сле ненависти,  злобы,  разруши-
тельности текут из Адама сидящего в углу в своем кресле, я едва могу вы-
сидеть под испепеляющим телепатическим выплеском и по всей хате вся  эта
кармодиевская  яге,  в чемоданах,  это слишком - (хоть это и комедь,  мы
уговорились что это будет комедью позже) - мы говорим о другом - Адам ни
с того ни с сего снова перебрасывает ключи мне,  они приземляются мне на
колени, и вместо того чтобы покрутить их на пальчике (как бы раздумывая,
будто  лукавый канук вычисляет преимущества) я как мальчишка подскакиваю
и закидываю ключи обратно себе в карман прихихикнув  слегка,  чтоб  Адам
почувствовал  себя лучше,  а также чтобы произвести на Марду впечатление
своей "справедливостью" - но она этого так и не заметила,  она наблюдала
за чем-то другим - и вот теперь когда мир восстановлен я говорю "И в лю-
бом случае это Юрий виноват а вовсе не так как  говорит  Фрэнк  про  мои
неквалифицированные замыслы" - (эта тележка, эта тьма, то же самое как и
когда Адам в пророческом сне спускался по деревянным ступенькам увидеть-
ся с "Русским Патриархом", там тоже были тележки) - Поэтому в письме ко-
торое я пишу Марду отвечая ее красоте которую я пересказал, я делаю глу-
пые  сердитые  но  "претендующие на то чтобы быть справедливыми",  "быть
спокойными, глубокими, поэтичными" заявления, вроде: "Да, я разозлился и
швырнул ключи Адама ему же, потому что "дружба, восхищение, поэзия дрем-
лют в почтительной тайне" а невидимый мир слишком красив чтоб быть  при-
тянутым  к  суду  социальных реальностей," или какую-то подобную чушь на
которую Марду должно быть взглянула краем глаза -  письмо,  которое  как
предполагалось  будет  соответствовать теплоте ее письма,  ее уютненько-
му-в-октябре шедевру,  начинаясь с бессмысленного-если-вообще признания:
"Последний раз когда я писал любовную записку она оказалась полной чепу-
хой" (имелся в виду более ранний полуроманчик с Арленой Вольстеттер)  "и
я рад что ты честна," или что "у тебя честные глаза",  говорилось в сле-
дующем предложении - письмо должно было прийти в субботу утром чтоб  она
ощутила  мое теплое присутствие пока меня нет а я вывожу мою работящую и
заслужившую мамочку в ее кино где она бывает дважды каждые полгода и  за
покупками  на  Маркет-Стрит (старая работница-канучка абсолютно не осве-
домлена о расположении перемешанных улиц Сан-Франциско) но пришло долгое
время  спустя  после  того как мы с нею уже увиделись и было прочитано в
моем присутствии, и скучно - это не литературная жалоба, но то что долж-
но быть причинило Марду боль, отсутствие взаимности и глупость относяща-
яся к моим нападкам на Адама - "Чувак, ты не имел права орать на него, в
самом деле,  это его хата, его право" - а письмо одно большое оправдание
этого "права орать на Адама" а вовсе не ответ на ее любовные записки -
   Инцидент с ручной тележкой сам по себе неважен,  но то что я заметил,
что сожрали мой быстрый взгляд и голодная паранойя - жест Марду от кото-
рого у меня провалилось сердце несмотря даже на то что я сомневался  мо-
жет я и не видел ничего,  неправильно понял, как часто со мною бывает. -
Мы ввалились и взбежали наверх и  прыгнули  на  здоровенную  двуспальную
кровать разбудив Адама и вопя и ероша все на свете и Кармоди тоже присел
с краю как бы говоря "Ну же детки полно вам," просто куча в умат  пьяных
-  один раз в игре происходившей туда и сюда между всеми комнатами Марду
с Юрием очутились вместе на кушетке в гостиной,  куда я думаю мы хлопну-
лись все втроем - но я помчался в спальню еще за какими-то делами,  раз-
говорами,  вернувшись я увидел как Юрий знавший что я возвращаюсь  шлеп-
нулся  с  кушетки  на пол и не успел он сделать этого как Марду (которая
вероятно не знала что я возвращаюсь) дернула рукою за ним следом как  бы
говоря  ОХ  ТЫ  НЕГОДНИК как если б он перед тем как скатиться с кушетки
щекотал ее или как-нибудь игриво проказничал - я в первый раз заметил их
юношескую  игривость  в  которой  я по своей хмуроте и писательскости не
участвовал и по своей стариковости о которой постоянно себе твердил  "Ты
стар  ты  старый сукин сын тебе повезло что у тебя такая молоденькая ми-
лашка" (однако тем не менее в то же самое время замышляя,  как я это де-
лал уже три недели, избавиться от Марду, но так чтобы не ранить ее, даже
если возможно "чтоб она не заметила" дабы вернуться к более удобным  ре-
жимам жизни, типа скажем, сидеть дома всю неделю и писать и работать над
тремя романами чтобы заработать кучу денег и приезжать  в  город  только
затем  чтобы оттянуться если не видеть Марду так любая другая бикса сой-
дет,  такова была моя трехнедельная мысль и в самом деле энергия за этим
или  поверхность  за этим созданием Фантазии Ревности в сновидении Серой
Вины о Мире Вокруг Нашей Постели) - теперь я увидел как Марду отталкива-
ет  Юрия с таким ОХ ТЫ и содрогнулся от мысли что может быть что-то про-
исходит у меня за спиной - к тому же почувствовал  себя  предупрежденным
быстротой  и  немедленностью с которой Юрий услышал как я иду и скатился
оттуда но как бы виновато как я уже сказал после  каких-нибудь  шалостей
или  пощупав  каким-нибудь незаконным прикосновением Марду что заставило
ее надуть на него свои любовные пухлые губки и отпихнуть  его  и  совсем
как  дети.  -  Марду  была  совсем  как дитя я помню первую ночь когда я
встретил их с Жюльеном, сворачивая кропали на полу, она у него за спиной
сгорбившись,  я объяснял им почему ту неделю я не пью вообще (в то время
правда,  и благодаря событиям на пароходе в Нью-Йорке,  напугавшим меня,
сказав себе "Если будешь квасить так и дальше то сдохнешь ты уже даже на
простейшей работе удержаться не можешь," поэтому вернувшись во Фриско  и
совсем не киряя и все восклицали "О ты выглядишь чудесно"),  рассказывая
в ту первую ночь почти голова к голове с Марду и Жюльеном, они такие де-
ти в своих наивных ПОЧЕМУ когда я рассказывал им что больше не пью,  так
по-детски слушая мои объяснения про то как одна банка пива ведет ко вто-
рой, ко внезапным взрывам в кишках и к блесткам, к третьей банке, к чет-
вертой,  "А потом я срываюсь и киряю дни напролет и я конченый  человек,
типа,  я  боюсь что стал алкашом" и они по-детски и как другое поколение
ничего на это не говорят, но в почтении, любопытны - в том же самом кон-
такте с молодым Юрием вот здесь (ее лет) отпихивая его,  Ох Ты, на что я
в своем пьяном угаре не слишком-то обратил внимание,  и мы уснули, Марду
и я на полу,  Юрий на кушетке (так по-детски,  снисходительно,  смешно с
его стороны,  все это) - это первое проявление осознания тайн вины  рев-
ности к которым вел сон,  с самого времени тележки,  к той ночи когда мы
отправились к Бромбергу, к самой кошмарной из всех.
   Начавшись как обычно в Маске.
   Ночи начинающиеся так блестко ясно  с  надежды,  пошли  повидаемся  с
друзьями, всякие штуки, телефоны звонят, люди приходят и уходят, пальто,
шляпы, фразы, яркие рассказы, столичные возбуждения, пиво всем по кругу,
разговоры становятся все прекраснее,  все возбужденнее,  румянее, еще по
кругу,  полночный час,  еще позже, разрумянинившиеся счастливые лица те-
перь  дики и скоро уже покачивающийся кореш до дэй убаб трах дым гам пь-
яная ночная дурь приводящая в конце концов к тому как бармен, будто про-
видец у Элиота, ПОРА ЗАКРЫВАТЬСЯ - таким вот манером в большей или мень-
шей степени прибыв в Маску куда зашел пацан по имени Гарольд Сэнд,  слу-
чайный знакомец Марду еще по прошлому году,  молодой романист похожий на
Лесли Говарда у которого только что приняли рукопись и  который  поэтому
приобрел в моих глазах странную благодать которую мне хотелось поглотить
- заинтересовался им по тем же причинам что  и  Лавалиной,  литературная
алчность,  зависть - как обычно обращая следовательно меньше внимания на
Марду (за столиком) чем Юрий чье теперь непрерывное присутствие  с  нами
не возбуждало во мне подозрений,  чье нытье "Мне негде остановиться - ты
понимаешь Перспье что значит когда тебе негде даже писать? У меня нет ни
девчонок, ничего, Кармоди и Мурэд больше не позволят мне у себя останав-
ливаться,  это просто парочка старых кошек," не впитывалось в меня,  и к
этому  времени  единственным  моим замечанием Марду по поводу Юрия было,
после его ухода: "Он совсем как этот мексиканский жеребец что поднимает-
ся  сюда  и хапает твои последние сигареты," мы оба расхохотались потому
что когда бы она ни сидела на крутейшем подсосе,  бац,  кто-нибудь  кому
нужно  "перехватить" тут как тут - не то чтобы я хоть в малейшем называл
Юрия попрошайкой (я с ним был полегче именно вот на  этом  повороте,  по
очевидным  причинам).  -  (У нас с Юрием на той неделе в баре был долгий
разговор, за портвейном, он утверждал что всё поэзия, я пытался провести
обычное старое разграничение между стихом и прозой,  он сказал:  "Cсушай
Перспье ты веришь в свободу?  - тогда говори все что захочешь,  это поэ-
зия, поэзия, все это поэзия, великая проза это поэзия, великие стихи это
поэзия." - "Да" сказал я "но стихи это стихи а проза это проза." -  "Нет
нет"  завопил  он "это все поэзия." - "Ладно," сказал я,  "я верю что ты
веришь в свободу и возможно ты и прав, вкепай еще вина." И он прочел мне
свою  "лучшую строчку" в которой было что-то про "редкий ноктюрн" на что
я сказал что она звучит как стихи для маленького журнальчика и далеко не
самая лучшая у него - поскольку я уже видел у него кое-что гораздо лучше
про его крутое детство,  про кошек,  про матерей в водосточных  канавах,
про Иисуса шагающего в мусорной урне,  появляющегося воплощенным сияя на
воздуходувках трущобных многоэтажек или того что широко шагает через по-
лосы  света  - сумма всего что он мог сделать,  и делал,  хорошо - "Нет,
редкий ноктюрн не твое мясо," но он утверждал что это  замечательно,  "Я
бы  скорее  сказал  что это замечательно если б ты написал ее внезапно в
приливе момента." - "Но я так и сделал - это вылилось у меня из разума и
я швырнул его на бумагу,  звучит как будто это было спланировано заранее
но оно не было, только бах! в точности как ты говоришь, спонтанное виде-
ние!" - В чем я теперь сомневаюсь хоть то что его выражение "редкий нок-
тюрн" явилось ему спонтанно и заставило меня уважать  его  сильнее,  ка-
кая-то  фальшь  таилась  под  нашими винными воплями в салуне на Кирни.)
Юрий таскался со мною и Марду почти каждый вечер - как тень - и сам  бу-
дучи знаком с Сэндом еще раньше,  поэтому он,  на Сэнда,  войдя в Маску,
зардевшегося преуспевающего молодого автора но "иронично" выглядящего  и
с большой квитанцией за неположенную стоянку торчащей из-за лацкана пид-
жака,  набросилась с прожорливостью наша троица,  заставили сесть за наш
столик  -  заставили  разговаривать.  - За угол из Маски в 13 Патер куда
множество нас отправилось,  и по пути (напоминающем теперь то сильнее  а
то  с  намеками боли о той ночи с тележкой и об этом ОХ ТЫ Марду) Юрий и
Марду начинают бегать наперегонки,  толкаться пихаться, бороться на тро-
туаре  и в конце она хватает большой пустой картонный ящик и запускает в
него а он отшвыривает его обратно,  они снова как дети -  я  однако  иду
впереди  за беседой в серьезных тонах с Сэндом - он тоже положил глаз на
Марду - почему-то я не могу (по крайней мере не  пытался)  сообщить  ему
что  она моя любовь и мне было бы предпочтительней если б он не давил на
нее косяка так явно,  совсем как Джимми Лоуэлл, цветной моряк вдруг поз-
вонивший посреди попойки у Адама,  и приехавший, вместе с помощником ка-
питана скандинавом, глядя на меня и Марду вопросительно, спрашивая меня:
"Ты  делаешь  с нею ее секс?" а я отвечаю да и в ту ночь после сейшена в
Красном Барабане где Арт Блэйки наворачивал  как  полоумный  а  Телониус
Монк весь потел уводя за собою целое поколение своими локтевыми аккорда-
ми,  пожирая безумно банду глазами чтобы вести ее дальше за собой, монах
и святой бопа твердил я Юрию, ловкий острый хеповый Джимми Лоуэлл опира-
ется на меня и говорит "Я бы хотел сделать это с твоей чувихой," (как  в
былые дни Лерой и я всегда махались девчонками поэтому меня это не шоки-
рует), "ничего будет если я ее спрошу?" и я говорю "Она не такая девчон-
ка,  я уверен что она верит в то что один зараз лучше,  если ты ее спро-
сишь она тебе так и ответит чувак" (в то время еще не  чувствуя  никакой
боли ни ревности, это по случаю вечер перед Сном Ревности) - не способен
сообщить Лоуэллу что - что я хотел - чтобы она осталась - чтобы заикаясь
заикаясь  была моею - не будучи способным вот так вот выступить вперед и
сказать:  "Слушай это моя девчонка, что это ты мелешь, если хочешь попы-
таться  ее сделать,  тебе придется впутать и меня тоже,  ты же понимаешь
это папаша так же хорошо как и я." - Таким вот способом с жеребцом, ина-
че с вежливым вальяжным Сэндом очень интересным молодым человеком, типа:
"Сэнд,  Марду моя девушка и я бы предпочел,  и так далее" - но он на нее
положил глаз и причина по которой он остается с нами и идет за угол в 13
Патер, но именно Юрий начинает с нею бороться и придуряться посреди улиц
- и вот значит когда мы позже уходим из 13 Патера (лесбийский бар теперь
задрипан и ничего в нем нет,  а год назад там были ангелы в красных  ру-
башках прямиком из Жене и Джуны Барнза) я усаживаюсь на переднее сиденье
старенькой машины Сэнда,  он собирается по крайней мере отвезти нас  до-
мой,  я сажусь с ним рядом у рычага сцепления с целью лучше побеседовать
и в угаре своем вновь избегаю женскости Марду,  оставляя ей место сидеть
рядом со мной у переднего окна - вместо чего, не успев и плюхнуться сво-
ею попкой подле меня,  перескакивает через спинку и ныряет на заднее си-
денье к Юрию который там один, чтобы снова бороться и валять с ним дура-
ка и теперь уже с такой интенсивностью что я боюсь оглянуться и  увидеть
своими собственными глазами что происходит и как сон (тот сон что я объ-
явил всем и каждому и сделал из него такие проблемы и даже Юрию о  кото-
ром рассказал) сбывается.
   Мы подъезжаем к дверям Марду в Небесном Переулке и она выпимши теперь
говорит (Сэнд и я решили спьяну поехать в Лос-Альтос всей нашей кодлой и
вломиться  к  старине  Осипу  Бромбергу и гулеванить по-крупному дальше)
"Если вы едете к Бромбергу в Лос-Альтос то вы двое  вылезайте,  а  мы  с
Юрием  остаемся  тут"  - сердце мое оборвалось - упало так глубоко что я
взлорадовался услыхав это в первый раз и  подтверждение  этого  увенчало
меня и благословило меня.
   И я  подумал:  "Ну парень вот твой шанс избавиться от нее" (что я за-
мышлял уже три недели) но звук этих слов в моих собственных ушах  звучал
ужасно фальшиво, я не верил им, себе, больше.
   Но на  тротуаре  заходя  вовнутрь зардевшийся Юрий берет меня за руку
пока Марду с Сэндом поднимаются впереди по рыбьеголовой лестнице:  "Ссу-
шай, Лео я не хочу делать Марду вообще, она меня всего охомутала, я хочу
чтоб ты знал что я не хочу ее делать,  все чего мне хочется если ты туда
собираешься  это  поспать  на твоей кровати потому что завтра у меня от-
ветственная встреча." - Но теперь уже сам я ощущаю неохоту оставаться  в
Небесном Переулке на ночь потому что там будет Юрий, фактически подразу-
мевается что он уже как бы на кровати, будто бы уже приходится говорить:
"Слазь с кровати чтобы мы сами могли туда забраться, ступай ночевать вон
в то неудобное кресло." - Поэтому именно это больше чем что-либо  другое
(в  моей  усталости  и возрастающей мудрости и терпении) заставляет меня
согласиться с Сэндом (также неохотно) что мы с таким  же  успехом  можем
съездить в Лос-Альтос и разбудить старого доброго Бромберга,  и я обора-
чиваюсь к Марду со взглядом говорящим или предполагающим:  "Можешь оста-
ваться со своим Юрием сука" но она уже подцепила свою маленькую дорожную
корзинку или выходную сумку и засовывает туда мою зубную щетку  головную
щетку и свои пожитки и мысль заключается в том что мы едем втроем - и мы
выезжаем,  оставив Юрия в постели. - По дороге, где-то у Бэйшо в великой
шоссейно-фонарной ночи, которая теперь для меня не более чем одна сплош-
ная унылость и перспектива "выходных" у Бромберга как кошмар позорища, я
больше  этого вынести не могу и смотрю на Марду как только Сэнд вылезает
из машины купить гамбургов в забегаловке: "Ты перепрыгнула на заднее си-
денье к Юрию зачем ты это сделала?  и почему ты сказала что хочешь с ним
остаться?" - "Это была глупость с моей стороны,  я просто балдая  бэби."
Но я теперь смурно и больше не желаю верить ей - искусство кратко, жизнь
длинна - теперь во мне полным драконцветом  расцвело  чудовище  ревности
такое  же  зеленое как и в любом расхожем мультике поднимаясь в моем су-
ществе:  "Вы с Юрием играете вместе все время, это совсем как в сновиде-
нии о котором я тебе рассказывал, вот что ужасно - О я никогда больше не
стану верить в то что сны сбываются." - "Но бэби это все совсем не  так"
но  я  ей не верю - По одному ее виду могу сказать что она положила глаз
на вьюношу - вам не обмануть старого матроса который в возрасте шестнад-
цати  лет не успел еще даже сок стереться с его сердца Великим имперским
Всемирным Стирателем с Печальной Тряпкой влюбился в невозможную ветрени-
цу и обманщицу,  это я хвастаюсь - Мне так плохо что я не вытерплю, сво-
рачиваюсь калачиком на заднем сиденье,  один - они едут дальше,  и  Сэнд
уже  предвкусив  веселый уикэнд с болтологией теперь вдруг оказывается с
парочкой угрюмых возлюбленных тревожников,  на самом деле слышит обрывок
"Но  я  не  рассчитывала на то что ты так подумаешь бэби" столь очевидно
внимая своим разумом инциденту с Юрием -  оказывается  с  этой  парочкой
кисляев и вынужден ехать аж до самого Лос-Альтоса и поэтому так же креп-
ко стиснув зубы как и когда писал свой роман в полмиллиона слов  присту-
пает  к выполнению этой задачи и толкает машину сквозь всю ночь Полуост-
рова и дальше в рассвет.
   Прибыв домой к Бромбергу на серой заре,  поставив машину и позвонив в
звонок все втроем застенчиво а я-то уж и подавно - и Бромберг такой сра-
зу спускается,  тут же,  с одобрительным ревом "Лео я и не знал  что  вы
знакомы друг с другом" (имея в виду Сэнда,  которым Бромберг сильно вос-
хищался) и вот мы уже входим в безумную знаменитую кухню Бромберга  пить
кофе с ромом. - Вы бы сказали что Бромберг самый поразительный парень на
свете с короткими темными кучерявыми волосами типа хипушка Роксанна зап-
летала  ему  надо  лбом  маленьких  змеек с ленточками и с его огромными
действительно ангельскими глазами сияющими вращающимися,  большое болбо-
чущее чадо, великий гений трепа, на самом деле писал диссер и разные эс-
се и у него (чем и знаменит) величайшая из всех возможных личная библио-
тека в мире, прямо вот в этом самом доме, библиотека вследствие его эру-
диции а это к тому же никак не отражалось на его огромном доходе  -  дом
унаследован  от отца - к тому же неожиданно стал закадычным дружком Кар-
моди и уже собирался с ним вместе ехать в Перу,  они там врубались бы  в
индейских  мальчишек  и разговаривали на эту тему и беседовали бы об ис-
кусстве и навещали литературных знаменитостей и всякое  такое,  все  эти
темы  настолько  звенели у Марду в ухе (чудные культурные темы) в ее лю-
бовной истории со мной что к этому времени она уже приподустала-таки  от
культурных интонаций и причудливой выразительности,  от эмфатической ще-
голеватости выражения,  коей вращающий глазами экстатичный почти что су-
дорожный большой Бромберг чуть ли не сам непревзойденный мастер:  "О до-
рогой мой это такая очаровательная штука и я думаю гораздо ГОРАЗДО лучше
гасконского  перевода  хоть я и глубоко убежден что..." а Сэнд изображал
его ну в точности,  после какой-то недавней великой встречи и  взаимного
восхищения  - и вот значит оба они там в некогда для меня авантюрной се-
рой заре Метрополии Велико-Римского Фриско болтают о литературе и о  му-
зыкальных и художественных делах, кухня замусорена, Бромберг носится на-
верх (в пижаме) принести трехдюймовой толщины французское  издание  Же