ановился. Алонов
не шевелился. Он знал: единственное, что его может выдать, -  это  движение.
Человек, ослепленный ярким огнем костра, ничего не сможет  рассмотреть,  тем
более глядя в темноту. Он случ айно  избрал  это  направление  -  в  сторону
Алонова. И все же сердце Алонова сжалось.
   Зевая и что-то ворча, человек остановился шагах в десяти от Алонова.
   Алонову казалось, что  это  тот  низкорослый,  сильный  мужчина,  который
распоряжался на опушке. А у костра  ходил  взад  и  вперед  кто-то  высокий.
Низкорослый вернулся к  костру,  выругал  комаров,  лег.  Часовой  продолжал
мелькать перед костром. Минуты шли. Вскоре и счез и  часовой  -  присел  или
лег, пренебрегая приказом.
   Алонов мог бы подойти еще ближе, разглядеть лежащих, даже пристрелить  по
крайней мере двоих. Из темноты на свет так хорошо целиться!..  Но  на  такое
нападение Алонов был не способен и даже не подумал о нем.
   Он вернулся к опушке так же осторожно, так же бесшумно,  как  подходил  к
костру. Зачем он ходил туда?
   Узнать, кто его враги? Но он ничего не узнал и вряд  ли  мог  узнать  так
просто. Впрочем, он легко досказал  себе  ту,  незаконченную  фразу:  "Будет
молчать, потому что..." Сам он думал о том же - ведь они, эти  люди,  враги,
легко обвинят его, в убийстве.
   Да, его мысли и их мысли - одинаковы. Нет...  Почему  он,  Алонов,  будет
молчать, и почему они, враги, кажется, хотят, чтобы он молчал?..
   На эту мысль Алонов не  нашел  ответа.  Он  не  умел  длинно  и  подробно
рассуждать наедине с собой. Одно дело  -  учиться,  размышлять  над  книгой,
делать выводы из усвоенного.  И  совсем  другое  -  разобраться  в  страшном
событии,  участником  которого  ты  внезапно  стал,   в   котором   ты   так
заинтересован.
   Куда легче, проще, приятнее даже обсуждать свои мысли с друзьями, быть  с
коллективом, с товарищами, с руководителями, жить так, чтобы  твои  действия
определялись не словом "я", а словом "мы".
   Пока же, в своем одиночестве, Алонов незаметно для себя твердо  решил  не
отставать от своих врагов, пока он не  поймет,  пока  не  узнает,  чего  они
хотят, почему они поступили с ним так, как сам он никогда  и  ни  с  кем  не
поступил бы.
   Это решение было для него простым, естественным, понятным. Он не заметил,
что хочет поступить обратно тому, чего от него ждали его враги. Но если в ту
ночь у Алонова потребовали бы объяснений такого решения, он растерялся бы.
   И это  было  в  Алонове  обычным  человеческим  свойством  -  он  доверял
интуиции. Верить не только выводам рассудка, но и уметь  верить  интуиции  -
значит быть самим собой.
   3
   Кусты, около которых Алонов похоронил Дымку, не годились для наблюдения -
оттуда была видна не вся роща. Алонов направился  к  северу  и  поднялся  на
холмик метрах в пятистах от рощи. Ведь для него многое в  этих  местах  было
уже знакомо, обследовано. На холми ке этом он побывал  вчера,  за  несколько
часов до встречи с врагами. Отсюда  местность  просматривалась  на  довольно
большое расстояние и в разные стороны. С помощью этого холмика Алонов  нашел
то, что сам назвал своим окончательным водяным вариантом: длинную
   лощину, извивавшуюся к югу. И раньше Алонов подметил, что все  впадины  в
этой степи имеют общее направление к югу, - следовательно,  туда  и  сбегают
вешние воды. А по этой лощинке, возможно, протекала когда-то и речка.
   Отправляясь в степь, Алонов никак не воображал,  что  сделает  какие-либо
удивительные открытия. Животноводство, опирающееся на искусственные водоемы,
- прием, старый как мир.  В  степях  украинского  юга  такие  водоемы  зовут
ставками. От слов "ставить", "постав ить".  Ставят,  то  есть  останавливают
воду. Отсюда - ставок, с ударением на последнем слоге.
   Нетрудно перехватить вешние воды. Удержатся ли они, не уйдут ли в  грунт,
оставив уже к июню пересохшую лужу? Это зависит от  почвы.  На  гривке,  где
кусты, - песок. А вот в понравившейся Алонову лощине под растительным  слоем
оказалась глина - значит, вода  о  станется.  И  место  для  плотины  Алонов
присмотрел -  удобное.  Он  приблизительно  подсчитал,  сколько  потребуется
уложить земли в тело плотины. Ведь домой, в совхоз,  нужно  вернуться  не  с
общими рассуждениями, не с болтовней, а с конкретными предложениями работ ы,
посильной для коллектива.  Алонов  вычислил,  что  если  прислать  сюда  две
полуторки, несколько тачек, лопаты и человек пятнадцать добровольцев, то  до
наступления морозов можно построить плотину. И весной будет вода!..  Сегодня
Алонов собирался идти на разъ езд. Эти люди, враги, явись  бы  они  на  один
день позже, никого не нашли бы около этой  рощи.  И  ничего,  ничего  бы  не
было...
   А теперь Алонов лежал на холмике, забыв о своих планах. Нужно  отдохнуть,
поспать. Какой предстоит день, он не знал,  но  день  будет  очень  трудный.
Алонов не боялся заснуть. Как всегда, он  проснется  с  первым  светом.  Так
хотелось пить, что сон не приходил.
   В дремоте ослабевает воля: Алонов заново, мучительно переживал встречу  с
врагами.
   С тяжелыми, объемистыми мешками-рюкзаками за плечами они появились  перед
Алоновым, когда он шел к роще,  чтобы  приготовить  себе  обед  и  покормить
Дымку. Он крепко задумался - мысленно еще раз подсчитывал  размеры  плотины,
количество земли и труда, которых п отребует  сооружение.  Дымка  заворчала.
Алонов поднял голову и увидел незнакомых людей. Они заметили  его,  конечно,
раньше, так как стояли и ждали, когда он подойдет.
   Алонов, как всегда делают с  незнакомыми  людьми  в  лесу  или  в  степи,
поздоровался и спросил, скорее из вежливости, чем из любопытства:
   - Далеко ли путь держите, товарищи?
   - Да мы так, отдыхаем, прогуливаемся, - ответил низкорослый.
   Алонов вспоминал, что второй раз он слышал этот голос  сегодня  ночью,  у
костра...
   - Охотничаем, как видите... - пояснил  высокий  и  тут  же  задал  вопрос
Алонову: - А вы что, здешний?
   - Нет, я здесь впервые, - ответил Алонов.
   - На разъезде живете? - спросил третий, рыжеватый, с усами.
   - Нет, я издалека, - возразил Алонов.
   - Значит, вроде нас, затяжной охотничек? - усмехнулся высокий.
   Ружья, рюкзаки, сапоги - и все же для Алонова эти люди не были похожи  на
охотников. И глядели они на него как-то странно - так странно, что ему стало
неловко, неприятно. Вероятно, и  у  самого  Алонова  был  неловкий  вид.  Он
удивился. На разъезде ему сказали, что эти места  пустынны  и  крайне  редко
посещаются даже вездесущими охотниками. У этих  охотников  ружья  висели  на
плечах, в чехлах. Они говорили о разъезде. Значит, они высаживались там  же,
где Алонов. За весь день он не слышал ни одного выстрела, хотя эти  охотники
не раз, не два должны были поднимать птицу:  куропатка  здесь  непуганая,  и
можно охотиться без собаки.
   Алонов не знал, о чем говорить. И он не то  спросил,  не  то  просто  так
сказал:
   - А у вас большая компания? Высокий ответил:
   - Еще имеются, - и, в свою очередь, спросил Алонова, давно ли  он  тут  и
что делает.
   Другим Алонов охотно рассказал  бы  о  себе,  поделился,  не  постеснялся
попросить совета и внимательно выслушал бы чужое мнение.  Целую  неделю  его
единственным собеседником была Дымка. Но сейчас он почему-то не захотел быть
искренним и сознательно, чтобы отде латься, сказал неправду:
   - Я тоже охочусь.
   Низкорослый поинтересовался:
   - В компании? Или в одиночестве?
   - Я один, - сказал Алонов.
   - Кустарь-одиночка... - хохотнул высокий.
   Разговор не вязался. Алонов ощущал все большую связанность, неловкость. С
некоторым усилием он прервал затянувшееся молчание:
   - Ну, всего  хорошего,  -  и  пошел  своей  дорогой.  Сначала  он  только
чувствовал их за спиной. Потом они о чем-то  заговорили.  Кто-то  захохотал.
Останавливаться, оборачиваться было как-то неудобно. Уже шагах в полутораста
Алонов оглянулся и увидел, что двое це лятся в него. Он еще не понимал,  что
может случиться, когда началась пальба...

   Час за часом звезды меняли свое положение над степью.  На  земле  длилась
мертвая осенняя ночь. Мрак заливал рощи и рощицы, озера,  гривы  и  степи  с
подсыхающими травами. В тяжелом  сне  Алонов  слышал,  как  после  выстрелов
тревожно взлаяла Дымка. Потом он увидел самого себя со стороны. Он стоял  на
опушке с ружьем. Тяжелая пуля на просаленном деревянном  стержне,  страшная,
убийственная, медленно-медленно летела по воздуху в грудь высокого  человека
с короткой винтовкой и никак не могла долететь до цели.  Алонову  хо  телось
бежать, но руки,  ноги,  все  тело  было  мягкое,  как  тряпичное.  Ощущение
бессилия,  беззащитности  угнетало  -  он  был  скован,   связан.   Старался
пошевелиться, проснуться - и не мог...
   Алонов очнулся, одеревенев от холода. Он едва смог заставить себя  сесть.
Минуту или две скованность еще длилась. Потом он сразу вспомнил все, сбросив
оцепенение сна и ночных кошмаров. День, который пришел, был не  лучше  ночи.
Алонов встал на колени среди
   толстых, высоких стеблей полыни  и  принялся  делать  резкие  движения  -
гимнастику руками, чтобы согреться. Жажда его не  мучила,  как  перед  сном,
только во рту было такое ощущение, точно там вс„ как жесткая, сухая тряпка.
   На востоке, низко над горизонтом, белела утренняя звезда. Небо яснело,  с
каждой минутой свет набирал силу.
   Алонов  видел  пар  от  своего  дыхания.  Роща  оделась  легким  туманом,
поднимающимся от воды. Алонов смотрел на прозрачные тени деревьев. Окутавшую
их легкую белую пелену пронзал столбик серого дыма. Поднимаясь  грибом,  дым
стекал в сторону, смешиваясь с тумано м. Костер горит;  враги  в  роще  тоже
проснулись.
   Алонов вытащил из кармана куртки коробку с табаком. Резинка  под  крышкой
удерживала аккуратные листики бумаги.  На  воздухе  приятно  курить  хорошую
махорку в толстой бумаге. Алонов любил табак собственного посева,  сам  умел
хорошо потомить и обработать его.
   Первый раз после встречи с этими людьми Алонов  позволил  себе  закурить.
Лучи солнца  пронизали  пространство,  скользнули  между  зелеными  стеблями
полыни с их желтыми кистями пыльных семян и заставили Алонова прищуриться.
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЧТО БЫЛО В ВОДЕ.
   1
   Воздух над степью  был  сух.  Солнце,  на  минуту  задержавшись  в  дымке
горизонта красно-багровым, напомнившим об осени шаром, на который еще  можно
было смотреть, сразу сделалось расплавленно желтым, ослепительным.  Невольно
закрыв глаза, Алонов видел плывущие
   дымные круги, а солнце уже сорвало  с  рощи  реденькую  оболочку  тумана,
определило расстояния и, сыграв в игру погони света  за  тенью,  дало  всему
земному формы и цвет.
   Алонов увидел степь, такую же, как вчера, такую же,  как  века  назад,  -
безбрежно просторную,  спокойную,  добрую.  Она  будто  бы  с  неисчерпаемым
терпением  ждала  применения  пытливого  ума  и  терпеливо-деятельной   руки
человека, чтобы принять его как своего желанн ого, возлюбленного хозяина.
   Да, сегодня, как и вчера, как сто лет назад, степь  была  такой  же.  Она
оставалась сама собой, но не ее видел этим утром  Алонов.  Он  видел  только
рощу, занятую врагами, и ждал.
   Ждать ему  пришлось  недолго.  Вот  с  другой  стороны  массива  деревьев
показались человеческие фигуры. Одна за другой они появлялись в поле  зрения
наблюдателя - по мере подъема по едва заметному  скату  обширной  котловины,
заключавшей рощу на своем дне. Одна, в торая, третья... Немного погодя к ним
присоединилась и четвертая. Все! Они шли на утреннюю охоту? Нет,  у  каждого
на спине торчал высокий мешок, и Алонов не видел ружей в  руках,  готовых  к
стрельбе.
   Выбрав эту рощу, в которой была  вода,  базой  своих  поисков  пастбищ  и
удобных для запруд мест, Алонов определил по компасу ее положение,  чтобы  в
дальнейшем указать нужные приметы на  карте  области.  Теперь,  наблюдая  за
врагами, Алонов знал, что они  идут  на  ю  го-восток,  то  есть  продолжают
уходить  в  глубь  пустой  зоны,  все  дальше  от  железнодорожной  линии  и
поселений.
   Алонов  дал  врагам  удалиться  по  крайней  мере  на  два  километра  и,
пригибаясь, спустился с холмика. Когда между ним и четырьмя  стала  преграда
из деревьев, Алонов разогнулся и быстрым шагом пошел к опушке  -  туда,  где
упал застреленный им человек. Это место,
   деревья, кусты, трава - все вызывало отвращение, но след врага  начинался
здесь. Так нужно...
   Алонов сразу убедился, что здесь нет ни тела,  ни  каких-либо  вещей.  Он
пошел в глубину рощи - к поляне с болотцем. Он  озирался,  стараясь  угадать
путь, которым могли пройти эти люди, неся тело. Не брошено ли оно где-то  по
дороге? Нет, конечно, улика бережн о спрятана!
   До центра рощи было не  более  полутораста  шагов.  Алонов,  не  замечая,
прошел путь, который потребовал так много времени и труда ночью.  На  поляне
Алонов бросился к дереву, где вчера висели его мешок и теплая куртка. Их  не
было. Алонов ждал, что так будет...
   Не теряя времени, он поспешил к болотцу. В нескольких метрах  от  границы
естественного водоема Алонов устроил собственный  колодец,  как  это  обычно
делают около загрязненных источников пресной воды. В первый же  день  своего
прихода на это место он ножом выры л ямку  глубиной  не  менее  полуметра  и
укрепил ее края частоколом  из  веток.  Дно  ямки  пришлось  сантиметров  на
тридцать ниже поверхности болотца, и кажущийся игрушечным колодец наполнился
водой. Вода была такого же вкуса, как в болотце, но,  просочившись  скво  зь
естественный фильтр грунта, очистилась и посветлела.  Уходя,  Алонов  обычно
прикрывал свой колодец ветками и сейчас нашел вс„ в целости.
   Опустившись на колени, опираясь ладонями о землю, Алонов пил  прямо  ртом
прохладную воду. Он наслаждался, втягивал воду между краями прижатого к н„бу
языка, отрывался, дышал, пил опять.
   Напившись досыта, Алонов хотел подняться, но остался  на  коленях,  глядя
вперед, на болотце.
   Там, среди вееров осоки и низких кочек в  султанах  широкоперого  камыша,
Алонов разглядел что-то круглое, чуть заметно поднимавшееся над поверхностью
зеленоватой воды. Если бы он смотрел сверху, стоя, то  вряд  ли  заметил  бы
этот сливающийся со своеобразным
   микроландшафтом болотца предмет.
   Алонов уверенно вошел в воду - она не доходила  до  колена  -  и,  пройдя
шагов тридцать, достал из воды свой мешок. Он выждал, чтобы дать воде стечь.
Дальше было более глубокое место. Там,  в  воде,  лежало  дерево.  Оно-то  и
привлекло внимание Алонова.
   Он отлично помнил, что вчера никакого дерева в болоте не было.  Да  и  по
веткам со свежими, неувядшими листьями было сразу видно, что  дерево  только
что срублено. Поискав глазами  на  берегу,  Алонов  нашел  пень  со  свежими
срезами. Так вот что значили удары топ ора, которые он слышал ночью!
   Но почему дерево лежало в воде, а не пошло в  костер?  Очевидно,  потому,
что нашлось что-то более подходящее, чем сырая древесина. Но  к  чему  тогда
было тащить далеко в воду тяжелый ствол?
   Размахнувшись, Алонов выбросил на берег свой намокший мешок и  направился
к дереву. Здесь было заметно глубже. Вода залилась в  поршни,  поднялась  до
середины бедер. Алонов взялся за скошенный, неправильный отруб. Было  видно,
что это дерево свалили не насто ящим, а маленьким охотничьим топориком.
   Дерево лежало в неглубокой воде и, естественно, опиралось  о  дно  своими
ветками. Хотя Алонов взялся за комель только  одной  рукой  -  в  другой  он
держал ружье, - дерево легко вышло из состояния неустойчивого равновесия  и,
отталкиваясь от дна пружинящими ветк ами, чуть-чуть повернулось. Алонов,  не
думая,  потянул  еще  и  вдруг  заметил,  что  около  самого  ствола  что-то
появилось. Вернее, что-то двинулось на уровне воды вместе с деревом. Но  это
было не дерево...
   Вздрогнув, Алонов послал вперед кнопку предохранителя и забросил ружье на
ремень за спину. Он взялся за комель  обеими  руками  и  сильно  потянул.  И
увидел, как из темной воды на мгновение показалась кисть  человеческой  руки
со скрюченными пальцами и исчезла
   опять.
   Так вот что!.. Значит, они его не зарыли...
   Когда Алонов увидел, что его враги вышли из рощи  и  пошли  в  степь,  он
подумал, что где-то в роще зарыто тело  убитого  им  человека.  Пока  он  не
увидел, что эти люди уходят вдаль от поселений, он еще ждал, что они вынесут
тело, понесут его на разъезд, чтобы о  бвинить  в  убийстве  встреченного  в
степи охотника, то есть его, Алонова. Но оказалось, что  они  не  только  не
собираются его обвинять, требовать розыска убийцы, иначе говоря, делать  то,
что было бы естественным, но они бросают,  прячут  труп  своего  товарища  н
ебрежно, кое-как, не желая даже постараться зарыть его!..
   Загадка громоздилась на загадку. Алонов  вспоминал  слова,  слышанные  им
этой ночью, когда  он  подкрался  к  костру.  Что  они  говорили  про  него?
"Останься он живой, будет молчать..." Это он, Алонов, будет  молчать.  Будто
бы для них хорошо, если он будет молчать, скроет убийство, совершенное им...
   Все  было  страшно,  запутанно,  не  получало  ответа.  Если  бы  хоть  с
кем-нибудь посоветоваться! Алонов чувствовал себя как в сетях.  Чем  дальше,
тем теснее становились петли. Все  было  вне  его  жизни,  вне  его  обычных
представлений о жизни.
   А тем временем враги уходили и уносили с собой разгадку! Эти  четверо,  о
которых только и мог думать Алонов,  не  теряют  времени,  они  идут,  идут,
идут!.. Куда, зачем идут? Что им надо здесь?
   У Алонова кружилась голова, но не от слабости.  Он  стоял  среди  болота,
забыв, где находится.
   Холод воды, схвативший ноги, привел его в себя. Он повернулся и  пошел  к
берегу - прочь от жалкой, отвратительной и страшной могилы человека, который
хотел убить его и был убит сам...
   И Алонов даже не помнил лица этого человека, ничего  не  знал  о  нем  и,
вероятно, не узнает... Эта мысль в  числе  других  была  почему-то  особенно
чудовищной для Алонова.
   2
   Уходящий имеет тысячу дорог, а преследующий -  только  одну,  только  ту,
которая избрана преследуемым. Нужно спешить, спешить!
   Алонов вытряхнул содержимое своего мешка прямо на землю.  Сахар  и  соль,
растаяв, бесследно исчезли. Сухари размокли в кашу. Только заряды  в  медных
гильзах не должны  были  пострадать.  С  одной  стороны  порох  был  защищен
пробковой прокладкой на дроби и толстым  просаленным  пыжом  под  дробью.  С
другой - вдавленный капсюль красной меди был тщательно  затерт  воском.  Так
иные заботливые  охотники  готовятся  к  далеким  охотам.  Котелок  и  фляга
оказались в мешке. Исчезла кружка. Алонов наполнил  флягу  водой  из  своего
колод ца, а котелок набил месивом из  сухарей.  То,  что  не  поместилось  в
котелке, он тщательно подобрал с земли. Остатки мокрых сухарей  смешались  с
опавшими листьями и травинками - расплата за  поспешность.  Затем  Алонов  в
последний раз напился из колодца. Он спеш ил. Часы не шли, и  ему  казалось,
что минуло уже очень много времени  с  того  момента,  когда  он  подошел  к
поляне. Быть может, его теплая куртка  валялась  где-нибудь  близко  или  ее
стоило поискать в воде? На это могло уйти слишком много времени...
   Собравшись, Алонов в последний раз  оглядел  поляну  и  болотце.  Помятая
трава, несколько сломанных веток и хворост, оказавшийся лишним  для  костра.
Широкое выжженное пятно на месте самого костра... и больше ничего. Ничего  о
людях, которые провели здесь ночь. Ничего, что могло бы  рассказать  о  них,
кроме того дерева в болотце. Может быть, они  выронили  какой-либо  предмет?
Нет. Даже нет ни одного окурка. Неужели ни один из четверых не курит?
   Алонов топтался на чужом привале. Странно, костер развели большой,  горел
он всю ночь, наверное, а золы мало. Совсем не видно свежего  пепла.  Значит,
они разбросали золу,  подмели;  поэтому  место,  где  горел  огонь,  кажется
старым. Но на размышления не было вр емени...
   Скорее,  скорее!  Алонов