у и _посмотреть_,
что из этого получается.
   Рыжов чертыхался и уходил, а Малинин оставался.
   Конечно, Рыжов понимал, что Малинин знает свою установку. Но понимал  и
то,  что  этого,  кудрявого,  рыжеватого,  широкоплечего  человека  сейчас
лихорадит, так ему хочется проверить  одно  свое  предположение,  даже  не
одно, а несколько. Всегда не одно, а несколько.
   "Тьфу, наваждение", - говорила со вздохом жена Каля, видя, что  Малинин
задумался и молчит.
   Для Малинина все изменилось с приездом Алексея. Раньше его  предложения
вели  к  отдельным  улучшениям,  теперь  реконструкция  покрывала  частные
усовершенствования. Вбирала их в себя.
   Вначале Малинин удивлялся тому, что Алексей  внимательно  слушает  его.
Потом понял: им было одинаково интересно и одинаково необходимо изменять и
_пробовать_. Малинину было не лень по  десятку  раз  бегать  на  этажерки.
Потому что изменять и пробовать - это значит бегать. Далеко бегать, высоко
подниматься,  там  открыть,  там  закрыть,  там  прикрутить,  там   просто
посмотреть. Другие операторы делали это с неохотой - зачем создавать  себе
лишнюю работу, лишнее беспокойство. А Малинин с  радостью:  для  него  это
было самое интересное в  жизни.  Ради  этого  он  жил,  ради  этого  пошел
учиться, решил стать инженером.
   Он был только на первом курсе института, на заочном отделении.  Учиться
было нетрудно, но-медленно, страшно медленно отчего-то все подвигалось.  И
было жаль Калю, которая не видела жизни.
   А двадцатипятилетний Митя, механик, поучал:
   - Ты свою Калисфению страшно распустил.  Почему  ты  такую  ревность  и
подозрительность разрешаешь? Даже не знаю, как ты ее  теперь  призовешь  к
порядку. А не призовешь, она тебя погубит. С  таким  характером  она  тебе
расти не даст. Денег она с тебя сильно требует, ты скажи? На наряды.
   - Брось ты, Митя, Каля человек как человек. Что ты на  нее  взъелся?  -
отвечал Малинин.
   - Я не зря взъелся, у меня могучая интуиция. Ревность - страшная штука,
большой тормоз в личной и общественной жизни, - заявил Митя.
   - А ты-то откуда знаешь? - усмехнулся Малинин.
   - Интуиция, - рассмеялся Митя.
   - Ну, друзья,  полезем  к  регенератору,  посмотрим,  что  там  сегодня
делается, - предложил Алексей.
   - Полезем, - ответил Митя, и все трое, надев ватники,  шли  в  пыль,  к
раскаленному железу, к самому нутру каталитического крекинга.
   С Митей и Малининым Алексею было легко.


   - А с "пауком" решено твердо? - спросил Алексея Малинин, стыдясь  своей
настойчивости. Он задавал этот вопрос не первый раз.
   Им давно владела заманчивая идея - регулировать  объем  катализатора  в
реакторе на ходу, не останавливая  установку.  Существующее  устройство  в
реакторе - распределитель - неподвижное. Малинин предлагал сделать  вместо
него подвижной "паук". Дело это было тяжелое. Главный механик возражал. Но
Алексей в предстоящую реконструкцию собирался установить подвижной  "паук"
Малинина.
   - Решено твердо, - ответил Алексей.
   - А когда вы к нам придете? - спросил Малинин. - Вы не забыли,  что  вы
обещали? Моя мама ждет вас.
   - Как позовешь.
   - Значит, насчет "паука"  это  твердо?  -  опять  переспросил  Малинин,
краснея и ненавидя самого себя. - Вы меня, конечно, извините.
   - Слушай, перестань меня пытать, ты все равно  поверишь  только  тогда,
когда твой "паук" будет поставлен и начнет работать. Отстань.
   - Верно, - засмеялся Малинин, - извиняюсь.


   Вскоре одна  из  трех  установок  каталитического  крекинга  встала  на
ремонт. Началась реконструкция.
   Пока шла обычная жизнь, Алексей существовал на заводе, в  цехе  гостем,
теперь он стал центральной фигурой. Он вел  реконструкцию,  он  решал,  он
принимал всю ответственность на себя. И невольно сразу  этому  подчинились
все, даже Рыжов.
   Было много трудностей, настоящих и мнимых, неувязок,  неполадок,  из-за
которых приходилось трепать нервы и тратить время.
   Из Куйбышева прибыли короба, но без закладных устройств, - может  быть,
они потерялись, лежали где-нибудь между сотнями ящиков на деловом дворе.
   Слесарь, который монтировал короба,  предложил  приваривать.  Это  было
надежно, но конструкция становилась  неразъемной.  Митя-механик  предложил
закручивать металлический пруток. Митя  бегал  с  этим  прутком,  лазил  в
регенератор, объяснял и показывал Алексею, хотя  объяснять  особенно  было
нечего - Алексей согласился. Сделали по-Митиному.
   - Мы не работаем, а выходим из положения, - ворчал Рыжов.
   Уже в разгар работ Алексею понравилась в журнале одна картинка -  новая
конструкция ввода  сырья,  новый  принцип,  отлично  придуманный.  Алексей
только кое-что изменил в чертеже и показал новый ввод своим товарищам.
   Митя сразу разобрался, понял и одобрил. Малинин смотрел,  долго  думал,
потом сказал:  "Плохо  не  будет",  Баженов  посмотрел,  ему  понравилось.
Казакову тоже, Только Рыжов противился бешено. Заладил: "Я против, против,
возражаю, запрещаю, у меня чувство". Но руководил реконструкцией  Алексей,
и ввод сырья сделали По-новому.
   "Паук" Малинина тоже с божьей помощью сделали и  установили.  Выполнили
основные предложения Алексея. Дело тяжело и медленно подвигалось к  концу,
вернее первой - и главный - его этап.
   Установку  начали  выводить  на  режим.   Все   имевшие   отношение   к
реконструкции   были   в    цехе,    ждали,    подходили    к    щиту    с
контрольно-измерительными приборами. Выводить установку  на  режим  всегда
трудно, тревожно, а в данном случае было особенно тревожно.
   Пришел Баженов справиться, как дела. Пока все шло нормально.
   "Слишком хорошо, чтобы быть правдой", - подумал Алексей. Он не  доверял
этому благополучию. Опять проверил давление в  колонне,  в  реакторе.  Все
было нормально.
   Внезапно порвалась сварка на трансферной линии. Загорелось. "Так,  -  с
тревогой подумал Алексей, бегом  направляясь  к  месту  аварии.  -  Первая
аварийная остановка. Сколько их будет?"
   Их было  еще  много,  гораздо  больше,  чем  можно  было  предположить.
Пять-шесть остановок, одна вслед за другой, на протяжении десяти дней.
   Катализатор, эти драгоценные беленькие шарики, то  шел,  то  не  шел  в
реактор. "Шуршит", - говорили в цехе. "Шуршит", -  докладывал  Казаков  на
утренних совещаниях у директора. "Шуршит",  -  сообщал  ежедневно  Алексей
Баженову.
   Вдруг начался бешеный вынос  катализатора.  Все  вокруг  было  засыпано
белой крупой, катализатор сыпался на  головы,  на  землю  вокруг  этажерки
крекинга. И всему виной был неправильный ввод сырья,  та  самая  картинка,
пленившая воображение Алексея. Надо было срочно  переделывать  по-старому.
Рыжов, который  говорил:  "У  меня  чувство",  оказался  прав.  У  старого
нефтяника-сгонщика действительно  было  шестое  чувство,  нефтяное.  Рыжов
бесился, ругал Кресса и Алексея, проклинал реконструкцию. Ввод переделали.
   А  драгоценный  катализатор,  тонна  которого  дороже   тонны   сахару,
продолжал  литься  дождем  на  головы  авторов  реконструкции  и  засыпать
территорию цеха. Это всем видимое расточительство происходило  на  заводе,
где борьба с потерями нефтепродуктов была одной  из  главных  забот.  Митя
возглавлял рейдовую комсомольскую бригаду. Комсомольцы ходили и  тщательно
проверяли каждый насос. Тот же Митя  круглыми  глазами  молча  смотрел  на
снежные сугробики катализатора и не знал, что делать.
   Установку пускали и останавливали. Еще одна остановка  произошла  из-за
того, что перегорел мотор у сырьевого насоса. Это была очередная  досадная
случайность. Ведь мотор мог перегореть и в другое время, но  он  перегорел
именно сейчас.
   Когда установку наконец пустили и она стала работать,  выяснилось,  что
ничто не изменилось.
   Брала установка то же самое количество сырья, что  и  раньше,  то  есть
позорно мало. Давала бензина столько же. Катализатор расходовался бешено.
   В цехе говорили о том, что вообще не надо было затевать реконструкцию.
   Алексей ломал голову, искал просчеты. Он был уверен, что  упали  короба
из-за ненадежных Митиных  креплений.  Но  для  того  чтобы  проверить  это
предположение,  нужно   было   опять   остановить   установку,   а   Рыжов
категорически воспротивился.
   - На этот раз, - сказал Рыжов,  -  моей  властью  мы  будем  продолжать
работать. Довольно мы шли на то, что не получали денег. Сели на  зарплате,
сели  на  плане.  Теперь  попробуем  план  выполнять  как  есть.  А  когда
остановимся в нормальном порядке, проверим Митины крепления,  а  заодно  и
все остальное.
   Рыжов больше не говорил: "ох, реконструкция", - он страдал  из-за  этой
реконструкции по-настоящему.
   Алексей был расстроен, но он видел пути  исправления  ошибок.  И  опять
оставался на заводе допоздна. И опять вместе  с  ним  оставались  Малинин,
механик Митя, появлялся Кресс,  неизвестно  откуда,  словно  и  не  уходил
совсем. Приходил Казаков.
   Однажды вечером все собрались в операторной.
   Операторная была знакома, как бывает знакома собственная комната.  Ящик
с аварийным спиртом, бинтами, ватой. Косо  приклеенный  на  стене  плакат:
"Отбирай пробу только в рукавицах". Кошка в углу выпила  молока,  прыгнула
на круглый металлический стул, на место дежурного, зевнула, разлеглась.
   - Кошки могут спать... - сказал Митя. - А я сон потерял.
   - Не ворчи, Митя, - засмеялся Алексей.
   - Кошке позавидовал, - сказал Малинин.
   - Позавидуешь тут... - пробормотал Митя. - И кошке и собаке.
   Приборы, круглые, поблескивающие стеклянными поверхностями, по-прежнему
не показывали ничего отрадного.  "Все-таки  торопились  с  реконструкцией,
торопились пустить установку, все сроки,  сроки,  железные  сроки,  вот  и
расхлебываем теперь, - думал Алексей в который раз. - Ломаем головы..."
   Алексей оглянулся на товарищей. Это были  верные  товарищи,  но  и  они
приуныли. Сидели с незажженными папиросами и смотрели на кошку.
   Алексей сказал:
   - Сегодня утром видел такие стихи на щите у дороги. Про кукурузу.  "Тем
хороша она, что на все она годна - и для супа,  и  для  каш,  и  особо  на
фураж".
   Малинин сказал:
   - Люблю кукурузу с маслом.
   Митя сказал:
   - Неужели мои крепления подвели? Уму непостижимо.
   - Что-то мне вас жалко стало. Сидите тут одни  ночью,  я  решил  к  вам
поехать, посидеть с вами, -  неожиданно  раздался  в  операторной  мягкий,
веселый голос Баженова.
   Решили пойти в кабинет к начальнику цеха, там покурить и поговорить.
   Митя сказал: "Сейчас бы чего-нибудь пожевать".
   Малинин принес откуда-то хлеба с маслом, несколько  холодных  котлет  и
две бутылки молока, которое ежедневно получали в цехе "на вредность".
   - Да, - задумчиво проговорил Баженов, прикуривая у Алексея и  оглядывая
присутствующих, -  смотрю  на  вас,  товарищи,  и  думаю:  вот  что-то  же
заставляет людей совершать поступки вопреки своему  благополучию,  вопреки
так называемому здравому смыслу, в ущерб себе. Для чего-то лучшего и того,
что будет не сейчас, а потом.
   - Бесспорно, - отозвался Алексей.
   - Что-то заставляет человека лезть на вершину горы? Это ведь не  только
спорт - мол, полезу, завоюю, буду первый. И не любопытство:  что  там,  на
вершине? На вершине снег, это все знают, и трудно дышать. А человек лезет.
Или полеты в стратосферу. Зачем человек стремится  полететь  на  Луну,  на
Марс, к черту, к дьяволу? Где-то я читал, что  мечтают  все  люди,  но  не
одинаково. Те, которые мечтают ночью, утром видят,  что  их  мечты  только
мечты. А те, которые мечтают и дело делают, тем  выпадает  редкое  счастье
увидеть, как их мечты становятся действительностью.
   - Мы мечтаем вслух только после выпивки или в поезде, - сказал  Митя  и
покраснел. - А  вообще-то  вполне  возможно,  что  мы  наш  кокс  в  алмаз
превратим, - добавил он и окончательно смешался.
   - Я всегда  считал,  что  инженер  должен  быть  мечтателем,  -  сказал
Алексей.
   - Вы часто говорите: "это по-инженерному", "это инженерная  задача",  я
замечал, - засмеялся Малинин.
   - Реконструкцию хочется сделать хорошо, - заметил Алексей.
   - А что мешает? - спросил Баженов.
   - Ошибки.
   Он  не  хотел  сейчас  говорить  о  спешке,  о  недовольстве  некоторых
работников цеха, о сопротивлении Рыжова, его нежелании еще раз  остановить
установку, о том, что в цехе реконструкцию называют "горе-реконструкция".
   - Не будем унывать, товарищи, - сказал Казаков. - Я лучше вас всех знаю
Алексея Кондратьевича,  он  человек  неожиданностей.  Потомок  Чингисхана,
будет вот так, как сейчас, улыбаться загадочной улыбкой пустыни,  а  потом
вдруг - бац!
   - Что "вдруг"? Что "бац"? Почему вы  говорите  обо  мне?  Протестую,  -
сказал Алексей.
   - Говорим о тебе, но думаем о катализаторе.
   - Давайте говорить о катализаторе, - сказал Алексей.
   - Надо останавливаться, - заговорил молчавший все время Кресс и оглядел
присутствующих круглыми детскими  глазами.  Волосы  его,  седые  спутанные
кудри, падали на  умный,  в  морщинах,  коричневый  лоб.  -  Останавливать
установку и смотреть.
   - Да! Нужно довести это дело до конца, - сказал Баженов. - Мы не должны
здесь допустить проигрыша.



23

   Спустя несколько дней установка опять встала. Баженов приходил  в  цех,
разговаривал с рабочими. Кресс умело нажал на Рыжова.  Казаков  действовал
среди заводского  руководства,  обрабатывал  главного  инженера,  главного
механика. Алексей и Малинин поднимали настроение в цехе. Митя  воодушевлял
ремонтников и  старался  обеспечить  каталитический  крекинг  материалами,
которые он чуть ли не воровал.
   Установка встала с согласия и одобрения работников цеха, хотя  это  был
еще один удар по плану и зарплате во имя  "чего-то  лучшего  и  того,  что
будет не сейчас, а потом", "вопреки своему благополучию,  в  ущерб  себе",
как сказал ночью Баженов.
   Алексей осмотрел установку и пришел к Рыжову. Начальник цеха  сидел  за
столом, рисовал на листе бумаги кружочки и квадратики и не поднял головы.
   Вместе с Алексеем пришли Митя, Кресс, Малинин.
   - Надо сменить коллектор, - сказал Алексей.
   - Надо, - подтвердил Кресс.
   - Как они просто говорят, - усмехнулся Рыжов, снял  телефонную  трубку,
вызвал ремонтный цех и заорал: - Вы сразу  начинаете  задерживать  ремонт!
Давайте усиляйте это дело! Людей давайте! Чтобы волокиты не было, хватит!
   Это была излюбленная манера начальника цеха - кричать на  одних,  чтобы
пугать других. Сейчас он  показывал  энтузиастам,  что  не  намерен  опять
возиться с ремонтом. Цех не выполнял плана уже несколько месяцев, и Рыжову
это надоело. У себя на установке он  хозяин.  Но  "энтузиасты"  бились  за
свое.
   Алексей по привычке рисовал  на  блокнотном  листке  то,  что,  по  его
мнению, надо было сделать.
   - Приваривать не надо, - говорил Алексей, - надо сделать как следует.
   - Некому делать как следует. Людей нет!  -  Рыжов  раздраженно  чиркнул
спичкой и выпустил облако дыма.
   - А вообще на установке жизни нет, - сказал Алексей. - Основное -  надо
коллектор поменять. Вон и Кресс считает, что надо поменять.
   - Считаю, - подтвердил Кресс.
   - Ему легче всего считать, - сердито ответил  Рыжов.  -  Сейчас  первое
число.  Начнут  останавливаться  одна  за  другой  установки.  Термический
крекинг останавливается.
   - Мало ли что! Надо же один раз сделать хорошо.
   - Шестого вечером, крайнее - седьмого, должны быть на режиме, - отрубил
Рыжов.
   Алексей поморщился. Опять начиналась спешка, этот страшный бич,  гибель
для любой попытки что-то усовершенствовать, сделать по-настоящему.
   Рыжов был раздражен.
   - Это не по-инженерному, товарищи, - сказал Алексей.
   - А-а, инженеров здесь нет, здесь дельцы, - сказал Малинин с резкостью,
какой Алексей в нем не ожидал. -  Можно  ведь  сделать  все  культурно,  -
продолжал Малинин, -  как  предлагает  Алексей  Кондратьевич.  Регенератор
нуждается в ремонте.
   - А можно его залатать и работать дальше, - сказал Рыжов, - коли на  то
пошло.
   Алексею теперь все было ясно, все ошибки и просчеты понятны, надо  было
еще раз, последний, взяться и сделать все как следует. Теперь  неудачи  не
будет, Алексей мог ручаться.
   Он опять пошел на установку. Обернувшись, увидел, что Митя идет следом,
за ним плетется Малинин. А маленький мужественный Кресс остался с  Рыжовым
- будет его укрощать.
   Бой с Рыжовым - не главный бой. Предстоял еще серьезный бой  с  главным
механиком. Сейчас вся  задержка  была  из-за  него.  Главный  механик  уже
высказался  в  том  смысле,  чтобы  катились  ко  всем  чертям  со  своими
непомерными требованиями - на заводе не один  только  цех  каталитического
крекинга.  Так  кричат  плохие  кондукторши  в  трамваях  или  кассирши  в
магазинах: "Вас много, а я одна". Там берут жалобную книгу и пишут  жалобу
на некультурное обслуживание пассажиров  или  покупателей.  А  здесь?  Для
реконструкции требуется оборудование, которое стоит десятки тысяч. Главный
механик его не дает. Он даст, если ему прикажет директор завода.
   Надо было идти к Терехову. Алексей знал,  что  этого  не  избежать.  Он
готовился к этому, то есть говорил себе слова,  которые  всегда  были  для
него убедительными,  но  сейчас  теряли  значение:  "надо",  "необходимо",
"должен", "я не имею права не идти, страдает дело".  Ведь  только  дело  и
оставалось в жизни Алексея. Оно оставалось всегда. Помогало ему держаться.
Постоянная необходимость общаться с людьми тоже заставляла его  держаться.
"Никто не должен знать, что я перееханный трамваем", - повторял Алексей.
   Через знакомую приемную, мимо черного дивана с шоферами Алексей  прошел
в кабинет Терехова.
   Начиналось утреннее совещание.
   Терехов сидел за столом с обычным своим видом величавого неудовольствия
- неподвижная фигура на фоне розовой стены.
   Сердце Алексея забилось  быстрее,  в  висках  застучало,  как  будто  в
кабинете не хватало воздуха и было слишком много людей. Он  сел,  еще  раз
посмотрел на человека за столом и внезапно успокоился.
   - Кого мы ждем? - спросил Терехов.
   Ему ответили:
   - Горелов в горкоме, Середа не придет.
   - Значит, напрасно я кричу, - сказал Терехов, улыбаясь глазами.
   "Комедиант", - презрительно подумал Алексей.
   Молоденькая  девушка-диспетчер  встала,  чтобы  отвечать   на   вопросы
директора.
   - Неприятностей ночью не было?
   Диспетчер ответила сдавленным голосом:
   - Электроэнергия отключилась на пять минут.
   Директор крикнул:
   - Когда это прекратится?
   Кто-то ответил меланхолически:
   - Ошибки случаются.
   - Все несчастные случаи из-за ошибок. Как все-таки избавиться от  таких
вещей? - гремел Терехов. - Ни одного  еще  не  посадили  в  тюрьму,  чтобы
другим неповадно было! Они недопонимают, где они работают, пожара  еще  не
видели!
   Главный механик сказал:
   - Надо все время людей держать в напряженном состоянии.
   - Так держите! Кто вам мешает?!
   Пожевав губами и дав всем посмотреть, как он сердится, Терехов спросил:
   - Что у нас в плане на этот месяц?
   Алексей задумался и прослушал, о чем стали говорить дальше.
   Потом Рыжов доложил о реконструкции каталитического крекинга.
   - Изложи свои соображения, Леша. - Казаков потянул Алексея за руку.
   Алексей, не  поднимаясь  со  стула  и  глядя  прямо  в  бульдожье  лицо
Терехова, в его ускользающие, неприязненные глаза, сказал:
   - Надо менять коллектор. Коллектор имеет сильный прогиб.  Сделать  раз,
но хорошо. - Помолчав, Алексей еще раз  повторил  громче:  -  Надо  менять
коллектор.
   Терехов спросил, сколько еще - он сделал  ударение  на  слове  "еще"  -
времени надо на "все эти доделки и переделки".
   Алексей просил еще две недели,  просил  такелажников,  некоторые  новые
запчасти и... новый коллектор.
   - Коллектор? - удивленно переспросил Терехов. И хотя, казалось,  ничего
особенного не было в том, что он переспросил, на  самом  деле  он  выразил
свое недовольство неудачей и нежелание дальше поддерживать все это дело