автра ты вернешься домой! -- сказала Хильда.
     Отец остановился у двери.
     -- Знаете, что я сделаю, если меня выгонят?
     Все с любопытством уставились на него.
     -- Куплю отель и выгоню оттуда их!

     Когда  удалился   и  камердинер,  Хильда  заказала  срочный  телефонный
разговор с Брукбойреном.
     -- Иного выхода не остается,  -- сказала она экономке. -- Не  то завтра
вечером наступит конец света.
     -- Ваш  господин папаша, к сожалению, рехнулся,  -- сказала Кункель. --
И, видимо, уже давно, только мы не замечали. Боже, что за галстуки! Надеюсь,
это у него пройдет.
     Хильда пожала плечами:
     --  Когда меня соединят с Брукбойреном, никого в комнату  не  впускать!
Только через ваш труп.
     --  И через труп  не  пущу!  -- заверила  экономка,  запихивая  мерзкое
драповое пальто в корзину.
     Кабинет постепенно обретал свой обычный благородный вид.
     --  Чего он только не выдумает, я уже ко  всему привыкла, -- продолжала
Кункель.   --  Помните,  как  он  два  года  назад,  в  опере,  ну  как  она
называется...  отнял  у дирижера  палочку?  Тайный советник сидел как раз за
капельмейстером, который  так красиво  дирижировал.  А  наверху,  на  сцене,
лежала в кровати больная  барышня, подруга  принесла ей муфту, потому что  у
нее  мерзли  руки...  И  тут вдруг -- раз!  -- и  палочка  исчезла!  Дирижер
испуганно  обернулся, публика хохочет, но то была вовсе не  комедия.  Он это
сделал на пари.
     Хильда нетерпеливо посмотрела на телефон.
     -- Надеюсь, генеральный директор задержит его подольше.
     -- А вы позвоните, когда господин тайный советник уедет!
     -- Сейчас или никогда, -- сказала Хильда. -- В  сущности, меня  это  не
касается. Мой отец достаточно взрослый человек. Я даже упрекаю себя.
     Кункель затянула ремень на корзине.
     -- Да он как малое дитя! Не понимаю, в чем тут дело. Ведь вообще-то  он
умница. Верно?  Такой славный,  благородный. И вдруг на него блажь  находит.
Может, слишком много читает? Это,  говорят, очень вредно.  И вот  результат.
Едет как бедняк в Альпы.
     Зазвонил телефон.
     Хильда поспешила к письменному столу. На проводе Брукбойрен, коммутатор
отеля. Хильда попросила соединить с директором.
     -- Вы директор гранд-отеля? -- спросила она  через  некоторое время. --
Очень  приятно. Выслушайте  меня, пожалуйста. Завтра вечером  к вам прибудет
лауреат конкурса фирмы "Путцбланк".
     Директор сказал, что он в курсе дела и будет очень рад этому.
     -- Предвкушение радости -- самая большая радость, -- сказала Хильда. --
К сожалению, этот гость доставит  вам немало беспокойства.  Он явится к  вам
бедняком, хотя на самом деле он миллионер. Даже мультимиллионер.
     Директор  отеля  рассыпался  в  благодарностях  за  сведения,  а  потом
поинтересовался, зачем мультимиллионеру представляться бедняком.
     --  Это  его причуда, -- объяснила  Хильда. --  Он хочет изучать людей.
Разобрать их  по  косточкам, подвергнуть  испытанию человеческую  мораль. Он
очень  близкий мне человек, и я боюсь, чтобы его не обидели. Он как ребенок,
понимаете? Ни в  коем случае он не должен узнать, что вы в курсе дела. Пусть
убедится, что вы принимаете его за бедняка, и тем не менее обращайтесь с ним
так, как он привык.
     Директор  сказал,  что  так  и  будет.  И  спросил  затем,  есть  ли  у
таинственного  гостя особые привычки,  которые  следует  учесть, разумеется,
деликатным образом.
     -- Отличная мысль,  --  сказала Хильда. --  Слушайте внимательно! Раз в
два  дня  ему делают массаж.  Он собирает почтовые  марки. На ночь в постель
кладут  нагретый кирпич. Любимое  блюдо  --  говядина с  лапшой  или  другая
домашняя еда. С напитками он разборчивее. Особенно любит французский коньяк.
Что еще?..
     -- Кошки! -- подсказала Кункель, фанатично охранявшая дверь.
     -- У вас  есть сиамские кошки?  --  спросила Хильда директора. --  Нет?
Раздобудьте парочку! В его номер. Я переведу вам завтра тысячу марок.
     Директор сказал, что  записал все.  Разумеется, ни  о  какой оплате  не
может  быть и речи. Гранд-отель  --  щедрое заведение. К тому  же все пункты
программы -- кроме сиамских кошек -- сущие пустяки. Да и сиамские...
     -- Тайный советник идет, --доложила свистящим шепотом Кункель.
     -- Всего хорошего, -- сказала Хильда и положила трубку.

     Брандес повез обоих туристов на  Ангальтский вокзал.  Хильда и  Кункель
поехали провожать. Тоблер любил, когда ему махали платочком.
     --  Дорогой  Иоганн,  --  сказал  он  в  машине,  --  не  забудьте моих
распоряжений. В Мюнхене мы пробудем несколько часов в отеле "Регина", Завтра
днем  я  превращаюсь  в  господина  Шульце.  Вы  достанете пустую  картонную
коробку, уложите в нее костюм, который сейчас на  мне, белье, носки, туфли и
отнесете на почту. Из мюнхенского отеля я выйду в шубе.  Мы возьмем такси. В
такси  я  надену  драповое  пальто Шульце, а вы тоблеровскую  шубу. Как свою
собственную. Начиная с Штарнбергского вокзала мы с вами незнакомы.
     -- Но хоть вашу корзину можно я понесу к поезду? -- спросил Иоганн.
     --  Я сам  смогу, -- сказал Тоблер.  -- Кстати, от Мюнхена  мы поедем в
разных купе.
     -- Ну чисто  детективная  история,  --  заявила Хильда. Через некоторое
время Кункель спросила:
     --  А  как вы это выдержите, господин тайный советник? Без массажа. Без
коньяка.  Без теплого  кирпича.  Без домашней  кухни, И без  ваших  кошек  в
спальне! -- Она шутливо ущипнула Хильду за руку.
     -- Да перестаньте вы, -- отмахнулся Тоблер. -- Меня уже давно тошнит от
старых милых привычек. Я счастлив, что могу наконец ускользнуть на свободу.
     -- Ну-ну, -- сказала Кункель и состроила глупейшую физиономию.

     На  перрон они  вышли  незадолго  до отправления поезда.  В  оставшиеся
минуты давались излишние  наставления.  Иоганну, прежде  чем  он  поднялся в
вагон, пришлось клятвенно заверить Хильду, что он будет посылать  раз  в два
дня, не реже, подробнейший отчет.
     Состав тронулся. Хильда  и Кункель замахали платочками. Тайный советник
кивал  им,  он  был доволен. Мимо провожавших  уже  плыли  следующие вагоны.
Маленькая  пожилая  женщина,  семенившая  рядом  с  поездом,  столкнулась  с
Хильдой.
     --  Осторожно,  смотри  перед  собой!  --  крикнул ей  молодой человек,
высунувшийся из окна вагона.
     -- Жду  твоего  возвращения,  сынок!  --  ответила  пожилая  женщина  и
погрозила ему зонтиком.
     -- До свидания! -- крикнул сын.
     Хильда и он мельком взглянули друг на друга.
     Проехал  последний  вагон.  Скорый  поезд  Берлин  --  Мюнхен,  шипя  и
поругиваясь, отправился  в ночной путь. Опять пошел снег. С перрона это было
видно очень хорошо.

Глава пятая
ГРАНД-ОТЕЛЬ "БРУКБОЙРЕН"

     Гранд-отель "Брукбойрен"  -- гостиница для постоянных клиентов. Либо ты
уже постоянный, либо им будешь. Иных вариантов почти не бывает.
     Если кто-нибудь  вообще  не попадет в гранд-отель, вполне допустимо. Но
если кто  хоть  раз побывал  здесь и больше ни разу --  исключено. Какими бы
разными ни были постоянные  гости, с  деньгами они все. Каждый из  них может
себе позволить Альпы плюс белокафельную ванную плюс -- что подскажет богатое
воображение... Уже в  конце  лета  начинается  переписка  между  Берлином  и
Лондоном,  Парижем  и Амстердамом,  Римом и Варшавой,  Гамбургом  и  Прагой.
Запрашивают  прошлогодних  партнеров  по бриджу. Договариваются с давнишними
приятелями -- любителями горных лыж. А зимой встречаются. Постоянным  гостям
соответствует и необычайно постоянный штатный персонал. Лыжные  инструкторы,
разумеется, одни и  те же. Да  они и живут  в Брукбойрене. По основному роду
занятий это сыновья крестьян, или токари по дереву, или владельцы полутемных
лавочек, где продаются сигареты, почтовые открытки и редкостные сувениры.
     Так же неминуемо, как снег, возвращаются в гранд-отель к началу зимнего
сезона  из  окрестных  городов  кельнеры  и  повара,  шоферы  и  бухгалтеры,
виночерпии и бармены, музыканты  и учителя  танцев, горничные и  коридорные.
Более  или  менее удовлетворительным  оправданием  считается  только  личная
смерть.
     Коммерческий  директор, господин  Кюне,  находится  на своем посту  уже
десять лет. Хотя предпочитает проводить  время не в служебном кабинете, а на
вольной природе. Но  разве он не прав? Господин Кюне  отличный лыжник. После
завтрака  он удирает  в горы  и возвращается с  заходом  солнца.  Вечером он
танцует  с  дамами  из  Берлина, Лондона  и Парижа.  Он холостяк. Постоянным
гостям отеля  его бы очень  недоставало. Пожалуй, Кюне останется директором.
Во всяком случае, пока сможет танцевать. И при условии, что не женится.
     Тем  не менее  отель  функционирует безупречно.  Все дело  в  Польтере,
старшем  швейцаре. Он любит гранд-отель как  родное  дитя  и  печется о  нем
действительно как заботливый папаша.
     Кроме  обшитой  галунами  ливреи  у  него  седые   усы,  большой  запас
иностранных   слов   и   заметное   плоскостопие.   Высокоразвитое   чувство
справедливости  мешает   ему   усматривать   существенные   различия   между
постояльцами и служащими отеля. И к тем и к другим он одинаково строг.
     Таково  положение вещей...  Только  вот  лифт-боев  меняют почаще.  Это
связано  не   с  их  характерами,  а   исключительно  с  тем,  что  они,   с
профессиональной  точки   зрения,   слишком  быстро  стареют.   Сорокалетний
мальчик-лифтер производит несносное впечатление.

     В зимнеспортивном сезоне отель не может обойтись без  двух вещей: снега
и гор.  Никак. Без обеих, даже без  одной из них, называться зимнеспортивным
отелем -- нелепость.
     Конечно,  кроме  гор  и  снега,  сюда  относятся,  хотя   и  с  меньшей
необходимостью,  также  другие  предметы.   Например,  один  или   несколько
глетчеров. Замерзшее и  по возможности  уединенное  горное  озеро. Несколько
укромных лесных часовен. Высокогорные,  труднодоступные пастушьи хижины, где
пахнет  хлевом,  есть  шезлонги,  лицензия на продажу  спиртных  напитков  и
стоящий кругозор. Тихие  заснеженные  ельники,  где  путнику предоставляется
возможность вздрагивать при звуке падающих сучьев. Заледеневший, похожий  на
гигантскую  хрустальную  люстру водопад.  Уютный, хорошо  натопленный  домик
почты внизу, в поселке. И, по возможности, канатная дорога, которая доставит
любителя природы за облака на сияющую вершину.
     Там,  наверху, завороженный панорамой и полный  счастья, человек теряет
остатки разума, привязывает  к  ботинкам  лыжи и мчится по  насту  и рыхлому
снегу, по ледяным сугробам и через  занесенные пастбищные изгороди,  прыгая,
выписывая дуги и крутые виражи, падая и пулей устремляясь вниз, в долину.
     Финишировав, одни  идут в отель на файф-о-клок.  Других несут  к врачу,
который .загипсовывает  сломанные  конечности. Багаж пациента  переезжает из
отеля в частную клинику на солнечном склоне.
     Во-первых, благодаря  этому  у  врачей  есть  заработок.  А  во-вторых,
освобождаются номера  в  отеле для вновь прибывших.  Natura non facit saltus
(Природа не делает прыжков (лат.)).
     Те,  кто вернулся  целым  и невредимым,  заказывают  кофе с  пирожными,
читают  газеты, пишут  письма,  играют  в  бридж  и танцуют.  И все это  они
совершают, не  переодевшись.  На них  еще  синие норвежские  лыжные костюмы,
свитеры,  шарфы  и  тяжелые,  с  подковками башмаки.  Если  кто хорошо одет,
значит, это -- кельнер.  А вот когда зайдете в отель вечером, во время ужина
или позднее, то сначала вообще  никого  не узнаете. Все  словно не похожи на
себя, хотя зовут их так же, как днем.
     Господа  щеголяют  во фраках и смокингах.  Дамы  ступают  или  парят  в
вечерних  платьях  из  Берлина,  Лондона и  Парижа, демонстрируя  официально
допустимую  часть своих  прелестей  и  обворожительно  улыбаясь. Так,  вдруг
белокурый юнец, который днем  на горе  Мартинскогель у вас на глазах натирал
мазью лыжи, оказывается при электрическом свете  хорошенькой и восхитительно
одетой барышней.
     Это волшебное чередование дневной  и вечерней жизни, спорта и  bal par
(Костюмированный  бал (франц.)), резкого морозного воздуха и нежного аромата
духов  --  редчайшее  наслаждение, какое  предоставляют зимой  своим  гостям
только  горные отели. Природа, которой они были долго лишены, и цивилизация,
которой лишились ненадолго, приведены в гармонию друг с другом.
     Одним это не нравится. Тут дело вкуса.  Другим это  не под  силу. Здесь
уже дело в деньгах.
     В гранд-отеле "Брукбойрен"  ожидали  таинственного  мультимиллионера, о
котором сообщили  по телефону.  Он прибудет через  несколько часов. Директор
Кюне  отказался   от  лыжного   похода  на   перевал  Штифель.  Чрезвычайные
обстоятельства   требуют   необычайных  жертв.   Сыну  и  дочери  богемского
угольного.магната   Марека,   а  также  английскому   колониальному  офицеру
Салливану -- тот каждый свой отпуск проводит в Брукбойрене -- пришлось  идти
на  перевал-втроем. Без  него!  Без  Карла  Отважного1,  как  его
прозвали постоянные гости! На душе у него было скверно.
     После ленча  он метался по отелю  из угла  в  угол под  неодобрительные
взгляды швейцара Польтера. Казалось,  он хочет за один день отработать фирме
все усердие, что задолжал ей.
     Уже рано  утром директор проинформировал весь персонал (на веранде, где
служащие питаются перед тем, как придут на завтрак первые постояльцы).
     -- Внимание! -- сказал он. -- Сегодня вечером прибывает весьма  сложный
клиент.  Бедняк,  выигравший приз  по  конкурсу. За это ему  предоставляется
здесь стол и жилье. Но, с другой стороны,  он вовсе  не бедняк.  А миллионер
высокой пробы. Кроме того --  большой ребенок. Нет, не кроме того. Он и есть
ребенок. Поэтому  он  хочет  изучать  людей.  Убиться можно! Но с нами такие
детские шалости не пройдут! Ясно?
     -- Нет, -- категорически заявил виночерпий. Остальные засмеялись.
     Карл Отважный попробовал выразиться яснее.
     --  Нашего  бедного  миллионера  поместят  в седьмой номер.  Прошу  это
запомнить! Обслуживать  его  по-королевски, больше всего он любит говядину с
лапшой. Тем не менее он не должен заметить, что мы знаем, кто он. Да мы и не
знаем. Понятно?
     -- Нет, -- ответил бармен Джонни.
     Директор побагровел.
     -- Чтобы  наконец мы лучше поняли друг друга, предлагаю следующее:  кто
будет дурить, вылетит вон! -- С этим Кюне удалился.
     Во  второй   половине  дня  прибыли  сиамские   кошки.  Из  мюнхенского
зоомагазина. Экспрессом и с подробной инструкцией. Три котенка! Они радостно
носились  вприпрыжку по седьмому номеру, возились друг с другом, татуировали
горничную и  уже  через час разделались  с  двумя занавесками  и гобеленовой
обивкой кресла.
     Швейцар   дядюшка   Польтер    собирал   почтовые    марки.    Обширная
корреспонденция постояльцев облегчала ему  эту работу. В ящике стола у  него
уже  были сложены  марки с острова Явы, из  Гвинеи,  Кейптауна,  Гренландии,
Барбадоса и Маньчжурии.
     Массажиста  заказали на  следующее утро. Бутылка  коньяка,  настоящего,
французского, украшала  мраморную крышку  ночной тумбочки.  Нашли  и кирпич,
который нагреют вечером и, завернув в шерстяной  платок, положат  в  изножье
кровати. Представление можно было начинать!
     Во время  пятичасового чая  директор услышал потрясающую новость: гости
отеля уже все знали!  Первой его остановила  госпожа  Штильгебауер, дородная
супруга статс-секретаря, и спросила, как зовут бедного богача.  Потом, когда
Кюне  пересекал  игорный  салон,  его атаковали  бриджи-сты,  задавая  самые
неожиданные вопросы. Наконец, на лестнице ему  преградила  путь  госпожа фон
Маллебре,   кокетливая   замужняя  венка,   и   поинтересовалась   возрастом
миллионера.
     Кюне  поступил  невежливо: он  повернулся к даме  спиной  и  побежал  к
швейцару Польтеру. Тот  за своей стойкой у входной двери распродавал большую
партию видовых  открыток. Директору пришлось  ждать, пока  очередь дойдет до
него.
     -- Черт-те что! --  воскликнул  он. -- Постояльцы  уже  знают!  Значит,
персонал проболтался.
     -- Нет, не персонал, -- ответил дядюшка Польтер, -- а барон Келлер.
     -- А откуда узнал барон?
     -- От меня, конечно, -- сказал швейцар. -- Но я его настоятельно просил
не передавать дальше.
     -- Вы же отлично знаете, что он болтун, -- рассвирепел Кюне.
     -- Именно поэтому я ему и сказал, -- признался дядюшка Польтер.
     Директор собрался  было ответить, но тут вошел  с  улицы мистер Брайен,
весь в снегу,  с  ледяными сосульками в бороде,  и потребовал ключ,  почту и
газеты. Дядюшка Польтер  двигался  еще медленнее,  чем обычно.  Когда Брайен
ушел, Кюне прорычал:
     -- Вы спятили?
     -- Нет, -- возразил швейцар м тщательно сделал пометку в блокноте.
     Кюне чуть не задохнулся:
     -- Вы соизволите ответить?
     Дядюшка  Польтер выпрямился. Он  был выше директора.  То  есть на самом
деле он  был ниже.  Но за  его стойкой  была подставка для  ног. И,  видимо,
толькр по этой причине  швейцар был такой строгий. Видимо, без подставки  он
стал бы другим человеком. (Это, правда, всего лишь предположение.)
     -- Гостей следует информировать, -- сказал он. -- Тут и спорить нечего.
Во-первых, барометр падает, и если люди пару деньков не покатаются на лыжах,
то  начнется нервотрепка. Миллионер -- великолепное разнообразие. Во-вторых,
теперь не будет никаких жалоб. Можете себе  представить, как  бы  они начали
выживать человека, приняв его за  жалкого бедняка? Да ведь он может разорить
наш отель. Денег у него хватит.
     Карл Отважный повернулся и  пошел в контору.  А швейцар  впускал теперь
группу лыжников, которую уже не  первый год  обучал  Алоиз Мурнер. Утром они
уехали  вместе  с  инструктором  из  Пихельштайна  в Санкт-Килиан. А  оттуда
опоздали  на  последний  автобус,  потому что  маркиза ди Фи-ори  при спуске
нечаянно  налетела на ограду охотничьего  угодья. Осталась цела и невредима.
Но со страху она на ровном месте закатила истерику. И вот они все приплелись
усталые и замерзшие.
     Алоиз  Мурнер  подмигнул дядюшке Польтеру,  а тот чуть кивнул. Они были
одного мнения: у этих лыжников единственное оправдание.
     Они богаты.

Глава шестая
ДВОЙНОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ

     Мюнхенский  скорый остановился  в Брукбойрене. Человек тридцать ступили
на  перрон и, к своему изумлению, оказались по колено в свежевыпавшем снегу.
Все засмеялись. Из  багажного вагона  выгрузили  кожаные  кофры. Поезд ушел.
Носильщики,  шоферы,  коридорные  понесли  багаж  на  привокзальную площадь.
Прибывшие  потопали вслед и с удовольствием  влезли в ожидавшие их автобус и
сани.
     Господин Иоганн Кессельгут из Берлина обеспокоенно смотрел на бедновато
одетого  пожилого  человека, который  одиноко стоял  с плетеной  корзиной  в
глубоком снегу.
     -- Вы едете в гранд-отель? -- спросил шофер Кес-сельгута.
     Господин  Кессельгут  нерешительно  сел  в  автобус.  Загудел  клаксон,
защелкали кнуты. Привокзальная площадь снова опустела.
     Только  бедняк  не сдвинулся  с места.  Но  вот он  взглянул  на  небо,
по-детски улыбнулся  звездам, глубоко вдохнул, поднял корзину на левое плечо
и пошел по улице. Не было ни тротуара, ни  проезжей части,  был только снег.
Сначала бедняк пытался идти по широкой гладкой колее, оставленной автобусом,
но  то и дело скользил  и оступался. Тогда он  окунул правую ногу  в снег --
осторожно,  словно  пробуя  температуру  воды  в ванне,  --  затем  левую  и
решительно  зашагал вперед. При  этом  он  насвистывал.  На  уличных фонарях
белели   высокие  снежные  шапки.  Палисадники   были  занесены  снегом.  На
заснеженных крышах невысоких  домов лежали большие камни.  Господину  Шульце
казалось, что он  ощущает  близость невидимых гор, окружавших его в темноте.
Впрочем, он насвистывал песенку "Вот и май наступил".

     Автобус  остановился.  Несколько  коридорных  начали  разгружать багаж.
Лифт-бой распахнул одну