ормотал  Джордж  сквозь
стиснутые зубы.
     - Джордж, Джордж, не говори так! - негодующе воскликнула миссис  Ид.  -
Это не по-христиански. Все мы грешники, а жизнь наша в руце божьей!
     - Если бы ты почаще ходил в церковь, сынок, а не огорчал бы меня  своей
нерадивостью в вере, - строго сказал отец, - ты не таил бы в  сердце  злобы.
Не доведет это тебя до добра, помяни мое слово.
     Джордж уже успел сесть на свое место,  но  при  этих  словах  он  снова
встал.
     - В церковь! - гневно воскликнул он. - Я собирался пойти в церковь,  да
не суждено этому было сбыться. И больше я туда не пойду. Или вы  думаете,  -
продолжал он побелевшими губами, которые дрожали,  выдавая  бушующую  в  его
груди бурю, - или вы думаете, что я забыл, потому что помалкиваю и  работаю,
как прежде? Забыл! - Он в бешенстве ударил кулаком по  столу.  -  Я  забуду,
только когда лягу в гроб. И нечего меня утешать, - добавил  он,  когда  мать
попыталась его перебить. - Я знаю,  ты  мне  хочешь  добра,  но  женщины  не
соображают, когда можно говорить, а когда следует придержать язык. Лучше  не
говорите при мне ни об этом негодяе, ни о церкви.
     С этими словами Джордж повернулся и вышел из дому.
     Миссис Ид очень горевала,  заметив  в  Джордже  такую  злопамятность  и
безбожие. Ей казалось, что он непременно погубит свою душу, и в конце концов
она послала сказать мистеру Меррею, священнику, что у нее большая беда, - не
сможет ли он выбрать время и как-нибудь утром зайти к ней? Но мистер  Меррей
был болен, и прошло две недели, прежде чем он смог выполнить ее  просьбу,  а
за это время случилось много других событий.
     Вся деревня знала, что миссис Гиббс теряет голову от страха,  когда  ее
муж едет кататься и берет с собой сына, по общему мнению подвергая его жизнь
смертельной опасности. Супруги  постоянно  из-за  этого  ссорились,  но  чем
больше она  плакала  и  просила,  тем  больше  ему  нравилось  поступать  ей
наперекор. Как-то раз, желая ее  подразнить,  он  посадил  малыша  на  козлы
кабриолета, дал ему в руки кнут, а сам, отойдя к дверям и небрежно  держа  в
руке вожжи, стал насмехаться над женой, которая в ужасе  молила  его  скорее
сесть в кабриолет или разрешить сделать  это  ей.  Вдруг  с  соседнего  воля
донесся звук выстрела, и лошадь, бросившись в сторону, вырвала вожжи из  рук
пьяного Гиббса; ребенок выпустил кнут, который хлестнул лошадь по спине, еще
больше ее испугав; малыш от толчка  слетел  на  пол  экипажа  и  лежал  там,
оглушенный падением.
     Джордж в это время был неподалеку. Он  бросился  наперерез  обезумевшей
лошади, схватил волочащиеся по земле вожжи, повис на них и не отпускал, хотя
лошадь тащила его за собой. Наконец, запутавшись в вожжах, она упала, тяжело
ударилась о землю и неподвижно  вытянулась.  Джорджа  отбросило  в  сторону,
однако он отделался незначительными синяками.  Ребенок  на  полу  кабриолета
громко плакал от испуга, но был цел и невредим. Не прошло и пяти минут,  как
к экипажу сбежалась вея деревня: кругом слышались  расспросы,  поздравления,
похвалы, а Сьюзен, сжимая в объятиях спасенного сына, покрывала руки Джорджа
слезами и поцелуями.
     - Да благословит вас бог! - воскликнула она, рыдая.  -  Вы  спасли  ему
жизнь. Он был бы убит, если бы не вы. Как я могу...
     Но тут грубая рука отбросила ее в сторону.
     - Что ты задумала? - яростно завопил Гиббс,  сопровождая  каждое  слово
грязным ругательством. - Отойди от  этого  парня,  а  не  то  я...  Ты  что,
радуешься,  что  он  покалечил  лошадь...  и  ее  теперь   остается   только
пристрелить?..
     Бедная женщина упала на траву и разразилась истерическими рыданиями,  а
в толпе послышались восклицания: "Как не стыдно!.."
     Джордж холодно отвернулся от Сьюзен, когда  она  подбежала  к  нему,  и
пытался вырвать у нее свои руки, но теперь, шагнув к Гиббсу, он сказал:
     - Тот, кто застрелит эту скотину, сделает доброе дело. А еще лучше было
бы застрелить тебя, как бешеную собаку.
     Все, кто стоял кругом, слышали эти слова. И все, кто видел его  взгляд,
содрогнулись  от  ужаса.  В  этом  страшном  взгляде  отразилась  вся  лютая
ненависть, копившаяся в течение трех лет.
     Когда через два дня мистер Меррей зашел к миссис  Ид  поздравить  ее  с
мужественным поступком сына, оказалось, что она  совсем  разболелась.  После
вышеописанного происшествия она не смыкала глаз. От соседей она  знала,  что
сказал Джордж и какой у него был взгляд, и ни на минуту  не  могла  об  этом
забыть. Доброму священнику не удалось ее утешить.  Он  уже  не  раз  пытался
уговорить ее сына смягчиться, но тщетно. Джордж сурово, хотя и с  уважением,
отвечал ему, что он работает добросовестно и никому не  причиняет  вреда,  а
остальное касается только его одного, и  он  сам  имеет  право  решать,  как
поступить, - и он твердо решил никогда больше не переступать порога церкви.
     - Это тяжкое испытание, моя милая, - сказал мистер Меррей, -  тяжкое  и
непонятное смертным умам испытание, но я говорю вам - уповайте  на  господа.
Оно ниспослано нам на благо, хотя смысл его пока скрыт от нас.
     - Да уж я ли не благодарю бога, что эта лошадь его не убила, - ответила
миссис Ид. - Страшно подумать,  что  предстал  бы  он  перед  вечным  судией
непростивший и нераскаявшийся. Только вот, сэр...
     Но тут ее взволнованную речь прервал стук в дверь. На  пороге  появился
сын мистера Бича,  деревенского  мясника.  Увидев  священника,  он  неуклюже
поклонился и растерянно перевел взгляд с него на миссис Ид.
     - Мне сегодня мяса не нужно, Джим, спасибо, - сказала та и, заметив его
волнение, добавила: - Может, мистер Бич  заболел?  Ты  что-то  весь  в  лице
переменился.
     - Мне... мне немножко не по себе, - ответил Джим, вытирая потный лоб. -
Я только что видел его, и у меня все нутро перевернулось.
     - Его? Кого его?
     - Да его  же!  Или  вы  не  слышали,  сэр?..  Гиббса  нашли  мертвым  в
Саусэнгерском лесу. Его убили ночью. Говорят...
     - Гиббса убили?!
     На мгновение все в ужасе умолкли.
     - Тело отнесли в "Герб Дунстанов", и я его видел.
     Миссис Ид чуть не лишилась чувств, и священник стал звать  Джемиму,  ее
служанку. Но Джемима, едва услышав страшную новость, как  безумная  выбежала
на улицу и сейчас уже стояла где-то на полдороге между домом хозяина и домом
Гиббса и жадно ловила то, что говорилось в кучке  людей,  которые,  гадая  о
случившемся, с испугом смотрели на калитку в высокой стене,  из  которой  ее
хозяину суждено было выйти еще только один раз - ногами вперед.
     В гостиную Идов скоро набился народ. Туда  явились  почти  все  соседи,
хотя никто из них не решился бы сказать, зачем они сюда  пришли.  Саймон  Ид
тоже поторопился вернуться домой и  теперь,  как  мог,  старался  утешить  и
успокоить бедную больную, которая все еще словно не понимала, что произошло.
И вот, в самый разгар пересудов - что тело лежало так-то,  что  все  карманы
были опустошены, что удар был нанесен сзади,  а  случилось  это  в  таком-то
часу, - снаружи вдруг послышались шаги, и в комнату вошел Джордж.
     И сразу гул голосов, который он, вероятно,  слышал,  подходя  к  двери,
сменился мертвой тишиной. В ней было что-то зловещее.
     Не нужно было спрашивать, знает ли Джордж о  том,  что  случилось:  его
лицо, смертельно-бледное, искаженное, покрытое каплями  пота,  слишком  ясно
говорило,  что  ему  уже   известно   о   страшном   происшествии.   И   все
присутствовавшие долго помнили слова, которые он произнес, едва успев войти,
- произнес негромко, словно про себя:
     - Уж лучше бы меня, а не Гиббса нашли мертвым в этом лесу.
     Одно за другим выяснялись обстоятельства, которые все больше  и  больше
бросали тень на Джорджа.  Саймон  Ид  держался  мужественно,  гордо  отрицал
виновность своего сына, благочестиво повторял, что  провидение  еще  докажет
его непричастность к убийству, и эта вера трогала даже тех, кто  не  мог  ее
разделить. Но бедная мать, ослабевшая от недуга, измученная мыслями о словах
и взглядах, которые она, несмотря на все свои  старания,  не  могла  забыть,
только плакала и прерывающимся голосом просила бога сжалиться.
     Когда Джорджа пришли арестовать, он не сопротивлялся.  Твердо,  хотя  с
каким-то равнодушием, он заявил, что не виновен, и  больше  не  проронил  ни
слова. Лицо его исказилось, когда он на прощание крепко пожал  руку  отцу  и
взглянул на бледное лицо матери, лишившейся чувств при виде полицейских.  Но
самообладание тотчас вернулось  к  нему:  он  твердым  шагом  последовал  за
полицейскими, и его угрюмое лицо казалось спокойным.
     Тело Гиббса было найдено в лесу около десяти часов вечера крестьянином,
который, направляясь на ферму Плашетс, услышал вой  собаки  покойного.  Труп
лежал в кустах у  тропинки,  ведшей  от  перелаза,  о  котором  уже  столько
говорилось выше, через лес к ферме Плашетс. Его, очевидно, туда оттащили. На
тропинке и рядом с ней были видны следы борьбы. Там же  были  найдены  пятна
крови, очевидно брызнувшей из раны на затылке, которая была  нанесена  сзади
каким-то тяжелым тупым орудием. Когда его нашли, он,  по  заключению  врача,
был мертв уже около двенадцати часов. Карманы убитого были вывернуты,  часы,
кошелек и перстень с печаткой похищены.
     Слуги Гиббса, Джеймс и Бриджет Уильямсы, показали, что их  хозяин  ушел
из  дому  в  вечер  убийства  в  двадцать  минут  девятого,  причем,  против
обыкновения, он бил трезв; уходя,  он  поставил  свои  часы  по  кухонным  и
сказал, что сперва зайдет в "Герб Дунстанов", а потом отправится в  Плашетс.
То, что он не вернулся, не вызвало никакой тревоги, - он нередко возвращался
домой под утро и всегда брал с собой ключ от входной двери.
     С другой стороны, Саймон Ид, его жена и их  служанка  показали,  что  в
вечер убийства Джордж ушел из дому около пяти часов и вернулся в девять, что
выглядел и держался он, как обычно, что он поужинал с родителями и  сидел  с
ними до десяти часов, когда все  отправились  спать,  а  на  следующее  утро
Джемима видела, как он уходил, потому что встала раньше обычного.
     На его левом запястье был обнаружен свежий порез  -  он  объяснил,  что
задел себя складным ножом, когда резал себе  сыр  на  завтрак.  Этим  же  он
объяснил следы крови, найденные на подкладке рукавов его куртки и на брюках.
При нем была найдена только одна вещь, принадлежавшая убитому,  -  свинцовый
карандаш, помеченный  инициалами  Д.  Г.  и  тремя  зарубками.  Джоб  Бретл,
деревенский кузнец, показал под присягой, что в день убийства  Гиббс  просил
его отточить этот карандаш. Он (Бретл) заметил и зарубки и инициалы и  готов
поклясться, что карандаш, найденный на арестованном, - тот самый, который он
точил. Джордж утверждал, что  он  нашел  карандаш  на  лугу  и  не  имел  ни
малейшего представления, кому он принадлежит.
     Во время следствия выяснилось, что между мистером и миссис Гиббс в утро
убийства  произошла  особенно  бурная  ссора,  после  которой  миссис  Гиббс
заявила, что не может больше терпеть такую жизнь и обратится  за  помощью  к
тому, кто ей в этой помощи не откажет. Затем она послала  письмо  Джорджу  с
сынишкой соседа, а вечером, через несколько минут  после  ухода  мужа,  сама
куда-то вышла, вернулась примерно через четверть часа и поднялась к  себе  в
спальню, где и оставалась, пока утром не пришло известие о том, что ее  мужа
нашли в лесу убитым.
     Когда следственный судья стал спрашивать ее, куда она  ходила  вечером,
она ничего не ответила; но во время допроса она так часто  лишалась  чувств,
что ее показания вообще были чрезвычайно туманными и сбивчивыми.
     Джордж признал, что в вечер убийства был в Саусэнгерском лесу  примерно
без двадцати девять, но отказался отвечать, зачем  он  туда  ходил,  добавив
только, что пробыл там не больше  четверти  часа.  Он  добавил  также,  что,
подойдя на обратном пути к  перелазу,  увидел  вдалеке  Гиббса  и  его  пса,
которые быстро шли ему навстречу. Светила яркая луна, и он хорошо  разглядел
Гиббса. Не желая с ним встречаться, он свернул на Дрингскую дорогу  и  дошел
почти до шлагбаума, а потом пошел назад и  добрался  до  дома  около  девяти
часов, никого не встретив по пути.

     Таким образом, в пользу обвиняемого говорило следующее:
     1) Показания трех заслуживающих доверия  свидетелей,  что  он  вернулся
домой в девять часов без всяких признаков того, что перед этим бежал, и  сел
ужинать, не выказывая никакого волнения.
     2) Отсутствие достаточного количества времени на  то,  чтобы  совершить
это убийство и надежно спрятать награбленное.
     3) Безупречное поведение обвиняемого в прошлом.

     Против него были следующие факты:

     1) Порез на запястье и следы крови на одежде.
     2) Найденный у него карандаш Гиббса.
     3) Отсутствие свидетельских  показаний,  которые  подтверждали  бы  его
рассказ о том, что он делал в течение тридцати минут между уходом Гиббса  из
"Герба  Дунстанов"  (куда  тот  пошел  прямо  из  дому)  и   его   (Джорджа)
возвращением домой.
     4)  Его  всем  известная  ненависть  к  покойному  и   высказанное   во
всеуслышание пожелание его смерти.

     Согласно  показаниям  хозяина  "Герба  Дунстанов"  Гиббс  ушел  из  его
трактира около половины девятого, заявив, что идет в Плашетс. От трактира до
того места,  где  было  найдено  тело  Гиббса,  обычной  ходьбы  было  около
четырех-пяти минут. Таким образом, на совершение убийства (при условии, что
 его действительно совершил Джордж в указанное время) оставалось двадцать три
- двадцать четыре минуты, если он бежал домой со всех ног, или  девятнадцать
- двадцать минут, если он шел не торопясь.
     На предварительном следствии обвиняемый держался угрюмо и даже  дерзко,
но  не  выказывал  никакого  волнения.  Улики  против  него  были   признаны
достаточными, и дело назначено к  разбору  на  ближайшей  сессии  уголовного
суда.
     Мнения обитателей Кэмнера разделились.  Джордж  никогда  не  был  общим
любимцем, а его мрачность  и  сдержанность  в  течение  последних  трех  лет
оттолкнули от него многих людей, которые искренне сочувствовали  ему  в  дни
его былого несчастья. И хотя он пользовался общим уважением, но за последнее
время  приобрел  репутацию  человека  злопамятного  и  мстительного.  Короче
говоря, даже многие из тех, кто близко знал его, готовы были поверить,  что,
доведенный до исступления страданиями женщины, которую он прежде так  горячо
любил, и жгучими воспоминаниями о нанесенной ему обиде,  он  отомстил  и  за
себя и за нее, убив  своего  врага.  Они  считали,  что  ему  нетрудно  было
потихоньку уйти из дому глухой ночью и убить Гиббса, когда  тот  возвращался
из Плашетса, а потом спрятать  или  уничтожить  его  вещи,  чтобы  направить
полицию по ложному следу.
     Суд над Джорджем будет не скоро забыт в этих краях и потому, что он был
местной сенсацией, и потому, что он привлек внимание всей  страны.  Защищать
его был приглашен знаменитый адвокат - мистер Малькольмсон, твердо  веривший
в его невиновность, не жалел ни денег, ни хлопот, чтобы помочь ему. В  суде,
где на него  с  жадным  любопытством  было  устремлено  множество  глаз,  он
держался с полным  спокойствием,  но  происшедшая  в  нем  перемена  внушила
сострадание  даже  самым  равнодушным  зрителям  и,  возможно,   расположила
присяжных в его пользу даже больше, чем блистательная речь, которую произнес
адвокат. Было очевидно, что он перенес тягчайшие душевные муки. За несколько
недель он состарился на много лет. Волосы его  поредели,  одежда  висела  на
исхудавшем теле. Прежде такой здоровый и  сильный,  он  был  теперь  бледен,
измучен, сгорблен. И даже выражение его лица изменилось: оно больше не  было
суровым.
     Когда  старшина  присяжных  огласил  вердикт   -   "Не   виновен",   по
переполненному залу пронесся глубокий рыдающий вздох; но за ним не раздалось
рукоплесканий, и нельзя было понять, довольна публика этим решением или нет.
И, не сказав ни слова, опустив глаза, как приговоренный к смерти, Джордж  Ид
вернулся с отцом в родной дом, где мать горячо молилась о его оправдании.
     Соседи полагали, что он уедет из Кэмнера искать счастья в чужих  краях.
Но не в характере Джорджа было бояться людского  мнения,  и  теперь  он  это
доказал. В первое же  воскресенье,  ко  всеобщему  удивлению,  он  явился  в
церковь, но сел там  в  стороне  от  остальных  прихожан,  словно  не  желая
навязывать им свое общество; и с этого времени  он  не  пропускал  ни  одной
воскресной службы. Это было  не  единственной  переменой  в  его  поведении.
Угрюмость его исчезла. Он весь как-то притих и  был  трогательно  благодарен
тем, кто обходился с ним  вежливо,  словно  считал  себя  недостойным  такой
снисходительности; он неустанно  заботился  о  своих  родителях,  весь  день
работал, а вечера нередко проводил  за  книгой;  он  никогда  не  говорил  о
прошлом, но ни на минуту его не забывал; он оставался  таким  же  печальным,
как прежде, даже стал еще более печальным, но горечь и злоба исчезли из  его
сердца. Вот каким стал Джордж Ид. Когда он проходил мимо, люди смотрели  ему
вслед и шепотом спрашивали друг друга: "Все-таки это он его убил или нет?"
     Джордж и Сьюзен не встречались. Она долго лежала опасно больная в  доме
своего отца, куда переехала после трагического события. Старик фермер  понес
справедливое наказание  за  то,  что  корыстно  возжелал  богатства  Гиббса:
последний оставил своей жене только  пятьдесят  фунтов  годового  дохода,  с
условием, что она лишится и этого, если выйдет замуж во второй раз. Примерно
через год после этих событий, как-то вечером, когда  ярко  светила  луна,  к
мистеру Меррею, который сидел у себя в библиотеке и занимался, вошел слуга и
доложил, что с ним желает говорить неизвестный человек,  назвавшийся  Льюком
Уильямсом. Был уже одиннадцатый час, а священник привык ложиться рано.
     - Скажите ему, чтобы он пришел завтра утром, - приказал он слуге.  -  Я
не занимаюсь делами в столь позднее время.
     - Я ему это говорил, сэр, - ответил тот, - но он твердит, что его  дело
не может ждать ни минуты.
     - Это нищий?
     - Он не просил милостыню, сэр, но вид у него самый жалкий...
     - Проведите его сюда.
     Посетитель вошел. Действительно, трудно  было  представить  себе  более
жалкое создание. Он был бледен, глаза его запали, сухая кожа туго обтягивала
скулы, его бил мучительный кашель; короче говоря, он был похож на  человека,
умирающего от чахотки. Он смотрел на мистера Меррея со странной  грустью,  а
мистер Меррей смотрел на него.
     - У вас ко мне дело?
     Незнакомец взглянул на слугу.
     - Оставьте нас, Роберт.
     Роберт послушно вышел, но остановился у самой двери библиотеки.
     - Странный вы выбрали час для разговора со мной. Так  какое  же  у  вас
дело?
     - Да, сэр, это странный час для  разговоров,  но  привела  меня  к  вам
причина еще более странная.
     Посетитель отвернулся к незанавешенному  окну  и  устремил  пристальный
взгляд на полную октябрьскую луну,  которая  лила  свой  свет  на  старинную
церквушку  и  на  смиренный  погост,   придавая   этой   обыденной   картине
торжественную строгость.
     - Так какое же у вас дело? - еще раз спросил мистер Меррей.
     Но его гость продолжал смотреть на небо.
     - Да, - сказал он, содрогнувшись, - вот так она светила... вот так... в
ночь... убийства. Она светила на его лицо...  на  лицо  Гиббса...  когда  он
лежал там... светила прямо ему в глаза... а я не мог их закрыть - как  я  ни
старался, они смотрели на меня. Только сегодня я вновь увидел такую луну.  И
я пришел признаться вам во всем. Я с самого начала знал, что так  надо  -  и
лучше скорее с этим покончить. Скорее покончить.
     - Это вы убили Гиббса? Вы?
     - Да, я. Я ходил туда сегодня посмотреть на это  место.  Я  чувствовал,
что должен снова там побывать. И я увидел его глаза так же  ясно,  как