ер, когда примчался Зепп, смотритель
лыжного  склада. Исторгая гортанные  звуки в знак благодарности, он  схватил
руку Шульце и, казалось, решил оторвать ее.
     -- Ну ладно, Зепп, -- успокаивал  его Шульце. -- Все было хорошо. Когда
мы подметали каток, вы были очень любезны со мной.
     Кессельгут показал на жалкие остатки растаявшего снеговика.
     -- Славный Казимир скончался.
     Шульце улыбнулся. Он вспомнил ту звездную ночь,  когда Казимир появился
на свет.
     -- А все-таки было  здорово, -- пробормотал он. Машина отъехала. Из луж
разлетелись брызги.
     Когда Хагедорн вернулся в отель, швейцар передал ему два письма.
     -- Интересно, -- сказал Фриц, уселся в холле и вскрыл конверты.
     Первое  письмо  гласило: "Мой дорогой мальчик!  Совершенно неожиданно я
должен сейчас же вернуться в Берлин. Я очень сожалею. До скорого свидания. С
сердечным приветом. Твой друг Эдуард".
     Во втором  письме  было: "Любимый! Когда  ты  прочтешь  эти  строки, то
узнаешь, что твоя  фройляйн  невеста сбежала. Больше  она такого никогда  не
повторит. Как только ты ее найдешь, можешь  таскать ее  за  уши до  тех пор,
пока они не  оттопырятся  под  прямым  углом. Вдруг это  будет мне  к  лицу.
Пожалуйста, приезжай поскорее в Берлин, где тебя ждут  не только мои уши, но
и поцелуи твоей будущей супруги Хильды Хагедорн".
     Фриц чертыхнулся и побежал к швейцару.
     --  Что это значит? --  спросил  он  в  полной растерянности. -- Шульце
уехал! Моя невеста уехала! А тетя Юлечка?
     -- Уехала, -- сказал швейцар.
     -- А господин Кессельгут?
     -- Уехал, -- прошептал швейцар с видом кающегося грешника.
     Хагедорн пристально поглядел ему в лицо.
     --  Здесь что-то  неладно! Почему уехали все четверо? Не  рассказывайте
мне сказки! Не то я по-другому поговорю с вами!
     -- Почему уехали обе дамы и господин Кессельгут, я не знаю,  -- ответил
швейцар.
     -- А господин Шульце?
     -- Некоторые гости жаловались. Господин Шульце, мол, нарушает гармонию.
Дирекция попросила его уехать. Он тут  же посчитался с просьбой. То, что под
конец уедут четверо, мы не ожидали.
     -- Только четверо?  -- спросил Хагедорн и  подошел  к  железнодорожному
расписанию,  висевшему на стене. -- Разумеется, я тоже уеду. Через  час идет
мой поезд. -- Он побежал к лестнице.
     Швейцар был  близок к  обмороку.  Он доплелся  до конторы, плюхнулся на
стул и сообщил директору о новой беде.
     --  Отъезду Хагедорна надо  помешать!  -- воскликнул Карл  Отважный. --
Расстроенный  миллионер  может  нас  так дискредитировать,  что в  следующем
сезоне придется закрывать нашу лавочку.
     Они поднялись  на второй  этаж и постучали  в номер семь.  Хагедорн  не
ответил. Директор нажал на ручку  двери. Она  была заперта.  Из коридора они
слышали, как  в  комнате с  грохотом  выдвигают  ящики и захлопывают  дверцы
шкафов.
     --  Шумно  укладывается,  --   тяжко  вздохнул  швейцар.   Они  скорбно
спустились в холл и стали ожидать молодого человека.
     Он появился.
     -- Чемодан пусть доставит на вокзал слуга. Я пойду пешком.
     Оба засеменили рядом с ним.
     -- Господин кандидат, -- умолял Карл Отважный. -- Не наносите нам такой
обиды.
     -- Зря стараетесь! -- сказал Хагедорн.
     У  двери  он  столкнулся  с продавщицей  из  цветочного  магазина.  Она
принесла подарки, которые он купил часа два назад.
     -- Я немного опоздала, -- сказала она.
     -- Истинная правда, -- подтвердил он.
     --  Зато  букет  стал  еще  пышнее,  --  заверила она.  Он  раздраженно
засмеялся.
     -- Оставьте этот веник себе на память! Воткните его в петлицу.
     Изумленная, она сделала книксен и поспешно удалилась.
     И  вот  Фриц  стоял  со  старинной  оловянной кружкой, ящичком  сигар и
оригинальными серьгами в "Брукбойрене", один-одинешенек.
     -- Можно  хотя  бы  попросить вас, -- обратился к нему директор, --  не
рассказывать в ваших кругах о весьма досадном происшествии?
     -- На карту поставлена репутация нашего отеля, -- добавил швейцар.
     -- В моих кругах? -- удивился Хагедорн. И затем рассмеялся. -- Ах да! Я
должен вам кое-что объяснить! Вы принимаете меня за миллионера, так  ведь? С
этим,  признаться,  дело  гиблое.  От моих  кругов "Брукбойрен"  застрахован
пожизненно.  До вчерашнего дня  я был  безработным. Не  ожидали?  Кто-то вас
одурачил. Прощайте, господа!
     Дверь за ним закрылась.
     -- Он не  миллионер? -- хрипло спросил директор.  -- Везет же человеку,
Польтер! Значит, девушка нас обманула?  Слава  Богу! Мы остались в  дураках?
Убиться можно!
     Швейцар  покачал  головой.  Потом вдруг хлопнул себя по лбу. У него был
такой вид, словно он готовился сразиться с быком.
     --  Какой ужас! Какой ужас! -- крикнул он. -- Самое лучшее  для  нас --
повеситься!
     -- Согласен,  -- сказал директор, все еще витая  в  облаках. -- Но ради
чего? Несколько постояльцев уехали  досрочно.  Ну  и  что?  Какая-то девушка
прошлась на наш счет. Это я перенесу.
     -- Эта  история нас погубит, -- сказал швейцар.-- Мы  оказались полными
идиотами!
     -- Ну, ну, -- отмахнулся Карл Отважный, -- вы несправедливы ко мне.
     Дядюшка Польтер наставительно поднял указательный палец.
     -- Да, Хагедорн  не был миллионером. Но девушка не  соврала. Переодетый
миллионер здесь был! О ужас! Нам конец!
     -- У меня голова идет  кругом! -- занервничал директор.  -- Выражайтесь
наконец яснее!
     --  Переодетого  миллионера  мы выгнали  час назад, --  сказал  швейцар
замогильным голосом. -- Его звали Шульце!
     Директор молчал. Швейцар угасал на глазах.
     -- И этого человека я  заставил подметать каток! И  с рюкзаком послал в
деревню, потому что у рассыльной ребенок заболел  корью! А Гелтаи  велел ему
лезть на стремянку! О-о!
     -- Убиться  можно, -- пробормотал Кюне. -- Я должен прилечь, не то меня
хватит удар.
     Во второй половине дня лежачего директора побеспокоил бой.
     -- Поклон от господина  швейцара, -- сказал мальчик. -- Велено сообщить
вам, что госпожа Каспариус уезжает вечерним поездом.
     Директор издал стон, словно раненая дичь.
     --  Она  больше никогда не  приедет  в  Брукбойрен,  --  велел  сказать
швейцар. -- Да, и еще: господин Ленц из Кельна тоже уезжает.
     Директор, застонав, повернулся на бок и со скрежетом закусил подушку.

Глава девятнадцатая
РАЗНЫЕ ШУЛЬЦЕ

     В Мюнхене у Хагедорна оставалось целых шесть часов до поезда на Берлин.
Свой фибровый чемодан  он сдал на хранение. Затем,  перейдя площадь  Штахус,
пошел   по  Ка-уфингерштрассе,  свернул   налево  и   сделал  стойку   перед
Театинеркирхе. С этого  он начинал каждое свое посещение Мюнхена. Он полюбил
этот  церковный фасад еще со  времен студенчества.  Сегодня же  он глядел на
него  как баран на новые ворота. Он беспрерывно думал о  Хильде. Об Эдуарде,
разумеется, тоже. Образ церкви не проникал в него дальше сетчатки глаз.
     Засунув руки в  карманы  потрепанного  пальто,  он вернулся  в город  и
прежде, чем успел опомниться,  очутился в одном из  городских почтамтов, где
сел за  стол и  начал  листать адресную  книгу  Берлина. Он изучал колонки с
фамилией "Шульце". Рядом лежали блокнот с карандашом.
     Специалист  по  рекламе  Эдуард  Шульце  не   значился.  Может,  Эдуард
зарегистрировался  "коммерсантом"? Хагедорн записал  соответствующие адреса.
Что касается Хильдегард, то дело  обстояло еще труднее.  Как зовут по имени,
ради всех святых,  его будущего тестя?  И кто  он  по  профессии? Нельзя  же
бегать  ко всем  живущим в Берлине  Шульце и спрашивать:  "Есть  ли  у  вас,
во-первых,  дочь  и  не  она ли, во-вторых, моя невеста?"  На  это жизни  не
хватит!
     Потом Хагедорн пошел в кино на комедию. Каждый раз, смеясь, он сердился
на себя. К счастью,  в картине было немного смешных мест.  Иначе у  молодого
человека непременно начался бы внутренний разлад.
     После  кино  он  съел  в  пивной  жареные  сардельки  с капустой. Затем
вернулся на  вокзал и сидел, потягивая баварское  пиво,  в зале ожидания. Он
размышлял о будущих рекламных баталиях, но  ни одна смелая идея не приходила
ему в голову. Он все время думал о Хильде.  А если он ее  не найдет? И вдруг
она не даст о себе знать? Что тогда?
     В поезде пассажиров было немного. Фриц сидел в купе один. До  Ландсгута
он шагал  взад-вперед по  купе как в клетке.  Потом  улегся  и сразу  уснул.
Снились ему всякие диковины. В последнем сне действие происходило в адресном
столе.
     На   дверях  были   прикреплены   таблички  в  алфавитном  порядке,  со
всевозможными  фамилиями.  У  двери  с  табличкой  "Шнабель-Шютце"  Хагедорн
остановился,  постучал  и  вошел. За перегородкой сидел  снеговик  Казимир в
полицейском  шлеме.  У  него был  очень  строгий  вид.  Поглаживая  усы,  он
поинтересовался:
     -- Что вам угодно?
     -- Скажите, Шульце у вас? -- спросил Фриц.
     -- Все Шульце у нас, -- сказал Казимир.
     -- Почему так во множественном числе? -- спросил Фриц.
     -- Распоряжение Президиума полиции, -- резко ответил Казимир.
     -- Извините, -- сказал Фриц. -- Я ищу фройляйн Хильдегард Шульце. Когда
она смеется, у нее на щеке появляется ямочка. Не две, как у  других девушек,
а одна. И в зрачках у нее золотые искорки.
     Казимир тщательно порылся в картотечных ящиках и кивнул посетителю:
     --  Есть  такая. Раньше  она  жила  на  радиомачте. Потом выписалась  и
переехала в Альпы.
     -- Но сейчас она снова в Берлине, -- утверждал Фриц.
     --  Радиомачте об этом ничего не известно,  -- сказал снеговик, -- она,
кажется, вообще не числится. Может, ее сдали. Незаметно следуйте за мной!
     Они спустились в подвал.  Здесь длинными рядами  стояло  много  шкафов.
Казимир отпирал их один за другим.  В каждом шкафу были четыре  секции.  А в
каждой секции  стоял человек. Это были  люди, нигде не  прописанные, а также
те,  кто  начисто забыл,  где они жили раньше.  И наконец,  дети, которые не
знали, как их зовут.
     -- Ну  и ну, -- испуганно  сказал Хагедорн. Взрослые в секциях стояли и
разозленные, и  задумчивые. Дети плакали.  Грустное  было  зрелище. В  одной
секции стоял ученый, между прочим историк; он считал себя забытым зонтиком и
потребовал от Казимира, чтобы его наконец закрыли. Расставив ноги и  разведя
руки, он повторял:
     -- Ведь дождь кончился, кончился!
     Фриц  захлопнул  дверцу.  Они  заглянули  почти  во все  шкафы.  Однако
Хильдегард нигде не обнаружили, Фриц вдруг приставил ладонь к уху:
     -- В последнем шкафу плачет женщина!
     Снеговик отпер дверцу. В крайнем углу спиной к  ним стояла юная девушка
и громко плакала.
     Хагедорн испустил радостный крик. Потом растроганно сказал:
     -- Господин Снегошлем, это она.
     -- Она стоит спиной, -- проворчал Казимир. -- Я не вижу ямочки.
     -- Хильда! --  крикнул Фриц. -- Посмотри на нас, пожалуйста! Иначе тебе
придется остаться здесь.
     Хильда обернулась. Хорошенькое личико было заревано.
     -- Не вижу никакой ямочки, -- сказала снеговик. -- Запираю шкаф.
     -- Хильдочка! -- крикнул Фриц.  -- Улыбнись!  Дядя не верит, что у тебя
есть ямочка. Станцуй ему  умирающего лебедя!  Встаньте, драгоценная графиня!
Завтра заложим  твое кольцо и две  тысячи  марок  прокатаем на  американских
горках. Ну, смейся! Смейся!
     Все было  напрасно. Хильда  его  не  узнавала. Она  не  улыбалась  и не
смеялась. Стояла в углу и плакала. Казимир вставил ключ в замок дверцы. Фриц
вцепился в его руку.  Снеговик другой рукой схватил молодого человека за чуб
и тряхнул его.
     -- Перестаньте! -- яростно крикнул Хагедорн.
     -- Ну, ну, ну, -- сказал кто-то.
     -- Очнитесь!
     Перед ним стоял кондуктор.
     -- Прошу билеты!
     За окном светало.

     Утром в квартиру фрау Хагедорн на Моммзенштрассе позвонили. Старая дама
открыла дверь. У порога стоял Карлуша, ученик мясника Кухенбуха.
     -- Здравствуй, -- сказала она. -- Мой сын опять звонит по телефону?
     Карлуша покачал головой.
     -- Мастер  передает  вам привет, а сегодня сюрприз  будет побольше, чем
позавчера. И вы, пожалуйста, не пугайтесь. К вам придет гость.
     -- Гость? -- переспросила дама. -- Гостей не пугаются! Так кто придет?
     С лестницы послышалось:  "Ку-ку!  Ку-ку!" Матушка  Хагедорн,  всплеснув
руками, вышла на лестничную  площадку и  посмотрела за угол. Этажом  ниже на
ступеньках сидел ее сын и махал ей рукой.
     -- Ну, знаете,  дальше ехать некуда! -- сказала она. -- Что тебе надо в
Берлине,  озорник  ты  этакий!  Тебе  же  полагается   быть  в  Брукбойрене!
Вставай-ка, Фриц! Ступеньки слишком холодные.
     -- Мне обратно ехать? -- спросил он. -- Или сначала кофейку дадут?
     -- Марш в гостиную! -- скомандовала она.
     Он  медленно поднялся  и проскользнул с чемоданом  мимо  нее, словно  в
испуге. Карлуша захохотал и удалился.
     Мать с сыном рука об руку вошли в квартиру. За завтраком  Фриц подробно
рассказал о событиях предыдущего дня. Потом прочитал оба прощальных письма.
     -- Тут что-то не так, мой бедный мальчик, -- задумчиво сказала мать. --
Ты с твоей доверчивостью опять попал впросак. Давай поспорим?
     -- Нет, -- возразил он.
     -- Ты  всегда воображаешь, будто можно  с первого  взгляда  определить,
есть что-то в человеке  или нет, -- сказала она. -- Если бы ты был прав, мир
выглядел бы немножко иначе. Если бы все честные люди выглядели честно, а все
подлецы подло, то можно было бы смеяться.  Тебе испортили чудесный отдых.  С
первого числа ты пойдешь в контору. Уехал на неделю раньше, Хоть плачь!
     --  Но,  вероятно,  именно  поэтому  Эдуард не  простился со  мной!  --
воскликнул  он. -- Он  боялся, что я  поеду с ним, а  ему  хотелось, чтобы я
остался в Брукбойрене. Он же не  предполагал, что я узнаю, как гнусно с  ним
обошлись,
     --  По крайней  мере  он  мог  бы  приписать свой берлинский  адрес, --
сказала мать. --  Можешь говорить что хочешь, но тактичный человек сделал бы
это. И почему ба-
     рышня  не попрощалась  с  тобой?  Почему  она  не  оставила адреса?  От
девушки, на которой ты собираешься жениться, мы можем это требовать! Все как
полагается!
     --  Ты  их не знаешь, -- возразил он, -- Иначе ты так же мало поняла бы
во всем этом,  как и я,  Ошибаться в  людях можно,  Но  ошибиться  до  такой
степени нельзя.
     -- И что же дальше? -- спросила она, -- Что собираешься делать?
     Он поднялся, взял шляпу, пальто и сказал:
     -- Искать обоих!
     Она смотрела  из окна, как он  переходил улицу. "Горбится, --  подумала
она, -- А когда горбится, значит, грустит",

     В течение следующих пяти часов кандидат Хагедорн напряженно работал. Он
посещал  людей,  которых   звали  Эдуард   Шульце.   Это   было   совершенно
бессмысленное занятие. Если дверь открывал глава семейства, еще куда ни шло.
Тогда Фриц  хотя  бы видел, что Эдуард  не тот, и лишь спрашивал, есть ли  у
него дочь по имени Хильдегард.
     Но если  в дверях появлялась фрау Шульце, от досады можно было лопнуть.
Ведь  нельзя же было  просто  спросить: "Ваш супруг  был  в  Брукбойрене  до
вчерашнего дня? У вас есть дочь? Ее зовут Хильда? Нет? До свидания!"
     Он пробовал по-всякому. Тем не менее у него сложилось впечатление,  что
его везде принимали за сумасшедшего.
     Особенно скверно было на Прагерштрассе и на Мазуреналлее.
     На Прагерштрассе тамошняя фрау Шульце возмутилась:
     -- Значит, этот негодяй  был в Брукбойрене? Меня он уверял, что приехал
из Магдебурга. А баба с ним была? Такая толстая, рыжая?
     -- Нет, -- сказал Фриц. -- Это был не ваш муж. Вы несправедливы к нему.
     -- А зачем вы  тогда  сюда пришли? Не-ет, любезный, так не  выйдет!  Вы
останетесь здесь! Подождем, пока мой Эдуард вернется домой! Я ему покажу!
     Хагедорн еле вырвался  и убежал.  Вслед ему неслась  такая  ругань, что
дрожала лестница.
     А у Шульце  на  Мазурен-аллее  была  дочь,  которую  звали  Хильдегард!
Правда, ее не было дома. Но отец был здесь. Он пригласил Фрица в гостиную.
     -- Вы знаете мою дочь? -- спросил он.
     --  Я не уверен,  --  смущенно сказал Фриц, -- Может быть,  это она.  А
может, нет. У вас есть под рукой фотография юной дамы?
     Господин Шульце угрожающе засмеялся.
     -- Надеюсь, вы встречались с моей дочерью не только в темноте?
     --  Ни в коем  случае,  --  ответил  Фриц.  -- Я хочу  лишь  убедиться,
идентична ли ваша дочь моей Хильде.
     -- У вас серьезные намерения? -- строго спросил господин Шульце.
     Молодой человек кивнул.
     -- Это меня радует, -- сказал отец. -- У вас хороший доход? Вы пьете?
     -- Нет, --  сказал Фриц. -- То  есть я не пьяница. Жалованье приличное.
Пожалуйста, покажите фотографию!
     Господин Шульце поднялся.
     -- Не обижайтесь, но мне кажется, что у вас есть пунктик. -- Он подошел
к пианино, взял фотопортрет и сказал: -- Вот!
     Хагедорн  увидел   худую  безобразную  девицу.  Снимок  был  сделан  на
карнавале.  Хильда Шульце в  костюме  Пьеро  игриво улыбалась.  То,  что она
косила, могло зависеть  от  фотографа. Но в том, что у нее кривые ноги,  его
вины не было.
     --  О  Господи!  -- прошептал  Фриц.  --  Тут  произошло недоразумение.
Извините за беспокойство!
     Он выбежал  в  коридор, но  вместо лестницы  попал  в спальню, повернул
обратно,   увидел   господина  Шульце,   надвигавшегося   на  него,   словно
ангел-мститель, открыл, к счастью, нужную дверь и ринулся вниз по лестнице.
     После этого события Хагедорн поехал на трамвае домой. Он проэкзаменовал
двадцать трех берлинцев по фамилии Шульце.
     Работы оставалось еще дней на пять.
     Мать встретила его взволнованной:
     -- Угадай, кто здесь был?
     Он оживился:
     -- Хильда? Эдуард?
     -- Ну что ты, -- ответила она.
     -- Пойду спать, -- сказал он устало. -- Дня через три найму сыщика.
     -- Правильно, мой мальчик.  Но  сегодня вечером мы приглашены. Я купила
тебе красивейшую сорочку. И галстук. В красно-синюю полоску.
     --  Спасибо, мама,  -- сказал  он и  опустился  на стул. -- А  куда нас
пригласили?
     Она взяла его за руку.
     -- К тайному советнику Тоблеру.
     Он вздрогнул.
     --  Ну  не замечательно  ли это?  --  спросила она.  -- Представь себе!
Звонят, три раза. Я открываю.  На площадке стоит шофер в ливрее. Спрашивает,
когда ты вернешься  из Брукбойрена?  "Мой сын  уже  здесь,  --  отвечаю.  --
Приехал рано утром". Он кланяется и говорит:  "Тайный советник Тоблер просит
вас и вашего сына  пожаловать к  нему в гости сегодня вечером. Будет обычный
ужин. Тайный советник  желает  познакомиться  со своим  новым  сотрудником".
Потом  он немного  помялся  и  сказал:  "Приходите, пожалуйста, безо  всяких
шикарных нарядов. Господин тайный советник не очень это любит. Восемь  часов
вечера  вас  устроит?"  Прекрасный  человек.  Предложил  заехать  за нами на
автомобиле. Но  я  сказала, что  лучше  мы  приедем трамваем. 76-й  и  176-й
останавливаются вблизи их дома. Что  же касается шикарных  нарядов, то пусть
не беспокоятся, у нас  их все равно нет. --  Она  с  ожиданием посмотрела на
сына.
     -- Пожалуй, нам следует пойти туда, -- сказал он равнодушно.
     Фрау Хагедорн не верила своим ушам.
     -- Мой мальчик,  я разделяю твои  горести, -- сказала  она. -- Но  тебе
надо взять себя в руки!  -- Она  ласково погладила его по волосам.  --  Выше
голову, Фриц! Мы  идем сегодня к Тоблерам! Очень любезно с его стороны. Ведь
ему это, собственно  говоря, совсем не нужно, а?  Мультимиллионер,  владелец
концерна, у него наверняка тысяча служащих. Если он с каждым будет  ужинать!
В конце  концов,  нам оказана честь.  Сегодня  мы улаживаем дела.  Я, надену
черное  шелковое.  Старой женщине  незачем  модничать. Если он  найдет  меня
недостаточно элегантной, я ничем ему не смогу помочь.
     -- Правильно, мамочка, -- сказал Фриц.
     -- Не ломай голову из-за этих двух Шульце, мой мальчик! -- сказала она.
-- Завтра тоже будет день.