тил с
собой,  Вы представляете: он хотел срезать для снеговика пуговицы  со своего
костюма.  С  него  глаз  нельзя  спускать.  Женщины   вовсю  ухлестывают  за
кандидатом  Хагедорном.  Они  принимают  его  за  престолонаследника.  А  он
безработный и говорит, что нельзя влюбляться  в каждую хорошенькую  женщину.
Это заведет слишком далеко.
     Завтра я начну учиться ходить на  лыжах.  Частные  уроки.  Нечего  всем
глазеть,  как  я буду шлепаться.  Швейцар поначалу принял господина  тайного
советника за торговца вразнос. Вот как получилось.
     Но он  только посмеивается.  По крайней  мере мне разрешено  быть с ним
знакомым и разговаривать. Я очень рад. Это я  уже писал. Но все равно  очень
рад.
     Мы  были  в  баре  и  кое-что  выпили.  Но  от   звездного  неба  опять
протрезвели.  И  от  снеговика.  Он  стоит  у  ворот отеля.  Туристы  завтра
удивятся.
     Скоро я Вам опять напишу. Надеюсь, не сломаю себе ничего существенного.
Кататься на  лыжах довольно  опасно.  Кто  позаботится  о  господине  тайном
советнике,  если я буду  лежать в  гипсе? Ладно, постараюсь  остаться целым.
Надеюсь, что  у Вас все  в порядке, дорогая фройляйн Хильда. Не беспокойтесь
за Вашего отца. Можете на меня положиться. Да Вы это знаете.
     Передайте от меня привет  Кункель. Придумать такое -- позвонить в отель
по телефону -- это на нее похоже. Больше мне ей нечего сказать.

     С совершенным почтением и лыжным приветом
     Ваш старый Иоганн Кессельгут

Глава девятая
ТРОЕ В СНЕГУ

     Около семи  утра  первые лыжники,  громко топая,  выходят из номеров. В
коридорах стоит такой шум, словно маршируют колонны аквалангистов.
     За завтраком не стихает гул разговоров и смех голодных  здоровых людей.
Кельнеры  балансируют  перегруженными подносами.  Потом они  тащат пакеты  с
ленчем для туристов, которые собираются  вернуться с  лыжных походов лишь  к
вечеру.
     Сегодня директор  Кюне  снова  отправляется  в  горы.  Проходя в полной
боевой готовности мимо швейцара, он сказал:
     -- Господин  Польтер,  проследите, чтобы  этот  Шульце  не  дурил!  Это
коварный тип. Мочки ушей у него прижатые. И позаботьтесь о миллионерчике!
     -- Как родной отец, -- заявил Польтер  серьезно. --  Для  Шульце  я  уж
подыщу занятие. Чтобы не задирал нос.
     Карл Отважный поглядел на барометр.
     -- Вернусь к обеду -- сказал он и ушел.
     -- К обеду,  так  к обеду,  -- пробурчал швейцар  и  начал  сортировать
утреннюю почту.

     Кессельгут  сидел  в ванне, когда  постучали в дверь. Он не  отозвался.
Лицо было намылено. Вдобавок болела голова. Это от пьянства, сказал он  себе
и подставил затылок под холодную струю.
     Тут дверь в ванную отворилась, вошел первобытный кудрявый житель гор.
     -- Доброго вам утра, -- пожелал он.  -- Извините, пожалуйста. Я -- Тони
Гразвандер.
     --  Ничего  не поделаешь, раз так, -- сказал голый мужчина  в ванне. --
Как поживаете?
     -- Спасибо. Спрос есть -- значит, хорошо.
     --  Рад за вас, -- уверил его Кессельгут подкупающим тоном.  -- А в чем
дело? Хотите потереть мне спину?
     Антон Гразвандер пожал плечами.
     -- Можно, конечно. Собственно, я пришел для занятий по горным лыжам.
     -- Ах, вот что! -- воскликнул Кессельгут.
     Он высунул ногу из воды, обработал ее щеткой с мылом и спросил:
     -- А нельзя ли подождать с лыжами, пока я не высохну?
     --  Рlease, Sir. --  сказал Тони, как  международный инструктор лыжного
спорта. --  Подожду вас  внизу, в  холле.  Я принес вам пару лыж.  Ясеневые,
первый сорт. -- И он вышел.

     Нарушен был и  утренний сон Хагедорна. Ему  приснилось, что  кто-то его
тормошит,  и он обиженно передвинулся на другую сторону широкой кровати.  Но
этот  "кто-то" не оставил  его в покое. Обойдя  вокруг  кровати,  он откинул
стеганое  одеяло, стянул  с  Хагедорна пижаму,  вылил  из  пузырька холодное
жидкое  масло  на спину лауреата  и начал ее  мять и  пошлепывать  огромными
ручищами.
     -- Перестаньте, ну вас! --  пробормотал Хагедорн, пытаясь ухватить край
одеяла. Потом вдруг засмеялся и воскликнул: -- Не надо щекотать! -- Наконец,
слегка  очнувшись, он  повернул голову, увидел  рослого мужчину  в рубашке с
засученными рукавами и сердито спросил:
     -- Вы дьявол?
     -- Нет, --  ответил  незнакомец. --  Я  --  masseur  Штюнцер. Пришел по
заказу.
     -- Маsseur -- ваше имя?
     -- Скорее профессия. Это -- массажист  по-французски, -- ответил  тот и
удвоил усилия.
     Было  бы неразумно  раздражать господина массажиста. Я  в  его  власти,
подумал  Хагедорн.  Он  человек   импульсивный,  и  если   его  обидеть,  то
замассирует до полусмерти.
     Все кости ныли. И это полезно для здоровья?

     Тайного  советника  Тоблера  никто  не будил.  Он  спал,  закутавшись в
допотопное теплое пальто,  вознесенный под самую крышу  над  земной  суетой.
Вдали от массажистов и лыжных инструкторов.  Но когда он проснулся, было еще
темно.  Он долго  лежал, мирно подремывая. И время от времени удивлялся, что
не становится светлее.
     Наконец  он слез  с  кровати и  взглянул на карманные  часы. Светящийся
циферблат показывал десять часов.
     Очевидно,  нечто  вроде солнечного  затмения,  подумал он и  решительно
залез обратно в постель. В комнате был собачий холод.
     Но заснуть не удалось. Пока он лежал,  зажмурившись,  его осенила идея.
Он опять слез с кровати, зажег спичку и поднес ее к слуховому окну.
     Оно  было завалено выпавшим за  ночь снегом. Так вот какое затмение! --
подумал он и приподнял оконную раму. Большая часть снега скатилась по крыше.
Остаток,  килограмма  четыре, ухнул на ноги  Тоблеру. Он  выругался. Но  это
прозвучало не очень убедительно.
     Над крышей  сияло солнце. Его лучи,  обогревая, проникали в выстуженную
мансарду. Тайный  советник  Тоблер снял пальто, взобрался на стул и, высунув
голову в окно, принял солнечную ванну. Ближайшие окрестности и горизонт были
наполнены ледяным блеском горных вершин и розоватым мерцанием скал.
     Он слез со  стула,  умылся, побрился, надел фиолетовый костюм, навернул
на  длинные  штанины  обмотки,  сохранившиеся  с  первой  мировой  войны,  и
спустился в столовую.
     Там он встретил Хагедорна. Они сердечно поприветствовали друг друга.
     -- Господин  Кессельгут уже пасется на лыжном  лугу, -- сказал  молодой
человек.
     Они основательно позавтракали.
     Через большие окна был виден парк. Деревья и кусты выглядели так, точно
на ветках цвел снег, как цветы.  За деревьями поднимались хребты  и  вершины
зимних Альп. А надо всем сияло безоблачное синее небо.
     --  До того красиво, что можно с ума сойти! -- сказал Хагедорн.  -- Что
мы сегодня предпримем?
     -- Пойдем гулять, --  сказал  Шульце. -- Все равно  куда. -- Он  широко
раскинул руки. Слишком короткие рукава от испуга съехали к локтям. -- Только
предупреждаю вас: не  вздумайте  по  дороге  сообщать  мне,  как  называются
отдельные горы.
     Хагедорн рассмеялся.
     -- Не беспокойтесь,  Шульце! Я  того же мнения,  что  и вы. С  красотой
нельзя быть на ты!
     -- За исключением женщин, -- решительно возразил Шульце.
     -- Как вам угодно! -- согласился молодой человек и,  подозвав кельнера,
попросил  его  достать  на кухне пустое ведерко из-под  джема.  Тот выполнил
странное поручение, и оба лауреата направились к выходу.
     У  дядюшки Польтера мурашки  забегали по спине, когда он увидел обмотки
на ногах Шульце. Ведерко из-под джема тоже его не  обрадовало. Было  похоже,
будто двое взрослых мужчин отправляются играть в песочек.
     Они вышли из отеля.
     -- Казимир за ночь стал еще красивее!  -- крикнул Хагедорн, подбежал  к
снеговику,  приподнялся  на цыпочки и нахлобучил  ему на  голову  золотистое
ведерко.
     Когда  лауреат  подвигал  плечами,  лицо  его  исказила  страдальческая
гримаса.
     -- Этот Штюнцер меня совершенно доконал! -- простонал он.
     -- Какой Штюнцер? -- спросил Шульце,
     -- Массажист, -- ответил Хагедорн. -- Все болит, словно меня провернули
через  валки.  Говорите,   полезно  для   здоровья?  Да  это  же  умышленное
членовредительство!
     -- Тем не менее полезно, -- подтвердил Шульце.
     -- Если послезавтра он снова придет, -- сказал Хагедорн, -- я пошлю его
в ваш чулан. Пусть там побесится!
     Открылась дверь отеля,  вышел  дядюшка Польтер и  по  снегу  затопал  к
Хагедорну.
     --  Вам  письмо,  господин  кандидат.  А  в  другом конверте  несколько
иностранных марок.
     -- Спасибо, -- сказал молодой человек. -- О, письмо от моей матери! Да,
как вам нравится Казимир, господин Польтер?
     -- Об этом мне не хотелось бы высказываться, -- ответил швейцар.
     -- Но  позвольте! -- воскликнул молодой человек. -- Специалисты считают
Казимира самым красивым снеговиком на земле!
     --  Вот как, --  сказал дядюшка Польтер. --  Я-то думал, что Казимир --
имя господина Шульце. --  Он слегка поклонился и пошел к отелю. У дверей  он
обернулся: -- В снеговиках я ничего не понимаю.

     Они  двинулись  по  дороге, которая через заснеженную  долину привела к
еловому лесу. Здесь начался подъем. Деревья  были вековые, гигантские. Порой
с  ветки сползала тяжелая  снежная  кладь и,  рассыпавшись  белым  облачком,
опыляла двух  пешеходов,  молча гулявших в сказочной  тишине. Солнечный свет
покрыл  горную тропу полосками, как  прядями, которые  расчесала добрая фея.
Увидев у тропы скамейку, путники остановились.  Хагедорн смахнул снег, и они
уселись. Черная белка торопливо перебежала дорожку.
     Через  некоторое время они так же молча  поднялись и пошли  дальше. Лес
кончился. Впереди было  открытое  пространство.  Тропа, казалось, уходила  в
небо.  В действительности она сворачивала направо и вела к безлесному холму,
на котором двигались две черные точки.
     -- Я счастлив! -- сказал Хагедорн. -- Это за пределами дозволенного! --
Он удивленно  покачал головой. -- Подумать  только: позавчера еще в Берлине.
Годами без работы. А через две недели опять в Берлин...
     -- Быть счастливым -- не зазорно, это редко бывает, -- заметил Шульце.
     Одна из черных точек вдруг  стала удаляться от другой. Расстояние между
ними нарастало. Точка  тоже увеличивалась. Это был лыжник. Он  приближался с
жуткой скоростью и с трудом держался на ногах.
     -- Его лыжи понесли, -- сказал Хагедорн.
     Метрах  в  двадцати  от  них  лыжник  совершил какой-то  акробатический
прыжок, нырнул головой в снег и исчез.
     -- Боевая тревога! -- крикнул Шульце.
     И они побежали напрямик, увязая по пояс в снегу и помогая друг другу.
     Наконец они увидели пару дрыгающихся  ног и пару лыж, ухватились за них
и стали  дергать, пока не вытащили какого-то человека, мало отличавшегося от
снеговика Казимира. Он кашлял, фыркал, выплюнул килограммы  снега, а затем с
глубокой скорбью сказал:
     -- Доброе утро, господа! Это был Иоганн Кессельгут.
     Шульце  смеялся до  слез. Хагедорн  стал отряхать  снег с потерпевшего.
Кессельгут придирчиво ощупал свои конечности и дал заключение:
     -- Кажется, я еще цел.
     -- Зачем же вы покатились с такой скоростью? -- спросил Шульце.
     -- Это лыжи покатились, а не я, -- сердито ответил Кессельгут.
     Наконец  примчался и  Тони  Гразвандер.  Сделав  элегантный  вираж,  он
остановился перед ними как вкопанный.
     --  Ну  что  же вы, уважаемый!  --  воскликнул он. -- Скоростной  спуск
начнем только на пятом занятии!

     После  обеда  трое  друзей вышли  на  террасу, расположились в  удобных
шезлонгах и, покуривая  сигары, закрыли глаза.  Солнце припекало  жарче, чем
летом.
     --  Через несколько дней мы  будем черные, как негры, -- сказал Шульце.
-- Загар творит чудеса. Посмотришь в зеркало -- и ты здоров.
     Остальные согласно кивнули.
     Через некоторое время Хагедорн сказал;
     -- Знаете, когда моя матушка написала  письмо,  которое пришло сегодня?
Когда я был в мясной лавке и покупал колбасу на дорогу.
     -- Зачем такая спешка? -- спросил Кессельгут недоуменно.
     -- Чтобы я в первый же день получил от нее письмо!
     -- А-а, -- сказал Шульце. -- Прекрасная идея.
     Солнце  жарило. Сигары потухли. Трое спали. Кес-сельгуту  снились лыжи.
Будто Тони Гразвандер стоит на одной церковной башне мюнхенской Фрауэнкирхе,
а он, Кессельгут, на второй. "А теперь небольшой скоростной спуск, -- сказал
Тони.  --  По  церковной  крыше,  пожалуйста.  Оттуда  стильный  прыжок   на
Бриэннерштрассе. Перед Дворцовым парком, у кафе "Аннаст", сделайте поворот в
упоре и ждите меня".
     "Не поеду,  --  заявил Кессельгут. -- Мне и во сне такое не  приснилось
бы". Но тут он сообразил,  что видит это во сне, расхрабрился и повернулся к
Тони спиной: "А теперь  скоростной  спуск у меня по  спине, и  там,  где она
кончается, сделайте стильный поворот в упоре!" -- И он сонно улыбнулся.

Глава десятая
ВОЛНЕНИЯ ГОСПОДИНА КЕССЕЛЬГУТА

     Когда Хагедорн  проснулся,  Шульце  и Кессельгут исчезли.  Невдалеке за
маленьким столиком фон Маллебре пила кофе.
     -- Я наблюдаю за  вами, господин кандидат,  -- сказала  она. --  У  вас
талант спать.
     -- Надеюсь! -- гордо ответил он. -- Я храпел?
     Она  ответила "нет" и пригласила его  на чашку кофе.  Он  подсел к ней.
Сначали они  поговорили  об  отеле,  об Альпах и о  путешествиях. Потом  она
сказала:
     -- Я  чувствую, что  должна  извиниться перед  вами  за то, что я такая
несерьезная  женщина. Да,  да, несерьезная. К  сожалению, это верно. Но я не
всегда была такая. Моя сущность  каждый раз определяется мужчиной, с которым
я  живу.  У многих  женщин это так. Мы приноравливаемся. Мой первый муж  был
биологом. Тогда я была очень образованной, Второй муж был гонщиком, и те два
года  я интересовалась только  автомобилями.  Думаю,  что  если  влюблюсь  в
гимнаста, то смогу крутить на турнике "солнце".
     -- Надеюсь, вы  никогда не  выйдете замуж за огне-глотателя, --  сказал
Хагедорн.  --  Кроме того,  есть мужчины, которым приспособленчество женщины
действует на нервы.
     -- Других мужчин вообще не бывает, -- сказала она.  -- Но один-два года
каждый находит  это привлекательным. -- Она  сделала  театральную  паузу. --
Боюсь, что моя несерьезность  становится  хронической.  Но  без  посторонней
помощи я не справлюсь.
     -- Если я вас  правильно понял, вы считаете меня особенно энергичным  и
ценным человеком,
     -- Вы правильно меня поняли, -- сказала она и нежно посмотрела на него.
     -- Ваше мнение  льстит мне, -- сказал он. -- Но ведь я, в конце концов,
не знахарь, сударыня!
     --  Это не то слово, -- тихо сказала она. -- Я  же не собираюсь с  вами
ворожить!
     Он поднялся.
     --  К  сожалению,  я должен идти,  мои  знакомые  куда-то  пропали.  Мы
продолжим беседу как-нибудь в другой раз.
     Она протянула ему руку. Ее глаза затуманились.
     -- Жаль, что вы уходите, дорогой господин Хагедорн. Я отношусь  к вам с
огромным доверием.
     Он дал тягу и стал искать  Шульце, чтобы  поплакаться. Искал Шульце, но
нашел Кессельгута. Тот предположил, что он у себя в номере. Они поднялись на
шестой этаж. Постучали. Никто не ответил.  Хагедорн нажал на дверную  ручку.
Дверь оказалась незапертой. Они вошли. Комната была пуста.
     -- Кто здесь проживает? -- спросил Кессельгут.
     -- Шульце, -- ответил  молодой человек. -- Разумеется,  о проживании не
может  быть  и речи. Это  его  ночлег.  Он приходит поздно вечером, надевает
пальто, красную вязаную шапку и ложится на кровать.
     Кессельгут молчал. Он не мог этого постичь.
     -- Ну, пошли! -- сказал Хагедорн.
     -- Я вас догоню, -- сказал Кессельгут. -- Меня интересует эта комната.
     Когда  Хагедорн вышел,  Иоганн  приступил  к уборке.  Открытая  корзина
стояла на  полу. Белье перерыто Пальто лежало на кровати. Галстуки, манжетки
и  носки валялись на столе. Вода в  графине и умывальнике  была несвежая.  У
Иоганна навернулись слезы на глаза.
     Через  двадцать минут был  порядок!  Слуга вынул из  своего элегантного
пиджака портсигар и положил на стол три сигары и коробок спичек.
     Затем Иоганн сбегал к себе в номер, перерыл чемоданы и шкафы и вернулся
крадучись по  служебной  лестнице  в чердачную каморку. Он притащил с  собой
мохнатое полотенце, пепельницу, одеяло из верблюжьей  шерсти, вазу  с еловой
веткой, резиновую грелку и три яблока. Расставив и разложив дары, он еще раз
пристально оглядел  все,  сделал  пометки  в блокноте и  возвратился в  свой
аристократический номер. По дороге ему никто не встретился.
     Хагедорн обошел все: игорный салон, бар, библиотеку, даже кегельбан. Не
знал, что и делать. Отель словно вымер. Все были еще  в горах. Он направился
в холл и спросил швейцара, не знает ли тот, куда делся господин Шульце.
     -- Он на катке, господин  кандидат, -- ответил дядюшка Польтер. -- Там,
сзади.
     Молодой  человек вышел  из отеля. Солнце садилось. Еще светились только
самые высокие макушки. Каток был  устроен на теннисных кортах. Но на коньках
никто  не  катался.  Лед  покрывал толстый слой снега.  В дальнем  конце два
человека сгребали снег. Хагедорн слышал, как они разговаривают и смеются. Он
пошел  вдоль  высокой  проволочной сетки вокруг площадки. Подойдя  к рабочим
поближе, он крикнул:
     -- Извините, вы не видели высокого господина, который хотел кататься на
коньках?
     Один из рабочих крикнул в ответ:
     -- Видели, мой дорогой! Высокий пожилой господин сгребает снег!
     --  Шульце?  -- спросил Хагедорн.  -- Это вы? У  вас  что  --  отказали
тормоза?
     --  Ни  в  коем  случае!  --  весело  ответил  Шульце. --  Я  занимаюсь
производственной  гимнастикой!  --  На  голове  у него  была красная вязаная
шапка, черные наушники, на руках черные перчатки и две пары напульсников. --
Швейцар нарядил меня на аварийные работы.
     Хагедорн ступил  на  очищенный  лед  и осторожными  шажками  подошел  к
рабочим. Шульце пожал ему руку.
     -- Это же немыслимо, -- растерянно  сказал  молодой  человек.  -- Какая
наглость! В отеле много служащих!
     Зепп, садовник и сторож лыжного склада, поплевал на ладони и, продолжая
работать лопатой, сказал:
     -- Конечно, есть. Это какую-то каверзу подстроили.
     --  Я не  вижу каверзы, -- сказал Шульце. --  Швейцар заботится о  моем
здоровье.
     -- Немедленно уйдемте  отсюда!  --  сказал  Хагедорн. --  Этому  типу я
начищу морду так, что он...
     --  Дорогой  мой,  -- прервал  его  Шульце.  -- Вторично прошу  вас  не
вмешиваться в это дело.
     -- Еще лопата есть? -- спросил молодой человек.
     --  Есть, конечно, -- ответил  Зепп. -- Да ведь полкатка уже очищено. С
остальным я и один справлюсь. Ступайте полдничать, господин Шульце!
     -- Я очень мешал вам? -- робко спросил пожилой человек.
     Зепп рассмеялся.
     -- Малость! Учились вы, небось, не снег убирать.
     Шульце тоже засмеялся. Он  по-товарищески  простился с местным жителем,
вложил ему в руку три монеты, прислонил свой  рабочий инструмент к ограде  и
пошел с Ха-гедорном через парк в сторону отеля.
     -- Завтра хочу прокатиться на коньках, -- сказал Шуль-це. -- Но, может,
я уже  разучился? Жаль, что  здесь нет теплой раздевалки. Это  всегда  самое
приятное место на катке.
     -- Я  зол,  -- признался  Хагедорн.  -- Если вы сейчас  не  устроите им
скандал, то -- самое позднее послезавтра  --  вас заставят  драить лестницы.
Пожалуйтесь хотя бы директору!
     -- Так в этом же участвует и директор. Меня  хотят отсюда выжить. Очень
увлекательно. -- Шульце взял молодого  человека под руку. -- Не ворчите! Это
моя причуда. Когда-нибудь потом вы меня поймете!
     -- Вряд ли, -- ответил Хагедорн.
     -- Вы слишком добродушны. Поэтому ничего не добились в жизни.
     Хагедорн натянуто улыбнулся.
     --  Именно  так,  --  продолжал  Шульце.  --   Не   каждый  может  быть
престолонаследником Албании. -- Он засмеялся. -- Лучше расскажите-ка о ваших
любовных похождениях! Что нужно  было  смуглой красотк