о  патовая ситуация с  Барби, Снежной Королевой, Оксаной
может  возникнуть  сама,  если  Оксана  обзаведется  кавалером  и  на  доске
возникнет новая фигура, быть может, она  уже возникла -- телефон молчал, или
ситуацию пата  надо создать собственными ходами: забиться  в угол, разменять
фигуры  прогулок  на   уединение   письменного  стола,   пожертвовать  ферзя
прекрасных разговоров,  сдать коней совместных купаний, сидеть за оградой из
пешек ежедневных дел  и писать, писать, писать... Пусть дни  тихо  катятся к
дате  отлета, играть партию на двух  досках он не в состоянии  -- проиграешь
обе,  надо  выбирать:  или предки, или  Оксана  со  своей мамой,  Матвеичем,
братом...
   Конечно, предки!  Курортное щекотание  нервов мелькнет  и  растает -- в
романе восстанут из небытия предки, они будут жить...
   Время шло  к  полудню, величественный остров уже  успел  потрудиться, и
теперь его  одолевал  зной  высоко  стоящего солнца,  ему  хотелось  отдыха,
тишины, спокойствия,  он  готовился слегка  подремать, пережидая солнцепек и
жаркий ветер.
   Медведев не  спеша  поднялся на  смотровую площадку чуть  выше Центра и
огляделся.  Вдали  виднелись желтые  зубчатые стены  крепости  крестоносцев,
зеленели пальмы во дворце  Великого  Магистра; в гавани  Мандраки, где много
веков  назад стоял  бронзовый  Колосс Родосский, белели  мачты парусников...
Зеленый порывистый ветерок надувал рубашку теплом.
   Оксана сказала, что ему идут голубые рубашки... Тянутся минуты  и часы,
но жизнь неумолимо  сокращается, ему уже сорок пять,  не время дурить, камни
надо  собирать, а не разбрасывать, он должен расставить  все точки  над "i",
через несколько дней рай кончится, и он окунется в  слякотные улицы  Питера,
будет  жалеть, что  так  бездарно  распорядился отпуском...  Настя  ездит на
работу, толкается  в  метро,  кормит  сына,  собаку,  волнуется  за него,  в
издательстве ждут шефа,  зам паникует по поводу финансирования, все уверены,
что он пишет роман, а он, как юный  паж или придворный биограф, сопровождает
бизнес-леди  и слушает ее  рассказы. Нет, это настоящее разгильдяйство, надо
что-то придумать...

   "Я  сходил на  кухню, выпил кофе, поднялся в свою комнату, набрал номер
гостиницы и попросил у телефонистки "сикс-зеро-эйт".
   Я сказал Оксане, что хочу объясниться и расставить точки над "i", чтобы
не было  недомолвок.  И  чтобы  не длить двусмысленности ситуации.  Что,  не
мешкая, и  сделал. Я  сказал, что она  милая, привлекательная женщина, мне с
ней  интересно,  я даже собрался писать  рассказ или повесть о ее судьбе.  Я
готов  иногда  прогуляться,  поболтать,  послушать  ее  рассказы, рассказать
самому... Но давай договоримся сразу: я не хочу болтаться у тебя под ногами,
мешать  твоим кавалерам,  я за тобой не  ухаживаю  в привычном смысле  этого
слова,  я тебя не  добиваюсь, ты  мне ничем  не обязана, мы ведем себя чисто
по-дружески... Я не буду тебе  мешать  и не  буду ревновать -- встречайся, с
кем  ты считаешь  нужным,  проводи  время  так, как ты хочешь.  Ты  приехала
отдохнуть, развлечься, погулять, а я приехал работать...
   Еще попросил не обижаться на прямоту.
   Она выслушала не перебивая,  потом как-то иронично вздохнула и сказала,
что все  правильно -- она не обижается, конечно, мне надо  писать роман, она
не  будет отнимать  у  меня время, все  правильно... Она  будет  загорать на
пляже,  есть фрукты,  ей  никто  не  нужен...  Просто  будем  иногда  вместе
проводить время -- если я смогу...
   Еще она сказала, что ей просто приятно со мной  общаться. Она видела на
фотографиях мою жену, чувствует,  что  я ее люблю,  в  том числе и из книги,
которую сейчас читает,  и вовсе  не намерена соблазнять меня и пускать в ход
свои  женские чары. "Ты же видишь, как я  себя  сдержанно  веду,  -- сказала
Оксана. -- Пиши спокойно. Я тебя дергать не буду, не волнуйся. А кавалеры --
смешно даже об этом говорить... Я их всех насквозь вижу".
   Мы  условились  созвониться  вечером и пойти  прогуляться по набережной
после ужина.
   -- Про Матвеича расскажешь? -- спросил я.
   --  Расскажу, -- пообещала Оксана.  -- Ну все, звони!  Я сейчас на море
пойду. А потом обедать.
   Я  положил  трубку  на  маленький, словно  игрушечный  аппарат,  звонко
хлопнул в ладоши и сплясал дикий индейский танец.
   О,  как  я стал умен! Как  я помудрел  за последние годы!  Я смотрел на
гладь моря за окном, слышал ровный шелест пальмы и не мог нарадоваться своей
выдержке и благоразумию.
   Порадовался и  сел за  роман.  Авторучки,  фломастеры,  стопка  книг  с
флажками закладок, пальма за окном -- все это стало таять, истаяла и бумага,
впуская меня в большой зал с готическими окнами...
   Два раза  я  слышал под  дверью  шелестение бумаги  и поднимал  с  полу
и-мейлы, которые подсовывала секретарь писательского Центра Елена -- молодая
женщина с  обручальным кольцом и наивными глазами цвета недозрелой  сливы. Я
быстро  писал  ответы и относил их в угловую, залитую солнцем комнату офиса.
Дела с финансированием новой книги идут плохо, зам паниковал,  я подбадривал
его и учил, с кем надо связаться".

   Медведев  убрал в тумбочку  большой черный блокнот с белой  проволочной
спиралью и принял холодный душ.
   Впору было вскричать "ура!". Повозка романа двинулась с места!
   Пять  страниц  убористого  текста, и каких!  --  переговоры  литовского
канцлера с посланником русского царя -- улеглись в блокнот!
   Сергей Михайлович умылся,  причесался,  брызнул на  лицо легким терпким
одеколоном и подумал, что  имеет  полное право перекусить.  Да,  прямиком  в
"Чайна-хаус", есть  обжигающий морской  суп  с грибами  и морковкой,  грызть
цыплячьи лапки с картошкой и пить ледяную воду из запотевшего графина...
   Был восьмой час, настроение приближалось  к  отметке  "отличное", у его
ног лежал древний, еще не исхоженный город с узкими улочками и таинственными
площадями, тихими вечерними парками и толстыми  крепостными стенами в желтых
лучах подсветки, гавань  Мандраки с огоньками  судов и яхт,  гулкие  галереи
церкви Богородицы и Штаба  губернатора -- долой уныние и сомнения! --  роман
двинулся, и это  самое главное.  Медведев сунул  в  карман  мягкой  ветровки
бумажник, взял со стола  ключ и остановился по дороге  к двери...  Он обещал
позвонить Оксане после ужина!
   Но  можно поужинать вместе.  В том же "Чайна-хаусе"... Почему бы и нет?
Потом  выпить кофе,  побродить  по  старому городу,  а ночью снова сесть  за
работу... Зачем грабить город одному,  когда есть приятная напарница? Только
бы она была дома...
   Медведев набрал номер отеля и попросил "сикс-зеро-эйт".
   -- Оксана! -- начал он весело и покаянно. -- Извини, я  с утра был не в
духе... Да, сейчас в духе, хорошо поработал. Я хочу назначить тебе  свидание
и пригласить на ужин. Ты еще  не ужинала?  Давай  около "Чайна-хаус" -- тебе
это  название  о  чем-нибудь  говорит?  Там,  где  я  тебя  впервые  увидел.
Найдешь?.. Я  буду  через  пятнадцать минут.  Ну  хорошо,  через  полчаса...
Пока...
   Потом Медведев  весело спускался по узкой "Улице 29-го Октября", плавно
перетекающей  в  "Улицу 25-го  марта", -- такой перескок  из осени  в  весну
прибавлял  простора и  настроения,  он  покупал  огромный  букет темно-синих
цветов,  прятал  его  за  спиной  и прохаживался на  углу  возле  китайского
ресторанчика,  поджидая Оксану,  и  когда она  подошла  сзади  и закрыла ему
ладошками глаза, он растерялся и, схватившись за дужку очков, выронил букет.
   "Это мне?" -- Оксана была в черном брючном костюме, с черной  сумкой на
ремне, и глаза ее сияли тихим изумлением.
   "Тебе",   --   сказал  Медведев,   и  они  пошли  рядом,  удаляясь   от
"Чайна-хаус",   словно  знали,  куда  идти.  "Какой   красивый.   --  Оксана
остановилась,  уложила букет,  как  младенца,  на  сгиб  локтя  и  зашуршала
оберткой,  низко  наклоняясь  над ним и  вдыхая  плавный  аромат цветов.  --
Спасибо..."
   Медведев был беззаботно весел, рассказывал, как  удачно  поработал, как
связывался по и-мейлу с издательством и  давал бодрящих  пинков заму, Оксана
молчала, трогала букет, словно  боялась,  что он  задохнется в  обертке. Они
вошли в подсвеченную арку дворца Великого Магистра.
   --  Здесь когда-то отдыхал  Муссолини  в черной рубашке и  с хлыстом  в
руках,  трусоватый  король  Италии  Виктор-Эммануил, пировали крестоносцы, а
теперь будем гулять мы! --  торжественно сказал Медведев. -- Простые русские
люди:  очаровательная  бизнес-леди Оксана  Миленок  из  Чехии  и  невзрачный
писатель из  Петербурга Сергей, фамилию можно опустить, его  все равно никто
не знает...
   -- Я сегодня  целый день твою книжку  читала,  -- повеселевшим  голосом
сказала Оксана. -- А все, что ты пишешь, правда с тобой было?..
   -- Почти...
   -- А жена не обиделась за рассказ про вашу собаку? Где она тебя дураком
обзывает...
   -- Это я должен обижаться, -- сказал  Медведев,  наслаждаясь перестуком
каблуков  по  базальту.  --   Но  я  действительно  вел  себя  по-дурацки  с
дрессировкой Альмы...
   --  Мне кажется, я вашу  семью  давно  знаю,  --  проговорила Оксана  и
замолчала.
   Они  прошли, смакуя  названия, улицей Крестоносцев,  улицей  Сократа  и
вышли на площадь Гиппократа, где  у подсвеченного  фонтана беззаботно сидели
люди, а на  втором этаже  здания,  прилепившегося к  темной зубчатой  башне,
колыхался  тент  кафе  и  разжималась  плавная  пружина  звенящей  греческой
мелодии.
   --  Ну  что,  ужинаем здесь?  --  азартно предложил  Медведев. -- Потом
прогуляемся,  скрадем  в  ночи  какую-нибудь виртуальную реликвию,  разделим
добычу, и я пойду творить. Идет?
   Оксана неуверенно кивнула. Они поднялись по  каменной  лестнице и нашли
свободный  столик у балюстрады.  В кафе уютно пахло  мясом, вином и горящими
свечами.
   Молодой официант со смышлеными  глазами быстро приволок напольную  вазу
для букета, зажег  морковинки  свечей  и  осторожно спросил, нравится  ли им
греческая  музыка.  Он двигался  плавно, смотрел заботливо,  кивал с  легкой
задумчивостью,  и казалось  -- попроси его подать к балкону дирижабль, чтобы
пролететь над крепостью  и  вечерним  городом,  он не  смутился бы,  а  лишь
уточнил, какой именно  аппарат  предпочитают  гости и к  какому времени  его
подавать.
   К Оксане  тянулись взгляды мужчин, рыжий верзила-скандинав приглашал ее
на танец, но она  мотала  головой, даже не  взглянув на него,  много курила,
молчала, смотрела с легкой грустью на журчащий внизу фонтан, скашивала глаза
на букет.  Медведев  сказал: "Иди потанцуй, я не умею".  --  "Не  хочу",  --
сказала  Оксана, тогда Медведев спросил: "Что-то  не в порядке дома?" Оксана
сказала,  что  все  в порядке,  Медведев  хотел развеселить ее рассказами  о
крестоносцах, купивших остров у ослабленной в войнах Византии, но она  вдруг
сказала, как выдохнула:  "Помнишь ту  фотографию?  Грек  стоит у стены".  --
"Помню..." Медведев действительно помнил  холодный взгляд человека в шортах,
привалившегося к стене. "Я же к нему приехала".

   ...Грек  Димитриус Розалис работал старшим менеджером отеля "Колоссос",
в  котором она  прошлым летом  останавливалась по  путевке. Он подошел к  их
столику на греческом празднике,  который  администрация  отеля устраивала  в
саду, взял с подноса лепестки роз и стал осыпать ее голову, сказал, что  его
фамилия Розалис, роза -- его цветок, пригласил на ланч, сказал, что  имеет к
ней деловой интерес -- он  хочет завести бизнес в Чехии,  а  потом со смехом
подбросил  остатки  лепестков  вверх,  чтобы  досталось  всему столику.  Ему
аплодировали.
   Небольшого роста, лет  пятидесяти,  тучноватый, мрачноватый  --  не  ее
герой.  Она не поверила в  деловой интерес. За ней ухаживали два красавца --
мускулистый немец и томный грек с проникающими в душу глазами, музыкант.
   -- На следующее утро пошла в сауну, потом в бассейн -- купаюсь, радуюсь
жизни... Смотрю -- приходит Розалис, садится на тренажер  и начинает крутить
педали. Меня не  видит.  Вылезаю  из бассейна -- он ко  мне подходит: "Можно
узнать,  почему  вы не  пришли на ланч?"  -- "Извините, -- говорю. -- Голова
болела". -- "А вы  бы не могли  через некоторое время зайти  в мой  кабинет?
Есть очень важный разговор".
   Ладно, думаю, уважу хозяина. Прихожу -- он мне  заявляет: я вас полюбил
с первого взгляда,  хочу, чтобы вы стали моей женой. Детей у меня нет, давно
в разводе. У  меня трехкомнатная квартира, возвожу  виллу, еще одна вилла --
восемь комнат -- осталась в наследство от матери...
   Я  смотрю на него и смех  сдерживаю: "Вы это серьезно?" -- "Серьезно. Я
деловой человек и все обдумал. Подумайте над моим предложением.  А сегодня я
приглашаю  вас  к  себе  на ужин.  Вы деловая леди, мы могли  бы иметь общее
дело..."
   Свез к  себе, все  показал.  Квартира обставлена великолепно.  Окна  на
море, огромная лоджия. Потом свозил на виллу -- на одну и  на вторую. Вторая
--  пока только фундамент. Все, говорит,  будет твое. Выходи  за меня.  Твоя
мама будет моей мамой,  твои дети будут моими детьми.  Я надежный  человек и
хороший  муж.  Привезешь маму, поселим ее на  вилле, дочку устроим в  школу,
потом выдадим  за достойного грека...  Сына после Академии туризма возьму  к
себе работать. У меня все спланировано.
   Взял  меня  в  оборот   --  каждый  вечер   рестораны,  танцы,  друзьям
представляет: "Это  моя  будущая жена Оксана".  Я  только  смеюсь. "Если  ты
станешь  моей  женой --  это  престиж  для  меня!  Такая женщина!  Украшение
делового мужчины! Ты  аристократка! У нас  все будет хорошо,  вот увидишь...
Только ни с кем на улице не разговаривай и мужчинам в глаза не смотри".
   Оставалось пять дней по  путевке -- настоял, чтобы переехала к нему. "Я
тебя трогать  не буду, живи на всем готовом и решай". Ладно, думаю, пора и о
старости подумать.  Годы  идут, а стоящего мужика в  Чехии мне  все равно не
найти -- не мужики, а увальни... Ну, я тебе рассказывала...
   Оксана  повернула  к  нему  тревожное  лицо, и над  стойкой  воротничка
полыхнул  синим  лучиком  камушек в  мочке маленького уха. Медведев  кивнул:
помню.
   -- Немец  с греком-музыкантом ясно чего от меня  хотели. Жаклин Кеннеди
вспомнила, маму... Пусть поживет у теплого моря. Магазин откроем на  Родосе.
Гулять, думаю, не  буду -- черт  с ним, согласилась.  -- Оксана говорила все
оживленнее,  в глазах появился блеск воспоминаний.  --  Уехала  --  он  стал
звонить, чуть  ли не каждый день.  Сначала сам  приехать  в Прагу собирался,
потом  стал  меня  звать.  Посоветовалась с мамой, с  братом.  Мама говорит:
"Решай, дочка, сама. Тебе жить с этим  человеком. Обо  мне не думай..." Брат
только  плечами пожимает.  Матвеич подзадоривает:  "Старый  конь  борозды не
испортит.  И будет что  детям в наследство оставить..." Матвеичу в самый раз
--  с мамой на Родос перебраться, на вилле  жить,  грекам  про свою "мащину"
трендеть.  Батюшка,  духовник мой,  говорит:  "Пусть он  сам  приедет! Греки
коварны, об этом даже в Библии сказано!" Но я не послушалась -- купила билет
в оба конца, дела брату передала и прилетела...
   Оксана   задумчиво  поводила   ножом  по  скатерти,   словно  не  зная,
рассказывать ли дальше.
   --  Ну  и  что?  Не смогла  перебороть  себя?  --  осторожно  подсказал
Медведев. Он сидел, напряженно сцепив ладони.
   --  Да  жмот  он.  Скряга!  -- Оксана  резко  отложила нож. --  Терпеть
ненавижу  такое в мужиках... Приехал встречать в  аэропорт --  даже  единого
цветочка  не  привез.  Ты  представляешь?..  Невеста, называется,  приехала.
Сначала  думала  -- просто  забыл,  закрутился  на  работе...  А  потом  все
поняла...  --  Она  печально  кивнула  головой,  и  камушек стрельнул желтым
светом.
   Медведеву   пришлось  выслушать  про  эмалевую  шкатулочку  за  пятьсот
долларов с ликом Богоматери,  которую Оксана привезла в подарок, про коробку
изысканных  конфет  --  привет  от  ее  матери  будущему  зятю, про  бутылку
редчайшего  чешского ликера  "бехеровки",  запрещенного  к вывозу,  но тайно
доставленного  на  Родос  в подарок от брата... "А мне  он вообще  ничего не
подарил! Представляешь?" Медведев промолчал.
   -- Три дня просидели дома у  телевизора.  Я  же  ничего по-гречески  не
понимаю. А он сидит и  смотрит! Как  будто меня и нет. Только комаров ловит.
Поймает  и  мне показывает:  "Видишь, какой  я  хороший  муж? Как  я  о тебе
забочусь". Замучил с этим хорошим мужем. Пошла в магазин, купила фумигатор с
таблетками --  все комары подохли.  Он  говорит:  "Зачем ты  тратишь деньги?
Москитов надо ловить руками -- это  полезно, развивает реакцию". Ну не дурак
ли?..
   Розалис чистил  ей  яблоки,  посыпал  их  корицей  и  кормил с  ложечки
мороженым: "Правда, я  хороший муж? Я хороший муж?" Оксана  ждала поездок по
побережью, красивых ужинов  в ресторанах, праздника  в свою  честь  ("К нему
приехала  такая  женщина!"), но  Розалис уверял, что сейчас  не  сезон,  все
закрыто.  "А тут  такие окрестности  красивые  --  Ущелье  бабочек,  Линдос,
Филеримос,  монастыри...  Говорят, Ущелье  бабочек  --  просто сказка. Я так
мечтала!..." Попросил ее вымыть лоджию. Она вымыла. Попросил сготовить обед.
Купила  на свои деньги  продукты --  сготовила.  Он не  дал  на хозяйство ни
единой  драхмы. Не  заикнулся  о том, чтобы оплатить  дорогу -- в оба  конца
около  семисот долларов. Она попросила взять в аренду машину -- пешком здесь
ходить не  принято.  "Это дорого", -- был  ответ. Пришел его друг  в  гости.
Розалис  картинно  гладил  ее  по  щечке  и  спине:  "Это  моя  Оксана!  Она
бизнес-леди из Чехии, у нее семь магазинов... Ну поцелуй меня, дорогая". Она
целовала.
   -- Говорит мне: "Оксана, принеси нам  виски", -- повелительным тоном. И
все время: "Оксана, улыбайся!" А я и понятия не имею, где это виски стоит. И
вообще, я ему что -- домработница? Принесла, да не то. Нахмурился, пошел сам
искать.  Друг  спрашивает:  почему  вы сидите дома, не  гуляете? У Розалиса,
говорю, нет денег. Он рукой машет -- у него есть, он богатый человек. Сварил
рыбный суп, стал кормить меня с  ложечки: "Правда, я хороший муж?" Я взяла у
него  ложку:  "Да,  -- говорю,  --  хороший. Но  я  сама есть умею".  Принес
бананов, стал меня кормить и опять: "Я хороший муж?"
   Я ему  говорю: "Ты приедешь ко мне в Прагу -- я посажу тебя на кухне, а
сама буду работать, я деловая женщина. Тебе понравится?"
   Один  раз  повез  меня  в  магазин  --  мебель  для  материнской  виллы
посмотреть,  хотел заменить. Два  часа там прокопался,  все дискаунт, скидку
требовал.  Я  стою,   как  дура,   и  слушаю   весь  этот  восточный  базар.
Развернулась,  пошла в  бар мороженое есть. Домой приехали, он  весь вечер с
сердцем  пролежал: "Все равно я их дожму... Если  бы ты меня не бросила, они
бы уступили..."
   Потом как-то  спрашивает: "Почему ты никогда не проявляешь инициативы к
сексу? Почему всегда я должен начинать?" Ну не дурак ли?
   -- А сколько ему лет?
   --  Пятьдесят  три.  Но  ты же видел, как  он  выглядит?  Горбик  такой
сутулый. Да мужик  и  в семьдесят лет мужик, если  душа есть. А потом  стала
убираться -- шприцы в тумбочке нашла. Больной, думаю, что ли?..
   Короче,  я ему говорю: "Поменяй  мне  билет, я  хочу улететь пораньше".
Оказалось,  надо  двадцать  процентов  доплачивать  -- он  увильнул. Я  вещи
собрала, он приходит с  работы. "Отвези, --  говорю, -- меня в отель".  Что,
как,  почему?  Постарайся,  говорю, догадаться сам. "Сейчас, --  говорит, --
рыбного супчику  поедим, ты  успокоишься, не надо нервничать". -- "Ладно, --
говорю, -- ешь". Он  поел и в  постель меня тянет. Я на него так посмотрела,
что он сразу руки убрал.
   "Вези, -- говорю, -- в  отель!"  --  "В какой? В мой неудобно..." -- "В
самый лучший, на набережной. Рядом с казино!" -- "А у тебя денег хватит?" --
"К тебе занимать не приду. Ты все равно не  дашь".  Смотрю, успокоился. "Вот
тебе бананчики, вот тебе яблочко..."  Отвез. "Думаю, ты  успокоишься и через
два дня вернешься".  Я ему на