ая рука. Это была Маллебре.
     --  Привет,  господин ученый! -- произнесла  она  красивым  вибрирующим
контральто и смиренно посмотрела ему в глаза. -- Позвольте познакомить вас с
моим мужем. Он приехал сегодня.
     -- Какой приятный сюрприз! -- сказал Хагедорн  и поклонился элегантному
господину с черными усами и утомленным взглядом.
     -- Я наслышан  о вас, --  сказал господин фон Маллебре. -- Вы -- притча
во языцех этого сезона. Мое почтение!
     Хагедорн  быстро  распрощался  и  пошел к Хильде,  которая ждала  его у
деревянной лестницы.
     -- Еще одна поклонница? -- спросила она. Он пожал плечами.
     -- Она хотела,  чтобы я ее спас, -- сообщил он. -- Страдает хронической
приспособляемостью.  Так как  ее последние любовники были  натуры более  или
менее поверхностные, то она решилась на  радикальное лечение,  боясь, что ее
богатая  духовная  жизнь  захиреет,  оставшись  без  присмотра.  Она  хотела
прильнуть к полноценному человеку.  И этим человеком должен  был  быть я. Но
тут появился супруг!
     Они пересекли дорогу, ведущую  к  станции. Только что прибыла следующая
кабина. Первой из пассажиров вылезла бременская блондинка госпожа Каспариус.
Засунув руки в карманы, она энергично зашагала к отелю. Вслед за ней с двумя
парами лыж пыхтел Ленц из Кельна.
     Встретив Хагедорна и Хильду, она зло посмотрела на них и крикнула:
     -- Господин кандидат! Как поживают ваши киски? Передайте им привет!
     Делая гигантские шаги, она скрылась в отеле.
     Хильдегард  молча шла  рядом с  Фрицем. Когда за поворотом  дороги  они
оказались одни, она спросила:
     -- Эта нахальная особа  тоже  хотела быть спасенной? Сердце у Хагедорна
запрыгало: она уже ревнует, подумал он и сказал:
     -- Нет, у нее были другие планы. Она  заявила, что мы молоды, цветущи и
здоровы.  Такое  обязывает.  Платонические  предисловия  следует  свести  до
минимума.
     -- А что было с кошками?
     -- Несколько дней назад ко мне в дверь постучали. Я сказал: "Войдите!",
так  как думал,  что это Эдуард. Но вошла госпожа Каспариус. Она улеглась на
роскошный персидский ковер и стала играть с котятами. Потом пришел Эдуард, и
она удалилась. Ее зовут Гортензией.
     -- Вот это да, -- сказала Хильда. -- Мне кажется, господин кандидат, за
вами надо присматривать. Иначе вы наделаете глупостей.
     Он безутешно кивнул.
     -- Но этого больше не повторится. Я хочу  сказать, Эдуард присматривает
за мной.
     --  Эдуард? -- насмешливо спросила она. -- Он недостаточно строг. Кроме
того, эта задача не для мужчины!
     -- Как вы правы! -- воскликнул он. -- Но кто еще возьмет это на себя?
     -- Попробуйте-ка поместить объявление, --  предложила она. -- Требуется
бонна!
     -- Няня-студентка, -- поправил он добросовестно. -- На полном пансионе.
Ласковое обращение гарантировано.
     --  Вот именно! --  разозлилась  она. --  Не  моложе шестидесяти лет! С
разрешением на ношение оружия!
     Она сошла с дороги и затопала по снежной целине, ругаясь  про  себя. Он
старался не отставать. Один раз Хильда обернулась.
     --  Что  смеетесь!  --  крикнула  она  гневно. --  Вы распутник!  --  И
заспешила дальше.
     -- Сейчас же остановитесь! -- приказал он.
     В это мгновение она провалилась в  снег по  пояс.  На ее лице отразился
испуг. Она задрыгала ногами, но погрузилась еще глубже. Со стороны казалось,
будто она тонет. Хагедорн поспешил на помощь.
     -- Хватайтесь за мою руку! -- с тревогой сказал он. -- Я вас вытащу!
     Она замотала головой.
     -- Посмейте только! Я не из тех, кто просит,  чтобы их спасали. -- В ее
глазах стояли слезы.
     Но его уже  нельзя было остановить. Он нагнулся, схватил ее, вытащил из
занесенной снегом ямы, прижал к себе и поцеловал в губы.
     --  Негодяй!  Каналья!  Мошенник!  Торговец  женщинами!   --  едва   не
задохнувшись, выпалила она. И  возвратила  ему  поцелуй. Без вычета. Сначала
она  молотила  кулачками  его  по  плечам.  Потом  кулачки  разжались.  Зато
закрылись, постепенно, ее глаза. На ее длинных темных ресницах еще виднелись
слезинки.

     -- Ну, как впечатления? -- спросил Шульце, когда они вернулись.
     -- Это неописуемо, -- ответил Хагедорн.
     --  Да, да, --  согласился  Кессельгут.  -- Глетчеры,  перевалы,  белые
просторы -- куда ни глянь! Никакими словами не выразишь.
     --  Особенно белые  просторы!  -- подтвердил  молодой  человек.  Хильда
строго посмотрела на него.
     В это время проснулась  тетя Юлечка. Ее лицо покраснело  от загара. Она
зевнула и протерла глаза. Хильда, усевшись, сказала:
     -- Фриц, иди! Рядом со мной есть место. Тетю словно током подбросило.
     -- Что случилось?
     -- Ничего необычайного, -- сказала девушка.
     -- Но ты же говоришь ему "ты"! -- воскликнула тетя.
     -- Я ничуть не обижаюсь на вашу племянницу, -- заметил Хагедорн.
     -- Он мне тоже тыкает! -- сказала Хильда.
     -- Дело в том, --  объяснил Фриц, --  что мы  с Хильдой решили говорить
друг другу "ты" ближайшие пятьдесят лет.
     -- А потом? -- спросила тетя Юлечка.
     -- Потом мы разведемся, -- сказала племянница.
     -- Сердечные поздравления! -- радостно воскликнул Кессельгут.
     Пока тетя жадно ловила воздух, Шульце спросил:
     -- Милая фройляйн, у вас случайно есть какие-либо родственники?
     --  С вашего разрешения,  -- заявила  девушка. --  Случайно  располагаю
отцом.
     Хагедорн воспользовался этим и спросил: V -- Он хотя бы симпатичный?
     -- С  ним можно ладить, -- сказала  Хильда. -- К счастью, у него  очень
много недостатков. Это вконец подорвало его отцовский авторитет.
     --  Ну а  если он меня на дух не примет? -- с  тревогой спросил молодой
человек. -- Может, ему  хочется, чтобы ты  вышла за директора банка. Или  за
ветеринарного  врача,  живущего по  соседству.  Или  за  школьного  учителя,
напротив которого он  каждое утро сидит в трамвае. Так уже бывало в жизни. А
когда он узнает, что у меня даже нет работы!
     -- Работу ты  найдешь, --  утешила его  Хильда. --  Если же он и  потом
будет  возражать,  мы перестанем  здороваться с  ним на улице. А этого он не
выносит.
     --  Или  мы  сделаем  его  как  можно  быстрее десятикратным  дедом, --
задумчиво  предложил Фриц. --  И  сунем  весь десяток внучат в его  почтовый
ящик. Это всегда действует.
     Тетя Юлечка разинула рот и заткнула уши.
     -- Вот это правильно! --  сказал Шульце. --  Вы  его  одолеете, старого
черта, не сомневаюсь!
     Кессельгут предостерегающе поднял руку.
     -- Вам не следует, господин Шульце, так нелестно отзываться о господине
Шульце!
     Для тети Юлечки это было уже слишком. Она подня-  * лась и сказала, что
хочет вернуться в Брукбойрен.
     -- Но канатной дорогой я не поеду!
     -- Пешком  дорога  еще опаснее, --  сказал Хагедорн. -- Да и займет она
четыре часа.
     -- Тогда я останусь  здесь и дождусь весны,  --  категорически  заявила
тетя.
     --  Но  я  уже купил всем  обратные билеты,  -- сказал  Кессельгут.  --
Неужели ваш придется выбросить?
     Тетя Юлечка  боролась с собой. Это было захватывающее  зрелище. Наконец
она сказала:
     --  Ну  тогда,  конечно,  другое дело.  И  первой  зашагала к  станции.
Бережливость рождает героев.

Глава семнадцатая
НАДЕЖДЫ И ПЛАНЫ

     После  обеда, когда  пожилые  дамы и господа решили немного вздремнуть,
Хильда  с  Фрицем  отправились в лес. Они  шли, взявшись за  руки. Время  от
времени они переглядывались  с улыбкой.  Иногда, остановившись, целовались и
нежно гладили друг друга по волосам. Иногда играли в салки. Но чаще молчали.
Им  хотелось  обнять каждую встречную ель.  Счастье  навалилось  на их плечи
сладостным грузом.
     Фриц сказал задумчиво:
     -- Ведь  мы,  собственно, два  довольно  умных существа. Я,  во  всяком
случае, принимаю  это за  истину.  Почему тогда мы ведем себя так же нелепо,
как другие  влюбленные?  Держимся  за  ручки.  Бродим и  скачем на безлюдной
природе. Нам  хочется  откусить друг  другу носы. Разве это  не глупо? Прошу
вас, фройляйн, высказать свое мнение, не обязательно авторитетное.
     Хильда скрестила руки на груди, трижды поклонилась и сказала:
     --  О  великий  султан,  позволь  твоей  весьма  недостойной   служанке
заметить, что ум в любовном  концерте  народов  еще никогда не  играл первую
скрипку.
     -- Встаньте, драгоценная графиня! -- воскликнул  он с пафосом, хотя она
не стояла на  коленях. -- Встаньте!  Кто  настолько  умен, что знает пределы
ума, тот заслужил награду. Отныне назначаю вас моей камер-фрейлиной!
     Она сделала книксен.
     -- Я так тронута, ваше величество, что сейчас заплачу,  и позвольте мне
искупаться в моих слезах.
     -- Быть посему! -- объявил он по-королевски. -- Только не простудитесь!
     --  Ни  в коем  случае, мэтр,  --  сказала она. -- Температура пролитых
слезинок  обычно  колеблется  между  двадцатью  шестью  и двадцатью  восемью
градусами по Цельсию.
     -- Так и быть! -- воскликнул он. -- А когда вы  приступите к исполнению
служебных обязанностей при моем дворе?
     -- Когда захочешь, -- ответила она и  принялась танцевать,  несмотря на
горные  ботинки.  --  Это  --  умирающий лебедь, -- пояснила она.  --  Прошу
обратить особое внимание на мою длинную шею.
     -- Продолжайте, -- сказал он. -- Вечером я за вами приду.
     Он повернулся и  пошел. Она, с притворным  страхом, рыдая,  кинулась за
ним. Он взял ее за руку и сказал:
     -- Глупышка!
     --  Но  лебедь  же  умер, --  сказала  она  прерывистым голосом.  --  А
оставаться одной в лесу с такой большой мертвой птицей -- ой-ой-ой!
     Он  дал ей шлепка,  и  они  продолжили  путь. Через  некоторое время он
перешел на серьезный тон.
     -- Сколько я должен  зарабатывать, чтобы мы могли пожениться? Ты любишь
шикарную жизнь? Сколько стоило кольцо, что у тебя на пальце?
     -- Две тысячи марок.
     -- Ничего себе! -- воскликнул он.
     -- Но это же хорошо, -- сказала она. -- Мы можем его заложить!
     --  Я  тебя  сейчас  выпорю!  Мы  будем жить не за  счет  того,  что ты
заложишь, а тем,••что я заработаю.
     Она уперла руки в бока.
     -- Ага! Тебя только это устроит! Противный эгоист! Все мужчины эгоисты.
Я читала об этом в  книге "Деньги на хозяйственные расходы и  моногамия". Вы
коварные мелочные существа, бр-р! -- Она отряхнулась, как мокрый  пудель. --
На  это кольцо  мы  прожили  бы  четыре  месяца! В трехкомнатной квартире  с
освещением  отраженным  светом!  С центральным  отоплением  и  лифтом. А  по
воскресеньям мы сидели бы у окна и глядели на улицу. Но нет! Хочешь  держать
меня на поводке и дрессировать как несмышленую девчонку  до старости. Я тебе
не девчонка!
     -- А кто же? -- осмелился он усомниться.
     -- Я выброшу дурацкое кольцо в снег! -- крикнула она и сделала это.
     Потом  они  на  четвереньках ползали вокруг, роясь  в снегу. Наконец он
нашел кольцо.
     -- Ага! -- воскликнула она.  -- Теперь  оно твое! Он надел кольцо ей на
палец и сказал:
     -- Я одалживаю его тебе до поры до времени. -- Помолчав, он спросил: --
Итак, ты полагаешь, что нам хватит пятьсот марок в месяц?
     -- Ясно.
     -- А если буду получать меньше?
     -- Значит, обойдемся меньшим,  -- убежденно сказала она. -- Ты придаешь
деньгам  слишком важное значение, Фриц. На худой конец, займем у моего отца.
Чтоб он знал, для чего на свете живет.
     -- Ты сумасбродка, -- сказал  он. -- Ничего не понимаешь в деньгах. А в
мужчинах и того меньше. Да  будь  твой отец персидским шахом,  я ни гроша не
возьму у него даром.
     Она поднялась на цыпочки и прошептала ему на ухо:
     -- Милый, но мой отец вовсе не персидский шах!
     -- Вот так-то, -- сказал он. -- Убедилась еще раз, что я всегда прав?
     -- Ты упрямая  башка, --  возразила она. --  В наказание  тебе  малышка
Хильдегард упадет в глубокий обморок. -- Она выпрямилась, плашмя упала в его
распростертые объятия и, украдкой поглядев сквозь опущенные ресницы, сложила
губы дудочкой. (Не для того, чтобы свистнуть.)

     Тем  временем пожилые господа успешно  вздремнули. Иоганн  по служебной
лестнице  поднялся  на  шестой  этаж,  принес  цветы,  ящичек  сигар,  новые
бритвенные  лезвия,  а  также  фиолетовые  брюки тайного  советника Тоблера,
которые он отутюжил.
     -- А я ищу их как дурак, -- сказал Тоблер Иоганну, шагая по натопленной
мансарде в подштанниках. --  Уже собрался  было идти  на файф-о-клок в таком
виде!
     --  Пока  вы  спали, я  унес  брюки  из  вашей комнаты. Вид у  них  был
скандальный, -- сказал Иоганн.
     -- Главное, что они вам сейчас нравятся, -- сказал Тоблер, одеваясь.
     Иоганн почистил его пиджак и ботинки. Затем они пошли вниз и  по дороге
постучали в номер фрау Кункель. Тетя Юлечка, нарядная, выпорхнула в коридор.
     -- Да вы накрасились! -- заметил Иоганн.
     -- Самую чуточку, -- сказала она. -- А то  не укладываешься  ни в какие
рамки. Нельзя же нам все время ходить гурьбой,  как бродяги! Господин тайный
советник, я привезла вам парочку костюмов. Не хотите ли наконец переодеться?
Сегодня утром, когда мы были на горе, я слышала ужасные замечания  по вашему
адресу.
     -- Замолчите, Кункель! -- приказал Тоблер. -- Мне все равно.
     --  Какой-то  господин в роговых очках сказал:  "Если  его  поставить в
огороде, все птицы улетят!" А одна дама...
     -- Попридержите язык! -- проворчал Иоганн.
     --   Дама  сказала:  "Общество  туристов  должно  усыплять  подобных  и
отправлять домой".
     -- Грубая баба! -- сказал тайный советник. -- Но таковы люди.
     Потом они выпили кофе  в холле. Фрау Кункель  ела  торт  и смотрела  на
танцующих. Мужчины читали газеты и курили черные сигары.
     Неожиданно к их столику подошел бой и сказал:
     -- Господин Шульце, сходите к господину швейцару! Тоблер, погруженный в
чтение газеты, сказал:
     -- Иоганн, узнайте, что ему надо!
     -- Ужас как охота, -- прошептал Кессельгут. -- Но дело не пойдет.
     Тайный советник отложил газету в сторону.
     -- Действительно не  пойдет. -- Он посмотрел  на боя. -- Передайте  ему
привет и скажите, что я читаю газету. Если господину швейцару что-то от меня
надо, пусть придет сюда.
     Бой  скорчил  придурковатую гримасу  и удалился.  Тайный советник снова
взял газету. Кункель и Иоганн с любопытством смотрели в сторону швейцарской.
Вскоре явился дядюшка Польтер.
     --  Я  слышал,  что  вы очень  заняты,  --  мрачно  сказал  он.  Тоблер
равнодушно кивнул, продолжая читать.
     -- Сколько это может длиться? -- спросил швейцар, багровея.
     -- Трудно сказать, -- ответил Тоблер. -- Я только начал передовицу.
     Швейцар уже вспотел.
     -- Дирекция отеля просит вас о небольшой любезно-
     -- О, наконец мне можно почистить трубу?
     --  Надо  часа три  подежурить  на  лыжном  складе.  Пока  не  вернутся
последние лыжники. Зепп сегодня не может.
     -- У него корь? -- спросил Шульце. -- Заразился от мальчика рассыльной?
     Швейцар скрипнул зубами.
     --Дело не в причине. Можно на вас рассчитывать?
     Шульце покачал головой. Казалось, он сожалеет, что вынужден отказаться.
     --  Сегодня  не хочется. Может  быть, в другой раз.  Госпожа Каспариус,
сидевшая за соседним столиком, вытянула шею. Все вокруг навострили уши.
     Дядюшка Польтер понизил голос.
     -- Это ваше последнее слово?
     --  Да, именно  так,  --заверил его  Шульце.  --  Вы  знаете,  с  каким
пониманием я отношусь к явной нехватке персонала в вашем отеле. Но сегодня у
меня неважное настроение. Кажется, барометр падает. А я метеочувствительный.
До свидания!
     Швейцар подошел на шаг ближе.
     -- Следуйте за мной! -- скомандовал он  и положил руку на плечо Шульце.
-- И пошевеливайтесь!
     Но тут Шульце повернулся и энергично ударил швейцара по пальцам.
     -- Немедленно уберите руку с моего костюма! -- сказал он угрожающе.  --
Предупреждаю вас, что я человек вспыльчивый.
     Швейцар сжал кулаки. Он дышал со свистом,  как чайник, достигший  точки
кипения.
     -- Мы еще поговорим, -- сказал он всего лишь. И ушел,
     За соседними столиками оживленно шептались. Глаза бременской  блондинки
ядовито сверкали.
     -- Надо было  вмазать ему, -- сказала тетя Юлечка. -- Всякий раз одно и
то же, господин тайный советник. Вы слишком добродушны.
     -- Тихо! -- шепнул Тоблер. -- Дети идут.
     Когда Хагедорн  переодевался к ужину, лифтер принес ему заказное письмо
и  с  поклоном  от  швейцара  несколько  иностранных  почтовых  марок.  Фриц
расписался в получении.
     Затем  вскрыл конверт. Кто это ему послал заказное письмо в Брукбойрен?
Читая,  он  споткнулся о край ковра  и плюхнулся на  диван  между  играющими
котятами. Потом повернул конверт. Оттуда выпал листок бумаги. Чек на пятьсот
марок! Он запустил руку в волосы.
     Один котенок,  взобравшись на его плечо, терся  мордочкой о  его ухо  и
мурлыкал. Фриц поднялся,  держась  за  стол, потому  что  у  него  кружилась
голова,  и  медленно  подошел  к  окну.  Внизу  виднелся  заснеженный  парк,
зеркальный  лед катка, лыжный склад с  белой крышей  и  несколько, вероятно,
забытых шезлонгов. Ничего из этого Фриц не видел.
     Котенок, боязливо  цепляясь когтями за синий пиджак, выгнул спину. Фриц
ходил  взад-вперед  по комнате. Котенок  жалобно  замяукал. Фриц  снял его с
плеча, посадил  на  курительный столик и продолжал ходить. Затем взял чек  и
письмо и произнес вслух: -- Все кончено!  -- Ничего  более подходящего он не
придумал.
     Внезапно  он выбежал  из номера. В коридоре  он встретился с горничной.
Она с улыбкой взглянула на него, поздоровалась и сказала:
     -- Господин кандидат нарочно не повязал галстук? Хагедорн остановился.
     -- Как вы сказали? Ах так. Нет. Спасибо.
     Он  вернулся  в номер  и стал насвистывать.  Через  некоторое время он,
оставив дверь открытой, спустился к швейцару и попросил телеграфный бланк.
     -- Извините, господин кандидат. Вы умышленно не повязали галстук?
     --  Как  так? -- удивился  Хагедорн.  -- Я  же  из-за этого  специально
вернулся  в номер! --  Он потрогал воротник  сорочки и покачал головой. -- В
самом деле! Ладно, сначала отправим телеграмму.
     Он взял бланк и написал адрес: "Мясная лавка Ку-хенбуха, Шарлоттенбург,
Моммзенштрассе, 7".  Затем текст: "Позвоню  вторник  десять часов тчк Вызови
мать к телефону тчк Будет приятное сообщение Фриц Хагедорн".
     Он протянул заполненный бланк швейцару.
     --  Если  моя  матушка  получит телеграмму, она подумает, что я попал в
лавину. Поэтому я адресовал мяснику, по соседству. Он человек добрый.
     Швейцар вежливо кивнул,  хотя ничего  не  понял.  Хагедорн направился в
столовую.  Все уже сидели за  ужином.  Он пожелал приятного аппетита и занял
свое место.
     -- Вы намеренно не повязали галстук? -- спросила
     тетя Юлечка.
     -- Прошу снисхождения, -- ответил он. -- У меня сегодня заскок.
     -- С  чего это, мой мальчик?  -- осведомился Шульце.  Хагедорн постучал
ложкой по бокалу.
     -- Знаете, что случилось? Меня приняли на работу!  Приступаю  с первого
числа  следующего месяца! Жалованье -- восемьсот марок! С ума сойти! Эдуард,
а ты не получил письма? Нет? Значит, еще получишь. Не сомневайся! Мне пишут,
что в будущем нам двоим предстоит встречаться на  работе!  Ты  рад, старина?
Все-таки  жизнь хороша! --  Он  посмотрел на  владельца пароходной  компании
Иоганна Кессельгута. -- Благодарю вас за все! Я так  счастлив! -- Он  потряс
руку опрятно одетому старому господину. -- Эдуард, ты тоже его поблагодари!
     Шульце засмеялся.
     -- Ах да. Чуть не забыл. Большое вам спасибо! Кессельгут смущенно ерзал
на стуле. Тетя Юлечка,
     ничего не понимая,  переводила взгляд  с одного  на  другого.  Хагедорн
вынул из кармана чек на пятьсот марок и положил рядом с тарелкой Хильды.
     --  Особая  гратификация! Ну  и  фирма,  друзья  мои! Еще  мизинцем  не
пошевелил, и уже пятьсот марок! Вот это благородств