и возникают новые недоразумения.)
     Пока  Кессельгут  надевал смокинг,  а Шульце под самой крышей  выгребал
пожитки из корзины, Хагедорн в блеске своего синего  костюма сидел  в холле,
курил сигарету (одну  из тех, что  дал ему  на дорогу  квартирант Франке)  и
морщил лоб  в размышлениях.  Ему было  не по себе. Если  бы на него смотрели
косо, он чувствовал бы себя  лучше. К  плохому  обращению  Хагедорн привык и
знал, как защищаться. Но такое? Он был похож на ежа, которого никто не хочет
дразнить. Он  нервничал. Почему люди  ни с того ни  с  сего вели себя  столь
противоестественно?  Если бы вдруг  взлетели вверх столы и  стулья вместе со
швейцаром,  это удивило  бы Хагедорна куда  меньше. Он подумал: поскорее  бы
пришел  старик  Шульце.  С  ним  хоть  знаешь что  к чему!  Но в  холле пока
появлялись другие лица. Ужин близился к концу.
     Госпожа  Каспариус, оставив  десерт нетронутым, поспешно  выкатилась из
столовой.
     -- Противная особа, -- сказала Маллебре.
     Барон  Келлер,  занятый  компотом,  поднял  голову, нечаянно  проглотил
вишневую косточку и вытаращил глаза, словно пытаясь заглянуть внутрь себя.
     -- В каком отношении? -- спросил он.
     -- Знаете, почему Каспариус так быстро поела?
     -- Возможно,  проголодалась,  -- заметил  он  мягко.  Фон Маллебре  зло
рассмеялась.
     -- А вы не особенно наблюдательны.
     -- Знаю, -- ответил барон.
     -- Она хочет захватить миллионерчика, -- сказала Маллебре.
     --  В самом  деле? -- спросил  Келлер. --  Только потому,  что он плохо
одет?
     -- Она находит это романтичным.
     -- Это  называется романтикой? -- спросил  он.  --  Тогда  я согласен с
вами: госпожа Каспариус действительно противная особа.
     Минуту спустя он засмеялся.
     -- Что такое? -- спросила Маллебре.
     --  Несмотря на мою общеизвестную  ненаблюдательность, я заметил, что и
вы очень быстро едите.
     -- У меня разыгрался аппетит, -- заявила она сердито.
     -- Я даже знаю на что, -- сказал он.

     Госпожа Каспариус, шикарная  блондинка из Бремена, достигла своей цели.
Она  сидела  за  столиком   рядом  с  Хагедорном.  Дядюшка  Польтер  изредка
поглядывал в их сторону, и его взор излучал отеческое благословение.
     Хагедорн молчал, а госпожа Каспариус живописала сигарную фабрику своего
мужа. Она упомянула, ради полноты изложения, что  господин Каспариус остался
в Бремене, чтобы посвятить себя табаку и присмотру за двумя детьми.
     --  Вы  позволите  мне вставить  словечко?  --  скромно спросил молодой
человек.
     -- Пожалуйста!
     -- У вас в номере есть сиамские кошки?
     Она обеспокоенно посмотрела на него.
     -- Или другие твари? -- спросил он еще.
     Она засмеялась.
     -- Будем надеяться, что нет!
     -- Я имею в виду собак или моржей. Или морских свинок. Или бабочек.
     -- Нет, господин кандидат, -- ответила она. -- Сожалею. В моем номере я
единственное живое существо. Вы живете тоже на четвертом?
     -- Нет, -- сказал он.  --  Я  хочу только знать, почему у меня в номере
завелись три сиамские кошки.
     -- Можно взглянуть  на ваших  зверюшек?  --  спросила она. -- Я  больше
всего люблю кисок. Они такие ласковые и в то же время совсем дикие. Какое-то
волнующее сочетание противоположностей. Вы не находите?
     -- У меня мало опыта с кошками, -- сказал он неосторожно.
     Ее глаза сделались фиалковыми, и она заворковала грудным голосом:
     -- Тогда берегитесь, господин ученый. Я -- кошка.
     К счастью, госпожа фон Маллебре и барон Келлер сели за соседний столик.
А  через  несколько   минут  Хагедорн  очутился  в  громкоголосом  окружении
сгорающих от любопытства гостей отеля.
     Госпожа Каспариус нагнулась к нему:
     -- Боже, какой шум! Пойдемте! Покажите мне ваших кисок!
     Такая прыть была ему внове.
     -- Думаю, что они уже спят, -- сказал он.
     -- Мы их  не потревожим, -- сказала она. -- Мы будем тихо-тихо.  Обещаю
вам.
     Подошел   кельнер    и    протянул   ему   записку.    Текст    гласил:
"Нижеподписавшийся, имеющий отношение к концерну Тоблера, желает встретиться
с   господином  Хагедорном  в  баре  на  несколько  минут  для  переговоров.
Кессельгут".
     Молодой человек поднялся.
     --  Извините, пожалуйста, --  сказал он  госпоже Каспариус. -- Со  мной
хочет поговорить человек, который может  оказаться для  меня очень полезным.
Удивительный отель! -- Поклонившись, он ушел.
     Красивое лицо госпожи Каспариус светилось незатухающей полуулыбкой.
     Госпожа  фон Маллебре  не  дала себя  провести.  От  удовлетворения она
впилась пальцами в подлокотник кресла, однака промахнулась и ущипнула барона
за руку.
     -- Это обязательно, почтеннейшая? -- спросил тот с легким стоном.

     Кессельгут напомнил сначала, что они с Хагедорном прибыли в гранд-отель
вместе, и поздравил  с первым призом  конкурса.  Затем он пригласил молодого
человека на рюмку джина. Они уселись в углу.
     У  стойки  на  табуретах  сидели  брат  и  сестра  Мареки  с  индийским
колониальным офицером Салливаном, пили виски и разговаривали на английском.
     На  диване крайне малой вместимости кое-как уселась супружеская пара из
Саксонии.   Остальные   посетители   бара  имели   удовольствие  слушать  их
гнусаво-неразборчивый  сердечный  дуэт. (Саксонский  диалект,  известно, как
никакой  другой  подходит для выражения нежных  чувств.)  Даже бармен Джонни
утратил сдержанность и осклабился. Потом, нагнувшись над ледницей, стал  без
всякой  нужды  колоть  лед.  Служащему  отеля   не   положено  смеяться  над
постояльцами.
     -- Если сравнить немецкий  язык со зданием,  -- заметил Хагедорн, -- то
можно сказать, что в Саксонии протекла крыша."
     Кессельгут улыбнулся, заказал еще две рюмки джина и сказал:
     -- Буду  откровенным,  господин кандидат. Хочу вас спросить, могу ли  я
быть вам полезным. Извините за прямоту, пожалуйста.
     -- Я не щепетилен, -- ответил молодой человек. -- Было бы здорово, если
бы вы мне помогли. Помощь нужна. --  Он отпил глоток. -- Приятная штука. Да,
я  уже  несколько  лет безработный.  Директор  фирмы  "Путцбланк",  когда  я
справился  у  него  о  рабочем   месте,   пожелал  мне  хорошо  отдохнуть  в
Брукбойрене. Хотел бы я знать, от какого переутомления мне надо отдохнуть! Я
хочу  работать, работать до седьмого пота! И получать хоть малость  денег! А
вместо этого я помогаю моей матери проедать ее жалкую пенсию. Ужас!
     Кессельгут ласково посмотрел на него.
     -- У концерна Тоблера кроме "Путцбланк"  есть другие заводы., -- сказал
он. -- И не только заводы. Вы Специалист по рекламе?
     --  Да!  --  ответил Хагедорн.  -- И  уверяю  вас, не из  худших,  если
позволите.
     Кессельгут кивнул:
     -- Позволяю!
     -- Что  вы скажете  о  таком варианте? -- оживился молодой  человек. --
Сегодня  вечером пошлю матери вторую открытку, То,  что  я  доехал  целым  и
невредимым, я ей уже  сообщил, Она  запакует мои работы в картонку,  и самое
позднее через три дня собрание  произведений Хаге-дорна будет в Брукбойрене.
Вы хоть немного разбираетесь в рекламе, господин Кессельгут?
     Иоганн честно покачал головой,
     -- Тем не менее мне хочется  посмотреть работы, а потом я отдам,  -- он
тут  же поправился,  --  потом  я отошлю их  с  припиской  тайному советнику
Тоблеру. Так будет лучше всего,
     Хагедорн выпрямился и побледнел,
     -- Кому вы хотите послать этот хлам? -- спросил он.
     -- Тайному советнику Тоблеру,  --  ответил  Кессельгут. -- Я  знаю  его
двадцать лет.
     -- Хорошо знаете?
     -- Встречаюсь с ним ежедневно.
     У молодого человека сперло дыхание.
     -- Ну и денек, -- сказал он, -- рассудок можно потерять. Многоуважаемый
господин,  не  шутите, пожалуйста, со мной, Я говорю очень серьезно,  Тайный
советник Тоблер читает ваши письма?
     -- Он дорожит моим мнением, -- гордо заявил Иоганн.
     -- Мои работы наверняка  ему понравятся, -- сказал Хагедорн.  -- В этом
отношении у меня мания величия, Она ничего не стоит, но поддерживает хорошее
настроение.  --   Он   поднялся,   --   Отправлю   сейчас  матери   открытку
экспресс-почтой, Но я вас еще застану?
     -- Буду очень рад, -- сказал Кессельгут. -- Не будучи знакомым, передаю
привет вашей матушке,
     --  Она  у  меня  молодец,  --  сказал  Хагедорн. Дойдя  до  Двери,  он
обернулся. -- Один вопросик, господин Кессельгут: у вас в номере есть кошки?
     -- Не обратил внимания, -- ответил тот. -- Думаю, что нет.
     Пересекая холл,  Хагедорн  неожиданно  столкнулся с госпожой Каспариус.
Она была закутана в  норку и обута в опушенные мехом ботики. Рядом с ней шел
в шубе торговец антиквариатом Ленц.
     --  Пойдете  с нами? --  спросила дама.  -- Мы идем на  эспланаду.  Там
сегодня  бал  на  открытом  воздухе.  Разрешите  вас  познакомить?  Господин
Хагедорн -- господин Ленц.
     Господа поздоровались.
     -- Присоединяйтесь,  господин Хагедорн! -- сказал толстяк Ленц. -- Наша
милая дама страсть как любит танцевать. Впрочем, и  танцует страстно. А я со
своей фигурой не очень-то смогу прижиматься. Я слишком выпуклый.
     -- Извините, мне надо сейчас написать письмо, -- сказал Хагедорн.
     -- Почта работает весь день, -- сказала госпожа Каспариус. -- А танцуют
только вечером.
     -- Письмо  надо отправить сегодня, -- сказал  Хагедорн с сожалением. --
Проклятые дела! -- И он поспешно удалился.
     Госпожа фон  Маллебре,  увидев его, подала  знак барону. Тот  поднялся,
преградил с улыбкой молодому человеку дорогу, представился и спросил:
     -- Вы разрешите познакомить вас с очаровательной женщиной?
     --  Прошу,  --  ответил  сердито  Хагедорн  и  подчинился  общепринятой
церемонии.  Келлер  сел,  а  молодой   человек   остался  стоять,   проявляя
нетерпение.
     -- Боюсь, мы вас задерживаем, -- сказала Маллебре.
     Ее голос  звучал  на терцию  ниже  обычного.  Она стремилась произвести
эффект. Келлер улыбался. Он знал акустическую тактику госпожи фон Маллебре.
     -- Сожалею, но вы правы, -- сказал Хагедорн. -- Почта! Проклятые дела!
     Маллебре  неодобрительно  покачала  головой,  тряхнув черными  завитыми
волосами.
     -- Вы же здесь, чтобы отдыхать.
     -- Заблуждение, -- ответил он. -- Я приехал,
     что меня послали сюда за выигранный приз на конкурсе.
     -- Присаживайтесь, -- сказала Маллебре.
     Люди за соседними столиками с любопытством прислушивались к разговору.
     -- Очень  любезно  с вашей стороны, -- сказал Хагедорн. -- Но мне нужно
идти. Всего хорошего.
     Он ушел.
     Барон Келлер засмеялся.
     -- Вот и незачем было торопиться с ужином, почтеннейшая.
     Маллебре   посмотрелась   в   зеркало    пудреницы,   припудрила   свой
аристократический нос и сказала:
     -- Поживем -- увидим.
     На лестнице Хагедорн встретил Шульце.
     -- Промерз  до  костей, -- пожаловался тот. --  У  вас в номере тоже не
топят?
     -- Да  нет же, -- ответил Хагедорн. -- Не хотите ли заглянуть ко мне? Я
должен написать домой. Со мной случилось невероятное происшествие. Угадайте!
Нет,  никто  не  догадается.  Подумайте  только:  я  сейчас  разговаривал  с
господином,  который   лично  знает  старого  Тоблера!  И  ежедневно  с  ним
встречается! Что вы на это скажете?
     --  Быть  того  не может, --  сказал  Шульце  и  последовал за  молодым
человеком на второй этаж.
     Хагедорн включил свет.
     Шульце показалось, что он видит сон:  гостиная,  спальня,  облицованная
кафелем ванная.  Что это значит? --  подумал  он. Не настолько же лучше  его
решение конкурсных задач, чтобы мне всучили жалкую каморку под крышей, а ему
такую анфиладу.
     -- Хотите выпить? -- спросил  Хагедорн. Он налил  в  рюмки французского
коньяку. Лауреаты чокнулись.
     В дверь постучали.
     -- Войдите! -- крикнул Хагедорн. Вошла горничная.
     --  Я  хотела  только спросить, господин уже  ложится  спать?  А  то  я
принесла кирпич.
     Хагедорн наморщил лоб.
     -- Что принесли?
     -- Кирпич, -- повторила девушка. -- Его нельзя класть в постель слишком
рано, а то он остынет.
     -- Вы что-нибудь понимаете? -- спросил Хагедорн Шульце.
     -- Не совсем, --  ответил Шульце и, обращаясь к  горничной, сказал:  --
Господин еще не собирается спать. Принесите ваш кирпич попозже.
     Горничная вышла.
     Хагедорн, растерянный, погрузился в мягкое кресло.
     -- Вам горничная тоже принесла нагретый кирпич?
     -- Никоим образом, -- ответил Шульце. -- Уж не говоря  о коньяке. -- Он
размышлял.
     -- А сиамских кошек? -- Хагедорн показал на корзинку.
     Шульце  схватился  за  голову, присел  на корточки  и стал разглядывать
спящих котят. При этом не удержался  и сел на ковер. Один котенок проснулся.
Потянувшись, он вылез из корзинки и устроился на фиолетовой штанине Шульце.
     Хагедорн писал открытку матери.
     Шульце,  улегшись на живот, играл с котенком.  Потом  проснулся второй,
сонно посмотрел через край корзинки и после долгих размышлений тоже вылез на
персидский ковер. У Шульце теперь прибавилось забот.
     Хагедорн, взглянув на эту сцену, улыбнулся и сказал:
     -- Осторожнее! Они царапаются!
     --  Не  беспокойтесь, -- заявил  человек на  ковре.  -- Я умею  с  ними
обращаться.
     Оба  котенка  играли  на  пожилом  господине  в  салки.  Когда  он   их
придерживал,  они  мурлыкали  от  удовольствия. Я  чувствую  себя  как дома,
подумал он. И когда эта мысль пришла ему в голову, его осенило.
     Хагедорн закончил писать открытку, а Шульце  положил двух котят обратно
в корзинку к третьему. Они вопросительно смотрели на него, щуря черные глаза
и довольно поводя хвостами.
     --  Я  скоро приду к вам опять, --  сказал  он. --  А сейчас спите, как
положено маленьким послушным кискам!
     Потом  он  уговорил  молодого  человека  передать  открытку  горничной,
которая отнесет ее на почту.
     -- За мной реванш, -- сказал Шульце. -- Вы должны посмотреть мой номер.
Идемте!
     Они отдали открытку горничной и вошли в лифт.
     --  Фамилия любезного господина, который хорошо  знает старого Тоблера,
Кессельгут, --  рассказывал  Хагедорн. --  Мы прибыли с ним одновременно.  А
четверть  часа  назад он  спросил  меня, не надо  ли  мне его  содействия  в
концерне Тоблера. Считаете ли вы возможным, что он способен это сделать?
     -- Почему  бы и  нет? -- сказал Шульце. -- Если он хорошо знает старого
Тоблера, то уж справится с этим.
     -- Но отчего совершенно посторонний человек решился мне помочь?
     --  Наверное,  вы ему  симпатичны, --  сказал Шульце. Такое объяснение,
видимо, показалось кандидату наук недостаточным.
     -- Разве я симпатичен? -- спросил он удивленно. Шульце улыбнулся.
     -- Даже чрезвычайно!
     -- Извините,  это  ваше личное  мнение?  --  спросил  молодой  человек,
покраснев.
     -- Это мое твердое убеждение, -- ответил Шульце и тоже смутился.
     -- Славно, -- сказал Хагедорн. -- То же самое вызываете и вы у меня.
     Помолчав, они доехали до пятого этажа.
     --  Вы живете на громоотводе?  -- спросил  Хагедорн, когда Шульце начал
подниматься по лестнице на шестой этаж.
     -- Еще выше, -- ответил тот.
     --  Господин  Кессельгут хочет послать  Тоблеру мои  работы, -- сообщил
Хагедорн. -- Надеюсь, старый миллионер кое-что смыслит  в  рекламе.  Ну вот,
опять я завел свою шарманку,  да? Но это  не выходит  у  меня  из головы.  Я
сбился с  ног, мотаясь по Берлину уже  не первый год. Почти каждый день меня
отфутболивают  куда-нибудь еще.  Наконец,  увозят  в Альпы.  И  едва  я  там
появляюсь, как совсем чужой  человек спрашивает меня, не хочу ли я служить в
концерне Тоблера.
     -- Желаю удачи, -- сказал Шульце. Они шагали по узкому коридору.
     -- Когда я заработаю  денег, то отправлюсь в большое путешествие вместе
с матерью, --  заявил  Хагедорн. -- Может быть, на озера  в Северной Италии.
Мать была  только  в Свинемюнде и Гарце.  Для  шестидесятилетней женщины это
мало, не правда ли?
     Шульце  был  того  же  мнения.  Пока  молодой   человек  рассказывал  о
выигранных  призах  и  связанных  с  ними  географических познаниях,  Шульце
возился с дверным замком. Открыв дверь, он зажег свет.
     Стокгольм  и  шхеры  застряли  у   Хагедорна  в  горле.   Он  уставился
бессмысленным взглядом на убогую каморку. После долго молчания он сказал:
     -- Вы меня разыгрываете!
     --  Входите,   входите!  --  пригласил   Шульце.   --   Присаживайтесь,
пожалуйста, на кровать или в умывальный таз! Где угодно!
     Хагедорн поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы.
     -- Холод полезен для здоровья, -- сказал Шульце. -- В крайнем случае не
сниму домашние туфли, когда лягу спать.
     -- Даже шкафа нет, -- сказал Хагедорн, оглядевшись. --  Как вы все  это
объясняете?  Мне  даруют  шикарный апартамент.  А  вас  премируют  чердачной
конурой и собачьим холодом!
     -- Есть единственное объяснение, --  сказал  Шульце.  -- Вас приняли за
кого-то другого!  Кто-то осмелился подшутить.  Возможно, он  распустил слух,
что вы престолонаследник Албании. Или сын мультимиллионера.
     Хагедорн   показал  залоснившиеся   рукава  пиджака  и   поднял   ногу,
демонстрируя библейский возраст ботинка.
     -- Я похож на них?
     -- Именно поэтому! Есть немало экстравагантных личностей среди тех, кто
в состоянии оплатить свои сумасбродства.
     -- Я не страдаю сплином, -- сказал Хагедорн. -- Я не наследник престола
и не миллионер. Я проклятый бедняк. Моя мать пошла в сберкассу, чтобы я смог
разок-другой выпить пива. --  Он с яростью стукнул кулаком по столу. -- Вот!
А теперь  я пойду к директору отеля  и скажу, что его одурачили и чтобы меня
немедленно  переселили сюда  наверх,  рядом  с вами,  в  нетопленую  собачью
конуру! -- Он шагнул к двери.
     Тоблер понял,  что его затея в опасности. Он  схватил молодого человека
за пиджак и усадил на единственный стул.
     -- Дорогой Хагедорн, не делайте глупостей! От того, что вы поселитесь в
ледяной ящик  рядом со  мной, мы  оба ничего  не  выиграем.  Будьте умницей!
Оставайтесь таинственным незнакомцем! Сохраните ваш номер, чтоб я знал, куда
мне пойти, если замерзну!  Пусть вам носят  коньяк, черт возьми,  бутылку за
бутылкой, и положат в постель сто горячих кирпичей! Кому от этого плохо?
     -- Ужас! -- сказал молодой человек. -- Завтра утром придет массажист.
     -- Массаж полезен! -- засмеялся Шульце.
     --  Знаю, --  сказал Хагедорн. -- Усиливает  кровоснабжение кожи. -- Он
хлопнул себя  по лбу.  -- А  швейцар собирает  почтовые  марки! Мистификация
хорошо  продумана!  И я,  дурень,  вообразил,  что люди  здесь  душевные  от
природы. --  С обиженным  видом он швырнул конверт,  наполненный марками, на
стол.
     Шульце  профессионально  проверил содержимое  конверта  и  сунул его  в
карман.
     -- У меня замечательная идея,  -- сказал Хагедорн. -- Вы переселитесь в
мой  номер,  а  я  буду  жить  здесь.  Директору  скажем,  что  он   ошибся.
Престолонаследник Албании -- вы! Хорошо?
     -- Нет, -- возразил Шульце. -- Для наследника я слишком стар.
     -- Бывают и старые наследники, -- заметил Хагедорн.
     -- А уж  за миллионера меня никто  не  примет!  -- сказал Шульце. -- Вы
только представьте: я -- миллионер! Умора!
     --  Во всяком случае,  убедительного впечатления вы  не производите, --
откровенно признался Хагедорн. -- Но я не хочу быть кем-то другим!
     -- Сделайте это ради  меня! -- попросил  Шульце. -- Мне так понравились
котята.
     Молодой человек почесал в затылке.
     --  Ну  ладно,  --  согласился  он.  --  Но перед  отъездом мы  повесим
объявление на черной доске, в котором сообщим, что отель стал жертвой обмана
какого-то шутника. Да?
     --  Это не  к спеху, -- сказал Шульце. --  Прошу  вас, останьтесь  пока
загадкой!

Глава восьмая
СНЕГОВИК КАЗИМИР

     Публика была шокирована, увидев обоих, когда они шли  рядом через холл.
Какая   бесцеремонность!  Ну  что   может  быть  общего  ме