чизме - такие испытания -
кратко я могу назвать два,  та ночь когда Ариаль Лавалина знаменитый мо-
лодой  писатель вдруг стоял в Маске а я сидел с Кармоди теперь тоже зна-
менитыми писателем в каком-то смысле только что приехавшим  из  Северной
Африки, Марду за углом у Данте рассекая взад и вперед по нашему всеобще-
му обыкновению, из бара в бар, и иногда она туда врывалась без спутников
повидать  Жюльенов и прочих - я заметил Лавалину и позвал его по имени и
тот подошел.  - Когда Марду зашла забрать меня и идти домой я  не  хотел
уходить, я уперся в то что это самое важное литературное событие, встре-
ча этих двоих (Кармоди замыслив со мною вместе за год до этого в  темном
Мехико  когда  мы жили нищо и битово а он торчал:  "Напиши письмо Ральфу
Лоури разузнай как мне повстречаться с этим вот симпатичным Ариалем  Ла-
валиной,  чувак,  посмотри  только на эту фотку сзади на Признании Рима,
ништяк какой а?" мои симпатии к  нему  в  этом  деле  будучи  личными  и
опять-таки  как  и  Бернард  тоже  гомик он был связан с легендой о моих
собственных крутых мозгах которые были моей РАБОТОЙ, этой всепоглощающей
работой,  поэтому написал письмо и все такое) но теперь вдруг (после ко-
нечно никакого ответа из Искии и иначе всяких сплетен  и  определенно  в
такой же степени хорошо для меня по крайней мере) он стоял там и я узнал
его с того вечера когда мы с ним встретились на балете в  Мете  когда  я
был  в  Нью-Йорке  в смоке в котором рассекал вместе со своим редактором
тоже в смокинге чтоб посмотреть на сверкающий ночной мир  Нью-Йорка  мир
литературы и острого ума, и Леон Даниллиан, вот я и заорал "Ариаль Лава-
лина! иди сюда!" что он и сделал. - Когда пришла Марду я зашептал ликую-
ще  "Это Ариаль Лавалина безумно правда!" - "Ага чувак только я хочу до-
мой." - А в те дни ее любовь означала для меня не больше чем  то  что  у
меня  была милая удобная собачонка бегающая за мною по пятам (совсем как
в моем подлинном скрытном мексиканском видении ее следующей за мною вниз
по  темным  глинобитным  улочкам трущоб Мехико на идущей со мною рядом а
следующей за мной, как индейская женщина) я лишь прикололся и сказал "Но
погоди,  ты иди домой и подожди меня,  я хочу врубиться в Ариаля а потом
сразу домой." - "Но бэби ты же говорил так прошлой ночью  и  опоздал  на
два  часа  и  ты не знаешь какую боль мне причиняет ждать." (Боль!) - "Я
знаю но посмотри," и поэтому я пошел с нею вокруг квартала дабы  убедить
ее, и пьяный как обычно в одном месте чтобы доказать что-то встал на го-
лову на мостовой Монтгомери или Клэй-Стрит и какие-то лохи проходили ми-
мо,  увидели это и сказали "Эт пральна" - наконец (она смеялась) засунув
ее в такси,  ехать домой,  ждать меня - вернувшись к Лавалине и  Кармоди
кого  ликующе и теперь в одиночку обратно в своем вселенском ночном под-
ростковом литературном видении мира, с носом прижатым к оконному стеклу:
"Вы только посмотрите сюда,  Кармоди и Лавалина, великий Ариаль Лавалина
хоть и не великий великий писатель как я однако такой  же  знаменитый  и
блистательный и т.  д. вместе в Маске и это я это устроил и все завязано
вместе,  миф дождливой ночи,  Мастер Псих,  Разбитая Дорога, возвращаясь
назад в 1949 и 1950 и все вещи великолепны замечательны Маска старых ко-
рок истории" - (вот мое чувство и я вхожу) и сажусь с ними и пью  дальше
- отправившись потом втроем в 13 Патер на лесбийскую точку по Колумбусу,
Кармоди,  улетевший,  оставил нас кайфовать и мы сидели там,  дальнейшее
пиво,  ужас  невыразимый  ужас меня самого внезапно обнаружившего в себе
нечто вроде возможно Уильяма Блейка или Сумасшедшей Джейн или  на  самом
деле Кристофера Смарта алкогольное унижение хватая и целуя руку Ариаля и
восклицая "О Ариаль дорогуша - ты будешь - ты так знаменит  -  ты  писал
так  хорошо - я помню тебя - что - " что бы там ни было а теперь невспо-
минаемо и пьяный угар,  и вот он такой хорошоизвестный и совершенно оче-
видно  гомосексуальный чистой воды,  мой ревущий мозг - мы идем к нему в
номер в каком-то отеле - Я просыпаюсь утром на тахте, наполненный первым
ужасным признанием факта: "Я не вернулся к Марду вообще" поэтому в такси
которое он для меня берет - я прошу пятьдесят центов но он дает мне дол-
лар  со  словами  "Ты мне должен доллар" и я вылетаю наружу и быстро иду
под горячим солнцем лицо все разломано от кира и врываюсь к ней в Небес-
ный  Переулок  как  раз когда она одевается идти к врачу.  - Ах грустная
Марду с темными глазками глядящими с болью и прождала всю ночь в  темной
постели и пьянющий мужик ухмыляется ей и я помчался вниз фактически сра-
зу же за двумя банками пива чтобы все поправить ("Оттащить страшных гон-
чих волос" сказал бы Старый Бык Баллон),  поэтому пока она омывалась пе-
ред тем как выйти я вопил и куролесил - уснул,  чтобы дождаться ее возв-
ращения,  которое  случилось  в конце дня просыпаясь лишь чтобы услышать
крик чистых детей в закоулках внизу - ужас  ужас,  и  решив:  "Напишу-ка
сразу письмо Лавалине," приложив к нему доллар и извиняясь за то что так
надрался и вел себя так что ввел его в заблуждение  -  Марду  вернулась,
никаких упреков,  только несколько чуть позже,  и дни катятся и минуют и
все-таки она прощает меня достаточно или смиренна  достаточно  вслед  за
падением  моей разбивающейся звезды фактически чтобы написать мне,  нес-
колько ночей спустя, вот это письмо:
   ДОРОГОЙ БЭБИ,  Разве не хорошо знать что зима подходит - поскольку мы
так  много жаловались на жару а теперь жара спала,  воцарилась прохлада,
ее можно было ощутить в сером воздушном стоке Небесного Переулка и в том
как выглядело небо и ночи с более волнистым посверкиванием в уличных фо-
нарях -
   - и что жизнь станет немножко поспокойнее - и ты будешь дома писать и
хорошо  кушать  и мы будем проводить приятные ночи обернутые друг вокруг
дружки - а ты сейчас дома отдохнувший и хорошо кушаешь потому что,  тебе
не следует слишком грустить -
   написано после,  одной  ночи,  в Маске с нею и только что прибывшим и
будущим врагом Юрием былым близким братушкой я вдруг сказал "Я  чувствую
себя невозможно грустно и типа я умру, что нам делать?" и Юрий предложил
"Позвони Сэму" что, в своей грусти, я и сделал, да так старательно, пос-
кольку иначе он не обратил бы внимания будучи газетчиком и молодым папой
и времени на приколы нет, но так старательно он принял нас, троицу, сра-
зу же пригласив,  из Маски, к себе на квартиру на Русском Холме, куда мы
пошли,  я напиваясь больше чем обычно, Сэм как всегда лупцуя меня и при-
говаривая "Беда с тобой, Перспье," и "У тебя на дне твоего склада гнилые
мешки," и "Вы кануки в натуре все похожи и я даже не верю что вы призна-
ете это когда помирать станете" - Марду наблюдала развлекаясь,  немножко
пила,  Сэм наконец,  как всегда свалился мертвецки,  но не  всамделишне,
мертвецки-желая,  на  маленький  низенький столик покрытый в фут высотой
пепельницами нагроможденными на три дюйма в высоту и напитками и всякими
кнюсями,  тресь, его жена, с младенцем только что из колыбельки, вздыхая
одними глазами - Юрий, который не пил а лишь наблюдал бусиноглазо, после
того  как сказал мне в первый же день по своем приезде:  "Знаешь Перспье
ты мне теперь в самом деле нравишься,  мне в самом деле хочется с  тобой
теперь общаться," что мне и следовало подозревать, в нем, как составляю-
щее новый вид зловещего интереса к невинности моих занятий,  которые су-
ществовали под именем, Марду -
   - потому что тебе не следует слишком грустить
   было лишь милым замечанием оброненным Марду сердчишко которой разбить
было очень легко про ту катастрофическую ужасную ночь - похожее на  при-
мер  2,  тот что следовал за Лавалиной,  ночь прекрасного мальчика фавна
бывшего в постели с Мики за два года до этого на великой порочной  дикой
пьянке  которую лично я организовал в те дни когда жил с Мики великолеп-
ной куколкой ревущей легендарной ночи,  увидев его  в  Маске,  и  будучи
вместе с Фрэнком Кармоди и всеми остальными, дергая его за рубашку, нас-
таивая чтобы он пошел за нами по другим барам, везде за нами ходил, Мар-
ду  наконец в расплыве и реве ночи вопя на меня "Или он или я черт побе-
ри," поскольку подземная помимо своего романа с Перспье но на самом деле
не  всерьез  (сама она обычно не пьяница а горькая пьяница теперь) - она
ушла, я слышал как она сказала "У нас всё" но никогда ни на миг не верил
в это и это было не так,  она вернулась потом, я увидел ее вновь, мы по-
качались вместе, в очередной раз я был негодным мальчишкой и вновь неле-
по  как  педик,  это снова меня обеспокоило проснувшись в сером Небесном
Переулке тем утром когда ревело пиво.  - Вот признания человека, который
не может пить. - И вот стало быть в ее письме говорилось:
   потому что тебе не следует слишком грустить - и я чувствую себя лучше
когда тебе хорошо -
   прощая, забывая все это печальное безрассудство когда все чего ей хо-
чется делать: "Я не хочу идти никуда пить и напиваться со всякими твоими
друзьями и продолжать ходить к Данте и видеть всех этих Жюльенов и  всех
остальных снова,  я хочу чтобы мы остались тихо дома,  послушали станцию
КПФА и почитали или что-нибудь еще, или сходили в кино, бэби мне нравит-
ся в кино,  на Маркет-Стрит,  мне в самом деле нравятся фильмы." - "Но я
ненавижу кино,  жизнь интереснее!" (еще один облом) - в ее милом  письме
дальше:
   Я полна странных чувств, переживая и перекраивая многое из старого
   - когда  ей было 14 или 13 может быть она прогуливала школу в Окленде
и садилась на паром ехала на Маркет-Стрит и проводила весь день в  одной
киношке,  бродя вокруг ловя глюки фантазий, заглядывая во все глаза, ма-
ленькая негритянская девочка скитающаяся по шаркающей беспокойной  улице
алкашей,  громил,  сэмов (4),  копов, шнырантов, безумная каша толпа там
оглядывает заглядывает везде сексуальноозабоченная толпа и все  это  под
серым дождиком прогульных дней - бедная Марду - "У меня бывали сексуаль-
ные фантазии страннейшего сорта, не половые акты с людьми а странные си-
туации  на которые я тратила целые часы чтобы понять что к чему пока гу-
ляла,  и мои оргазмы те немногие что у меня бывали наступали, потому что
я  никогда не мастурбировала и даже не знала как,  когда мне снилось что
мой отец или кто-то бросает меня, убегает от меня, я просыпалась с такой
смешной  конвульсией  и во мне было влажно,  в бедрах у меня,  и на Мар-
кет-Стрит так же по-другому и тревожные сны сплетенные из того что я ви-
дела  в  кино." - А я думал О сероэкранный гангстер коктейльный дождлив-
день ревущий выстрел спектральное бессмертие киношка-развлекаловка груда
шин черная-в-тумане Дикамерика но это сумасшедший мир!  - "Милая" (гром-
ко) "вот бы я мог увидеть как ты гуляешь по Маркету вот так вот - спорим
я  и ВИДЕЛ тебя - спорим видел - тебе было тринадцать а мне двадцать два
- 1944-й,  ага спорим я тебя видел, я был моряком, я там всегда бывал, я
знал все банды по всем барам..." Значит в ее письме говорится:
   переживая и перекраивая многое из старого
   вероятно переживая  те  дни  и фантазии,  и более ранние более грубые
ужасы дома в Окленде где ее тетка истерически била  ее  или  истерически
пыталась  а  ее сестры (хоть и время от времени нежность к младшей сест-
ренке типа обязательных поцелуйчиков перед сном и писанием друг у  друга
на спинах) третировали ее, и она бродя по улицам допоздна, глубоко в уг-
рюмыслях и мужчины пытались сделать ее, темные мужчины из темных дверных
проемов цветных кварталов - вот значит продолжая,
   и чувствуя холод и успокоение даже посреди моих дурных предчувствий и
страхов - которые ясные ночи утишают и обостряют и  делают  реальными  -
ощутимыми и тогда с ними легче справиться
   - сказано в самом деле с хорошеньким таким ритмом к тому же,  так что
я помню как восхищался ее разумностью даже тогда -  но  в  то  же  время
мрачнея  дома  за  своим столом благосостояния и думая:  "Но справляться
этим психоаналитическим справлянием,  она говорит как и все они, городс-
кой декадентский интеллектуальный тупиковый в причине и следствии анализ
и решение так называемых проблем вместо великой РАДОСТИ бытия и  воли  и
бесстрашия  -  разрыв  вот их восторг вот в чем ее беда,  она совсем как
Адам,  как Жюльен, как все они, боятся безумия, страх безумия преследует
ее - не Я Не Я ей-Богу" -
   Но к  чему я пишу все это тебе.  Но все чувства реальны и ты вероятно
различаешь или чувствуешь тоже то что я говорю и почему  мне  необходимо
написать это -
   - сантимент тайны и очарования - но, как я часто ей говорил, недоста-
точно деталей,  детали вот жизнь всего этого, я настаиваю, скажи все что
у тебя на уме,  не таи ничего, не анализируй или чего-то там еще вот как
у тебя катит,  высказывай:  "Вот (я теперь говорю при чтении письма) ти-
пичный пример - но ничего, она всего лишь девчонка - хм" -
   Мой образ тебя сейчас странен
   - Я вижу ветвь этого утверждения, она покачивается на дереве -
   Я ощущаю  отдаленность  от  тебя которую ты можешь почувствовать тоже
что рисует мне тебя теплым и дружелюбным
   и затем вставляет, помельче,
   (и любящим)
   чтобы устранить мое ощущение подавленности вероятно видя в письме  от
любимой  одно  лишь слово "дружелюбный" - но вся эта сложная фраза далее
усложняется тем фактом что она представлена в  первоначально  написанной
форме  под отметками и добавлениями переписывания,  что мне не так инте-
ресно, естественно - переписанное будучи
   Я ощущаю отдаленность от тебя которую ты  можешь  почувствовать  тоже
что рисует мне тебя теплым и дружелюбным (и любящим)
   - и  из-за тревог которые мы испытываем но о которых никогда на самом
деле не говорим, и похожих к тому
   же -
   часть коммуникации заставляющая меня внезапно  каким-то  величием  ее
пера ощутить жалость к себе,  видя себя как и ее потерянным в страдающем
невежественном море человеческой жизни чувствуя даль от нее кому следует
быть  ближе  всех  и  не зная (нет не на этом свете) почему отдаленность
вместо и есть это чувство,  мы оба сплетены и потеряны в нем, как в море
под водой -
   Я собираюсь спать чтоб видеть сны, чтобы проснуться
   - намеки  на  наши занятия записью снов или рассказыванием снов когда
просыпаешься, все в самом деле странные сны и (будущее покажет) дальней-
шая мозговая связь которую мы осуществили,  телепатируя образы совместно
закрытыми глазами, где это будет показано, все мысли встречаются в хрус-
тальной  жирондоли  вечности - Джим - все же мне к тому же нравится ритм
чтоб видеть сны,  чтобы проснуться,  и льщу себе у меня в  любом  случае
ритмичная девчонка, на моем метафизическом домашнем столе -
   У тебя  очень красивое лицо и мне нравится видеть его как я это делаю
сейчас -
   - отголоски того замечания нью-йоркской девицы а  теперь  исходит  от
робкой  покорной Марду не столь уж невероятно и я в действительности на-
чинаю охорашиваться и верить в это (О покорная бумага букв, О время ког-
да я сидел на бревне возле аэропорта Айдлуайлд в Нью-Йорке и наблюдал за
вертолетом снижавшимся с почтой и пока я смотрел я видел улыбку всех ан-
гелов  земных  что написали буквы упакованные в его грузовом отсеке,  их
улыбки, в особенности моей мамы, склоняющейся над милой бумагой и ручкой
чтобы  связаться  по  почте  со своей дочерью,  ангельская улыбка словно
улыбки работниц на фабриках,  всесветное блаженство ее и мужество и кра-
сота ее, признания коего факта мне не следует даже заслужить, относясь к
Марду так как я к ней относился) (О простите меня ангелы небес и земли -
даже Росс Валленстайн попадет на небеса) -
   Прости мне союзы и двойные инфинитивы и не сказанное
   - вновь я впечатлен и думаю,  она тоже там, впервые само-осознает пи-
сание письма писателю -
   Я не знаю на самом деле что я хотела сказать но я хочу чтобы  у  тебя
было несколько слов от меня утром в эту среду
   а почта  принесла  его только гораздо позже,  после того как я ее уже
увидел,  письмо утратило следовательно свое плотное воздействие на кото-
рое была надежда
   Мы как два зверька удирающие в темные теплые норки и переживающие на-
шу боль поодиночке
   - в это мгновение моя тупая фантазия о нас двоих (после того как  все
пьяницы мне осточертели и город осточертел) и появилась,  хижина посреди
лесов на Миссиссиппи со мною,  к чертям линчевателей, антипатии, поэтому
я написал в ответ: "Я надеюсь ты под этой строчкой имела в виду (зверьки
в темные теплые норки) ты окажешься той женщиной которая сможет в  самом
деле жить со мною в глубоком уединении лесов наконец и в то же время де-
лать блистательные Парижи (вот оно) и стареть  вместе  со  мной  в  моем
особнячке мира" (вдруг видя себя этаким Уильямом Блейком с кроткой женою
посреди Лондона ранним росистым утром,  Крэбб Робинсон входит с какой-то
еще  граверной  работой но Блейк блуждает в собственном видении Агнца за
столом с остатками завтрака).  - Ах прискорбная Марду и никогда ни мысли
о том что бьется у тебя во лбу, который мне следует целовать, боль твоей
собственной гордости, довольно 19-векового романтического общего трепа -
детали вот жизнь всего этого - (мужчина может вести себя глупо и превос-
ходственно и изображать большую шишку 19 столетия доминирующую над  жен-
щиной  но это ему не поможет когда дело близится к развязке - утрата ко-
торую дева вернет,  она таится в ее глазах, ее будущая победа и сила - с
его  же  губ мы не слышим ничего кроме "конечно же любви") - Ее заключи-
тельные слова прекрасный пастишпатисс, или пирожок, такого вот -
   Напиши мне что-нибудь Пожалуйста Пусть У Тебя Все Будет  Хорошо  Твой
Друк  <описка> И моя любовь И Ох <над какими-то навсегдасокрытыми вымар-
ками> <и множество крестиков означающих конечно поцелуи> И С  Любовью  К
Тебе МАРДУ
   <подчеркнуто>
   и самое жуткое,  самое странное,  центральнее всего - обведенное само
по себе,  слово, ПОЖАЛУЙСТА - ее последняя мольба о которой никто из нас
и  не  подозревал  - Отвечая на это письмо я сам тупой ерундою чушью со-
бачьей возникающей во мне из гнева после инцидента с тележкой.
   (И сегодня это письмо моя последняя надежда.)
   Инцидент с тележкой начался,  опять-таки как обычно, в Маске и у Дан-
те,  напиваясь,  я  зашел  увидеть Марду с работы,  мы были в пьянчужном
настроении,  по какой-то причине мне вдруг  захотелось  выпить  красного
бургундского вина которое пробовал с Фрэнком и Адамом и Юрием в предыду-
щее воскресенье - еще одним,  и первым, достойным упоминания инцидентом,
был  -  но вот где собака зарыта - СОН.  Ох распроклятый сон!  В котором
видна ручная тележка, и все остальное напророченное. Это тоже после ночи
сурового пьянства, ночи мальчика-фавна в красной рубашке - где все после
разумеется говорили "Ты свалял дурака,  Лео,  у тебя и так уже на  Пляже
репутация гомика,  дергающего всем известных пидаров за подолы рубашек."
- "Но я же всего лишь хотел чтобы ты в него  врубился."  -  "Все  равно"
(Адам) "на самом деле." - А Фрэнк:  "Ты действительно зарабатываешь себе
жуткую репутацию." - Я:  "Мне плевать,  помните 1948 год когда Сильвестр
Штраус этот голубой композитор разозлился на меня за то что не хотел ид-
ти с ним в постель потому что он прочел мой роман и подверг его, он орал
на меня:  "Я про тебя все знаю и про твою ужасную репутацию." - "Что?" -
"Ты и этот твой Сэм Веддер шляетесь по всему Пляжу,  снимаете моряков  и
даете  им  ширево а он их делает только затем чтобы кусаться,  я про вас
все слышал." - "Да где ты слышал эту  фантастическую  галиматью?"  -  ты
знаешь эту историю, Фрэнк." - "Мне следовало вообразить" (Фрэнк смеется)
"что со всем тем что ты делаешь прямо здесь в Маске,  пьяный,  при всех,
если  б  я тебя не знал то поклялся бы что ты самый психованный и крутой
пинч на свете" (типичное кармодиевское высказывание) а Адам "Это в самом
деле  так" - После ночи мальчика в красной рубашке,  пьянющий,  я спал с
Марду и у меня был страшнейший кошмар,  хуже некуда,  там были все, весь
мир  собрался вокруг нашей