аспакованный тюбик зубной  пасты и  тихонько отнес на
кухню -- Анатолии.
   Анатолия спала, горела рождественская елка в гостиной, и шебаршились  в
клетке птички -- я постоял, запоминая их и прощаясь.


Глава 11

   Афины. Аэропорт.
   Утром  я обнялся с  Анатолией, похлопал ее по мягкой спине, она вытерла
слезы, приглашала  приезжать  еще. Таксист подхватил мой  чемодан и понес  к
машине.
   ...В  аэропорту  мы  прошлись по пустынному зданию и сели на  диванчик.
Оксана достала фотоаппарат:
   -- Давай я тебя сфотографирую. Только улыбайся.
   Я, как мог, улыбнулся.
   -- Теперь я тебя. -- Я стал доставать свой.
   -- Ты мне напишешь?
   -- Да.
   --  Приезжайте  вместе  с  женой  летом.  И  малого  берите,  с  дочкой
познакомим.
   -- Улыбайся, -- сказал я.
   -- Не могу, -- сказала Оксана. -- Подожди. -- Она отвернулась и полезла
в сумочку.
   Я вышел на улицу и покурил.  Подъезжали такси, греки катили чемоданы на
колесиках, меня обнюхала собака и отошла. Я подумал, что через час полета мы
расстанемся: ей  на  Вену, мне  на  Амстердам. И едва ли  когда увидимся.  Я
подошел  к киоску сувениров и  купил лазоревый  камушек  в виде сердечка  на
серебряной цепочке. Простенький и изящный, как мне показалось.
   -- Это героине моего романа на Новый год.
   Она взяла с улыбкой: "Спасибо".
   Я взвел фотоаппарат: "Готова?"
   Она кивнула. Я щелкнул раз, другой, третий.
   -- Первый бокал в Новый год я подниму за тебя. И твою семью.
   --  Я тоже, --  сказал я. --  Передавай привет  Матвеичу -- "Ой,  блин,
лучше бы я умер!" И маме. Не грусти, все будет хорошо.
   -- Ты  мне очень  помог, --  сказала  Оксана  и  тронула  капюшон  моей
ветровки. -- Если бы не ты...
   -- Не обижайся, что не смог уделить тебе много времени. И  не  обижайся
на мои резкие слова...
   -- Чудной ты человек...
   -- Чудной.
   Она чмокнула меня в щеку и вытерла пальцем помаду.
   -- Не забывай меня, пожалуйста...
   -- Не забуду.
   В  самолете мы молча смотрели в  один иллюминатор, и я тихо  радовался,
что все обошлось: не надо будет врать жене, прятать глаза, а  светлая грусть
останется при мне, и ее не надо будет стыдиться..."