акие Алонов  видел  в  руках  этих  людей.
Конечно,  Алонову  с  его  гладкоствольным  ружьем  нечего  было  и   думать
состязаться на большом
   расстоянии с винтовками. Он  нашел  если  не  оправдание,  то  объяснение
своему страху.
   Нужно помнить о винтовках... Ползком Алонов обогнул кусты, поставив между
собой и рощей непроницаемую для глаз защиту.  Еще  несколько  движений  -  и
Алонов приподнялся Он понимал, что Дымка убита, ждал, что увидит ее мертвой,
и все же был смят, уничтожен.
   Конечно, будь Дымка невредима, она уже давно нашла бы хозяина. Раненая  -
подала бы голос... Алонов просто не думал о ней.
   Злые слезы набухали на веках и тяжелыми каплями стекали по грязным  щекам
Алонова. Как он любил свою охотничью собаку, первую, единственную! Вместе  с
ней он провел  первые  три  года  своей  взрослой  жизни.  Взял  маленького,
неловкого щеночка, поил,  кормил,  как  малого  ребенка,  восхищался,  когда
неуклюжие, широкие лапы перестали расползаться в стороны. С  какой  радостью
оба они учились понимать друг  друга!  Сколько  волнений  и  восторгов  было
пережито в незабываемые дни первых, "настоящих" выходов  в  охотничье  поле,
как Дымка понимала и чувствовала!.. Эх, Дымочка, Дымочка!..
   Как все могло случиться? Встретить  в  степи  незнакомого  человека,  без
всякого повода, без всякой цели погнать его, как  зверя,  стрелять  в  него,
убить его собаку...
   Такое могло быть где-то в книге,  где-то  далеко  -  за  пределами  жизни
Алонова. Здесь же он был дома, у себя. В его простой  жизни  не  было  места
странным и страшным событиям. Злое, дурное ограничивалось понятными нормами;
поступки даже тех людей, которые выз ывали антипатию Алонова, никак не могли
перейти  какой-то  предел.  Качества  каждого,  казалось  Алонову,  легко  и
несложно определялись отношением к порученному делу, к товарищам.  Никто  из
тех, кого Алонов встречал, не мог поступить с ним так, как эти люди.
   В своем горе Алонов не давал себе пощады: он трус! Он перепугался,  когда
в него начали стрелять, и забыл о Дымке,  не  сделал  ничего,  чтобы  спасти
собаку.
   На время Алонов забыл, что стал  убийцей.  Там,  на  опушке,  он  целился
человеку в грудь и знал, что тяжелая пуля на  ребристом  деревянном  стержне
ударила туда, куда он целился. Сейчас Алонов повторил бы выстрел - месть  за
Дымку, месть за себя тем, кто сделал его трусом, подверг страшному унижению.
   -  Подожди,  подожди,  Дымочка,  -  шептал  Алонов,  -  подожди,  мы  еще
посчитаемся, рассчитаемся за все!..
   Слезы давно высохли. Алонов вытянулся на земле и глядел  на  рощу.  Ружье
лежало у его плеча.
   Справа от  него  солнце  быстро  садилось  к  горизонту.  Тень  от  куста
покрывала  Алонова.  Последний  свет  дня  ярко  осветил  опушку  -  пустую,
спокойную.
   ГЛАВА ВТОРАЯ. ТЕМНОТА И ОГОНЬ.
   1
   Смеркалось быстро. Приподнимаясь на  локтях,  Алонов  видел  теперь  лишь
сплошное темное пятно на месте  рощи.  Уже  нельзя  было  различить  границу
опушки.
   Когда человек наблюдает ночью лежа, с уровня  земли,  он  может  заметить
движущуюся фигуру на довольно большом расстоянии, особенно если он находится
в низкой точке - ниже  места,  за  которым  наблюдает.  Нужна  непроглядная,
черная ночь, с небом, затянутым туча ми, с дождем, чтобы  совсем  ничего  не
было видно.
   Кусты, около которых лежал Алонов, стояли несколько выше рощи. Поэтому он
должен был быть особенно осторожен - ему нельзя вставать. А  сам  он  сможет
различить идущего от рощи человека, лишь когда тот окажется довольно близко.
Однако, как Алонову помнилось потом, его не слишком беспокоила  невыгодность
положения, Почему-то он был уверен,  что  никто  не  собирается  искать  его
ночью, в степи, в темноте. Если бы они действительно хотели  найти  его,  то
занялись бы этим сразу, не давая ему передышки, до захода солн ца.
   Одна за одной на небе загорались звезды. На земле становилось все  темнее
и темнее, а грандиозный свод неба над Алоновым  медленно  освещался,  оживая
своей далекой, извечной, неизменяемой для человека  жизнью.  На  западе  уже
заходила одинокая вечерняя красави ца Венера.  Разрастался,  вытягиваясь  от
края до края неба, великий Млечный Путь. Приближающийся  ко  времени  своего
противостояния, Марс мигал зловещим  красным  огоньком.  После  жаркого  дня
земля была еще теплой, а сухой воздух уже заметно похолодал.
   Из рощи донеслись тупые удары топора. Вскоре они сменились треском. Тихая
ночь отлично передает звуки -  Алонов  ясно  различил  шум  падения  дерева.
Срубили и второе дерево. Конечно же, его преследователи остались ночевать  в
роще - они могли бы и не рубить д еревья, чтобы  помочь  ему  сделать  такой
простой вывод.
   Там только одно место, удобное для ночлега. И Алонов думал о том, что его
бивак для него недоступен. На берегу болотца с пресной  водой  была  удобная
сухая полянка. В походном мешке, подвешенном повыше на сук дерева, чтобы  не
мог достать зверь, хранилось в се имущество Алонова - запас сухарей, немного
сахара, чая, соли, походный  котелок,  алюминиевая  фляга  для  воды,  запас
патронов. Рядом висела теплая ватная куртка. Конечно же, они нашли все  это.
Да, они нашли, враги...
   Человек всегда нуждался и будет нуждаться в  каком-то  точном,  ясном  по
смыслу слове, которое обозначит вещь или событие  и  определит  отношение  к
ним. За два или три часа, прошедших с момента встречи с этими людьми, Алонов
незаметно для себя нашел это слово - "враги" - и уже свыкся с ним.
   Он был уверен, что его враги не двинутся с  места  до  наступления  утра.
Впереди вся ночь, почти девять часов темноты. Сейчас  у  Алонова  было  одно
важное дело. Его можно выполнить и без дневного света.  Также  и  для  этого
дела он оставался здесь.
   Алонов поднялся с земли, взял ружье и пошел  к  тому  месту,  где  лежала
мертвая Дымка.
   Ноги его были обуты в мягкие охотничьи сапоги из толстой кожи без подошв,
вернее - с мягкими, не подбитыми, а пришитыми подошвами. Эта обувь,  которую
называют поршнями, похожа на кавказские или  азиатские  ичиги.  Она  гораздо
грубее, но так же мягка, цепка; в ней очень удобно  ходить,  и  ноги  меньше
утомляются.
   Алонов не замечал,  что  движется  не  своей  обычной,  широкой,  вольной
походкой: не идет, а крадется, вытягивает  носок,  стараясь  нащупать  землю
перед тем, как поставить ногу. Ему казалось - стало светлее.  Нет,  неверный
свет звезд безлунной ночи не мог рассея ть мрак.  Просто  Алонову  не  нужно
было напрягать зрение,  чтобы  всматриваться  в  даль,  а  близкие  предметы
различались довольно ясно.
   Алонов крался. Вдруг ему показалось, что там,  около  места,  где  лежало
тело Дымки, что-то  шевельнулось.  Он  сделал  еще  шаг  и  уже  безошибочно
различил, как нечто темное  отделилось  от  земли  и  беззвучно  растаяло  в
стороне.
   Алонов прилег, вгляделся в темноту. Низко, над  самой  землей,  появилась
зеленоватая искорка. Ночью трудно определить расстояние, и Алонов не знал  -
близко до нее или нет. Искорка исчезла, и сейчас же около  того  места,  где
она была, зажглись сразу две. За
   ними появилась вторая пара,  переместилась,  исчезла,  опять  показалась.
Светящиеся точки были тусклы - тусклее, чем летние светлячки в траве.
   Алонов вспомнил лаз в глубь тесно переплетшихся кустов. Конечно  же,  эта
берлога имела обитателей. Удобное место здесь, на  гривке.  Отсюда  и  видно
далеко - можно вовремя разглядеть опасность. А  веселым,  лобастым  щенятам,
после того как у них прорежутся гла за, есть где поиграть и хорошо погреться
на солнце. Но Дымку он им не отдаст!.. Пусть поищут  себе  другой  добычи  и
пусть сами сумеют ее взять.
   Алонов нисколько не боялся волков - не из  удали,  из  лихости.  Нет,  он
просто знал,  что  эти  звери,  наглые,  опасные  в  студеное  время,  очень
осторожны, даже трусливы летней и осенней порой.
   Он знал повадки волков не только потому, что был охотником по  призванию,
по страсти. Во всем, что касалось животных, Алонов не был дилетантом.  Почти
три года назад он окончил сельскохозяйственный техникум -  животноводческий,
получил диплом с отличными оц енками знаний. У него  была  молодая,  сильная
память, был он прилежным, примерным учеником. Но настоящая  причина  успехов
крылась в другом. По характеру своему Алонов стремился к глубоким, серьезным
знаниям, а животных он вообще очень любил.
   По окончании техникума Алонову предлагали поехать  в  Москву,  продолжать
учиться в Тимирязевской академии. Он отказался. Он чувствовал себя взрослым,
и перспектива школьной скамьи еще на пять лет ему не улыбалась. И он  решил,
что академия и диплом высшего
   учебного заведения от него не уйдут. Сейчас ему хотелось  работать,  быть
самостоятельным, войти  в  многообразную  жизнь  большого  животноводческого
хозяйства. Он чувствовал, что нужно узнать вещи, которых, быть может, нет  в
книгах Как отличник, он имел право выбора. И взял то, от чего иной отказался
бы, - путевку в глубинный, западносибирский животноводческий совхоз... И  не
пожалел. Работы было много, а среди животных никогда не будет скучно: каждое
имело свой характер, были умные и глупые, смелые и  труслив  ые,  ленивые  и
энергичные, деятельные и апатичные... В руках Алонова оказался  кусок  живой
жизни, которую он сам лепил.
   В другое время, в другом месте появление волков могло  бы  и  встревожить
Алонова. Теперь же, когда  совхозные  стада  далеко,  он  отнесся  с  полным
безразличием к затаившимся вблизи от него хищникам.
   В двух шагах от неподвижной Дымки Алонов встал на колени и начал вырезать
правильные куски дерна своим охотничьим ножом. Это было  надежное  орудие  и
хорошее оружие, пусть и самодельное. Алонов получил его в подарок от  друга,
механика  МТС.  Широкий,  длинный  ,  хотя  и  легкий,  клинок  из  отличной
инструментальной стали был  посажен  на  красивую  и  прочную  пластмассовую
ручку.
   Алонов работал быстро. Он аккуратно откладывал в сторону вырезанный дерн,
потом начал  рыть  землю,  разрыхляя  ее  ножом  и  выгребая  руками.  Почва
поддавалась легко.  Он  без  труда  прошел  тонкий  слой  чернозема.  Глубже
оказался плотный песок. Его толща не содерж ала ни  одного  камешка.  Копая,
Алонов подумал, что  степь  отвоевала  эти  места  у  пустыни.  Упорно,  без
передышки работая, Алонов вскоре вырыл узкую, глубокую щель.
   Он взглянул на небо. Ковш Большой Медведицы  повернулся.  "Вероятно,  уже
больше полуночи", - подумал Алонов, глядя на звезды.
   Часы на запястье левой руки не шли. Они были повреждены, очевидно  тогда,
когда на него напали и пришлось спасать жизнь, - ведь и полз-то он на  левом
боку, не думая о часах.
   Алонов поднял Дымку на руки. Тело собаки стало твердым, он  ощущал  холод
через густую, длинную шерсть лайки.
   Он стоял с Дымкой и думал о том, что нет у него  больше  собаки.  Есть  -
враги. До сих пор у него никогда не было врагов. Того, что произошло,  никто
и ничто не в силах изменить.
   Он бережно опустил в могилу тело погибшего друга. Потом принялся сгребать
ладонями вырытый песок и землю. Земля мягко и беззвучно сыпалась вниз.  Было
слышно только дыхание человека.
   Алонов тщательно утрамбовывал рыхлый грунт. Ему пришлось  заставить  себя
стать на могилу, уминать ее ногами. Так нужно. Иначе волки  сумеют  разрыть.
Окончив, он аккуратно уложил на место  дерн  -  почти  в  том  порядке,  как
вырезал эти толстые куски. Если бы  уд  алось  полить  дерн  водой,  то  эти
плотные, полные корней стойких трав куски земли очень скоро  срослись  бы  -
слились в травяной ковер.
   Но воды не было. Ни капли. Место, где была вода, заняли враги.
   Алонову хотелось пить. Можно легко провести  без  воды  весь  день,  если
стоит  холодная  погода,  а  человек  мало  двигается  и  не   ест   ничего,
возбуждающего жажду. И в жаркие дни Алонов умел провести день до вечера  без
воды. Но этот день был не только жарким. Вып ало слишком много тревог, вечер
давно миновал. Губы Алонова, как ему казалось,  потрескались,  а  язык  стал
сухим и жестким. Воды же не было и не могло быть...
   Стоя над могилой Дымки, Алонов думал, что здесь ему больше нечего делать.
Да, Дымка похоронена, он может уйти. Куда? Он осмотрелся - искорок  в  степи
не стало: звери ушли или притаились. Алонову, впрочем, до них не было дела -
он забыл о волках. Нужно и м ожно уходить. Но куда уходить?
   2
   Алонов тщательно вытер острый клинок о полу своей зеленой суконной куртки
и вложил нож в глубокие, мягкие ножны, висевшие на поясе. Подняв  ружье,  он
обогнул кусты. Постоял, посмотрел, стараясь различить рощу.
   Что это? Ему показалось, что он видит светлое пятнышко в  черном  сгустке
мрака. Да, глаза  не  ошиблись.  Маленькое  пятнышко  -  не  больше  ладони.
Мигнуло, закрылось, явилось опять, стало ярче и больше. Вывод  был  прост  и
очевиден: враги зажгли костер в глубине рощи, на той полянке, и не спят.
   Свет стал еще ярче. Очевидно кто-то подбросил топлива,  поправил  костер.
Уже поздно. Значит, кто-то один сторожит остальных.
   Жажда мучительнее и настойчивее голода, но и голод давал  о  себе  знать.
Конечно, Алонов не стал бы есть сырую птицу, а сварить ее или поджарить было
не на чем. Но он вспомнил о своих  куропатках  и  пошел  к  месту,  где  они
лежали. У него была отличная зритель ная память - он мог бы  нарисовать  это
место и птиц; обшарив все руками, он убедился, что дичи нет.
   Пока он хоронил Дымку, кто-то украл его куропаток. Алонов живо представил
себе, как, мучимый  страхом  перед  человеком  и  неотвратимо  притягиваемый
запахом птицы и крови, волк отважился проскользнуть к  кустам  в  нескольких
шагах за спиной человека и  унести  п  тиц.  Своеобразная  месть  тому,  кто
отогнал зверей от берлоги...
   Что же... Алонова томила жажда, и сейчас куропатки  были  ему  не  нужны.
Потеря его не огорчила.
   Подумав, а может быть, и поколебавшись несколько минут, он взял ружье под
мышку и направился к роще. Он избрал не прямой путь, а лощинку,  по  которой
вчера вернулся к кустам.
   Пора сказать, что Алонов довольно хорошо знал и рощу, и тот кусок  степи,
который ее окружал, - ведь он находился в этих местах уже  шестые  сутки.  И
был он здесь не случайным искателем одиночества и отдыха, и  не  охота  была
его целью. Здешняя местность уже
   получила в его представлении деловую оценку.
   В шести  километрах  к  югу  от  железнодорожного  разъезда,  где  Алонов
высадился, расположена деревня Скворцовка. Это первое и последнее  поселение
к югу от линии в этих местах, а дальше - больше чем на двести  километров  -
залегло пространство, не тронутое чел овеком, пустое. Поселений нет, так как
эти земли издавна считались неудобными для поселения. Много солончаков;  рек
или ручьев нет совсем. Из  недальней  пустыни  сюда  тянутся  языки  песков.
Колодцев рыть нельзя. То есть рыть-то можно, но без толку - все равн о  вода
негодная, так как грунтовые воды соленые. Правда, еще дальше к  югу  недавно
прошел  большой  канал.  Но  орошение  этой  территории   не   предусмотрено
государственными планами - здесь земли не ценные. В  областных  организациях
есть наметки планов местного о бводнения; все это пока только  предположения
- "в перспективах". Правда, земледелие - это одно, а животноводство  -  дело
совсем другое.
   За последние два года в совхозе,  где  работал  Алонов,  сильно  возросло
поголовье скота. Было это связано с общеизвестными решениями... Но возникала
угроза дальнейшему росту  -  очевидная  уже  нехватка  пастбищ.  Окруженному
колхозными полями совхозу некуда было расширяться. В иных местах можно  было
бы ограничиться увеличением кормовых посевов. Но если не так далеко найдутся
еще свободные степи?
   Потому-то Алонов и оказался здесь. Его командировали поискать  подходящие
вольные места для организации филиалов.  Разведочно-изыскательская  "партия"
Алонова состояла из него одного. Отсюда  до  совхоза  по-степному  близко  -
около трехсот километров. Алонов п рисмотрел вполне подходящие  пастбища.  С
водой  дела  оказались  куда  сложнее,  но  и  тут  напросилось  простое,  а
следовательно, и реальное решение. Оно, это вполне конкретное  решение,  уже
оформилось вчера, перед самой нечаянной встречей с  этими  людьми,  с  врага
ми...
   А сейчас, ночью, Алонов крался к роще,  которую  он  привык  уже  считать
"своей", крался медленно, беззвучно. Приблизившись к  опушке,  он  стал  еще
осторожнее. При каждом шаге Алонов опускал ногу так, чтобы через мягкую кожу
подошвы ощутить сопротивление, кото рое встретит ступня. Убедившись, что нет
сухой, гнилой ветки (а их  так  много  в  этих  рощах),  он  ставил  ногу  и
переносил тяжесть тела. Не должен зашелестеть ни один лист - уж очень  тихая
стоит ночь.
   В кустах подлеска Алонов двигался так бесшумно, как можно идти в  стоячей
воде. Ведь в воде расходятся круги, а здесь листва мягко расступалась  перед
человеком и смыкалась за ним, ничем его не выдавая.
   Ночь, земля, кусты, листья, тишина - все вели себя как друзья  того,  кто
умеет владеть собой и не обижает природу грубой торопливостью.
   Роща была невелика, и скоро Алонов уже различал очертания пламени костра.
Языки поднимались высоко, пахнуло горячим  дымом.  Ближе  и  ближе  подходил
Алонов. Остановился не дальше чем в двух десятках шагов. Он отлично знал это
место. Как он и думал, враги ра сположились именно  на  "его"  поляне.  Чуть
дальше и левее лежало болотце, вода...
   Алонов замер. Ему казалось, что он слышит, как бьется его сердце.  Никого
из людей, которые должны быль быть очень близко, он не  видел,  а  подходить
ближе не смел. Несомненно, все лежат  и  спят.  Спят?  Нет,  недавно  кто-то
подкладывал дрова в костер... Алонов у  остро,  нестерпимо  захотелось  пить
Мутная вода мелкого  болота  со  вкусом  прели,  гнилого  дерева  и  листьев
показалась ему такой заманчивой, вкусной.
   Никакого обдуманного плана у Алонова не было  -  он  хотел  лишь  поближе
взглянуть на этих людей и, быть может, как-то  понять,  кто  они.  Вдруг  он
услышал голос, не хриплый и сонный, а весьма отчетливый:
   - Эй, ты! Заснул?!
   Слова выговаривались так  ясно,  что  вызывали  мысль  о  языке,  который
выталкивал их. Говоривший закончил ругательством.  Ему  тут  же  откликнулся
другой голос:
   - Ничего подобного. И не думал я спать... Сказано  это  было  с  каким-то
нетерпеливым, нагловатым возражением, едва ли не с вызовом.
   - Спал, каналья, не лги! - возразил  первый  голос.  -  И  только  дураки
возражают против очевидности! Второй голос ответил с обидой, но сбавив тон:
   - Да, право же, говорю вам, не спал. Так, голову опустил, задумался. А вы
сразу придираетесь к Саньке. А коль и задремал бы чуток?..
   Первый пробормотал нечто невнятное, но вызвавшее дальнейшие оправдания:

   - И напрасно  вы  ругаетесь.  Тот  парень  давно  подох,  его  волки  уже
растаскали. Здесь волков много, знаю... Голову даю  на  отсечение  -  я  ему
здорово влепил.
   - "Влепил"! - передразнил первый голос. -  Эх  вы,  призовые  стрелки!  С
твоими пулями под шкурой твой парень, как говорится, сумел  и  сам  спустить
курок.
   Второй голос отвечал, все более приобретая уверенность:
   - Вот вы не охотник - не знаете. А бывает, что насмерть битая коза -  что
коза, заяц! - уходит полным ходом на несколько километров, прежде чем ляжет.
А человек - он живучий... Да и сами вы сказали, что, останься он живой,  все
равно - порядок, будет молча ть, потому что...
   - Довольно болтовни! - резко оборвал первый.
   И второй покорно смолк.
   Между  огнем  и  Алоновым  возникли  очертания  человеческой  фигуры.  На
какую-то долю секунды мелькнул тяжелый профиль  бритого  лица.  Человек  был
между костром и Алоновым, что не дало возможности как следует  увидеть  его.
Человек повернулся к Алонову и, раздвига я кусты, приблизился  на  несколько
шагов.
   Алонов не успел сообразить, что делать, а человек уже ост