али  друг  на  друга  и
старались спихнуть ответственность на кого-нибудь повыше. В конце  концов  в
окружении свиты лейтенантов, капитанов и инспекторов на  место  происшествия
прибыл окружной прокурор Нью-Йорка Чарльз  Эс  Уитмен.  Уитмен  основательно
прославился  на  процессе  лейтенанта-преступника  Бекера.  Последний  нанял
четырех головорезов - Кровавого Джипа, Даго Фрэнка, Беленького Льюиса и  Луи
Левшу - для того, чтобы они  убили  его  врага,  известного  игрока  Германа
Розенталя. На процессе прокурор потребовал смертной казни,  и  приговор  был
таков.  Благодаря  этому  грандиозному  делу   Уитмен   стал   потенциальным
кандидатом на пост мэра Нью-Йорка. Поговаривали  даже  и  о  выдвижении  его
кандидатуры на  президентское  кресло.  Он  как  раз  собирался  сбежать  из
Нью-Йорка на летние вакации в Ньюпорт, в сорокакомнатное  логово  знаменитой
дамы - миссис Стивезант-Рыбчик. Он был совсем недавно представлен ей другой,
тоже великосветской дамочкой миссис Оу Эйч Пи Белмонт. Он  очень  ценил  эти
связи, однако, когда услышал про новости, не смог  удержаться  и  прибыл  на
36-ю. Он полагал, что  это  его  долг  как  будущего  президента.  Он  любил
фотографироваться. Явившись, Уитмен немедленно взял инициативу в свои  руки,
и все тут же  признали  его  авторитет,  не  исключая  и  врага,  проклятого
холерика  мэра  Уильяма  Джей  Гейнора.  Это  было  отражением  политической
реальности, как полагал окружной прокурор. Он глянул на часы и решил, что  у
него есть, пожалуй, несколько минут, чтобы покончить с делом этого безумного
"хорька".
   Он запросил из архитектурной фирмы  Чарльза  Маккима  и  Стэнфорда  Уайта
схемы  и  планы  библиотеки.  Изучив  их,  он  назначил  в  разведку  одного
атлетически сложенного  постового  офицера.  Офицер  сможет  довольно  легко
пробраться по крыше и стеклянному своду главного холла и оттуда  определить,
сколько же ниггеров засело внутри. Офицер  отправился  на  дело  через  сад,
соединявший библиотеку с моргановской  резиденцией.  Уитмен  и  другие  чины
ждали  результатов  в  импровизированной  штаб-квартире.  Вдруг  небо   ярко
вспыхнуло, грянул взрыв, а за ним последовал вопль агонии. Уитмен побледнел.
"Они заминировали  это  проклятое  место",  -  сказал  он.  Кто-то  добавил:
"Парень, должно быть, убит на месте". -  "Все  же  ему  немного  повезло,  -
добавил другой, - в противном случае никто бы не смог вытащить его  оттуда".
Все помрачнели. Все смотрели на Уитмена. Он приказал  позвать  репортеров  и
заявил им, что в библиотеке засело не меньше дюжины,  а  то  и  два  десятка
негодяев.
 
 
 
   36
 
   В  последующие  часы  окружной  прокурор  Уитмен  проводил  совещание  за
совещанием.  Полковник,  командовавший  милицией  Манхэттена,  настаивал  на
полновесной военной  акции.  Это  так  встревожило  одного  из  моргановских
референтов, длинного нервного субъекта в пенсне, сжимавшего  руки  на  груди
будто какая-то дива из "Метрополитен-оперы", что  он  начал  дрожать  как  в
лихорадке. "Да знаете ли вы ценность всех наших накоплений! У нас там четыре
шекспировских фолио! (Первое собрание сочинений Шекспира,  изданное  в  1623
году - Прим. перев.) У нас там  Библия  Гутенберга  на  пергаменте!  Семьсот
инкунабул и письмо на пяти страницах Джорджа Вашингтона"! Полковник  помахал
пальцем в воздухе. "Если мы не займемся  этим  сукиным  сыном,  если  мы  не
оторвем ему яйца, любой ниггер в этой стране сможет брать вас за глотку! Где
вы тогда будете с вашими  библиями?"  Уитмен  шагал  взад-вперед.  Городской
инженер  сказал,  что  если  бы  можно  было  починить  водопровод,  они  бы
попытались прорыть туннель под фундаментом библиотеки. "Сколько времени  вам
нужно на это?" - спросил  Уитмен.  "Два  дня",  -  ответил  инженер.  Кто-то
предложил применить ядовитый газ. "Неплохая идея,  -  согласился  Уитмен,  -
можно  уничтожить  все  живое  на  Ист-Сайде".  Он   начинал   раздражаться.
Библиотека была построена из подогнанных мраморных блоков. Даже лезвие  ножа
нельзя было просунуть между  ними.  Все  заминировано,  черт  побери,  и  из
каждого окна смотрит пара внимательных "хорьковых" глаз.
   Уитмену пришла идея обратиться за советом к полицейским офицерам.  Старый
сержант  с  многолетним   уличным   стажем,   ветеран   "Адской   кухни"   и
"Тендерлойна", высказался в таком духе: "Главная штука  в  том,  сэр,  чтобы
втянуть этого  Колхауса  Уокера  в  разговор.  Любое  толковище  успокаивает
маньяка, даже вооруженного. Вы с ним начинаете толковать, он с вами начинает
толковать, и вот уже ситуация в ваших руках, сэр". Уитмен, надо сказать,  не
лишенный огонька, взял мегафон, вышел на улицу  и  прокричал  Колхаусу,  что
хочет поговорить с ним. Он размахивал своей соломенной  шляпой.  "Если  есть
проблемы, - кричал он, - мы их можем вместе решить". Он стоял там  несколько
минут, крича и махая шляпой. Потом вдруг открылось маленькое окошечко  возле
парадного входа. Цилиндрический предмет  вылетел  оттуда  на  улицу.  Уитмен
рванул назад, а люди в доме рухнули на пол. Ко всеобщему  удивлению,  взрыва
не последовало. Через несколько минут кто-то посмотрел в бинокль и  доложил,
что предмет является серебряной кружкой с крышкой. Офицер выбежал на  улицу,
схватил кружку и вернулся бегом. Средневековое серебро, рельеф с  охотничьей
сценой. "Семнадцатый  век,  -  сказал  нервный  хранитель  сокровищ  мистера
Моргана, - кружка принадлежала Фридриху Саксонскому". - "Я по-настоящему рад
слышать это", - сказал Уитмен. Сняли крышку и нашли внутри  кусок  бумаги  с
телефонным номером. Референт сказал, что это как раз его телефон, оттуда.
   Окружной прокурор лично взялся звонить. Он присел на  край  стола,  держа
говорилку в левой руке, а наушник в правой. "Алло, мистер Уокер, - сказал он
сердечно, - это вам такой Уитмен звонит, окружной прокурор". Он был потрясен
спокойным, деловым тоном негра. "Мои требования прежние, -  сказал  голос  в
трубке. - Я хочу получить машину в той же кондиции,  в  какой  она  была  до
того, как мне преградили путь. Вернуть Сару вы мне не можете, но за ее жизнь
я требую жизнь брандмейстера Конклина". - "Колхаус, - сказал Уитмен, - вы же
знаете, что я представитель правосудия, и я никак не  могу  действовать  вне
закона, то есть я не могу вам отдать этого человека за  здорово  живешь.  Вы
ставите меня в несостоятельную позицию, дорогой. Тем не менее я обещаю  вам,
что лично расследую все дело, выясню все статусы, всё до точки. Однако, я не
могу для вас сделать ничего, пока вы сидите там, внутри". Колхаус, казалось,
не слышал его. "Даю вам сутки, - сказал он. - Потом я взорву все это  дело".
Отбой. "Алло,  -  кричал  Уитмен,  -  алло,  алло".  Он  приказал  оператору
соединить еще раз. Ответа не было.
   Уитмен послал телеграмму миссис Стивезант. Надеюсь,  вы  читаете  газеты,
миледи.  Его  глаза,  склонные  к  некоторому  выпячиванию,  теперь   просто
вылупились, лицо  горело.  Он  снял  пиджак  и  расстегнул  жилет.  Попросил
постовых принести ему виски. Он знал, что  Красная  Эмма  Голдмен  сейчас  в
Нью-Йорке. Немедленно арестовать! Выглянул из окна. Пасмурный, неестественно
темный день. Дождь, улицы блестят.  Горят  фонари.  Белый  греческий  дворец
через улицу светится под дождем. Какая мирная  картина!  В  этот  момент  до
Уитмена дошло, что смирение комиссара Райнлэндера Уолдо и всех  этих  хренов
из управления полиции перед ним, Уитменом, суть не  что  иное,  как  желание
впутать его в  политически  опасное  дело.  С  одной  стороны,  он  охраняет
интересы     Моргана,     чьи      реформационные      комитеты      богатых
республиканцев-протестантов   финансировали   расследование   коррупции    в
католическом-демократическом  управлении  полиции.  С  другой  стороны,  ему
приходится защищать собственную репутацию как жесткого О. П., который знает,
как действовать с преступными классами. Для этого  нужно  как  можно  скорее
выбить из седла этого негра. Ему принесли стакан виски. Только один,  только
чтобы нервы унять, сказал он сам себе.
   Тем временем полиция уже стучалась в дверь Эммы  Голдмен  на  13-й  улице
Западной части  города.  Эмма  не  удивилась.  У  нее  всегда  был  наготове
чемоданчик со сменой белья и  с  книжкой.  Со  времени  убийства  президента
Мак-Кинли она всегда -  привычно  уже  и  даже  скучновато  -  обвинялась  в
подстрекательстве словом и делом, если случались в Америке насилия, стачки и
мятежи. Для блюстителей порядка стало как бы делом принципа пристегнуть ее к
любой истории. Она надела шляпу, взяла чемоданчик и прошагала  за  дверь.  В
фургоне она сказала конвойному офицеру: "Вы можете мне не  верить,  но  я  с
удовольствием отдохну в вашей тюряге. Это единственное  место,  где  я  могу
расслабиться".
   Голдмен, конечно, не знала, что один  из  группы  Колхауса  -  тот  самый
молодой человек, которого она недавно  так  рьяно  жалела,  этот  буржуазный
любовник презренной шлюхи. Сидя перед столом сержанта в полицейской части на
Сентр-стрит, она сделала заявление  прессе  "Мне  жаль  пожарников  Вустера.
Жаль, что их убили. Однако, как я понимаю, негра довели до  ручки,  над  ним
издевались, он потерял свою невесту, невинную молодую женщину. Как анархист,
я аплодирую захвату собственности мистера Моргана, потому что мистер  Морган
сам захватчик". Репортеры забросали ее  вопросами:  "Он  ваш  последователь,
Эмма?", "Вы знаете его?", "Вы связаны с этим делом?"  Голдмен  улыбнулась  и
покачала головой. "Угнетатель -  капитал,  друзья.  Капитал  притесняет  нас
всех. Колхаусу Уокеру не нужна была Красная  Эмма,  чтобы  понять  это.  Для
этого ему нужно было только страдание".
   Через час экстренные выпуски газет уже рассказывали об аресте. Журналисты
обильно цитировали заявление Голдмен. Уитмен стал сомневаться, мудро ли было
давать ей  такую  трибуну.  Впрочем,  определенная  польза  была  извлечена.
Президент Нормального  и  Индустриального  института  в  Тэскиджи  Букер  Ти
Вашингтон находился в этот момент  в  городе,  он  изыскивал  дополнительные
суммы для своих фондов. В огромном холле Союза медников  на  Астор-плейс  он
отступил от подготовленного текста и выразил сожаление по  поводу  замечаний
Голдмен, а также резко осудил акцию  Колхауса.  Какой-то  репортер  позвонил
Уитмену и рассказал ему об этом. Немедленно  окружной  прокурор  связался  с
великим просветителем и попросил его приехать, чтобы  употребить  весь  свой
авторитет для разрешения кризиса. "Я буду", -  сказал  Букер  Ти  Вашингтон.
Полицейский эскорт был послан за ним, и вскоре Вашингтон, извинившись  перед
хозяевами торжественного ленча в его честь, отбыл на передний  край  борьбы,
сопровождаемый аплодисментами.
 
 
 
   37
 
   Букер Ти Вашингтон - самый знаменитый американский негр  своего  времени.
Со дня основания  института  в  Тэскиджи,  штат  Алабама,  он  стал  ведущим
пропагандистом профессиональной  подготовки  для  цветного  народа.  Он  был
против вовлечения негров в вопросы политического и социального равенства. Он
написал бестселлер - книгу о своей  жизни,  о  весьма  героическом  пути  от
рабства к самопознанию, о  своих  больших  идеях,  призывающих  негров  идти
вперед с помощью белого соседушки. Он возвещал дружбу  всех  рас  и  светлое
будущее. Его взгляды были поддержаны четырьмя  президентами  и  большинством
губернаторов южных штатов. Эндрю Карнеги раскошелился для него на  основание
школы, а Гарвардский университет  наградил  его  почетной  степенью.  Черный
костюм и шляпа с большими круглыми полями. Крепкий красивый мужчина,  гордый
своими достижениями, стоял посреди 36-й улицы и призывал  Колхауса  впустить
его. Будучи оратором-профессионалом,  он  отверг  мегафон.  Вся  его  фигура
выражала полное убеждение, что головорезы не устоят перед  его  требованием.
"Итак, я иду!" - оповестил он мир и двинулся вокруг кратера. Он прошел через
стальные ворота, поднялся по ступеням меж каменных  львиц,  остановился  под
козырьком портика возле двойных ионических колонн и стал ждать, когда  дверь
откроется. Стояла тишина, такая полная, что были слышны  сигналы  машины  за
много кварталов отсюда. Через несколько мгновений дверь открылась,  и  Букер
Ти Вашингтон исчез внутри. Окружной прокурор Уитмен вытер  брови  и  упал  в
кресло.
   Вся святыня разума, представшая перед Букером Вашингтоном,  все  картины,
ярусы редчайших книг, скульптура и бесценная флорентийская мебель - вся  эта
святыня была окутана проволокой с целью уничтожения.  Связка  динамита  была
прикручена к мраморным пилястрам у входа. Проволоки тянулись через весь  пол
из Западной и Восточной комнат в маленький альков.  Там,  оседлав  мраморную
скамью,  сидел  человек.  Перед  ним  на  скамье  стоял  ящик  с  т-образным
рубильником. Человек держал рубильник этот  обеими  руками.  Он  прислонился
спиной к бронзовой двери, однако в такой позиции, что, если пуля  не  минует
его, он тогда повалится своей тяжестью  именно  на  рубильник.  Парень  этот
посмотрел через плечо, и у Букера Вашингтона прервалось дыхание: это был  не
негр, но белый с  намазанным  лицом,  ряженый,  лицедей,  фигляр.  Вашингтон
пришел  в  суровое  и  гневное  расположение  духа,  однако  решил  остаться
дипломатом. Он заглянул в Западную комнату,  а  потом  пошел  через  холл  в
Восточную. Он ждал  увидеть  здесь  большой  отряд  цветных  мятежников,  но
заметил только трех или  четырех  юношей  с  винтовками,  стоявших  у  окон.
Кол-хаус встретил его, стоя посреди комнаты в  хорошо  отглаженном  костюме,
галстуке и воротничке, но с пистолетом  на  поясе.  Вашингтон  оглядел  его.
Красивое чело его нахмурилось, глаза засверкали. Призывая на помощь все свое
ораторское искусство, он заговорил:
   "Всю свою жизнь  я  работал  в  смирении  и  надежде  ради  христианского
братства. Я должен был. убедить белого человека, что ему нет  нужды  бояться
нас, нет нужды убивать нас, потому что мы хотим лишь  стать  лучше  и  мирно
объединиться с ним, вкушая плоды  американской  демократии.  Каждый  негр  в
тюрьме, каждый шулер и прелюбодей нашей  расы  был  моим  личным  врагом,  и
каждый инцидент, связанный с испорченным негром, стоил мне куска жизни. Чего
будет стоить мне ваша необузданная преступная безрассудность? Чего будет это
стоить моим студентам? Тысячи честных черных людей не смогут загладить вред,
причиненный вами. Но самое дурное то,  что  вы,  образованный  музыкант,  вы
взялись за это грязное дело, оставив храм музыки, где  почитают  гармонию  и
где небесные трубы и звуки арф являются моделью для песен. Чудовище! Если бы
вы были невежественны, если бы вы  не  знали  о  трагической  борьбе  нашего
народа, я бы еще мог пожалеть вас. Но вы  музыкант!  Я  чувствую  здесь  пот
ярости, бессмысленное восстание дикой, недумающей молодежи. Вот чему  вы  их
научили! Какой несправедливостью,  совершенной  над  вами,  какими  потерями
можно оправдать то, на что вы толкнули безрассудных юношей?  И  кроме  всего
прочего вы включили в свою компанию какого-то белого, который  вымазал  себе
лицо и добавил в ваш арсенал некое дьявольское издевательство".
   Каждое слово этой речи долетело до ушей всей компании.  Они  слышали  имя
Букера Вашингтона с детства и не могли не  благоговеть  перед  ним.  Теперь,
быть может, все зависело от ответа Колхауса. Колхаус заговорил  мягко:  "Это
большая честь для меня, сэр, встретить вас. Я всегда восхищался вами.  -  Он
смотрел в мраморный пол. - Это верно, я  музыкант  и  человек  в  летах.  Но
именно эти обстоятельства, я надеюсь, могут подсказать вам, как  серьезно  я
все обдумал. И вот поэтому мне кажется, что мы оба, слуги нашей расы, должны
настаивать на признании своих человеческих прав".  Вашингтон  был  настолько
ошеломлен таким поворотом, что едва не потерял сознания. Колхаус усадил  его
в кресло красного плюша.  Восстановив  самообладание,  Вашингтон  вытер  лоб
платком. Он взирал на мраморную облицовку огромного,  в  человеческий  рост,
камина, глянул вверх на резной потолок, когда-то украшавший дворец кардинала
Джильи в Лукке, на красный шелк  стен,  на  портрет  Мартина  Лютера  работы
Кранаха  Старшего,  на  несколько  "Поклонений  волхвов".  "О,  Господь,   -
проговорил просветитель, - приведи мой народ в Землю Обетованную. Спаси  его
от плетей Фараона. Сними  оковы  с  наших  умов  и  ослабь  узы  греха,  что
связывают нас с нечистым". Портрет самого  Пирпонта  Моргана  в  его  зените
красовался над камином, и Вашингтон оценил свирепость  этого  лица.  Колхаус
Уокер присел рядом с ним, и вместе два этих хорошо  одетых  черных  человека
являли собой картину пристойности  и  самоуглубления.  "Пойдем  со  мной,  -
сказал мягко Букер Вашингтон, - пойдем, и я  буду  просить  как  милосердия,
чтоб твой суд был  быстрым,  а  казнь  безболезненной.  Разбери  это  оружие
дьявола. - Он показал на связки динамита. - Дай мне руку и пойдем  со  мной.
Сделай это ради твоего маленького сына и  всех  детей  нашей  расы,  которым
предстоит долгий путь".
   Колхаус сидел в задумчивости. "Мистер Вашингтон - сказал  он  наконец,  -
нет ничего, с чем бы мне хотелось скорее покончить, чем с этим делом.  -  Он
поднял глаза, и просветитель  увидел  в  них  слезы.  -  Пусть  брандмейстер
починит мою машину и доставит ее сюда, к этому зданию. Вы увидите, я выйду с
поднятыми руками и больше уже никогда и никому  Колхаус  Уокер  не  причинит
никакого вреда".
   В этом заявлении впервые со  дня  нападения  на  "Эмеральдовский  движок"
прозвучало изменение колхаусовской позиции, но Вашингтон не понял этого.  Он
услышал только, что мольба его отвергнута. Не сказав  больше  ни  слова,  он
поднялся и ушел. Он шел назад по улице, думая о том, что  его  вмешательство
ни к чему не привело. Колхаус между тем молча шагал по комнатам, а его юноши
молча провожали его глазами. За исключением одного, который держал вахту  на
крыше. Этот лежал под дождем и чувствовал,  хотя  и  не  видел,  присутствие
вокруг тысяч тихо наблюдавших ньюйоркеров. Ночью ему показалось,  что  город
вздохнул - вздох скорби, легкий как дуновение, не громче, чем шелест дождя.
 
 
 
   38
 
   После  совещания  с  окружным  прокурором  Букер  Ти   Вашингтон   принял
репортеров в гостиной временной штаб-квартиры. "Библиотека мистера Моргана -
это динамитная бомба, готовая взорваться в любой момент, - сказал он  им.  -
Перед нами отчаявшийся и умалишенный человек. Я могу только молить Господа в
его мудрости помочь нам выбраться живыми из этого  печального  дела".  Затем
Вашингтон сделал ряд телефонных звонков и призвал своих друзей  из  Гарлема,
пасторов и лидеров  общин,  явиться  в  центр  города  и  продемонстрировать
оппозицию здравомыслящих негров Колхаусу Уокеру Мл. Оппозиция приняла  форму
молчаливого бдения на улицах. Окружной прокурор  разрешил  это,  хотя  после
мрачного сообщения из библиотеки он уже был готов эвакуировать всех  жителей
в радиусе  двух  кварталов.  Так  обстояли  дела,  когда  прибыл  Отец.  Его
проводили через полицейские кордоны и мимо стоявших с обнаженными головами в
молчаливой молитве негров. Он быстро  глянул  на  библиотеку  и  взбежал  по
ступенькам штаб-квартиры. Внутри, однако,  он  был  предоставлен  сам  себе.
Никто не подошел к нему, никто как будто даже его не заметил.
   Дом  был  полон  полицейскими  в  униформе  и  какими-то  неопределенными
личностями. Все колготились вокруг. Отца в конце концов  занесло  на  кухню.
Там устроились репортеры. Они активно поедали  чужую  еду  из  ледника.  Кто
сидел, задрав ноги на стол, кто стоял, привалившись к  буфету.  Все  были  в
шляпах. Раковину использовали как плевательницу.  Послушав  разговоры,  Отец
уловил все детали встречи Вашингтона с  Колхаусом.  Невольно  он  восхитился
славе человека, который когда-то в  его  гостиной  бренчал  на  расстроенном
пианино.  Вдруг  до  него  дошло,  что  Колхаус  существенно  изменил   свои
требования. Так ли это? Никто, казалос