литься переживаниями с
барменом, зевающим на экран телевизора.
   -- Ну-ка, покажи, сколько тебе налили? Сто граммов есть?
   -- Девяносто  восемь. -- Медведев  поднял  светящийся  бокал.  --  Двух
граммов не хватает до пусковой дозы.
   -- Долить? -- Оксана мягко чокнулась и с улыбкой задержала руку.
   -- Не надо... -- Медведев вдохнул аромат  вина. -- За здоровье  героини
моего рассказа! За тебя!
   -- Рассказа?
   --  Да. --  Медведев пригубил  вино и  поставил бокал  на скатерть.  --
Возможно, я буду писать о тебе рассказ. Ты не возражаешь?
   Оксана сделала глоток и с веселым изумлением покосилась на Медведева:
   -- Не возражаю. А что ты будешь обо мне писать?
   -- А все и буду, что расскажешь. Про тебя, про Матвеича, про маму... --
Медведев принялся  раскладывать салат --  огурцы  исходили слезой,  помидоры
сверкали свежими срезами...  -- Мне особенно Матвеич ваш понравился. Славный
типаж!
   -- Слушай, я тебе сейчас расскажу, как он в Гомеле женщину завел, когда
могилки ездил красить! -- Оксана отвела его руку. --  Мне хватит, ешь сам...
Вот, слушай.  Поехали  они однажды с  мамой в  Прагу за  покупками.  Матвеич
походил  с ней по универсаму и говорит -- я устал, буду тебя в машине ждать.
Мама  выходит из магазина, ищет Матвеича -- а он по  автомату разговаривает,
соловьем заливается. Мама послушала и все поняла... Приехали, мама поднялась
ко мне на кухню --  лица на ней  нет.  Сгорбилась  вся,  состарилась. Сидит,
плачет. Брат  пошел к Матвеичу: "Матвеич, вы что,  нас за  дураков держите?"
Так  Матвеич  на нас бочку покатил: "А вы  думали, я  не  живой человек,  вы
думали,  Матвеич  уже   умер?  Да?   Так  вы   ко   мне  относитесь.  Хороши
родственнички! Я их  семье последнее здоровье отдал, палец пилой  отрезал, а
они желают,  чтобы  я скорее  умер..."  Вот так  все  вывернул.  А что  маме
остается  делать?  Простила.  Он  на  десять  лет ее  моложе,  двадцать  лет
прожили...
   Они похрустели салатом, дружно похвалили сочную брынзу. Оксана отложила
вилку:
   -- Ты ешь, ешь... Я пока буду рассказывать. Не возражаешь?
   -- Давай! -- Медведев быстро вылавливал черные шарики маслин и кусал от
пучка зелени, свернутого им в трубочку.
   -- Вот слушай! Жили мы еще в Белоруссии, муж решил заняться бизнесом --
поехал в Польшу, повез  пятнадцать литров спирта. Приехал  и без денег и без
спирта.  Еще и  женщину завел,  нашу. Там, видно,  и  познакомились. Однажды
звонит:  "Виктора Григорьевича, пожалуйста". --  "Виктора  Григорьевича,  --
говорю, -- нет дома". --  "Ах, извините", -- вешает  трубку. Приходит муж, я
ему говорю: "Тебе какая-то мадам звонила". Он глаза в кучку -- я все поняла.
Хоть  бы научил  ее -- если  жена подойдет,  спросить  Машу, или  Глашу, или
аптеку.
   --  А что,  ему  женщина позвонить  не может? --  заступился  Медведев,
накалывая  на  вилку  ломтик  помидора.  --  Дела  какие-нибудь.  Мне  часто
звонят...
   -- Тебе, может, и звонят  по  делам, а  какие у него  дела могут  быть,
кроме этих?
   -- Не пойман -- не вор, -- пожал плечами Медведев и приподнял бокал. --
Твое здоровье!
   --  И тебе  не хворать... -- Оксана пригубила.  -- Мне его  и ловить не
надо -- я и так все чувствую.
   -- А выходила замуж -- любила?  -- Медведев сделал вид, что не замечает
назойливого  взгляда официанта, вышедшего к дверям и пытающегося,  словно он
был глухонемой, с помощью жестов вызнать, не пора ли подавать креветки.
   --  Да, по  любви. Он же  такой здоровый, красивый  был.  А потом  стал
опускаться. Все от безделья... Приходит как-то меня с  аэробики встречать, а
мне говорят: "Там за тобой папа пришел..."
   Оксана отодвинула тарелку. Они помолчали. Официант, привстав на цыпочки
и  приложив  козырьком руку,  выглядывал,  что происходит на столе. Медведев
кивнул. Приплыли креветки в сладчайшем соусе фальшивой улыбки -- мир, дружба
между народами,  чего  изволите? Вкусно запахло  морем, укропом, распаренным
рисом, свежим лимоном...
   -- А  что у тебя  за бизнес  был?  --  Оксана  дождалась, пока официант
расставит  тарелочки для  ополаскивания  рук  и  уйдет,  поводя  плечами. --
Расскажи...
   Медведев улыбнулся и, поедая креветки, стал неторопливо вспоминать, как
десяток лет назад  московские друзья-писатели втянули его в книжные дела, он
открыл  в Ленинграде  филиал  издательства, бизнес  пошел  --  в стране  был
книжный  голод, к его складу стояла очередь грузовиков, -- появились деньги,
он поездил по заграницам, купил большую квартиру, поменял несколько машин, и
в  свое сорокалетие, которое  справлял в подвале  оптового  книжного склада,
отделанного  на манер супермаркета, вдруг задумался  -- кто он: писатель или
издатель?
   --  Поверишь? -- Медведев  не спеша подбирал с тарелки рис, мелко резал
мясистые  хвосты  креветок.  --  Каждый вечер сидим с женой -- весь  диван в
деньгах  -- и  раскладываем:  это туда, это сюда,  это в банк, на эти валюту
купить... Сыну тогда лет  тринадцать было, он меня  спрашивает: "Папа, а мне
что, потом ваше  дело продолжать,  книжками  торговать?" И что-то  так тошно
сделалось... Неужели, думаю, так и буду сидеть на этом золотом дне?..
   Медведев налил себе воды, отхлебнул, задумался, припоминая.
   -- Десять  дней сорокалетие  отмечали --  друзья,  родственники, гости,
приемы  на работе,  дома....  Все меня  нахваливают  -- молодец, такое  дело
организовал, такие  обороты, столько людей в подчинении... А мне  тошно. Ну,
всех напоили, накормили,  по домам  развезли...  --  Медведев  отложил нож с
вилкой, глотнул вина. -- Пошел выхаживаться  на Смоленское  кладбище.  Я там
раньше по утрам бегал, пока  в эту работу не втянулся. И вот иду -- накануне
снежок выпал,  чисто,  часовенка  Ксении  Блаженной  Петербургской бирюзовым
кубиком светится.  Зашел, постоял.  Пахнет  так  приятно,  а на душе  маета.
Женщина,  которая свечи продавала, на  меня  глянула и  говорит:  "Сынок, ты
обойди часовню три раза  и поговори с Ксеньюшкой. Как с мамой  поговори. Бог
даст, она тебя вразумит..."
   Поставил свечки, пошел. Обхожу уже в третий раз  -- надо против часовой
стрелки  идти  --  и  молитву  шепчу:  "Матерь наша, Святая Ксения Блаженная
Петербургская, моли Бога о нас, вразуми меня, подскажи, как  жить дальше..."
Вдруг мобильник в кармане пиликает! Я его  пытаюсь на ощупь отключить --  не
отключается. Отошел в сторонку: "Слушаю!" Думал, жена беспокоится,  не помер
ли я там. А это девчонки мои с оптового рынка  звонят: "Сергей Михайлович, у
нас  хотят всю "Детскую Библию" на  корню забрать, но просят скидки. Детский
дом из  Пскова. Что делать?" Я между могил  подальше  в снег залез и говорю:
"Сколько   у  вас  ее?  Сорок  пачек?  Вот  и  отдайте  все  бесплатно.  Да!
Бес-плат-но!"
   И как швырнул этот мобильник за тополя -- только вжикнул. И сразу легче
стало! На хрен, думаю,  все эти деньги, прибыли,  торговля. Поверь,  я в  те
годы ничего  нового не прочитал!  Нет,  был  десяток  книг... А остальное --
такая мразь хлынула, что хоть обратно  цензуру вводи! И сам ни одной стоящей
вещи не написал, только дневники вел...
   --  Ну  и что дальше? -- нетерпеливо подсказала  Оксана. Вилка с куском
бледно-розового мяса застыла  в ее руке. Терраса ресторанчика опустела, и  в
глубине, за стеклянной перегородкой бармен разжигал огонь в камине. Официант
восторженно тыкал пальцем в экран телевизора  -- негра в наручниках сажали в
машину.
   --  Пришел,  говорю жене: "Выхожу  из  игры.  Принимай  дела, становись
директором.  Беру творческий отпуск -- сажусь за роман. Если  что  непонятно
будет,  спрашивай.  Напишу  роман  --  буду искать  что-то новое.  Может,  и
издавать буду, но для души..."
   -- А что  жена? Она кто по образованию? -- Оксана ополоснула пальчики и
протерла их долькой лимона, вытерла матерчатой салфеткой.
   --  Инженер. --  Медведев  тоже макнул пальцы в  чашку,  протер гладкой
скрипнувшей тканью. -- Думала, у меня похмельная хандра, оклемаюсь -- все на
место встанет. Но нет --  сдал дела, взял собаку, уехал на  дачу. Она каждый
день звонит, советуется... А  я уже в  своих облаках витаю  --  пишу роман о
трех  однокашниках, как  их  жизнь  развела. Даже телевизор в кладовку снес,
чтобы всей этой мерзости не видеть. "Райский аромат!" "Скушай "Твикс"!" Леня
Голубков   со   своим   "МММ"...    Небритый   Шифрин   орет   под   гитару:
"Маны-маны-маны!"  Все  хотят  мгновенно  обогатиться,  какие-то  битюги  на
машинах ездят, за неосторожное слово  квартиры  отбирают  и выходят из своих
джипов так, словно у них в паху вспухло...
   Медведев откинулся  к  спинке кресла и с хмурой задумчивостью глянул на
пустынную набережную. Уже стемнело, но фонари не зажигались, и редкие машины
с шуршанием проносились мимо, высвечивая фарами человечка на знаке перехода.
   --  Я тогда  газовый  пистолет  купил.  Не  застрелю, думаю,  так  хоть
достоинство  свое  сохраню.  --  Он  смял  в  пепельнице сигарету,  разогнал
ладошкой остатки дыма; вновь взял вилку и нож, но есть не поспешил. -- Тут и
случай представился. Жена за рулем сидела, и мы из леса на шоссе выезжали...
Ну, а там джип летел, мы ему даже не помешали, им просто не понравилось, что
мы неожиданно, водитель вильнул с испугу. Они с девками ехали, веселые были.
Ну,  вильнул и  вильнул.  Так  нет  --  дают  задний  ход,  только  покрышки
взвизгнули,  встали на  противоположной обочине и пальчиком меня поманивают.
Иди, дескать, сюда! Меня от этого жеста  внутри заколотило. Ждать, когда они
к  моей  машине подойдут,  -- терять преимущество. Жена говорит: "Не выходи,
давай уедем! Я же ничего не нарушила, даже на главную не выехала". -- "Сиди,
-- говорю, -- спокойно, мотор  не выключай. Я  сейчас". Пистолет из бардачка
достал, ствол передернул, сунул в карман и пошел  не спеша к джипу  -- будь,
думаю,  что  будет, -- в обойме семь  патронов, окна  у  них открыты, -- два
выстрела  в салон,  а дальше -- по  обстоятельствам. Подхожу.  "У тебя  что,
парень,  денег много? -- Развалились на  сиденьях, скалятся.  --  Или  телка
лишняя? Нам как раз одной не  хватает..." -- "Да нет, -- говорю, -- ни денег
лишних, ни телки. Вообще, это моя жена..."
   Тут  их девицы  закудахтали -- ладно,  поехали, поехали, опаздываем.  В
майках,  шортах,  жвачку  жуют,  даже на  улице пахнет. Тот,  что за  рулем,
оглядел  меня  презрительно,  цедит: "Смотри,  больше мне не попадайся! Твое
счастье, что  торопимся!" Сопля лет двадцати, черная рубаха, цепи. Второй --
в рубашке с короткими рукавами, с галстуком, лет  тридцати  -- деловой, типа
банкира на отдыхе.  И еще один малый, в темных очках, между девок сидит,  за
ляжки их держит. Тот клиент посложнее.
   "Ладно, -- говорят, -- поехали. Чего с этого лоха взять?"
   А у  нас тогда старая  машинка была --  "мицубиси", я ее жене из Швеции
привез. Невзрачная, вроде нашей "девятки", еще и крыло недавно помяли.
   "Вы меня  для  этого  и звали?" --  простодушно так спрашиваю. "Ты  че,
парень? Мать твою так-разэдак! Не понял? -- Водитель рожу угрожающую в  окно
высовывает.  А мне главное, чтобы  они из машины  не вышли. -- Не понял, да?
Так я сейчас выйду  и научу твою телку, как ездить надо!" -- "Да, -- говорю,
--  не  понял.  --  И наставляю  на  него  свой  "Рекс". -- Думал, вы дорогу
спросить хотели. -- Тут  они  замерли.  --  Шевельнетесь  --  стреляю!  Тебя
первого! Потом остальных!" А пистолет не отличишь -- газовый или настоящий.
   Морда осторожно в окошко  втянулась. Девки захныкали:  "А мы здесь  при
чем? Мы их не знаем, они  нас с  пляжа подвозят!"  А я стою так,  чтобы меня
дверью не достали, но и от окна недалеко.  Водитель на пистолет косится:  "А
ты чей? -- улыбку из себя выдавливает. -- Может, стрелочку забьем?"
   А машины по  шоссе  идут --  скорость прибавляют, на  нас  стараются не
смотреть. Бандиты, думают, разбираются, сейчас стрельба начнется.
   Я целюсь ему в ухо --  он  даже голову  в плечи втянул -- и говорю зло:
"Как  приедешь  в  город,  купи  себе  книжку  о  хороших  манерах и правила
дорожного движения!  Прочтешь  -- я тебя сам  найду. А теперь газуй с места,
чтоб покрышки визжали! Ну! Пошел!"
   И действительно, бодро газанул  -- только гравий из-под колес. Я  ручку
вытащил -- номер на руке записал, на всякий случай.
   К жене вернулся -- с ней истерика: "Они тебя  застрелить  могли! У тебя
газовый, а  у них наверняка настоящие!" Сел  за руль --  руки подрагивают. И
никак  не  могу  вспомнить,   как  первая  скорость   включается.  Вспомнил,
поехали...
   И пока до дому вез, все рыдала и  оглядывалась. А чего рыдать? Если нас
хотят в скотов превратить -- надо сопротивляться, а не триллерами торговать.
И кого в своей стране бояться? Придурков, которых всех в один день в асфальт
закатать  можно, если всем  миром  навалиться... А  мы все тридцать седьмому
году  удивляемся  --   как  это  люди   могли  допустить  такое,  почему  не
сопротивлялись...
   -- Ну и что бандиты? Не нашли тебя?
   -- А мы перед этим по лесной дорожке ехали -- номер низко висит, весь в
траве и глине -- там и не разглядишь ничего. А  вскоре мы ее  и  продали. --
Медведев молча управился с остывшими креветками.
   -- А что потом?
   -- Потом вдруг обнаружил, что телевизор вновь у меня в комнате стоит, и
я собираюсь в  Ельцина плюнуть --  он что-то про  Чечню врал... Такая злость
взяла, что ночами не спал.  Кругом ложь, беспредел,  враки! Все шкалы сбиты!
Либо покупай автомат и  становись народным мстителем, либо из страны уезжай,
чтобы не видеть всего этого. Месяц меня  ломало --  и  роман не идет, в душе
трещина,  и без дела не могу. Нет, думаю, стоп! Я  еще не пенсионер в теплых
ботах. Перебрался в город.  А деньги и связи уже были, стал единомышленников
искать. С кем я  только не встречался! И с церковниками, и с политиками, и с
депутатами,  и  с  городской властью. Даже  в Москву в  Госдуму к  знакомому
ездил. Это вообще мрак. Короче, пришел к выводу, что власть мне не изменить,
буду, что могу, сам делать.
   Присмотрел брошенный флигелек в  своем районе -- пошел в администрацию,
поговорил   обстоятельно:  дайте,  говорю,   в  аренду  лет  на  десять  под
некоммерческое издательство и культурный  центр. А подвал  я району верну --
пусть  там  пацаны  спортзал оборудуют: в  пинг-понг  играют, ринг поставят,
борцовский ковер... Вентиляция у  меня была  устроена  хорошая. --  Медведев
говорил  неторопливо,  обстоятельно,  и Оксана  нетерпеливо  кивала,  ожидая
продолжения. --  А  у жены дела все  хуже  шли: две  машины книг  по липовым
накладным вывезли, магазины плохо платить стали -- криминал в книжный бизнес
хлынул...
   Ладно, говорят  мне в исполкоме, составь программу, приложи ходатайство
от  авторитетных  людей  --  выставим  твою заявку  на  городскую  комиссию.
Претенденты на флигель есть, но мы тебя поддержим. Но ремонту там -- мама не
горюй. А я уже слазил, все посмотрел -- понравился мне флигелек. Там  и офис
сделать можно, и зал для мероприятий, и библиотеку для детей, чтобы писатели
перед ними выступали, и бильярдную на чердаке, и гостевую комнату, и книжный
складик в каретнике... А девиз у меня уже сложился: "Культурная экспансия на
утраченные  территории!" Я с этим флагом по  кабинетам и ходил. Не позволим,
дескать,  заменить нашего доброго Зайчика ихним Микки  Маусом.  И  еще один:
есть вещи поважнее, чем деньги! В шутку, конечно, но частенько употреблял. Я
не хотел, чтобы идеалом  моих детей и внуков стала огромная розовая задница.
-- Медведев  широко  развел  руками, изображая то, что имел  в виду. -- Я не
хотел, чтобы  моих детей  оскотинивали, навязывали  чужой  образ  жизни. Это
меня,  старика, как  говорится,  голой бабой  и "мерседесом"  не  купишь,  а
молодежь?  Они уже  и  русских  песен  не  знают, и  книг  не  читают,  одни
припевочки под чай "Липтон" помнят...
   Он допил остатки вина и  повертел бокал в руках. На набережной вспыхнул
свет, на асфальте появились желтые отблески.
   --  Короче, дали  мне помещение, и давай я самосвалами  мусор вывозить.
Двухэтажный флигелек на Васильевском, во дворе. С утра надеваю спецовку и --
на работу. Двоих халтурщиков нанял, самосвал.  Потом бревна привез, стропила
переложили, половые  лаги, узенькую сухую вагоночку с  комбината привез, сам
потолок  в мансарде обшил, сделал световой  люк в  крыше. Бывало, и  ночевал
там.  Подарил  книги  детским  библиотекам --  район с  ремонтом помог,  дал
штукатуров.  Сейчас  выпускаю книги  для  души,  устраиваю  вечера, диспуты,
литературные конкурсы, трясу спонсоров, работаю со школьниками...
   -- А в каком году это было? -- спросила Оксана
   -- В августе девяносто шестого.
   --  И мы приехали в Чехию в августе девяносто шестого! --  Она радостно
хлопнула его  по руке и помолчала. --  Надо  же... В одно время начали новую
жизнь! Ты в Питере, я в Чехии... И случайно повстречались на Родосе.
   -- И в один день улетаем. --  Медведев  проводил  взглядом официанта --
тот  тащил  с пляжа гладкое, как обсосанный леденец, полено для камина. -- А
могу я задать прямой вопрос героине своего будущего произведения? И получить
на него честный ответ?
   -- Задавай. Я никогда  не  вру. Подоврать  могу  -- если для дела надо.
Задавай.
   -- Что у тебя сейчас с мужем?  Вы расстались? Или временно разъехались?
Он в Праге, ты там...
   Оксана постучала пальцем по сигарете, сбивая пепел. Кивнула:
   --  Расстались. --  Она помолчала.  -- Тут такая история.  Мы же  перед
отъездом  все продали. Купить дом за тридцать тысяч долларов -- нам хватило.
А отец мне еще квартиру оставил -- я ее тоже продала.
   -- А отец жив?
   --   Умер.  Точнее,  его  не  стало.  Застрелился...  Потом  как-нибудь
расскажу.  -- Оксана беспокойно поправила  прическу.  --  Ну вот,  деньги, в
принципе, были,  но на дело -- за Виталика в академии надо платить, за дочку
надо платить -- там все образование платное. А муж ко мне пристал -- дай эти
деньги,  я  буду  в  Белоруссию машины  гонять, мне это  нравится.  Знаю эти
погонки... Мужики с одной машиной месяца три возятся  -- не продать. Живут в
Белоруссии и каждый день  на рынок, как на работу, ездят. Продадут  -- месяц
обмывают. Тут ни мужа, ни денег не увидишь. Я  ему не дала. -- Она  потупила
глаза и  стала похожа на  Барби,  которой надо признаться  маме, что это она
съела варенье.  Произнесла тихо: --  Он  со мной  спать перестал.  А потом в
общежитие в Прагу переехал...
   -- Н-да...  -- Медведев пошевелился  и сел поудобнее.  -- Не купил  мне
батька новую шапку, назло ему отморожу себе уши... --  Он осторожно взглянул
на нее. -- Жалеешь?..
   --  Муж, как  кольцо  на пальце,  -- сказала  она,  щурясь  на  золотой
треугольный  перстень. -- Вот оно! -- Да,  оно дорогое, оно мне  нравится, а
потеряла... и выяснилось, что  ничего страшного в жизни не произошло. Ушел и
ушел...  Я к нему  несколько  раз ездила, пыталась  встряхнуть, поставить на
ноги, думала, вернется... А ему хоть  бы хны -- завел себе чешку-буфетчицу и
живет с ней, на еду и выпивку хватает, больше ничего не надо...
   -- Хочешь еще чего-нибудь? -- не сразу спросил он. -- Вина, чаю, кофе?
   -- Нет, спасибо. -- Она неожиданно отстранилась и невинно посмотрела на
Медведева. -- Можно, я тебе тоже вопрос задам?
   -- Задавай.
   -- Ты часто влюбляешься? Только честно.
   -- Я вообще  никогда не  влюбляюсь, -- пожал плечами Медведев. -- С тех
пор, как женат.
   -- Что же, и налево не ходишь? -- Она подняла брови.
   -- Не хожу.
   -- Жену любишь?
   --  Люблю,  --  спокойно  признался  Медведев  и,  подозвав  официанта,
попросил счет.
   -- Я почему-то так сразу и подумала... -- Оксана достала портмоне. -- И
в книжке это заметно.
   --  Разве  это плохо? --  Он отодвинул  ее  портмоне. --  Убери.  Я  по
раздельности платить не научился и едва ли научусь...
   Он заглянул в счет и отсчитал деньги. Подошел официант и поставил перед
Оксаной  карликовую бутылочку красного  вина: "Презент!.. Заходите еще!"  Он
был полон любезности и внимания.