Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
своих собратьев и свой квартал, захватив с
собой только кусок хлеба, он направился к холму, где жил его хозяин - в
красном доме с черными ставнями снаружи, зелеными шторами внутри, черной
входной дверью, к которой вели две белые ступеньки, с именем БАУНДЕРБИ (из
букв, размерами сильно напоминающих его самого) на медной доске над круглой,
тоже медной дверной ручкой, похожей на поставленную в конце предложения
медную точку.
Мистер Баундерби сидел за вторым завтраком. Стивен так и думал. Может
быть, слуга доложит, что один из фабричных просит позволения поговорить с
ним? Слуга воротился с вопросом - кто именно из фабричных? Стивен Блекпул.
Ничего крамольного за Стивеном Блекпулом не числилось; да, пусть войдет.
Стивен Блекпул в столовой. Мистер Баундерби (которого Стивен едва знал,
и то с виду) за бараньей отбивной и хересом. Миссис Спарсит у камина, за
вязаньем сеток, в позе амазонки, опираясь одной ногой на стремя из бумажной
пряжи. И собственное достоинство миссис Спарсит и ее положение в доме
требовали, чтобы она не завтракала дважды. По долгу службы она надзирала над
этой трапезой, но давала понять, что лично она, с высоты своего величия,
считает второй завтрак недопустимой слабостью.
- Ну-с, Стивен, - вопросил мистер Баундерби, - что с вами приключилось?
Стивен поклонился. Без угодливости - этого от рабочих рук не дождешься!
Помилуйте, сэр, такого за ними не водится, хоть бы они проработали у вас
двадцать лет! - и, отдавая должное присутствию миссис Спарсит, засунул концы
шейного платка за жилет.
- Ну-с, Стивен, - продолжал мистер Баундерби, прихлебывая херес, - с
вами мы никогда никаких хлопот не знали и вы никогда не были в числе
беспокойных. Вы не воображаете, что вас должны катать в карете шестеркой и
кормить черепаховым супом и дичью с золотой ложечки, как воображают очень
многие из вас! - Мистер Баундерби всегда объявлял именно это единственной,
непосредственной и прямой целью всех рабочих рук, стоило им выразить
малейшее недовольство. - И потому я знаю наперед, что вы пришли сюда не с
жалобой. Ну-с, так вот, я в этом заранее уверен.
- Нет, сэр, я вовсе не за этим пришел.
Мистер Баундерби, видимо, был приятно удивлен, вопреки только что
высказанному им твердому убеждению.
- Отлично, - проговорил он, - вы человек положительный, я в вас не
ошибся. Ну-с, послушаем, какое у вас дело. Коли вы не за этим пришли, то за
чем же? В чем надобность? Выкладывайте, любезный!
Стивен покосился на миссис Спарсит.
- Я могу уйти, если вам угодно, - самоотверженно предложила сия
достойная особа, делая вид, что вынимает ногу из стремени.
Мистер Баундерби остановил ее, задержав во рту кус баранины и вытянув
вперед левую руку. Засим он отвел руку, проглотил баранину и обратился к
Стивену:
- Ну-с, вот что: эта леди - леди по рождению, знатная леди. Оттого, что
она ведет у меня хозяйство, вы не думайте, пожалуйста, что она не занимала
раньше высокое положение - очень высокое! Ну-с, ежели вы хотите мне сказать
такое, чего нельзя сказать при высокородной леди, эта леди выйдет из
комнаты. А ежели вы хотите сказать мне такое, что можно сказать при
высокородной леди, тогда эта леди останется здесь.
- Надеюсь, сэр, что с самого моего собственного рождения я ни разу не
сказал ничего, что не пристало слушать прирожденной леди, - вспыхнув,
отвечал Стивен.
- Отлично, - сказал мистер Баундерби, отодвигая тарелку и откидываясь
на спинку стула. - Валяйте!
- Я пришел, - начал Стивен после минутного раздумья, подымая глаза от
пола, - спросить у вас совета. Совет мне нужен до зарезу. Я женился
давным-давно, в понедельник на Святой будет девятнадцать лет. Она были
молодая, собой хороша и слава о ней шла добрая. Так вот - она сбилась с
пути, очень скоро сбилась. Не по моей вине. Видит бог, я был ей неплохим
мужем.
- Об этом я уже слышал, - сказал мистер Баундерби. - Она стала
выпивать, бросила работу, распродала мебель, заложила одежду и вообще
загуляла.
- Я долго терпел.
(- Ну и дурак, - вполголоса ввернул мистер Баун-дерби, обращаясь к
бокалу с хересом.)
- Я долго терпел. Думал, отучу ее, все надеялся. Чего я только не
делал! Уж я и так, и сяк, и этак. Приду, бывало, домой, гляжу - добро мое
все растащено, а она без памяти валяется пьяная на голом полу. И не раз
так-то, не два, а двадцать раз!
Все морщины на лице Стивена обозначились резче, пока он говорил,
красноречиво свидетельствуя о перенесенных им страданиях.
- Так оно и пошло, и все хуже и хуже. Потом она ушла от меня. И уж тут
стала совсем пропащая. И вот - нет-нет, да и приходит. Приходит и приходит.
А как я могу не пустить ее? Бродишь, бродишь по улицам всю ночь, лишь бы
домой не идти. Я уж и к мосту наведывался, брошусь, думаю, в воду, и делу
конец. Уж так-то я намучился, что смолоду стариком стал.
Миссис Спарсит, покачиваясь в, седле и не спеша передвигая вязальные
челноки, подняла свои кориолановские брови и повела головой, словно хотела
сказать: "Горе знают и великие и малые мира сего. Так обрати свой смиренный
взор на меня".
- Я платил ей деньги, чтобы она не показывалась мне на глаза. Целых
пять лет платил. И опять обзавелся кое-каким добром. Жил я трудно, тоска
заедала, но стыда не было, и я не трясся от страха день и ночь. Пришел я
домой вчера вечером. А она лежит у меня перед очагом! И сейчас там!
Доведенный до отчаяния, весь во власти своего горя, Стивен забылся и
говорил независимо и страстно. Но уже в следующую минуту он снова стоял так,
как стоял все время, - ссутулившись, обратив к мистеру Баундерби задумчивое
лицо и глядя на него не то испытующе, не то с недоумением, словно силился
разрешить очень трудную задачу; левой рукой он крепко прижимал к бедру свою
шляпу; движения правой руки грубовато, со сдержанной энергией подчеркивали
его слова, и не менее выразительна была эта рука, слегка согнутая в локте,
но не опущенная, когда Стивен умолкал.
- Все это мне давным-давно известно, - заметил мистер Баундерби, -
кроме разве последнего пункта. Плохо ваше дело; хуже некуда. И чего вам не
хватало? Зачем это вы вздумали жениться? Впрочем, об этом теперь поздно
говорить.
- Скажите, сэр, а не был ли это неравный брак в смысле разницы лет? -
вопросила миссис Спарсит.
- Слышите, о чем леди спрашивает? Ваш брак оказался неудачным из-за
разницы лет? - повторил мистер Баундерби.
- Зачем же? Мне был двадцать один год, ей шел двадцатый.
- Вот как, сэр? - елейным тоном обратилась миссис Спарсит к своему
принципалу. - А я было подумала, что этот несчастливый брак следствие
неравенства в годах.
Мистер Баундерби не очень милостиво и вместе с тем как-то неуверенно
глянул на свою домоправительницу. Для бодрости духа он отхлебнул хересу.
- Ну-с? Чего же вы замолчали? - нетерпеливо спросил он, поворотившись к
Стивену Блекпулу.
- Я пришел, сэр, спросить у вас совета, как мне избавиться от этой
женщины. - Сосредоточенное лицо Стивена, по-прежнему выражавшее смесь
недоумения и пытливости, при его последних словах еще более посуровело.
Миссис Спарсит тихо ахнула, точно слова Стивена поразили ее в самое сердце.
- Что такое? - сказал мистер Баундерби и, встав из-за стола,
прислонился спиной к камину. - О чем вы говорите? Вы же взяли ее в жены на
радость и горе...*
- Я должен избавиться от нее. Сил моих больше нету. Я долго терпел,
потому терпел, что одна женщина - второй такой на всем свете не сыщешь -
жалела меня и утешала. Ежели бы не она, я наверняка рехнулся бы.
- Боюсь, сэр, что он хочет разойтись с женой, чтобы жениться на
женщине, о которой говорит, - вполголоса заметила миссис Спарсит, крайне
удрученная столь явной безнравственностью простого народа.
- Верно. Леди правду говорит. Это верно. Я так и хотел сказать. Я читал
в газетах, что люди важные (бог с ними, я им зла не желаю!) не так уж крепко
связаны на радость и горе, и в случае несчастливого брака им-то можно
разойтись и опять жениться. Когда нет согласия, не сошлись характерами, - у
них в домах имеются разные комнаты и можно жить поврозь. А у нашего брата
одна только комната, и мы так не можем. А ежели и этого мало, то у них и
добра и денег много, они скажут: "Это вот тебе, а это мне", и каждый пойдет
своей дорогой. А мы так не можем. И расходятся-то они по сущим пустякам,
ежели сравнить с моим горем. Нет, я должен избавиться от этой женщины, и я
прошу вас научить меня, - как?
- Никак, - отвечал мистер Баундерби.
- Ежели я что над ней сделаю, сэр, есть такой закон, чтобы меня
наказать?
- Разумеется.
- Ежели я сбегу от нее, - есть такой закон, чтобы меня наказать?
- Разумеется.
- Ежели я женюсь на другой, любимой женщине, есть такой закон, чтобы
меня наказать?
- Разумеется.
- Ежели бы мы стали жить вместе не женатые, - хотя этого и быть бы не
могло, такая она честная, - есть такой закон, чтобы наказать меня в каждом
моем ни в чем не повинном младенце?
- Разумеется.
- Тогда, бога ради, назовите такой закон, который помог бы мне! -
сказал Стивен Блекнул.
- Гм! Это священные узы, - отвечал мистер Баундерби, - и... и... их
надо охранять.
- Только не так, сэр. Нисколько их это не охраняет. Наоборот. От этого
они хуже рвутся. Я простой ткач, с детства работаю на фабрике, но я не
слепой и не глухой. Я читаю в газетах, как людей судят, - да и вы наверняка
тоже, - и просто страх берет, когда видишь, что из-за этой самой цепи,
которую будто бы нельзя разорвать, ни за что и ни в коем случае, кровь
льется по всей стране. Среди простого народа, между мужьями и женами, не то
что до драки, а и до смертоубийства дело доходит. Это надо понимать. У меня
большая беда, и я прошу вас назвать закон, который мне поможет.
- Ну-с, вот что, - сказал мистер Баундерби, засовывая руки в карманы, -
если хотите знать, есть такой закон.
Стивен, по-прежнему не спуская глаз с лица Баундерби, одобрительно
кивнул головой.
- Но он вам не подойдет. Это денег стоит. Больших денег.
- А сколько, к примеру? - спокойно осведомился Стивен.
- Вам надо было бы поехать в Лондон и подать прошение в суд по семейным
делам, подать прошение в гражданский суд, подать прошение в палату лордов *
и добиться постановления парламента о том, что вам разрешается вторично
вступить в брак, и обошлось бы это вам (ежели бы все шло гладко) не то в
одну, не то в полторы тысячи фунтов. А может быть и вдвое больше.
- Другого закона нет?
- Нет.
- Стало быть, сэр, - сказал Стивен, бледнея и безнадежно махнув рукой,
словно говоря "пропадай все пропадом", - стало быть, верно, что все одна
только морока. Всюду морока, и больше ничего, и чем скорее я помру, тем
лучше.
(Такой недостаток благочестия в народе опять сразил бедную миссис
Спарсит.)
- Ну, ну, не болтайте вздора, любезный, - возразил мистер Баундерби, -
и особенно о том, в чем вы ничего не смыслите. И лучше не называйте наши
отечественные учреждения морокой, не то вы сами чего доброго мороки не
оберетесь. А наши отечественные учреждения - это вам не нитки сучить. Вы
знайте свою работу, а остальное вас не касается. Вы брали жену не на время,
не для обману, а на всю жизнь, на радость и горе. Вышло горе, а могла выйти
радость, - и больше тут говорить не о чем.
- Морока, - качая головой, повторил Стивен и повернулся к двери, - одна
морока.
- Ну-с, вот что! - начал мистер Бауидерби, решив не отпускать Стивена
без прощального напутствия. - Своими, я бы сказал, богохульными речами вы
совсем расстроили эту леди, а я уже говорил вам, что она прирожденная леди,
и сама она, хотя я этого не говорил вам, пострадала в замужестве на десятки
тысяч фунтов - десятки ты-сяч фун-тов! (повторил он, смакуя каждый слог). -
Ну-с, до сих пор вы всегда были человек положительный. Но сдается мне, прямо
вам говорю, что вы не туда заворачиваете. Вы слушаете всяких зловредных
чужаков, которые вечно здесь околачиваются, и мой вам совет, вы это бросьте.
У меня, - тут он изобразил на своем лице необычайную проницательность, - у
меня, знаете ли, нюх не хуже, чем у людей, а пожалуй, и получше, потому что
меня с детства во все тыкали носом. И я чую, что это попахивает супом из
черепахи, дичью и золотой ложечкой. Да, чую! - крикнул мистер Баундерби,
упрямо мотая головой и всем своим видом показывая, что его, мол, не
проведешь. - Чую, черт побери!
Стивен тоже помотал головой, но совсем иначе, тяжело вздохнув, сказал:
"Благодарю вас, сэр, будьте здоровы", - и вышел. Мистер Баундерби остался
стоять перед своим портретом на стене и, любуясь им, так раздулся от
чванства, что, казалось, вот-вот треснет и осколками засыплет свое
изображение; а миссис Спарсит все так же трусила мелкой рысью, опершись
ногой о стремя, донельзя удрученная испорченностью простого народа.
ГЛАВА XII
Старушка
Старый Стивен спустился по двум белым ступенькам, затворил черную дверь
с медной доской, взявшись за медную точку и не преминув на прощанье потереть
ее рукавом, так как заметил, что на ней остались следы его влажных пальцев.
Он перешел через улицу, не подымая глаз, и погруженный в невеселые думы
продолжал свой путь, как вдруг кто-то тронул его за локоть.
Это было не то прикосновение, в котором он превыше всего нуждался в ту
минуту, - прикосновение, способное утишить бурю, кипевшую в его душе, как
простертая рука воплощенной любви и кротости усмирила бушующее море -
однако, коснулась его все же женская рука. Женщина, остановившая Стивена,
оказалась старушкой, с морщинистым, увядшим лицом, но довольно высокого
роста и все еще статная. Одета она была очень просто и опрятно, но к
башмакам пристала дорожная грязь, видимо она пришла пешком издалека. Ее
растерянность в непривычном шуме городских улиц; теплая шаль, перекинутая
через руку; громоздкий зонтик; корзиночка, перчатки не в пору и не
обношенные, слишком широкие, с пустыми кончиками пальцев, - все изобличало
старую крестьянку, которая, надев свой скромный праздничный наряд,
отправилась в Кокстаун по какому-то чрезвычайному случаю. С присущей
рабочему человеку сметливостью Стивен Блекнул сразу догадался об этом и
чтобы лучше расслышать вопрос женщины, приблизил к ней свое лицо -
сосредоточенное, как у многих его собратьев по ремеслу, у которых от долгой
непрерывной работы глаз и рук под грохот машин лица приобретают то
напряженное выражение, какое мы привыкли видеть на лицах глухих.
- Извините, сэр, - сказала женщина, показывая пальцем на дом Баундерби,
- вы вышли из дома того джентльмена? Как будто это были вы - я не
обозналась?
- Да, миссис, я вышел оттуда, - отвечал Стивен.
- А вы... уж вы простите меня, старуху... видели джентльмена?
- Да, миссис.
- А как он вам показался, сэр? Что он - полный, здоровый, всем
довольный? - Для наглядности она бодро выпрямилась и вскинула голову, и
вдруг у Стивена мелькнула мысль, что он эту старую женщину где-то уже видел
и она ему не очень понравилась.
- Будьте покойны, - отвечал он, внимательно приглядываясь к ней, -
таким он и был.
- И веселый, - продолжала старушка, - как ясный день?
- Да, - отвечал Стивен. - Он пил и ел в свое * удовольствие.
- Спасибо! - радостно сказала старушка. - Спасибо!
Он, несомненно, никогда в жизни не видел эту женщину. И вместе с тем
она вызывала в нем какое-то смутное воспоминание, словно ему не раз снилась
старуха, похожая на нее.
Она шла рядом с ним, и, чутко отзываясь на ее состояние духа, он
заметил, что в Кокстауне очень много шума к толкотни, правда? На что она
ответила: "Очень даже! Просто страх!" Потом он сказал, что она приехала из
деревни, верно? На что она ответила утвердительно.
- По железной дороге, парламентским *, нынче утром. Сорок миль проехала
в поезде нынче утром, нынче же проеду сорок миль обратно. А до станции
пешком шла девять миль, и коли никто мне не попадется на дороге, кто бы
подвез, опять девять миль пешком пройду нынче вечером. В мои-то годы, сэр,
каково! - говорила словоохотливая старушка, торжествующе глядя на Стивена
заблестевшими глазами.
- Еще бы! Но часто вам этого делать нельзя, миссис.
- Нет, нет. Только раз в году, - отвечала она, качая головой. - Целый
год коплю денежки. Раз в году приезжаю, хожу по улицам и гляжу на господ.
- Только глядите на них? - спросил Стивен.
- Мне и этого довольно, - сказала она проникновенно. - Большего я не
прошу! Я стояла напротив вон того дома, думала, увижу, как он выйдет, - она
оглянулась через плечо на дом Баундерби. - Но в этом году он запоздал, и я
его не видела. Вместо него вышли вы. Коли уж так суждено мне уехать, не
взглянувши на него - я ведь только взглянуть хотела, - ну что же! Я видела
вас, а вы видели его, с тем и останусь. - Она пристально посмотрела на
Стивена, словно стараясь запечатлеть в памяти его черты, и глаза ее уже не
блестели так радостно.
Стивен подумал, что вкусы, конечно, бывают всякие, и такое смиренное
почитание кокстаунских патрициев тоже можно понять, однако ему все же
казалось странным, чтобы кто-нибудь тратил столько сил ради удовольствия
взглянуть на них. Но в ту минуту они проходили мимо церкви, и Стивен, бросив
взгляд на часы, ускорил шаг.
Он спешит на работу? - спросила старушка, с легкостью тоже ускоряя шаг.
Да, время почти истекло. Когда он сказал ей, где работает, женщина повела
себя еще более странно.
- Вы очень счастливы, да? - спросила она.
- У всякого свои заботы, миссис. - Стивен отвечал уклончиво, -
старушка, видимо, была твердо убеждена в том, что он чрезвычайно счастлив, и
у него не хватило духу разочаровывать ее. Он хорошо знал, что на свете
довольно горя, и если эта старая женщина, прожившая столь долгую жизнь,
могла предположить, что оно миновало его, - тем лучше для нее, а его от
этого не убудет.
- Да, да, понимаю! Дома небось не все ладно? - сказала она.
- Бывает кое-когда, - небрежно отвечал он.
- Но на фабрике вы уже не помните о своих заботах? Вы ведь работаете на
такого хозяина!
Нет, нет, там он о них не помнит, заверил ее Стивен. Там все ладно. Без
сучка и задоринки. (Стивен не зашел слишком далеко в своем желании потешить
старушку и не сказал, что там действует нечто вроде божественного права, но
мне в последние годы доводилось слышать и такие заявления.)
Они уже подходили к фабрике, по черному проулку, вместе с толпой
возвращающихся после перерыва рабочих. Звонил колокол, змий свивался
кольцами, Слон готов был приступить к делу. Удивительная старушка даже от
колокола пришла в восторг. Она сказала, что в жизни не слышала такого
чудесного колокола, до чего же хорош звон!
Когда он остановился и с доброй улыбкой протянул ей на прощание руку,
она спросила, давно ли он здесь работает?
- Лет двенадцать, - отвечал он.
- Дайте я поцелую руку, - сказала она, - которая проработала двенадцать
лет на этой чудесной фабрике!
Прежде чем он успел удержать ее, она схватила его руку и прижала к
губам. Он не понимал, что в этой женщине, помимо старости и детской
простоты, соз