чного я (в самом деле) выкурив пару косячков я чувствовал
себя принужденным расстегнуть на лишнюю пуговицу и тем показать свою за-
горелую, волосатую грудь - что должно быть было ей отвратительно - в лю-
бом случае она и глазом не повела,  и говорила мало и тихо - и была сос-
редоточена на Жюльене который сидел на корточках спиною к ней  -  а  она
слушала  и  мурлыкала  смеясь  в общем разговоре - в основном разговором
заправляли О'Хара и громогласный Белуа и тот  интеллигентный  авантюрист
Роб а я, слишком молчаливый, слушавший, врубавшийся, но в чайном тщесла-
вии то и дело вставлявший "совершенные" (как я  думал)  реплики  которые
были "слишком уж совершенны" но для Адама Мурэда знавшего меня все время
ясное свидетельство моего почтения и слушания и уважения  фактически  ко
всей компании,  а для них этот новый тип вставлявший свои реплики только
чтобы показать собственную хиповость - все ужасно,  и неискупимо. - Хотя
в  самом начале,  перед затяжками,  которые передавались по кругу по-ин-
дейски,  у меня было определенное ощущение того что я могу сблизиться  с
Марду вовлечься и сделать ее в эту же самую первую ночь, то есть сняться
с нею одной хотя бы только на кофе но с затяжками заставившими меня  мо-
литься истово и в серьезнейшей потаенности дабы вернулось мое дозатяжеч-
ное "здравомыслие" я стал крайне несамоуверенным,  начал  слишком  лебе-
зить,  положительно уверенный что не нравлюсь ей, ненавидя себя за это -
вспоминая теперь первую ночь когда я встретил свою любовь Ники Питерс  в
1948-м на хате у Адама Мурэда в (тогда еще) Филлморе,  я стоял незаинте-
ресованный и пил пиво в кухне как всегда (а  дома  яростно  работая  над
громаднейшим романом,  безумный,  ненормальный,  уверенный, молодой, та-
лантливый как никогда больше) когда она показала на профиль моей тени на
бледно-зеленой стене и сказала: "Как прекрасен твой профиль," что приве-
ло меня в такое замешательство и (как и чай) придало  несамоуверенности,
внимания, я стал пытаться "начать ее сделать", действовать таким образом
который по ее почти гипнотическому внушению привел теперь к первым пред-
варительным изысканиям типа гордость против гордости и красоты или бито-
вость или чувствительность против глупой невротической нервозности  фал-
лического типа,  постоянно осознающего собственный фаллос, свою башню, а
женщин колодцами - собака-то вот где зарыта, но человек слетел с резьбы,
неуспокоенный,  да  и  теперь уже не 1948 а 1953 с четкими отстраненными
поколениями а я на пять лет старше,  или моложе, и надо чтобы получилось
(или  же  получать женщин) в новом стиле и избавиться от нервозности - в
любом случае я бросил сознательно пытаться сделать  Марду  и  угомонился
решив  всю  ночь  врубаться в замечательную новую озадачивающую компанию
подземных которых Адам открыл и дал им имя на Пляже.
   Но изначально Марду действительно зависела только от самой себя и бы-
ла  независима  объявляя что никого не желает,  не хочет ни с кем ничего
общего, закончив (после меня) тем же - что нынче в холодной проклинающей
ночи я чувствую в воздухе,  это ее объявление,  и что ее маленькие зубки
больше не мои а вероятно враг мой  упивается  ими  и  обращается  с  нею
по-садистски  как  она  вероятно  и  любит  и как не обращался с нею я -
убийство витает в воздухе - и тот блеклый угол где сияет лампа,  и  вих-
рятся ветры,  бумага,  туман,  я вижу великое обескураженное лицо самого
себя и моя так называемая любовь никнет в переулке,  не  годится  -  как
прежде  это были меланхоличные сникания в горячих креслах,  усугубленные
фазами луны (хотя сегодня великолепная осенняя ночь  полнолуния)  -  там
где тогда,  прежде,  это было признанием нужды моего возвращения ко все-
мирной любви как должно великому писателю,  типа  какого-нибудь  Лютера,
какого-нибудь Вагнера,  теперь от этой теплой мысли о величии зябко веет
холодом - ибо и величие умирает - ах и кто только сказал что я велик - и
предположим кто-то был великим писателем, тайным Шекспиром ночью под по-
душкой? или в самом деле так - стихотворение Бодлера не стоит его скорби
-  его  скорби  (Это  Марду в конце концов сказала мне:  "Я бы предпочла
счастливого человека несчастливым стихам которые он нам оставил," с  чем
я  согласен а я Бодлер,  и люблю свою смуглую любовницу и тоже склонялся
ей на живот и слушал перекаты внутри) - но мне следовало бы понять по ее
первоначальному объявлению независимости чтобы поверить в искренность ее
отвращения к вовлеченности, вместо того чтобы бросаться на нее как будто
и  поскольку  я  фактически хотел чтобы мне стало больно и желал "истер-
зать" себя - еще одним терзаньем больше и они задвинут синюю  крышку,  и
мой  ящик  плюхнется парень - ибо теперь смерть гнет свои крыла над моим
окном,  я ее вижу, я ее слышу, я чую ее запах, я вижу ее в вялом висенье
моих  рубашек  которым  больше  не суждено быть ношенными,  ново-старых,
стильно-старомодных,  галстуки подвешенные змееподобно которыми  я  даже
уже и не пользуюсь, новые одеяла для осенних мирных постелей теперь кор-
чатся порывами коек в море себяубийства - утраты - ненависти -  паранойи
- это в ее личико я желал проникнуть, и проник...
   В то утро когда вечеринка достигла своей высшей точки я был в спальне
у Ларри вновь любуясь красным светом и вспоминая ту ночь когда у нас там
была  Мики нас трое,  Адам и Ларри и я сам,  и у нас был бенни и большая
сексуальная кутерьма сама по себе слишком поразительная,  чтобы ее можно
было описать - когда вбежал Ларри и сказал:  "Чувак ты собираешься с нею
сегодня это сделать?" - "Мне бы конечно хотелось - Не знаю..." - "Ну чу-
вак так ты разберись,  времени-то немного осталось,  что это с тобой та-
кое,  мы притаскиваем всех этих людей в дом и подогреваем всех этих чаем
и  теперь  все мое пиво из ледника,  чувак надо что-то с этого получить,
займись-ка..." "О, тебе она нравится?" - "Мне вообще кто угодно нравится
если  уж  на  то пошло чувак - но я имею в виду,  в конце концов." - Что
привело меня к краткой натужной неудачной свежей  попытке,  к  какому-то
виду,  взгляду, реплике, сидя рядом с нею в углу, я сдался и на рассвете
она подорвала с остальными которые все пошли пить кофе и я пошел туда же
с  Адамом  чтобы  увидеть ее вновь (следом за компанией вниз по лестнице
пять минут спустя) и они там были а ее не было,  предаваясь  независимым
темным  размышлениям,  она  свалила к себе в душную квартирку в Небесном
Переулке на Телеграфном Холме.
   Поэтому я отправился домой и несколько дней в  сексуальных  фантазиях
там была она,  ее темные ноги,  шлепанцы, темные глаза, мягкое маленькое
коричневое лицо, скулы и губы как у Риты Сэвидж, крохотная скрытная бли-
зость  и каким-то образом теперь мягко змеиное очарование как и подобает
маленькой худенькой смуглой женщине любящей одеваться в темное, в бедную
битовую подземную одежду...
   Несколько ночей  спустя  Адам  со мстительной улыбкой объявил мне что
столкнулся с нею на Третьей Улице в автобусе и они пошли к нему  погово-
рить и выпить и у них произошел большой долгий разговор который по-Леро-
евски завершился кульминацией когда Адам сидел голышом и читал китайскую
поэзию и передавал ей кропалик и закончилось все в постели: "А она очень
ласковая, Боже, как она обхватывает вдруг тебя руками как бы ни по какой
другой  причине  кроме  чистой внезапной нежности." -"Ты собираешься это
сделать?  закрутить с нею связь?" - "Ну дай мне теперь - на самом деле я
тебе  скажу - она это всё и немало не в себе - она сейчас лечится,  оче-
видно очень серьезно поехала притом совсем  недавно,  там  что-то  из-за
Жюльена, лечилась но виду не подавала, садится или ложится читать или же
просто ничего не делает а смотрит в потолок весь день  напролет  у  себя
там,  восемнадцать долларов в месяц в своем Небесном Переулке, получает,
очевидно, какое-то пособие, завязанное каким-то образом ее докторами или
кем-то еще на ее нетрудоспособность или что-то типа этого - постоянно об
этом говорит и на самом деле слишком чрезмерна на мой вкус - очевидно  у
нее  настоящие  галлюцинации про монахинь в приюте где она выросла и она
их видит и чувствует настоящую угрозу - и другие вещи к тому  же,  вроде
ощущения того,  что она принимает мусор хотя мусор она никогда не пробо-
вала а только знала наркотов," - "Жюльена?" - "Жюльен двигается  мусором
когда  только  может а это нечасто поскольку у него нет денег а стать он
как бы хочет настоящим наркотом - но в любом случае у нее были глюки что
она  не  торчит как надо в контакте а на самом деле ее кто-то или что-то
как-то тайно подсаживает,  люди идущие за нею по улицам,  скажем, полная
чума  - и для меня это чересчур - и в конце концов то что она негритянка
я не хочу впутываться с потрохами." - "Она хорошенькая?" - "Она прекрас-
на  - но у меня не получается." - "Но парень я в натуре врубаюсь как она
выглядит и все такое прочее." - "Ну ладно чувак тогда у тебя получится -
вали туда,  я дам тебе адрес,  или еще лучше когда, я приглашу ее сюда и
мы поговорим, ты можешь попробовать если захочешь но хоть у меня и горя-
чее  чувство  в  сексуальном смысле и все такое к ней я на самом деле не
хочу углубляться в нее дальше не только по всем этим причинам но и нако-
нец, самая большая, если я теперь завяжусь с девчонкой то хочу быть пос-
тоянным типа постоянно и всерьез и надолго а с нею я так не могу." -  "Я
бы хотел долго постоянно и так далее." - "Ну поглядим."
   Он сообщил мне в какой вечер она придет немного перекусить тем что он
ей приготовит поэтому я там тоже был,  курил чай в красной  гостиной,  с
зажженной тусклой красной лампочкой,  и зашла она выглядела так же но на
мне теперь была простая синяя шелковая спортивная рубашка и модные штаны
и  я откинулся на спинку четко чтоб напустить на себя сдержанность наде-
ясь что она это заметит с результатом,  когда дама вошла в гостиную я не
поднялся.
   Пока они ели в кухне я делал вид что читаю.  Я делал вид что не обра-
щаю ни малейшего внимания. Мы вышли прогуляться втроем и к этому времени
все вместе уже стремились перебить друг друга как трое добрых друзей ко-
торые хотят войти внутрь друг друга и высказать все что у них  на  душе,
дружеское  соперничество - мы пошли в Красный Барабан послушать джаз ко-
торым в ту ночь был Чарли Паркер с Гондурасом  Джонсом  на  барабанах  и
другие интересные,  вероятно Роджер Белуа тоже, кого я теперь хотел уви-
деть,  и то возбуждение мягконочного санфранцисского бопа в  воздухе  но
полностью  в прохладном сладком безнапряжном Пляже - поэтому мы на самом
деле бежали, от Адама с Телеграфного Холма, вниз по белой улочке под фо-
нарями, бежали, прыгали, выпендривались, веселились - испытывали ликова-
ние и что-то пульсировало и мне было приятно что она может ходить так же
быстро  как и мы - милая худенькая сильная маленькая красавица чтоб рас-
секать с нею вдоль по улице притом такая ослепительная что все  оборачи-
ваются  посмотреть,  странный  бородатый  Адам,  темная Марду в странных
брючках, и я, здоровый ликующий громила.
   И вот мы оказались в Красном Барабане, столик заставленный пивом нес-
колькими то есть и все банды то вваливались то вываливались,  платя дол-
лар с четвертью у двери,  маленький с-понтом-хиповый хорек продавал  там
билеты,  Пэдди Кордаван вплыл внутрь как было предсказано (большой длин-
ный светловолосый типа тормозного кондуктора подземный с Восточного  Ва-
шингтона  похожий  на  ковбоя в джинсах зашедшего на дикую поколенческую
пьянку всю в дыму и безумии и я завопил "Пэдди Кордаван?" и "Ага?" и  он
подвалил  к нам) - все сидели вместе,  интересными компаниями за разными
столиками,  Жюльен,  Роксанна (женщина 25  лет  пророчествующая  будущий
стиль  Америки короткими почти под машинку но с кудряшками черными змея-
щимися волосами, змеящейся походкой, бледным бледным торчковым анемичным
личиком а мы говорим торчковое когда как бы когда-то выразился Достоевс-
кий?  если не аскетичное или святое? но ни в малейшей степени? но холод-
ное  бледное фанатичное лицо холодной голубой девушки и одетой в мужскую
белую но с манжетами расстегнутыми развязанными у пуговиц так что я пом-
ню  как она перегибалась разговаривая с кем-то после того как прокралась
по танцплощадке с текучими плечами в поводу, согнувшись поговорить держа
в  руке короткий бычок и аккуратное резкое движение каким она стряхивала
с него пепел но вновь и вновь длинными длинными ногтями в дюйм длиной  и
тоже восточными и змееобразными) - компании всевозможнейшие, и Росс Вал-
ленстайн, толпа, и наверху на эстраде Птица Паркер с торжественными гла-
зами  которого  довольно-таки  недавно заметелили и он теперь вернулся в
какой-то мертвый в смысле бопа Фриско но только что обнаружил или же ему
рассказали про Красный Барабан, банду великого нового поколения завываю-
щую и собирающуюся там, поэтому вот он на сцене, изучал их этими глазами
пока выдувал свои теперь-уже-упорядоченные-в-размеренный-рисунок "сумас-
шедшие" ноты - громыхающие барабаны,  высокий потолок - Адам  ради  меня
исполнительно отчалил около 11 часов с тем чтобы лечь спать и отправить-
ся утром на работу,  после краткой вылазки с Пэдди и мной наскоро  хлеб-
нуть десятицентового пива в ревевшей Пантере, где Пэдди и я во время на-
шего первого разговора и хохота поборолись на локотках  -  теперь  Марду
отвалила со мной,  ликующеглазая, между отделениями, выпить пивка, но по
ее настоянию в Маске вместо здесь где оно было по пятнадцать центов, а у
нее самой было лишь несколько пенни и мы пошли туда и начали самозабвен-
но разговаривать и внутри у нас все зазвенело и запело от пива и вот те-
перь стало начало - вернувшись в Красный Барабан на следующее отделение,
услышать Птицу, который как я видел отчетливо врубался в Марду несколько
раз  и в меня самого тоже прямо в глаза глядя мол действительно ли я тот
великий писатель каким считаю себя как будто знал мои недостатки и амби-
ции или помнил меня по другим ночным клубам и другим побережьям, по иным
Чикагам - не вызывающий взгляд а король и  основатель  боп-поколения  по
крайней  мере  его  звука врубаясь в свою аудиторию врубавшийся в глаза,
тайные глаза на-него-смотрящие,  пока он просто складывал губы и  пускай
работают великие легкие и бессмертные пальцы, глаза его отдельны и заин-
тересованны и человечны, добрейший джазовый музыкант что только мог быть
будучи и следовательно естественно величайший - наблюдая за Марду и мной
во младенчестве нашей любви и вероятно удивляясь почему,  или  зная  что
долго она не продлится,  или видя кому именно станет больно, как теперь,
очевидно,  но еще не совсем, это была Марду чьи глаза сияли в мою сторо-
ну,  хотя  знать  я не мог и не знаю в точности теперь - если не считать
одного факта,  по пути домой, сейшак окончен пиво в Маске выпито мы пое-
хали  домой на автобусе по Третьей Улице печально сквозь ночь и бьющиеся
мигающие неонки и когда я неожиданно склонился над нею прокричать что-то
дальше  (в  ее  тайное я как позже призналась) ее сердце скакнуло почуяв
"сладость моего дыхания" (цитата) и неожиданно она  почти  что  полюбила
меня - я не знал этого, когда мы нашли русскую темную грустную дверь Не-
бесного Переулка огромные железные ворота заскрежетали по тротуару когда
я потянул, внутренности вонючих мусорных баков печально-приваленных друг
к другу,  рыбьи головы,  коты,  затем сам Переулок, мой первый взгляд на
него (долгая история и огромность его в моей душе,  как в 1951 году рас-
секая со своей тетрадью для зарисовок диким октябрьским вечером когда  я
обнаруживал собственную пишущую душу наконец я увидел подземного Виктора
который приехал в Большой Сюр как-то раз на мотоцикле,  по слухам на нем
же уехал на Аляску,  с маленькой подземной цыпочкой Дори Киль,  вон он в
размашистом иисусовом пальто направляется на север в Небесный Переулок в
свою берлогу и я некоторое время шел за ним, дивясь Небесному Переулку и
всем тем долгим разговорам что у меня были много лет с людьми типа  Мака
Джоунза про тайну, молчание подземных, "городскими Торо" Мак называл их,
как из Альфреда Казина в лекциях в нью-йоркской Новой Школе там на  Вос-
токе  где он замечал по поводу того что всех студентов Уитмен интересует
с точки зрения сексуальной революции а Торо с  созерцательно-мистической
и  антиматериалистической если не с экзистенциалистской или какой-то там
еще точки зрения,  Пьер-Мелвилловская придурь и чудо этого, темные бито-
вые джутовые одежонки,  истории которые слышишь про великих теноров зад-
вигающихся мусором у разбитых окон и начинающих дуть в свои  дудки,  или
про  великих  молодых  поэтов  с бородами лежащих в торче в Руо-подобных
святейших неведомостях,  Небесный Переулок знаменитый Небесный  Переулок
где  они все в то или иное время полоумные подземные жили,  как например
Альфред и его гнусненькая женушка прямиком из петербургских трущоб  Дос-
тоевского вы бы решили но в действительности американская потерянная бо-
родатая идеалистичная - вся эта штука в любом случае),  увидя его  впер-
вые,  но с Марду, стирка развешена над двором, на самом деле задний двор
большого многоквартирного дома на 20 семей с эркерами,  стирка развешана
и в разгар дня великая симфония итальянских мамаш, детишек, отцов финне-
ганствующих и вопящих со стремянок,  запахи,  кошки мяукают, мексиканцы,
музыка изо всех приемников болеро ли это мексиканцев или итальянский те-
нор спагеттиглотов или же громкие внезапно врубленные по  КПЕА  симфонии
Вивальди клавесинные исполнения для интеллектуалов бум блэм грандиозней-
ший звук всего этого который я потом приходил слушать целое лето оберну-
тый  руками  моей  любви  - входя туда сейчас,  и поднимаясь по узенькой
затхлой лесенке будто в развалюхе, и ее дверь.
   Замышляя я потребовал чтобы мы потанцевали - прежде она была  голодна
поэтому  я  предложил  и мы действительно зашли купить яичного фуянга на
Джексоне и Кирни и теперь она его разогрела (позднее признание  что  она
терпеть  его не может хоть это одно из самых моих любимых блюд и типично
для моего последующего поведения которое я уже насильно запихивал  ей  в
горло то что она в подземной кручине хотела выстрадать одна если и вооб-
ще),  ах. - Танцуя, я выключил свет, и вот, в темноте, танцуя, поцеловал
ее - это было головокружительно, кружась в танце, начало, обычное начало
влюбленных целующихся стоя в темной комнате комната  разумеется  женщины
мужчина  сплошные  умыслы - закончив потом в диких плясках она у меня на
колене или на бедре пока я вращаю ее вокруг откинувшись назад для равно-
весия  а  она  вокруг  моей  шеи своими руками что стали разогревать так
сильно того меня что потом было только жарко...
   И довольно скоро я узнал что у  нее  нет  веры  и  неоткуда  взять  -
мать-негритянка  умерла  ради рождения ее - неведомый отец чероки-полук-
ровка сезонник приходивший бывало швыряя изодранные башмаки через  серые
равнины  осени  в  черном  сомбреро и розовом шарфе присев на корточки у
костров с горячими собаками запуливая тару из-под токая  в  ночь  "Йяа-а
Калехико!"
   Скор нырнуть,  куснуть,  погасить свет, спрятать лицо от стыда, полю-
бить ее грандиозно из-за нехватки любви целый год почти что и нужды тол-
кающей вниз - наши маленькие соглашения в темноте,  всамделишние не-сле-
довало-об-этом-говорить - ибо это она потом сказала "Мужчины  такие  су-
масшедшие,  они хотят сущности, женщина и есть сущность, вот она прямо у
них в руках а они срываются прочь возводя большие абстрактные  конструк-
ции" - "Ты имеешь в виду что им следует просто остаться дома с этой сущ-
ностью,  то есть валяться под деревом весь день с женщиной но Марду  это
ведь моя старая телега, прелестная мысль, я ни разу не слышал ее лучшего
выражения и никогда не мечтал." - "Вместо этого они срываются и затевают
большие  войны  и рассматривают женщин как награды а не как человеческих
существ,  что ж чувак я может и прямо в середине всего этого дерьма но я
определенно  не  жел