особую догадливость, чтобы понимать: развязка близится.
   Подходил вечер, до наступления темноты  оставалось  немногим  более  двух
часов.  Диверсанты  должны  остаться  на  ночь   тут   же,   поблизости,   у
водохранилища канала. Здесь найдется все нужное для привала: пресная вода  и
топливо для костра.
   "А что же будет завтра? - спрашивал  себя  Алонов.  -  Враги  двинутся  в
обратный путь, - отвечал он себе. - Они вернутся к тому роднику в  котловине
под скатом ковыльного плато и проведут там ночь. Это будет легкий переход  -
километров около двадцати, меньше. .. Послезавтра они совершат самый большой
переход - до рощи с болотцем. Но теперь они идут без  груза  и  налегке  без
труда преодолеют сорок или сорок пять километров.  А  от  рощи  до  разъезда
только километров тридцать - тридцать один.  Меньше  дня  ходьбы.  Если  они
знают расписание, они подгадают прямо к поезду и тут же уедут. Итак, они  на
три перехода потратят меньше трех суток..."
   Диверсантов нужно не истребить, а  схватить.  Алонов  чувствовал  себя  в
силах опередить шайку на добрые сутки. Он должен  не  мешкая  отправиться  к
железной дороге и организовать встречу бандитов хотя бы с помощью  населения
разъезда. Найдутся решительные люди
   и  оружие  в  руках  охотников-путейцев.  Будет   время   и   возможность
мобилизовать колхозников из ближней Скворцовки. Все послушают Алонова,  ведь
у него есть с собой кубышки саранчи - доказательство. Так и нужно сделать!..
   И Алонов покинул свое укрытие. Сразу подняться на ковыльное плато  он  не
рискнул.  Для  этого  нужно  пройти  по  открытому  месту,  ровному  и   без
маскировки, километра полтора. Затем придется подниматься  вверх  по  голому
откосу. Пусть бандиты заметят его.  Он  буде  т  вне  выстрела  даже  из  их
винтовок, он убежит: состязания в беге Алонов не боялся. Но,  открыв  слежку
за собой, диверсанты насторожатся, и план Алонова внезапно захватить  их  на
разъезде сорвется. Можно ли быть уверенным, что бандиты  заночуют  там,  где
сейч ас развлекаются? Нет, сейчас, особенно сейчас,  Алонов  не  имел  права
полагаться на случай.
   Он бегом пересек кусты, покрывающие гривку. Перед ним  оказалось  второе,
почти такое же узкое озеро, но несколько дальше вдающееся в берега, чем  то,
около которого диверсанты посеяли кубышки саранчи Восточного, правого  конца
извилистого языка воды отсюда
   не было видно. И это озеро, конечно, также сообщалось  со  всей  системой
водохранилища.  Его  противоположный  берег  густо  порос  ивняком.   Низкая
растительность довольно далеко заходила на берег - дальше, чем на той гриве,
где был сейчас Алонов, и той, где нах одились  диверсанты.  А  к  ковыльному
плато эти кусты подходили ближе, чем в других местах, по крайней мере метров
на триста.
   Алонов изо всех сил бросился бежать по открытому месту. Он рисковал  быть
замеченным, огибая озеро. Берег озера был заметно возвышен, и вся его часть,
врезавшаяся языком, защищалась чем-то вроде естественного валика.
   Алонов думал пробежать по прямой линии. Но, преодолев короткий подъем, он
увидел перед собой высохшее дно. Черную, жирную и  плотную  грязь  покрывала
корка, изрезанная мелкими трещинами, как  старая,  горелая  кожа.  Место  не
понравилось Алонову. Он вынужден б ыл взять левее и побежал вдоль по берегу.
   Неожиданное препятствие не входило в расчет его пробега. Он  мчался,  уже
задыхаясь, но не уменьшал быстроты. Несколько дальше перед Алоновым оказался
искрящийся белый  слой.  Он  сообразил,  что  бежит  вдоль  границы  старого
солончака,  к  которому  подошло  недавн  о   это   молодое   озеро.   Когда
водохранилище было наполнено, вода подошла  к  солончаку,  слизнула  соль  в
затопленной части и, отступая к  осени,  оставила  насыщенный  водой  топкий
подслой соленых отложений.
   Теряя дыхание, Алонов достиг прочной, как камень, соли. Сюда вода никогда
не заходила. Не оставляя следов, Алонов пробежал по соляному пласту и  через
две минуты достиг наконец противоположного берега.  Он  бросился  на  песок,
лег. Сердце точно хотело вырват ься из груди...
   Не  дав  себе  как  следует   отдышаться,   Алонов   привстал   и   начал
осматриваться. Редкие кусты закрывали  его  от  глаз  дальнего  наблюдателя.
Отсюда он  хорошо  видел  концы  обеих  грив,  разделявших  оз„ра  -  заливы
водохранилища. До  гривы,  занятой  диверсантами,  по  прям  ой  не  было  и
километра. А до откоса ковыльного плато и отсюда все еще оставалось  слишком
большое открытое пространство...
   В степях бывают такие места. Быть может, правильнее будет сказать, что  в
степях они заметны. Эти места очень ясно,  очень  красноречиво  рассказывают
даже не слишком внимательному наблюдателю  свою  историю.  Когда-то  древнее
море здесь билось о выступы  матери  ка  или  острова,  создавая  постепенно
повышающиеся к берегам плоские,  сглаженные  волной  подступы-отмели.  Можно
заметить и хорошо сохранившийся край берега там, где в сушу  некогда  ударял
прибой.
   Алонов видел, что с занятой диверсантами гривы по-прежнему должны  хорошо
просматриваться возможные выходы к ковыльному плато.  Он  опять  думал,  что
будет вне выстрелов, сумеет убежать, но выдаст свою тайну. Нет, нельзя этого
делать. Нужно отойти еще дальше к северу, укрываясь за  кустами  по  берегам
водохранилища.
   Где-то там должно открыться устье естественного широчайшего рва,  который
отрезал с севера ковыльное плато от всей степи. Там можно было бы  идти,  не
скрываясь, и найти родник. А найти  его  было  необходимо,  чтобы  напиться,
сделать запас воды и сохранить сил ы для больших переходов. Но как Алонов ни
вглядывался, он не мог рассмотреть устье рва на скатах плато. Скаты  уходили
к северу кулисами, казавшимися одинаковыми.
   До сумерек оставалось недолго, лучше выждать.
   Ожидая захода солнца, Алонов все время думал  о  своем  решении  обогнать
диверсантов и организовать их арест на знакомом ему разъезде.  Все  ли  было
правильным в этой простой мысли, надежен ли был план?
   Диверсанты двигались по степи, точно рассчитывая переходы, и выходили без
ошибок к источникам воды, то есть делали  именно  то,  без  чего  невозможно
движение в маловодных местах. Если  они  и  затянули  до  ночи  свой  второй
переход, то это могло  произойти,  естес  твенно,  из-за  увеличения  груза:
Алонов понимал, что бандиты должны были взять с  собой  кубышки  саранчи  из
мешка застреленного им врага... Они знали степь...
   Не задумываясь, шайка обошла змеиное болото. В  полной  уже  темноте  они
сумели найти родник на северном скате ковыльного плато. Они умели не  терять
минуты. В этой глуши они были как у себя дома.
   "А я? - спрашивал себя Алонов. - Ведь я  привязан  к  пройденной  дороге,
которую мне показали диверсанты, - отвечал он себе. - Мне нужны и родник,  и
роща с пресным болотцем, чтобы выйти отсюда. На другой дороге я  выбьюсь  из
сил от жажды... Но почему же банд иты, так хорошо  зная  степь,  обязательно
пойдут домой по старой  дороге,  будто  она  одна?  -  продолжал  размышлять
Алонов. - А почему они не захотят избрать двадцать других дорог?"
   Есть арифметические задачи-шутки, рассчитанные  на  то,  чтобы  в  первый
момент сбить с толка. Задачу эту  излагают  так,  что  подсказывают  и  путь
решения,  с  виду  удачный  и  единственный,  а  на  самом  деле  -  ложный.
Психологически требуется усилие, чтобы выйти за
   условный круг.
   Через минуту Алонову показалось, что его прежние  предположения,  прежние
решения "за врага" были наивными. Диверсанты могут попросту выйти  завтра  к
каналу - наверное, они знают, где это можно сделать, - и сесть на пароход.
   Они свое дело окончили. Так почему бы им не разойтись в  разные  стороны?
Разве они не сумеют собраться,  когда  будет  нужно?  "Два  человека  меньше
привлекают внимание, чем четверо, один - меньше, чем двое", - так они должны
были рассуждать, по мнению Алонова . Что их теперь связывает? Ничего.  С  их
стороны куда умнее разделиться. Они пойдут вразброд; одни - к каналу, другие
- к железной дороге. А почему именно на знакомый  Алонову  разъезд?  Есть  и
другие станции...
   Освобождение от предвзятости действовало плодотворно.  Алонов  сообразил,
что схема ориентировки, мысленно построенная  им  около  родника,  в  начале
ковыльного плато, была не так уж точна, а для того места, где он  сейчас,  и
совсем неверна. На мелкомасштабной
   карте железные дороги показаны условными линиями между городами, и  через
небольшую площадь области дорога проложена на  карте  прямой  линией.  А  на
крупномасштабной  карте  области  железная  дорога  вскоре  после  знакомого
Алонову разъезда описывает кривую к югу и вновь выпрямляется на восток перед
самым каналом. И только после канала окончательно  принимает  направление  с
запада на восток, уже выходя за пределы области...
   Шайка  диверсантов  в  своем  пути  все  время  уклонялась   к   востоку.
Следовательно, сейчас и они и Алонов находятся куда ближе к железной дороге,
чем это было, например, около гнилого змеиного болота.  "От  меня,  -  думал
Алонов, - до магистрали  остается,  может  б  ыть,  никак  не  более  одного
перехода".
   И он продолжал рассуждать: "А разве хотя бы  факт  моей  с  ними  встречи
около рощи с болотцем ими забыт? Вряд ли. Они не  знают,  что  сделалось  со
мной. А труп в воде? Все это должно повлиять на них. Они оставили  след.  На
их месте я избрал бы другую дорогу дл я возвращения из степи".
   Но больше всего Алонова терзала мысль, что диверсанты  разойдутся  теперь
же и пойдут порознь, разными путями.  Пусть  даже  один  из  них  явится  на
разъезд и попадет в расставленную для него западню. А остальные?
   Алонов понимал, что в шайке не все должны быть равны. Ему  казалось,  что
главарем является низкорослый. Упустить его будет уже поражением. Но другие?
Разве не каждый из них отвечает за общее дело и не способен продолжать его?
   3
   Звук выстрела прервал мысли Алонова. Он увидел, как перед гривой, занятой
врагами, на ровном и хорошо освещенном пространстве появилась коза.  За  ней
бежали двое подросших козлят, ростом почти с  мать.  Волоча  правую  заднюю,
коза прыгала на трех ногах.
   Вновь треснул сухой винтовочный  выстрел.  Один  козленок  споткнулся  на
скачке, перевернулся через голову и остался лежать. Второй  обогнал  мать  и
стрелой унесся к ковыльному плато, развивая ту чудесную скорость, на которую
из всех обитателей степей способны только ее маленькие олени,  ничем,  кроме
случайного имени, не похожие на домашних коз.
   Третий выстрел... Но на этот раз мимо.  Козленок  мелькнул  на  откосе  и
скрылся.
   Мать тяжело скакала на трех ногах  по  берегу  озера  прямо  на  Алонова.
Боялась ли она, что ей уже не взобраться на крутой откос  ковыльного  плато?
Вернее, она хотела отвести врага от следа своего последнего детеныша...
   Сердце Алонова болезненно сжалось. Сам он никогда не  охотился  на  диких
коз. И не только потому, что эти животные были под охраной  закона.  У  него
просто не поднялась бы рука на  изящное,  кроткое  и  беззащитное  существо.
Птицы - другое, они были какими-то чу жими, далекими.
   Алонов хранил одно прекрасное, раннее юношеское воспоминание. Однажды  он
сидел на днище старой, трухлявой лодки на  краю  топкого,  заросшего  мощным
лесом камышей озера, уже превращающегося в  торфяник.  Когда-то  здесь  была
рыба, о чем свидетельствовала  забро  шенная  лодка.  Сейчас  -  излюбленный
притон выбирающих мелководье и тихие, уютные заводи шилохвосток, кряковых  и
серых уток.
   Едва рассветало, птица еще не "пошла". Вдруг, не  дальше  трех  шагов  от
Алонова, будто из туманного воздуха родилось высокое, стройное видение.  Оно
точно само собой возникло у стены густого камыша.
   Взгляд человека встретился со взглядом чудесного существа. Они  были  так
близко,  карие  удлиненные  глаза  животного,   такие   красивые   и   такие
одухотворенные.  И  пораженные  неожиданной  встречей  со  взором  человека,
конечно, тоже первой и такой близкой!..
   Алонову  казалось,  что  в  этих  глазах  светилась  душа  -  робкая,  но
любопытная, как души девушек в стихах восточных поэтов.  Чарующее  мгновение
длилось, длилось...
   Вероятно,  Алонов,  не  желая  того,  шевельнулся.  Или  страх  преодолел
любопытство. Алонов не заметил движений. Чудное видение беззвучно растаяло в
туманной дымке так же непонятно, как появилось.
   Возможно,  что  позднее  такая  встреча  не  оставила  бы  столь  сильною
воспоминания. Но Алонов навсегда  сохранил  ощущение  близости,  общности  с
грациозным существом.
   И вот сейчас точно такое же животное,  в  такой  же  пушистой  коричневой
шубке и, наверное, с такими же глазами, только полными  ужаса,  страдания  и
отчаяния, выбиваясь из сил, ковыляло к Алонову. Непрошенная слеза мешала ему
смотреть.
   Из кустов занятой врагами гривы выскочил человек. На бегу  он  размахивал
короткой винтовкой с тонким  стволом.  Не  раздумывая,  убийца  повернул  за
козой. Алонов припал в кустах к земле.  Глаза  высохли.  Он  узнал  бандита,
которого окрестил кличкой "высокий".
   Высокий остановился, прицелился... Алонов оказался на одной линии прицела
с мишенью бандита: это называется на языке стрелков "быть в створе".  Алонов
плотнее распластался  на  земле.  Секунда,  другая,  третья...  Выстрела  не
последовало. Алонов приподнял голо ву. Почему-то он больше не видел  козу...
А высокий бандит бежал. Ружье он держал в левой руке, а правой что-то  искал
в кармане. Голова его была непокрыта, и Алонов видел, как в такт прыжкам  на
ней комом подскакивали очень длинные черные волосы.
   Высокий  бежал,  как   заправский   гонщик.   Ближе   к   берегу   озера,
оканчивающегося языком черной грязи  на  месте  старого  солончака,  высокий
остановился, нагнулся и вытащил что-то из-за голенища сапога. И тогда Алонов
опять увидел козу: она поднялась из-за низког о вала, гребнем  опоясывающего
язык черной грязи. Алонов понял, что преследуемое животное легло, изнемогая,
и, собирая последние силы, встало вновь при приближении палача.
   Коза прохромала к берегу и судорожно запрыгала  тремя  ногами  по  грязи,
пробивая узенькими копытцами покрытую  мелкими  трещинками  корку  размытого
водой старого солончака. Шагов через тридцать коза провалилась до  живота  и
легла  головой  на  зыбкую  поверхность.  Страдающее  животное  сделало  еще
несколько слабых движений, пытаясь повернуться на  левый  бок  и  освободить
перебитую ногу. Потом подняла голову. Алонову показалось, что она посмотрела
на него.
   Прекрасная  головка  упала...  Корка  кругом  нежного  коричневого   тела
прогибалась. От Алонова до того места, где умирала коза,  было  всего  шагов
триста.
   Высокий бандит перевалил через складку берега. В бинокль Алонов отчетливо
видел опаленное  солнцем  худое  лицо  с  тонким,  длинным  носом  и  близко
поставленными птичьими глазами. Во всей  фигуре  с  длинными  размахивающими
руками было нечто  стремительное,  напори  стое.  Рот  высокого  был  широко
разинут. Он заорал таким высоким, пронзительным голосом, что  Алонов  слышал
каждое слово. Бандит обращался к козе:
   - А ну! Постой, не уйдешь! Погоди подыхать!..
   В правой руке высокого Алонов видел короткое и очень широкое, как коровий
язык, тусклое лезвие ножа. Бандит сжимал его в кулаке так, что клинок торчал
между большим и указательным пальцами.
   Погружаясь по  щиколотку  в  грязь,  высокий  бросился  к  козе.  Алонову
казалось, что бандит уже схватил неподвижное тело загубленного им животного,
уже вонзает нож - столько хищного порыва  было  в  большой,  нескладной,  но
сильной фигуре высокого...
   Не добежав до козы двух или трех шагов, высокий вдруг провалился в  грязь
сразу выше чем до половины бедер.
   Алонов начинал догадываться, что на вид так скромно затаилось в  дальнем,
диком углу водохранилища главного южного канала.
   Недаром инстинкт заставил его обогнуть это непонравившееся ему место.
   ГЛАВА ВТОРАЯ. ВОЗМЕЗДИЕ.
   1
   В сухих южных  и  юго-восточных  районах  нашей  страны  можно  встретить
особенные, странные  для  неопытного  новичка  места.  Издали  по  блеску  и
отсветам солнечных лучей можно заключить без  малейшего  сомнения,  что  эта
котловина, низинка, лощинка наполнена водой.
   Ближе - и вода превращается в лед. Каким-нибудь октябрьским утром,  когда
солнце еще не убрало иней, можно пройти мимо, не  подозревая  обмана.  Но  в
жаркое время зрелище удивительное! И только вблизи выясняется, что здесь  не
лед, а соль.
   Кто же принес ее сюда и постарался отложить толстым, твердым слоем?
   Два работника согласовали усилия: вода и солнце.
   Вода  использовала  свои  свойства  -   капиллярность   и   поверхностное
натяжение, - чтобы подняться наверх, на  дневной  свет.  А  солнце,  испаряя
сверху воду,  освобождало  капилляры,  превращая  их  в  насосы  постоянного
действия. Двигаясь в засоленных грунтах, вода вы мывает соль и выносит ее на
поверхность. Вода умеет развивать давление в тонких капиллярах  почвы  силой
до ста атмосфер, - она легко создает в земле пути  для  движения  и  подъема
вверх. Сто атмосфер - это ведь сила давления столба  жидкости  высотой  один
кило метр. Так под  поверхностными  отложениями  солей  образуется  губка  -
земля, источенная бесчисленными тончайшими сосудами.
   Вынос  соли  наверх,  наращивание  соляного  пласта   может   происходить
неопределенно долгое время: пока снизу будет поступать вода, капилляры будут
работать. Но может прийти час,  когда  подземный  приток  воды  прекратится.
Процесс роста соляного пласта прерываетс я, и черная  губка  почвы  под  ним
высыхает. Проделанные в ней водой тончайшие капилляры  пустеют  и  всасывают
воздух. Прочность  сухой  многометровой  пористой  толщи  грунта  достаточно
надежна, чтобы выносить нагрузку человека,  животного,  дома  даже.  Но  эта
прочн  ость  непостоянная.  Стоит  воде  вернуться,  чтобы  связанный  грунт
превратился в трясину.
   Во время высшего весеннего стояния  вод  резервное  водохранилище  канала
захватило старый солончак - вернее, ту его нижнюю часть,  где  сейчас  перед
глазами Алонова застрял высокий бандит. Здесь слой соли был смыт и  губчатый
грунт замочен. Отойдя, вода продол жала поддерживать снизу связь  с  губкой,
не давая ей высохнуть вновь. Однако на промытой в течение столетий почве уже
не выступала удаленная ранее соль, а вода в хранилище была пресная.  Что  же
скрывалось под сухой серой корочкой?
   Не вода, но и не земля в обычном смысле слова  -  не  земля,  по  которой
можно ходить. В  губке  осталось  много  воздуха,  его  мельчайшие  пузырьки
прятались в капиллярах, и вода не  могла  их  вытеснить.  Зато  вода  успела
расклеить частицы грунта, и водяная смазка д ала этим  частицам  возможность
взаимного скольжения.
   Грунт потерял свою структуру: это была механическая смесь твердых частиц,
воды и воздуха, неустойчивая и объемным весом менее единицы.
   Нужны многие и многие годы, чтобы грунт опять приобрел  структуру,  чтобы
вновь замоченная водой губка старого солончака лишилась заключенного  в  ней
воздуха и стала опять землей с ее надежными  свойствами.  Еще  долго  старый
солончак останется трясиной,  подоб  ной  засасывающим  зыбучим  пескам  или
бездонным колодцам-окнам северных болот.
   Трясины не держат ни человека,  ни  зверя.  Они  не  держат  никого,  кто
способен своим весом вытеснить пузырьки воздуха и сжать предательскую массу,
нарушив условное,  случайное  равновесие  между  разнородными  частями.  Еще
недавно Алонову пришлось услышать, как
   однажды в Средней Азии, в районах нового орошения, в  течение  нескольких
минут старый солончак засосал гусеничный трактор.
   Высокий бандит еще  не  отдавал  себе  отчета  в  том,  куда  его  завело
преследование добычи. Разгоряченный погоней и мыслью о гнусной потехе, он не
попытался вырваться из расставленной ему природой ловушки, но не  реши