томах. Том второй.
   -----------------------------------------------------------------------

                                    Тесней кольцо; злой силой свора дышит,
                                    И с каждым шагом смерть становится
                                    все ближе.
                                                                   Драйден



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


1. ПОРТ

   Мистер Тенч вышел из  дому  за  баллоном  эфира  -  вышел  на  слепящее
мексиканское солнце и в белесую  пыль.  Стервятники,  сидевшие  на  крыше,
смотрели на него с полным безразличием:  ведь  он  еще  не  падаль.  Вялое
чувство возмущения шевельнулось  в  сердце  мистера  Тенча,  он  выковырял
расщепленными ногтями комок земли с дороги и лениво  швырнул  им  в  птиц.
Одна поднялась и, взмахивая крыльями, полетела над городом - над крохотной
площадью,  над  бюстом  бывшего  президента,  бывшего  генерала,   бывшего
человеческого существа, над двумя ларьками с минеральной водой, к реке и к
морю. Там она ничего не найдет - в той стороне  за  падалью  рыщут  акулы.
Мистер Тенч пошел через площадь.
   Он сказал "Buenos dias" [добрый  день  (исп.)]  человеку  с  винтовкой,
который сидел у стены в маленьком клочке тени. Но здесь не Англия: человек
ничего не ответил, только неприязненно посмотрел на мистера  Тенча,  будто
он никогда не имел дела с этим иностранцем,  будто  не  мистеру  Тенчу  он
обязан своими двумя передними золотыми  зубами.  Обливаясь  потом,  мистер
Тенч  побрел  дальше  мимо  здания  казначейства,  которое  было  когда-то
церковью, к набережной. На полпути он вдруг забыл, зачем вышел из  дому  -
за стаканом минеральной воды? Ничего другого в этом штате с сухим  законом
не достанешь, разве только пива, но на пиво монополия, оно  дорого,  пьешь
его только по особым случаям. Мучительная тошнота сдавила желудок  мистеру
Тенчу - нет, не минеральная вода ему нужна. А,  конечно!  Баллон  эфира...
да, пароход пришел. Он слышал его ликующие свистки, лежа на кровати  после
обеда. Он прошел мимо парикмахерской, мимо двух зубоврачебных кабинетов  и
между складом и таможней вышел к реке.
   Река тяжело текла к морю среди банановых плантаций.  "Генерал  Обрегон"
[Обрегон Альваро (1880-1928) - видный мексиканский военный и  политический
деятель, установивший в стране  режим  "революционного  каудильизма";  был
избран президентом (1920-1924) в  обстановке  кровопролитной  политической
борьбы группировок; убит в 1928 г. после вторичного избрания  президентом]
был пришвартован к берегу, и с него сгружали  пиво  -  на  набережной  уже
стояли штабелями сотни ящиков. Мистер Тенч остановился в тени у таможни  и
подумал: зачем я сюда  пришел?  Жара  иссушила  его  память.  Он  харкнул,
откашливая мокроту, и апатично сплюнул ее на солнце. Потом сел на  ящик  и
стал ждать. Делать сейчас нечего. До пяти никто к нему не придет.
   "Генерал Обрегон" был длиной ярдов в тридцать. Несколько футов погнутых
поручней, одна спасательная лодка, колокол на гнилой веревке,  керосиновый
фонарь на носу - пароход, пожалуй, отслужит еще два-три года в  Атлантике,
если не налетит на норд в Мексиканском заливе.  Тогда  ему,  ясно,  конец.
Впрочем, это не так уж важно -  каждый,  кто  покупает  билет,  страхуется
автоматически. Несколько пассажиров, опершись  на  поручни,  стояли  среди
спутанных по ногам индюшек и глазели  на  порт  -  на  склад,  на  пустую,
спаленную зноем улицу с зубоврачебными кабинетами и парикмахерской. Мистер
Тенч услышал скрип кобуры у себя за спиной и  оглянулся.  На  него  злобно
смотрел таможенник. Он проговорил что-то, но мистер Тенч не разобрал слов.
   - Простите? - сказал мистер Тенч.
   - Мои зубы, - пробормотал таможенник.
   - А-а, - сказал мистер Тенч. - Ваши зубы. - Таможенник был  совсем  без
зубов и поэтому не мог говорить  внятно  -  мистер  Тенч  удалил  их  все.
Мистера Тенча мучила тошнота; что-то с ним неладно - глисты, дизентерия...
Он сказал: - Протез почти готов, - и пообещал наобум: - Сегодня вечером. -
Выполнить это было, конечно, немыслимо, но вот так  и  живешь,  откладывая
все в долгий ящик. Таможенника  его  ответ  удовлетворил.  Глядишь,  он  и
забудет, да и что ему еще делать?  Деньги  уже  уплачены.  Так  шла  жизнь
мистера Тенча - жара,  забывчивость,  откладывание  дел  на  завтра;  если
удастся, деньги на бочку - за что? Он посмотрел на медленно текущую  реку;
в устье, как перископ, двигался плавник акулы. За долгие годы  здесь  сели
на мель несколько пароходов,  и  теперь  они  служили  креплением  речному
берегу, а их трубы  косо  торчали  над  береговым  обрывом,  точно  пушки,
нацеленные куда-то далеко за банановые деревья и болото.
   Мистер Тенч думал: баллон эфира, ведь чуть не забыл. Нижняя  челюсть  у
него отвисла, и он стал хмуро считать бутылки "Cerveza  Moctezuma"  [марка
пива]. Сто сорок ящиков. Двенадцать на сто сорок. Во рту у  мистера  Тенча
скопилась густая мокрота. Двенадцать на четыре - сорок восемь.  Он  сказал
вслух по-английски:
   - Ишь ты, недурненькая! - Тысяча двести, тысяча  шестьсот  восемьдесят.
Он сплюнул, с вялым любопытством разглядывая девушку,  которая  стояла  на
носу "Генерала Обрегона" - стройная, тоненькая фигурка, обычно  они  такие
толстухи, глаза, конечно, карие, а  во  рту  уж  обязательно  поблескивает
золотой зуб, но свеженькая, молодая... Тысяча шестьсот восемьдесят бутылок
по одному песо бутылка.
   Кто-то спросил его по-английски:
   - Что вы сказали?
   Мистер Тенч всем корпусом повернулся на голос.
   - Вы англичанин? - удивленно проговорил он, но при виде  широкоскулого,
исхудалого лица, как бы обуглившегося от трехдневной бороды, изменил форму
вопроса: - Вы говорите по-английски?
   Да, ответил человек, он говорит по-английски. Весь сжавшись, он стоял в
тени - маленький, в темном,  поношенном  городском  костюме,  с  небольшим
портфелем в руке. Под мышкой у него  торчал  какой-то  роман;  на  обложке
виднелись детали грубо намалеванной любовной сцены. Он сказал:
   - Простите. Мне показалось, вы заговорили со  мной.  -  Глаза  у  этого
человека были немного навыкате, и в нем чувствовалась какая-то неуверенная
приподнятость, будто он только что отпраздновал свой  день  рождения...  в
одиночестве.
   Мистер Тенч отхаркнул мокроту.
   - А что я говорил? - Он решительно ничего не помнил.
   - Вы сказали: "Ишь ты, недурненькая".
   - Разве? К чему это я? - Он уставился в безжалостное  небо.  Стервятник
висел там, точно наблюдатель. - К чему? А, наверно,  вон  про  ту  девицу.
Здесь хорошеньких не часто увидишь. На которую стоит посмотреть - одна-две
за год.
   - Она еще совсем юная.
   - Да я без всяких намерений, - устало  проговорил  мистер  Тенч.  -  За
смотр денег не платят. Я уже пятнадцать лет живу один.
   - Здесь?
   - В здешних местах.
   Они замолчали. Время шло, тень  от  таможни  протянулась  на  несколько
дюймов ближе к реке; стервятник чуть передвинулся  в  небе,  точно  черная
часовая стрелка.
   - Вы на нем приехали? - спросил мистер Тенч.
   - Нет.
   - Уезжаете на нем?
   Маленькому человеку, видимо, хотелось уклониться от  разговора  на  эту
тему, но потом, точно объяснение все-таки было необходимо, сказал:
   - Просто так, смотрю. Наверно, скоро отойдет?
   - В Веракрус [порт в одноименном мексиканском штате], -  сказал  мистер
Тенч. - Через несколько часов.
   - Прямым курсом, без захода?
   - Куда ему заходить? - Мистер Тенч спросил: - Как вы сюда попали?
   Незнакомец ответил неопределенно:
   - На лодке.
   - У вас здесь плантация?
   - Нет.
   - Приятно послушать английскую речь, - сказал мистер  Тенч.  -  Вы  где
научились, в Америке?
   Незнакомец подтвердил это. Он был не очень словоохотлив.
   - Эх, я бы все отдал, - сказал мистер Тенч, -  чтобы  очутиться  сейчас
там. - И проговорил тихо, опасливо: - У вас случайно не найдется  в  вашем
портфельчике чего-нибудь  выпить?  Те,  что  приезжают  оттуда...  я  знал
двоих-троих... Немножко, в лечебных целях.
   - У меня только лекарства, - сказал незнакомец.
   - Вы врач?
   Воспаленные глаза искоса, с хитрецой посмотрели на мистера Тенча.
   - С вашей точки зрения, пожалуй... самозваный.
   - Патентованные средства? Что ж! Сам живи и другим не мешай,  -  сказал
мистер Тенч.
   - А вы уезжаете?
   - Нет, я пришел сюда за... за... да неважно за чем. - Он приложил  руку
к животу и сказал: - У вас ничего нет от... а,  дьявол!  Сам  не  знаю  от
чего. Все эта проклятая страна. От нее  вы  меня  не  вылечите.  Никто  не
вылечит.
   - Вам хочется домой?
   - Домой? - сказал мистер Тенч. - Мой дом здесь. Знаете, как  котируется
песо в Мехико? Четыре на доллар. Четыре. О господи! Ora pro nobis  [молись
о нас (лат.)].
   - Вы католик?
   - Нет, нет. Просто к слову пришлось. Я ни во что такое  не  верю.  -  И
добавил ни с того ни с сего: - И вообще слишком жарко.
   - Пойду поищу, где можно посидеть.
   - Пойдемте ко мне, - сказал мистер Тенч. - У меня есть запасной  гамак.
Пароход долго здесь  простоит  -  если  вам  хочется  посмотреть,  как  он
отходит.
   Незнакомец сказал:
   - Я должен был встретиться здесь с одним человеком. Его зовут Лопес.
   - Э-э... Лопеса расстреляли несколько недель  назад,  -  сказал  мистер
Тенч.
   - Расстреляли?
   - Знаете, как это здесь делается. Ваш приятель?
   - Нет, нет, - поспешил сказать незнакомец.  -  Просто  приятель  одного
приятеля.
   - Вот так-то, - сказал мистер Тенч. Он  снова  откашлялся  и  отхаркнул
мокроту  на  палящее  солнце.  -  Говорят,  он   помогал   этим...   гм...
нежелательным элементам... ну...  выбраться  отсюда.  Его  девчонка  живет
теперь с начальником полиции.
   - Его девчонка? То есть его дочь?
   - Он был неженатый. Девчонка, с которой он жил. - Мистера Тенча удивило
странное выражение лица незнакомца. Он снова сказал:  -  Знаете,  как  это
здесь делается. -  Потом  посмотрел  на  "Генерала  Обрегона".  -  Ничего,
недурненькая. Года через два будет, конечно, как все остальные. Толстая  и
глупая. О господи! До чего хочется выпить! Ora pro nobis.
   - У меня есть немножко бренди, - сказал незнакомец.
   Мистер Тенч бросил на него быстрый взгляд:
   - Где?
   Тощий незнакомец коснулся рукой бедра  -  возможно  раскрывая  источник
своей странной приподнятости. Мистер Тенч схватил его за кисть.
   - Осторожно, - сказал он. - Не здесь. - Потом метнул взгляд  к  коврику
тени - на пустом  ящике,  прислонив  к  нему  винтовку,  спал  часовой.  -
Пойдемте ко мне, - сказал мистер Тенч.
   - Я же хотел посмотреть, - неохотно проговорил маленький незнакомец,  -
как он отчалит.
   - Да это не скоро, еще несколько  часов  ждать,  -  снова  заверил  его
мистер Тенч.
   - Несколько часов? Вы в этом уверены? На солнце очень жарко.
   - Вот и пойдемте ко мне домой.
   Дом - этим словом обозначаешь просто четыре стены, за  которыми  спишь.
Никогда у него  не  было  настоящего  дома.  Они  пошли  через  маленькую,
спаленную солнцем площадь, где зеленел от сырости покойный генерал, а  под
пальмами стояли ларьки с минеральной водой. Дом  лежал  точно  открытка  в
пачке других открыток. Стасуйте их - и наверху ляжет либо Ноттингем,  либо
лондонский район, где он родился, либо эпизод  в  Саутенде.  Отец  мистера
Тенча тоже работал зубным врачом. Первое воспоминание сына было связано  с
негодным слепком для зубного протеза,  который  он  нашел  в  корзине  для
бумаг:  грубая,  ощеренная  беззубая  пасть  из  белого  гипса  -  не   то
неандертальца, не то питекантропа, будто ее раскопали в Дорсете. Эта штука
стала его любимой  игрушкой;  его  пытались  отвлечь  "конструктором",  но
судьба сказала свое слово. В детстве всегда  бывает  минута,  когда  дверь
распахивается настежь и впускает будущее. Зной и сырость речного  порта  и
стервятники лежали в корзине для бумаг, оттуда он их и  вынул.  Мы  должны
быть  благодарны,  что  нам  не  дано  видеть  ужасы  и  падения,  которые
приберегает наше детство в шкафах, на книжных полках - повсюду.
   Площадь была немощеная; во время дождей городишко (другого названия  он
не заслуживал) тонул в грязи. Теперь земля под ногами  была  твердая,  как
камень. Они молча прошли мимо парикмахерской  и  зубоврачебных  кабинетов;
стервятники сидели на  крыше  сытые,  точно  домашняя  птица;  они  искали
насекомых под широким размахом пыльных крыльев. Мистер Тенч сказал:
   - Прошу меня извинить, - и  остановился  около  маленького  деревянного
домика в один этаж с верандой, на которой  покачивался  гамак.  Домик  был
чуть побольше  соседних  на  узкой  улочке,  которая  ярдов  через  двести
утыкалась в болото. Мистер Тенч сказал, волнуясь: - Может, посмотрите  мое
жилье? Не хочу хвастаться, но я лучший дантист здесь. Дом у меня неплохой.
По здешним местам. - Гордость дрожала у него  в  голосе,  точно  неглубоко
укоренившееся растеньице.
   Он повел гостя за собой,  заперев  на  ключ  наружную  дверь,  вошел  в
столовую,  где  по  обеим  сторонам  пустого  стола  стояли  две  качалки;
керосиновая лампа, несколько номеров старых американских журналов,  буфет.
Он сказал:
   - Сейчас дам стаканы, но прежде всего мне бы хотелось  показать  вам...
вы же образованный человек... - Кабинет  выходил  окном  во  двор,  где  с
жалкой, суетливой  важностью  расхаживало  несколько  индюшек.  Бормашина,
работающая от педали, зубоврачебное кресло, обитое  кричащим  ярко-красным
плюшем, стеклянный шкафчик, где в беспорядке лежали пыльные инструменты. В
кружке торчала козья ножка, испорченная спиртовка была задвинута в угол, и
на всех полках валялись ватные тампоны.
   - У вас хорошо, - сказал незнакомец.
   - Правда, неплохо, - сказал мистер Тенч, - для такого городишка? Вы  не
можете себе представить, как здесь все трудно.  Вот  эта  бормашина,  -  с
горечью сказал он, - японского производства. Я пользуюсь ею всего месяц, а
она уже срабатывается. Но американские мне не по средствам.
   - Окно, - сказал незнакомец, - очень  красивое.  В  раму  был  вставлен
кусок витража:  сквозь  москитную  сетку  на  двор  с  индюшками  смотрела
мадонна.
   - Я достал его, - сказал мистер Тенч, - когда разоряли церковь.  Как-то
нехорошо - кабинет зубного врача без витража. Некультурно. Дома - то  есть
в Англии - обычно вставляли "Смеющегося  кавалера"  [картина  голландского
живописца Франса Гальса (1581(85)-1666); создана в 1624  г.,  находится  в
Лондоне, в музее "Уоллис коллекшн"], не знаю почему, или тюдоровскую  розу
[красно-белая роза в гербе  короля  Генриха  VII  (1457-1509),  наследника
Ланкастеров, женившегося на наследнице Йорков; символизировала объединение
враждующих династий, в гербах которых были розы - в одном алого, в  другом
- белого цвета]. Но тут не до выбора. - Он отворил другую дверь и  сказал:
- Моя рабочая комната. - Первое, что здесь бросалось в глаза, была кровать
под москитной сеткой. Мистер Тенч сказал: - Видите, у меня тесновато. - На
одном конце верстака стоял кувшин с тазом, рядом  мыльница;  на  другом  -
паяльная трубка, лоток с песком, щипцы, маленький тигель. - Слепки я делаю
из песка, - сказал мистер Тенч. - Что еще здесь достанешь?  -  Он  взял  с
верстака протез нижней челюсти. - Не всегда получается впору.  И  конечно,
пациенты жалуются. - Потом положил протез на место и кивком головы показал
на другой предмет, лежавший на верстаке, - нечто волокнистое и похожее  на
кишку с двумя маленькими штырями. - Незаращение неба, - сказал он.  -  Это
моя первая попытка. Болезнь Кингсли. Не знаю, справлюсь ли.  Но  пробовать
надо, не то отстанешь.  -  Рот  у  него  приоткрылся,  взгляд  снова  стал
блуждающим; жара в комнатушке была  невыносимой.  Он  будто  заблудился  в
пещере среди окаменелостей и орудий далеких веков, о которых ему мало  что
было известно.
   - Может, сядем?.. - сказал незнакомец.
   Мистер Тенч тупо уставился на него.
   - Откупорим бренди.
   - А, да! Бренди.
   Он достал из шкафчика под верстаком два стакана и протер их  от  песка.
Потом они вернулись в столовую  и  сели  в  качалки.  Мистер  Тенч  разлил
бренди.
   - А воды? - спросил незнакомец.
   - Вода здесь ненадежная, - сказал мистер Тенч. -  Маюсь  ужасно.  -  Он
положил руку на живот и сделал  большой  глоток  из  стакана.  -  Вы  тоже
выглядите неважно, - сказал  он.  Пригляделся  повнимательнее.  -  Зубы  у
вас... - Одного клыка не хватало, а передние были темные от винного  камня
и кариозные. Он сказал: - Вам надо ими заняться.
   - Зачем? - сказал незнакомец. Он держал стакан осторожно, точно  бренди
было зверьком, который пригрелся возле него, но  не  внушал  ему  доверия.
Худой,  хилый,  он  казался  человеком  ничтожным,  к  тому  же  умученным
болезнями и беспокойным характером. Он сидел  на  самом  краешке  качалки,
придерживая на коленях свой портфель, и виновато, с  нежностью  поглядывал
на бренди, не поднося стакана к губам.
   - Пейте, - подбодрил незнакомца мистер Тенч (бренди-то было не его).  -
Это вас  подкрепит.  -  Темный  костюм  и  сутулая  спина  этого  человека
неприятно напомнили ему гроб с покойником. Да смерть уже была  у  него  во
рту, полном гнилых зубов. Мистер Тенч налил себе второй стакан. Он сказал:
-  Одиноко  мне  здесь.  Приятно  поговорить  по-английски   хотя   бы   с
иностранцем. Не хотите ли посмотреть фотографию моих ребятишек? - Он вынул
из бумажника пожелтевший снимок и протянул его незнакомцу.  Два  маленьких
мальчика в саду. С трудом тащат лейку. - Правда, - сказал он, -  это  было
шестнадцать лет назад.
   - Теперь они молодые люди.
   - Один умер.
   - Ну что ж,  -  мягко  проговорил  незнакомец,  -  по  крайней  мере  в
христианской стране. - Он отпил  из  стакана  и  улыбнулся  мистеру  Тенчу
глуповатой улыбкой.
   - Да, правда, - недоумевающе сказал мистер Тенч. Он сплюнул  мокроту  и
сказал: - Хотя для меня это не имеет особого значения. - И замолчал,  уйдя
мыслями куда-то в сторону; нижняя челюсть у него отвисла - он сидел серый,
отсутствующий, но боль в желудке наконец напомнила ему, что  надо  подлить
себе бренди. - Так... О чем мы говорили? Дети... а, да, дети. Странно, что
остается у человека в памяти. Знаете, я эту лейку помню лучше,  чем  своих
детей. Она стоила три шиллинга одиннадцать пенсов три  фартинга.  Зеленая.
Мог бы показать вам ту лавку, где я ее купил. А дети... - Он  уставился  в
стакан, разглядывая там свое прошлое. - Только и помню, как они плакали.
   - Вы переписываетесь с ними?
   - Нет, я прекратил переписку еще до приезда сюда. Какой смысл? Посылать
им деньги я не мог. Не удивлюсь, если жена снова  вышла  замуж.  Ее  мать,
наверно, обрадовалась бы, старая ведьма. Она меня никогда не любила.
   Незнакомец тихо проговорил:
   - Как это ужасно.
   Мистер Тенч снова удивленно взглянул на своего собеседника.  Тот  сидел
на краешке качалки, точно черный вопросительный знак,  прикажут  -  уйдет,
прикажут - останется. Трехдневная с  проседью  щетина  придавала  ему  вид
человека опустившегося, слабовольного. Из такого веревки  можно  вить.  Он
сказал:
   - Я о жизни вообще. Что она делает с людьми!
   - Допивайте свое бренди.
   Незнакомец потянул из стакана. Будто балуя себя глоточком. Он сказал:
   - Вы помните, как здесь было раньше - до "красных  рубашек"?  ["красные
рубашки" - "антиклерикальные" военизированные отряды, созданные  в  начале
тридцатых годов губернатором штата  Табаско  Томасом  Гарридо  Каннабалем,
закрывшим в штате все церкви и потребовавшим от священников  вступления  в
брак]
   - Конечно, помню.
   - Как тогда было хорошо.
   - Разве? Что-то я этого не замечал.
   - Тогда у людей был по крайней мере... Бог.
   - В зубоврачебном деле это значения не имеет, - сказал мистер Тенч.  Он
подлил себе бренди