Пустячок,  а  приятно  -- родная  речь, простые  доходчивые
слова, всего  за  доллар... Он вновь ввел карту  в щель  аппарата.  Запикали
кнопки,  отправляя с острова Родос электронный  сигнал на заснеженные берега
Невы и метясь теперь в черную пластиковую коробочку в кармане кладбищенского
бригадира,  чтобы ее  электронная  начинка  вздрогнула  и воспела  призывную
мелодию. Попадание состоялось,  но... "Аппарат вызываемого абонента временно
выключен или находится вне зоны  обслуживания", -- ответил приятный  женский
голос.
   Медведев  спустил на нос  очки  и потер переносицу.  Может,  Боря  спит
пьяный  или уехал на дачу.  Может,  сидит  в кабинете  старшего могильщика и
держит перед ним ответ... Анатолия вопросительно оглянулась, Медведев кивнул
-- "Спасибо",  и  она  прибавила  громкость  телевизора.  Актеры, волоча  по
комнате  тени, заговорили голосами дикторов: "Но есть  ли у него деньги?" --
"О, это вопрос!" --  "И  любит  ли  он  ее?"  -- "Спросите  об этом Джулио".
Анатолия  проницательно поцокала языком, давая понять  героям  сериала,  что
она-то знает, у кого есть деньги и кто кого любит...
   Медведев,  постукивая картой  по  ладони,  вышел на  террасу.  А если с
Настей несчастный случай? Воображение  выкинуло ему (так иллюзионист, широко
разведя руки, гоняет из ладони в ладонь колоду  едва различимых  карт) набор
ужасных сцен: взрыв в метро, окровавленный борт грузовика, маньяк с  улыбкой
на тонких губах, бесшумно падающая в темном воздухе лепнина балкона... А сын
торчит от своей музыки, и ему нет никакого дела, почему мать не позвонила...
   Медведев прошелся по пустой террасе. Теплый ночной бриз, дующий с полей
у акрополя, облизывал затылок холма, стекал к морю, шелестел кроной пальмы.
   Надо звонить теще. Лишь бы Настя была жива... Он вернулся в столовую.
   Анатолия, изобразив на  морщинистом лице гримасу бесконечного  радушия,
потянулась к пультику. Медведев подсел к телефону и  вставил карту. На табло
появился печальный результат предыдущих звонков -- осталось восемьдесят семь
единиц, около минуты разговора. Медведев натыкал номер.
   Трубку сняла теща.
   --  Ну  как  ты там,  Сережа,  пишешь?  Как погода?  --  принялась  она
распевать радостным голосом, но он прервал ее:
   -- Все в порядке, пишу, Евгения Ивановна. Настя у вас?
   -- Даю, даю, даю. Настя, Сережа звонит! Сейчас подойдет...
   Цифры на табло таяли безжалостными рывками: 75... 69... 63... О чем ему
спросить Настю? Была ли она на кладбище?.. Почему не позвонила Родиону?..
   -- Привет!
   ...54...
   -- Привет! Как дела?
   ...48...
   -- Ничего. Как у тебя?
   ...42...
   -- Нормально, пишу. Ты где сегодня была-то?
   ...36...
   -- А тебе разве Родион не сказал? На кладбище ездила...
   -- А чего вдруг?
   ...24... 18...
   -- Почему "вдруг"?  Просто  решила съездить,  давно  не  была.  -- И  с
холодным упреком: -- А что?
   ...12...
   Он  представил,  как теща, продолжая улыбаться,  стоит  рядом и слушает
Настины ответы.
   -- Ну ладно, у меня карта кончается. Ты когда будешь дома?
   -- Через час.
   -- Я тебе перезвоню. Пока.
   ...6...
   -- Пока.
   ...0...
   Медведев выдернул пустую  карту  и повернулся к  телевизору. Вот тебе и
поговорили...  Странный  холод  и  непонимание. Анатолия  прибавила  звук  и
радостно  указала  пальцем в мордастого героя, пакующего  чемодан и  врущего
через плечо  растерянной  девушке на заднем плане:  "Спирос! Похож на нашего
Спироса! -- Она раскачалась  на  стуле: -- О-о-о... Точно, как Спирос,  -- и
веселым  шепотом сообщила,  обернувшись к  Сергею:  --  Дон Гуан!"  Медведев
вежливо улыбнулся, понимающе кивнул и  спросил, где  сейчас можно поблизости
купить  таксофонную  карту. Да, он  знает, где бензоколонка. Кафе  "Гермес",
о'кей. Он найдет, спасибо...
   Он  поднялся по бетонной лестнице и  впервые заметил, как она массивна,
тяжела и неудобна для подъема. Настроение складывалось такое, что хоть иди и
меняй билет на ближайший рейс. Открыл ключом дверь  и зажег в коридоре свет.
Он  всегда  был  уверен, что  у него крепкие тылы,  в семье все в порядке, и
вот...  Деревянная  иконка Ксении  Блаженной  блеснула  с  тумбочки  золотым
нимбом. Мелькнуло желание помолиться, но тут же отступило: нет, он не готов.
Это было бы слишком по-детски.  О  чем  просить верную  заступницу? Медведев
опустился  на кровать  и  закурил.  Чтобы  все встало  на свои места,  утром
подозрения  развеялись и  оказалось,  что  Настя была  на  кладбище,  а не у
любовника?.. Есть наказания и есть  испытания. Если Господь счел  нужным его
наказать -- на то Его воля. Но как не хотелось бы терять  Настю, семью, весь
добрый и мирный уклад жизни, который они выстроили за годы супружества. Если
это  испытание,  то  вовремя. Самое  время  дернуть  стоп-кран  и  выйти  из
вагона... Так думал Сергей Михайлович Медведев на сорок шестом году жизни, 9
декабря 199... года в 21 час 15 минут по московскому времени.

Глава 8

   Ровно  через  час, в  те же  двадцать  один  пятнадцать,  только уже по
местному времени, когда Сергей Михайлович, купив у бензоколонки карту, хмуро
сидел в своем номере за столом и упрямо пытался разобраться, в какой степени
родства  находились  надворный советник Владислав  Медведич и  княгиня Елена
Владимировна Гагарина-Стурдза,  в его  номере раздался  телефонный звонок, и
Оксана слабым голосом сообщила, что ей плохо...
   -- Что  с  тобой?  -- Медведев  стоял  возле холодильника и  смотрел  в
открытое окно.
   -- Не знаю. Голова разболелась. Лежу никакая, помираю.
   Медведев  заявил,  что смерти героини никак не допустит, и осведомился,
чем может помочь.
   -- Может быть, вызвать доктора? -- Он слушал, как  глухо шумит за окном
темное море,  и догадывался,  что звонок неспроста, есть в нем  доля женской
хитрости, есть.
   -- У тебя анальгин  был, ты Лайлу свою лечил. Остался? И  что-то сердце
жмет.
   --  Анальгин  есть,  валидол  есть. -- Медведев  почувствовал, что  ему
совершенно не хочется  приходить  в номер к Оксане, более того  -- ему вдруг
показалось, что  если он пойдет к ней, то все сложится так, что  он потеряет
Настю, но он спросил: -- Привезти?
   -- Привези, пожалуйста...
   Медведев  выдернул  из шкафа  чемодан,  нащупал  в  ракушке  карманчика
лекарства,  заскочил  в  ванную  --  быстро  прошелся расческой  по волосам,
оглядел  себя,   накинул  ветровку...   Голубой  "форд-скорпио"   вздрогнул,
просыпаясь, и плавно покатил с горушки.
   Через пять минут Медведев стучал в окошко закрытого цветочного  киоска,
выманивая на  разговор уборщицу с мокрой шваброй в  руке,  а еще  через семь
минут стучался в номер 608 гостиницы "Медитерранеан", известный ему ранее по
телефонной версии как "сикс-зеро-эйт".
   Оксана открыла дверь и,  как  была  в  халатике, рухнула на  широченную
постель. Закрыла глаза. Видок и впрямь был не  лучший. Он не мешкая прошел в
ванную, избавился от шуршащего горба, набрал в стакан шипящей воды и вышел с
таблетками: "Пей!" Оксана  приподнялась на локте, разлепила глаза и ткнулась
мягкими губами в  его  ладонь.  Расспросил -- где  и как  болит, и  заставил
разжевать  таблетку  валидола:   "Разжуй  и  засунь  под  язык  --   быстрее
рассосется".
   -- Это, наверное, от погоды, --  заспанным голосом сказала Оксана. -- У
меня такое бывает. Сейчас должно пройти. Я тебе когда позвонила?
   -- Минут пятнадцать назад. -- Он взглянул на часы.
   --  Как ты быстро. Мне показалось, я час целый проспала. -- Не открывая
глаз,  она  поправила  прическу.  --   Тебя  сразу  пропустили?  Ничего   не
спрашивали?
   --  Я  ни с кем и  не разговаривал. Сел в  лифт  и поехал. Портье  меня
видел, но ничего... А что?
   -- Так просто...
   За  открытой  балконной дверью  неуютно  темнел  внутренний  корпус без
единого огонька в окнах. Порывисто шумел ветер.
   -- Ну, как сердце? -- нетерпеливо спросил Медведев.
   -- Бьется. -- Оксана улыбнулась и поднялась на локте, растерла ладошкой
лоб.  -- Помню, Матвеич попал в  больницу с инсультом, мы с  мамой приходим:
"Матвеич,  как дела?"  Матвеич лежит,  на  нас  смотрит: "Сердце  бьется..."
Сейчас, думаю, скажет: "Лучше бы я, блин, умер". А он: "Сало принесли?"
   -- С инсультом?
   -- Ну да. Подхватил со своим любимым воплем бревно в саду и завалился.
   Медведев осторожно ходил по номеру, отражаясь в  зеркалах. Таким он его
себе  и представлял: широкая  кровать, тумбочки,  шкаф, зеркала, ванна...  В
вазе стояли его  старые синие цветы, слегка подвявшие и похудевшие. Медведев
зашел  в ванную и, стараясь  не шуршать оберткой, вернулся с букетом. Оксана
открыла глаза.
   -- Больных принято навещать с цветами. -- Медведев словно извинялся.
   Оксана смущенно улыбнулась, посмотрела на него долгим лучистым взглядом
и опустила ресницы: "Спасибо, Сережа..."
   -- Я выйду на балкон, покурю? -- Он положил букет на тумбочку.
   --  Кури  здесь.  Я же сама  курю. Посиди со мной. Сейчас уже полегчать
должно...
   Медведев сунул сигарету за ухо и присел рядом.
   Ему  вдруг  отчетливо  представилось, как  сегодня  Настя  в  полумраке
комнаты, смущенно улыбаясь, стаскивала через голову  платье,  и чьи-то  руки
нетерпеливо раздевали  ее,  а она,  загораясь румянцем, помогала им и  потом
падала  на  такую же  широкую  кровать  и  прикрывала  глаза  с накрашенными
ресницами.
   Он  спустился мыслями вниз,  на первый этаж, и попытался вспомнить,  не
видел  ли  он  возле бара туалет,  и  если  видел, то могут  ли в нем стоять
автоматы, так необходимые иногда мужчинам? И может, я действительно  чего-то
не понимаю? Увлечься, потерять ненадолго голову, никто  никогда не узнает...
Теперь он увидел, как Настя закинула голову на подушку и на ощупь потянулась
рукой к выключателю. "Не надо гасить", -- ласково произнес мужской голос...
   Оксана перевернулась на  живот, расстегнула верхние  пуговицы халата и,
помолчав, глухо произнесла в подушку: "Сделай мне массаж шеи, пожалуйста..."
   Он вновь увидел Настю, на этот раз  лишь побелевшие кончики  ее пальцев
на чужой подвижной спине, услышал ее протяжный стон и почувствовал, что  ему
хочется быть  на месте того похитителя и  самому красть, красть безжалостно,
долго мучая себя видением, как крадут у него.
   Медведев швырнул ветровку в кресло, растер ладони, чтобы они потеплели,
и отвел колечки густых волос, обнажая шею с воротничком незагорелой кожи. Он
видел  маленькое  розовое  ухо  с камешком сережки, подававшим  ему лучистые
сигналы, видел прикрытые подрагивающие ресницы, руку с перстнями на кремовой
ткани  подушки,  словно  ждущую  чего-то,  и вновь Настя явилась ему  --  ее
голова, вдавленная поцелуем в подушку, и чуть косящий из-под прикрытого века
глаз,  застланный  туманом.  Два   бокала  на   незнакомом  резном  столике,
серебряная  фольга  на  зеленой бутылке... И курчавая черная голова, которая
сползала все  ниже  и  ниже по ее животу,  и Настины  пальцы,  сжимавшие эту
голову...
   Оксана тронула пальцами ворот халатика: "И ниже тоже..." По обе стороны
кровати горели ночники, как  два ходовых фонаря. В их  свете матово блеснули
косточки позвонков  -- светлые и  беззащитные.  Он видел свои пальцы, слегка
поглаживающие их, затем вминающие, -- Оксана ойкнула -- он  огладил  шею  --
мягко, затем сильнее, видел свою  ладонь, застывшую на плече  Оксаны, словно
он  хотел рывком перевернуть ее и уложить на спину, -- большой палец лежал в
ложбинке  спины,  остальные замерли  на  ключице.  Он  вдруг понял,  что под
халатиком  ничего нет. Его призывали  не  красть, а  взять,  и букет цветов,
лежащий на тумбочке, показался ему мелкой взяткой в уже предрешенной сделке.
Его, похоже, хотели отблагодарить. Берите, сударь, если вы смелы. Берите, вы
заслужили меня...
   -- У тебя хорошо получается, -- мученическим голосом сказала Оксана.
   Медведев промолчал, сменяя  руки и усаживаясь  на кровати поудобнее. Он
будет делать ей массаж столько, сколько она захочет, и не возьмет ничего. Он
всего лишь дурак-автор, пришедший навестить свою прихворнувшую героиню...
   -- Ты меня  извини... --  Лицо  Оксаны ритмично тыкалось в  подушку. --
Забудь все... что я тебе... сегодня наговорила. Ладно?
   Медведев кивнул: "Ничего особенного ты мне не наговорила. Пустяки".
   --  Тебя  что-то тревожит?  --  Она выгнула  шею и пошевелила  плечами,
словно хотела избавиться от халата. -- Вот здесь еще понажимай.
   -- Нет.
   -- Я же вижу.
   -- Ну что, легче? -- Медведев  снизу вверх провел  ладонью  по спине  и
подтянул ворот  халата. -- Даже порозовела!  Жить будешь. --  Он поднялся  и
отошел к окну. Вытянул из-за уха сигарету.
   Оксана перевернулась на  спину,  глянула с кровати в зеркало, поправила
волосы,  и  Медведеву  показалось,  что  она  сейчас  скажет:  "А  может, ты
импотент?"
   -- Тебе можно массажистом работать, -- сказала Оксана. -- Повезло твоей
жене...
   Медведев вышел на балкон и щелкнул зажигалкой, глядя  на темное  небо и
думая о том, что ждет его завтра утром, когда он дозвонится до могильщика...
   На белом круглом столике меж кресел блестели две пачки сигарет. Одна --
легких "Vogue", их курила Оксана,  и вторая, с табачком покрепче  -- "Кеnt".
Два смятых окурка торчали в пепельнице -- толстый и тонкий. Ну вот... Кто-то
бывает в ее номере. Потом они сидят на балконе, курят, смеются...
   Медведев не спеша выкурил сигарету, сбил ногтем  пепел и, смяв окурок в
шарик, отправил его щелчком в темный двор. А сколько было разговоров: мужчин
в номер не водим, я не такая, я жду трамвая... О, женщины!..
   Он вернулся в комнату, присел на кровать и приложил руку ко лбу Оксаны:
"Ну  что,  героиня жить будет, все  у нее будет хорошо... Дяде-автору  можно
двигать к дому". Он поднялся с видом доктора, навестившего легкого больного.
Маленькая психотерапия, и порядок.
   -- Ты хочешь уйти? -- разочарованно произнесла Оксана.
   -- Работать надо. Валидол я оставлю, анальгин тоже. Если что, звони...
   -- Ты меня боишься?  -- Она сдвинулась  на  край кровати и взяла его за
пальцы. -- Да? -- кивнула печально.
   --  Да, -- мягко высвобождая руку, попытался улыбнуться  Медведев, -- я
боюсь холодной воды, красивых женщин и электричества...
   -- Что ты на меня так смотришь? Как-то... как чужой...
   Медведев в ответ пожал плечами.  "Какое  мне дело  до ее  ухажеров,  --
думал он. -- Спит она с ними или не  спит. Красивая баба. А  я  --  так, для
души. Чтобы было кому рассказать, какая она хорошая..."
   В дверь постучали. "Открыть?"  -- быстро спросил Медведев, мысленно уже
спускаясь в  лифте,  усаживаясь в машину и разгоняя  ее по набережной, чтобы
быстрее забыть этот нелепый визит: дождался своей очереди...
   -- Не надо, -- вполголоса сказала Оксана и задумалась, глядя в потолок.
-- Это, наверное, малой израильтянин.
   Стук повторился.
   -- Достал со своим казино. Не пойду никуда.
   Сидеть в  молчании  казалось унизительно.  Он  ни от кого не  прячется,
никому ничего не должен. Говорить шепотом -- значит, таиться. Он поднялся:
   -- Может, все-таки открыть?
   -- Ну его в баню. Сейчас уйдет.
   Медведев, демонстрируя ожидание,  прошелся  по  номеру.  Через какое-то
время зазвенел телефон. Оксана махнула рукой:
   --  Перебьется.  Наглый, как танк. Сегодня  приходил, на балконе у меня
сидел. Насилу  выпроводила... Представляешь себе! Оказывается,  хозяин этого
казино живет  в  Израиле. Он  собирает бригаду  -- дорога  бесплатно,  отель
бесплатно, но  с условием  --  поставить  в  его  казино не  меньше  двухсот
долларов.  Это мне  таксист  из  Тель-Авива сегодня за  обедом  рассказал. А
парниша мне  плел,  что у него  акции.  Он сам из этой бригады,  приехал  на
дармовщинку, думает деньжат выиграть. И  меня зовет. -- Оксана  усмехнулась.
--  Спонсором,  наверное.  А потом мечтает в  постель ко мне  залезть.  Я их
насквозь вижу...
   Телефон замолчал и зазвенел вновь.
   -- Просто достал! -- Оксана нашарила ногой тапочки и поднялась.
   -- В каком номере живет этот израильтянин? -- Медведев рассеянно глянул
на   ковер   рядом   с  тумбой   мини-бара  --   там  валялась  перевернутая
фотографическая карточка  с  пожелтевшим  оборотом и  чернильной надписью на
нем. -- Давай я схожу и попрошу не беспокоить. Вежливо попрошу, не бойся. --
Он нагнулся и поднял фотографию.
   -- Не надо,  не надо, -- успела проговорить  Оксана, и  тут  же телефон
смолк, словно испугавшись намерений Медведева. -- Что ты там нашел?
   -- По-моему,  это  дедушка с бабушкой из  твоего  альбома. --  Медведев
обернулся,  нашел глазами кресло  и  присел на  его  край.  Дернув  кисточку
торшера, он близко поднес к глазам расплывшуюся на обороте надпись.
   -- Ты прямо как сыщик. -- Оксана подошла к трюмо и стала причесываться.
-- Выпала, наверное. Я сегодня альбом листала, соскучилась по своим. А потом
с ресепшена позвонили,  уточняли, какого числа  я  съезжаю,  я  вставала  и,
наверное, выронила. -- В  зеркале отражался Медведев -- он задумчиво щурился
в  верхний  угол  комнаты,  где  светился  зеленый  огонек датчика  пожарной
сигнализации, и шевелил губами. Оксана обернулась и хитро взглянула на него:
--  Смотри,  смотри,  это  фотокамера,  она все записывает.  -- Она положила
расческу. -- Потом твоей жене покажут, как ты мне массаж делал...
   Медведев не спеша поднялся,  с загадочной  улыбкой прошелся по номеру и
молча положил карточку на трюмо, -- положил так, словно двое изображенных на
ней были козырными королем и дамой.
   -- Это твои  дедушка  с бабушкой?  --  Он, не мигая, смотрел на  нее  в
зеркало.
   -- Да.  -- Оксана взглянула на фотографию, словно проверяя, не ошиблась
ли она. -- А что ты светишься?
   -- А как их фамилия? -- продолжал Медведев ласковым голосом.
   --  Там  же написано, --  Оксана  перевернула карточку и  прочитала: --
"Николай Павлович Медведичовский и его законная супруга Мария  Леопольдовна,
1937 год". -- Она удивленно посмотрела на Медведева. -- А в чем дело-то?

   Потом Медведев терзал Оксану  вопросами, где, на  какой войне погиб  ее
дед. Оксана помнила только, что они  ездили с  родителями на братскую могилу
под Выборг, там  были лес, речка и красные ягоды, которые  она тайком ела, и
потом мать вставляла ей  два  пальца в  рот, чтобы ее  вытошнило.  "Ага, под
Выборгом,  --  удовлетворенно  кивал он.  --  В  Финскую  кампанию.  Поселок
Щеглово? Не  помнишь?" Оксана  таких  деталей,  естественно,  не помнила, не
знала и отчество  прадеда -- Павла, но  зато вспомнила, прикрыв  глаза и  на
мгновение замерев, что дед был офицером, погиб, когда маме  было всего шесть
лет,  и  бабушка  писала  Сталину,  чтобы  им  уже  после войны с  фашистами
возобновили какие-то выплаты, и ее вызывали в органы и чуть не посадили. "Ну
что?  что?  -- Оксана,  устроившись по-турецки на ковре, нетерпеливо стукала
кулачком  по ручке  кресла,  в котором сидел  с  фотокарточкой  Медведев. --
Говори!  Ты их знаешь?" Она смотрела на  него  снизу вверх, щурясь от яркого
света торшера и  нетерпеливо улыбаясь, и  напоминала капризную сестренку, от
которой взрослые скрывали семейную тайну.
   "Сережка,  ты его  знаешь?  --  Она заглядывала ему в  глаза и пыталась
прочесть в них ответ. -- Ну  скажи! -- Она трясла и раскачивала его ногу. --
У, нехороший какой!.. Говори, а то сейчас укушу! Больно укушу!"
   "Кусай,  --  благодушно  разрешал  Медведев;  ему  нравилось,  что  эта
красивая  женщина,  с  которой  ему  через  пару  дней придется  расстаться,
возможно,  окажется  его  троюродной  сестрой.  -- Кусай  своего  возможного
троюродного  братца, кусай..." --  Он давал ей легкого  щелбана по кумполу и
смеялся.
   "Братца?  --  Оксана  смотрела на  него  с  изумлением и  восторгом.  И
принималась кивать, как восточный божок с закрученной на колесико  резинкой:
"Ты!..  Мой!..  Троюродный!...  Братец?.. Да?"  Да,  говорил Медведев,  если
подтвердится,  что  ее прадеда  звали  Павлом  Александровичем,  то  у  него
сомнений  не  будет,  потому  что  он  не   Медвед