принято мной за критерий, я затруднился бы сразу
ответить. Просто я поставил себя в положение соблазнителя и, представив себе
сцену, в которой я стою перед тобой, символизирующей других людей, взвешивал
одно выражение лица за другим.  Как дурак, я все снова и снова то плакал, то
смеялся,  то злился,  и  так до утра.  Поэтому на следующий день я проснулся
только под вечер.  Щели в  ставнях пропускали лучи света,  будто проходившие
сквозь красное стекло.  Кажется,  пошел  долгожданный дождь.  Но  настроение
нисколько не улучшилось,  усталость,  терпкая, как настоявшийся чай, сковала
все тело.  Особенно жгло и  болело в  висках.  И не случайно.  Больше десяти
часов я беспрерывно двигал мимическими мускулами.
   Нужно еще сказать,  что я не просто двигал мимическими мускулами,  а до
предела напрягал нервы  -  когда смеялся,  то  смеялся по-настоящему,  когда
злился, то злился по-настоящему.
   Дело в том,  что, пока я это делал, даже самое незначительное выражение
должно было глубоко врезаться в поверхность моего нового лица,  как герб, не
терпящий никаких исправлений.  И  если бы я все время фальшиво улыбался,  на
моей  маске  навсегда  сохранилась  бы  печать  лица,   способного  лишь  на
искусственную улыбку.  Поэтому, какими бы моментальными ни были отпечатки, я
не  мог  не  относиться к  ним  со  всей серьезностью,  поскольку они  будут
запечатлены маской как история моей жизни.
   Я приготовил горячее полотенце и промассировал лицо. Пар проник в кожу.
Она  воспалилась  оттого,  что  инфракрасной лампой  я  стимулировал потовые
железы,  а клейким составом забил поры. Это, несомненно, плохо повлияло и на
келоиды.  Но ничего более страшного, чем то, что уже случилось, произойти не
могло,   и   вряд  ли  стоило  проявлять  излишнее  беспокойство.   Мертвому
безразлично, кремируют его или погребут.
   В  течение трех дней я  повторял одно и то же в одном и том же порядке.
То,  что нужно было исправить,  я исправил,  все пришло в норму, и на третий
день я  решил сделать попытку поужинать в маске.  Когда-нибудь я должен буду
столкнуться с такой необходимостью, и поэтому нет ничего лучше, как испытать
сейчас все  на  практике.  Так  создам же  я  условия самые что ни  на  есть
натуральные.  После того как клейкий состав достаточно застыл,  я  взъерошил
волосы и прикрыл ими края маски,  надел очки с затемненными стеклами,  чтобы
граница  маски  вокруг  век  не  бросалась в  глаза,  и  вообще  сделал  все
приготовления, будто собирался выйти из дому.
   Преодолевая искушение заглянуть в  висевшее  напротив меня  зеркало,  я
поставил  на  стол  оставшиеся  от  вчерашнего  ужина  консервы  и  хлеб  и,
представляя себя в ресторане или еще в каком-нибудь зале, где я ем вместе со
множеством людей, медленно поднял голову и взглянул в зеркало.
   Тот тоже,  конечно,  поднял голову и посмотрел на меня.  Потом,  в такт
движению моего рта,  начал жевать хлеб. Когда я ел суп, он тоже его ел. Наше
дыхание  совпадало,   и  это  выглядело  очень  естественно.  Чужие  губы  и
притупившиеся нервы  не  позволяли  по-настоящему  почувствовать вкус  пищи,
мешали жевать,  но,  если привыкнуть,  можно об этом забыть,  как забывают о
вставных зубах.  Только вот из углов рта стекали капли слюны и  соуса,  и  я
понял, что за этим нужно все время следить.
   Вдруг он поднялся и  подозрительно уставился на меня.  В  этот миг меня
охватило чувство какой-то удивительной гармонии -  возбуждения, смешанного с
умиротворенностью.  Появилась острота восприятия, я испытал опьянение, будто
принял  слишком большую дозу  снотворного и  оно  сразу  начало действовать.
Может быть,  моя скорлупа где-то треснула?  Некоторое время мы смотрели друг
на друга -  он улыбнулся первым,  я улыбнулся в ответ,  а потом, не встретив
никакого сопротивления,  впился взглядом в его лицо. Мы мгновенно слились, и
я стал им.  Не думаю, чтобы это лицо мне особенно нравилось, но вместе с тем
не  похоже,  чтобы  и  не  нравилось,  -  во  всяком случае,  теперь я  стал
чувствовать,  мыслить этим лицом.  Все шло настолько хорошо, что даже я сам,
прекрасно знавший о  своей подделке,  сомневался,  существовала ли  подобная
подделка на самом деле.
   Действительно,  очень уж все гладко.  Не исключено, что потом возникнут
побочные явления оттого, что залпом хлебнул слишком много? Я отошел назад на
пять-шесть  шагов и  прищурился.  Уловив момент,  когда я  выглядел особенно
неприятным,  широко  открыл  глаза.  Но  лицо  по-прежнему,  с  постоянством
камертона продолжало излучать все ту же улыбку. Вроде бы никакой ошибки. Как
ни считай, я, кажется, помолодел не меньше чем лет на пять.
   Что  ж  тогда так  беспокоило меня  до  вчерашнего дня?  Может быть,  и
резонерствовал я,  будто не  нужно особенно стесняться,  будто кожа  лица не
имеет никакого отношения к  характеру человека,  только потому,  что сам был
скован предубеждением? По сравнению с обиталищем пиявок или маской из бинтов
теперешняя маска из синтетической смолы гораздо больше похожа на живое лицо.
Если  первая -  декоративная дверь,  нарисованная на  стене,  то  эту  можно
сравнить с широко распахнутой дверью, через которую льется солнечное тепло.
   Чьи-то шаги,  которые,  казалось,  я  слышу уже давно,  становились все
громче,  приближались.  И когда они приблизились ко мне вплотную, оказалось,
что это мое сердце. Открытая дверь торопит меня.
   Решено, выхожу! Через новое чужое лицо выхожу в мир новых чужих людей!


x x x

   Сердце учащенно билось.  В душе моей боролись надежда и тревога,  как у
ребенка,  которому впервые разрешили одному ехать в поезде.  Благодаря маске
все,  конечно,  изменится.  Не только я -  мир и тот предстанет в совершенно
новом одеянии. И унизительный стыд стал вскоре тонуть в водовороте надежд.
   Постскриптум.  Думаю,  что  должен  признаться:  в тот день я
   принял  большую  дозу  снотворного.  Нет,  не только в тот день. С
   некоторых пор я делал это регулярно. Но не для того, как это может
   показаться,  чтобы  парализовать  тревогу.  Цель была скорее иная:
   снять   ненужное   раздражение  и  сохранить  рационализм.  Как  я
   неоднократно повторял, моя маска должна была прежде всего означать
   борьбу  с  предвзятым  мнением относительно лица. Я должен был все
   время помнить о маске, будто управлял сложнейшей машиной.
   И  еще  одно...  Когда я принимал, смешав в нужной пропорции,
   снотворное  и успокоительное, то через несколько минут после того,
   как   начинало   действовать   лекарство,  наступало  удивительное
   безмятежно-спокойное состояние, будто я смотрел внутрь самого себя
   в  телескоп.  Я  невольно  избегал  писать об этом, так как не был
   убежден,  что  это  не  наркотическое  опьянение,  но  сейчас  мне
   кажется,  испытанное  мной в течение тех нескольких минут ощущение
   заключает  смысл,  гораздо  более  глубокий,  чем  я  предполагал.
   Например,  нечто  приближающее  меня  к  сущности  отношений между
   людьми, которые объединены ложным символом, именуемым лицом...
   Когда   лекарство   только  начинало  действовать,  наступало
   состояние,  будто  я  споткнулся о камень. Какое-то мгновение тело
   мое  плыло  в  воздухе, и я испытывал легкое головокружение. Потом
   ноздри  начинал щекотать запах скошенной травы и сердце вырывалось
   в  далекие  просторы.  Нет, я выражаюсь, пожалуй, не совсем точно.
   Неожиданно  поток  времени приостанавливался, я терял направление,
   выплывал  из  потока. Выплывал не только я - все, кто летел вместе
   со  мной, рвали существовавшие прежде связи и рассылались в разные
   стороны.  Вырвавшись  из потока, я испытывал чувство освобождения,
   становился  необыкновенно  великодушным  и,  соглашаясь  со  всем,
   повторял  странное,  поспешно  сделанное  заключение, что мое лицо
   точь-в-точь  как  твое  -  тоже  напоминает лицо Бодисатвы. Время,
   когда  я  был  абсолютно  безразличен к тому, что именуется лицом,
   длилось минут семь-восемь.
   Похоже,  что,  когда  поток  времени  на  секунду  замирал, я
   преодолевал  не  только  свои  скопища  пиявок,  но  и само лицо и
   оказывался  на  другой  стороне.  Видимо,  и в те минуты, когда я,
   отбросив  сомнения,  проникал  сквозь  окно,  именуемое  лицом,  в
   человеческие  отношения, передо мной, пусть на мгновения, мелькала
   свобода,  существование  которой  я  не мог себе даже представить.
   Видимо,   я   неожиданно   для   себя   сталкивался   со  страшной
   действительностью;  все люди закрывают окно души маской из плоти и
   прячут обитающие под ней пиявки. Может быть, благодаря потере лица
   я  смог подойти вплотную к другому, настоящему, а не нарисованному
   на  окне  миру...  Тогда  испытываемое мной чувство освобождения -
   правда. Тогда оно - не временный обман, приносимый наркотиками.
   И  потом...  как  это  ни неприятно... моя маска легко сможет
   скрыть  правду. Если вдуматься, не исключено, что в этом как раз и
   была  причина  того,  что  я  стыдился  своей  маски. Но маска уже
   прикрыла  мое  лицо. К тому же почти двойная доза лекарства начала
   оказывать  свое действие, заставляя забыть о свободе, которую дает
   отсутствие  лица.  Я  говорил самому себе: пусть в мире сказки, но
   ведь  гадкий  утенок  получил все-таки право превратиться в белого
   лебедя.
   Чтобы   превратиться  в   совершенно  другого  человека,   нужно  было,
естественно,   начать  с  одежды.   Но,  к  сожалению,  к  этому  я  еще  не
подготовился,  и  потом в  тот вечер мне нужно было только достичь душевного
равновесия,  поэтому я и решил просто накинуть куртку и выйти из дому. Маска
была  совершенно готова,  ничем  не  отличалась от  лица,  и  можно было  не
опасаться, что она покажется подозрительной.
   Лестница черного хода скрипела,  и было очень странно, что я, казалось,
летевший на крыльях,  столько весил.  К счастью,  я не встретил никого, пока
добирался до  улицы.  Но,  завернув за  угол,  я  столкнулся лицом к  лицу с
соседкой,  которая несла сумку с  покупками.  Я  остановился как  вкопанный,
буквально заскрипев зубами от  досады,  а  соседка лишь мельком взглянула на
меня и как ни в чем не бывало пошла своей дорогой.  Это хорошо. Итак, ничего
не случилось. Разве это не самое лучшее алиби?
   Я пошел дальше.  Поскольку у меня была одна цель -  привыкнуть к маске,
мне было все равно куда идти.  В  самом деле,  просто идти и  то уже немалая
работа.  Вопреки  ожиданиям колени  не  сгибались,  будто  кончилась смазка,
дыхание перехватило.  От стыда,  хотя маска и не могла краснеть,  от страха,
что все узнают правду,  я весь сжался и дрожал, вид у меня был самый жалкий.
Но если чужой взор и сможет проникнуть сквозь маску, то, скорее всего, из-за
моей  скованности.  Когда  ведешь  себя  как  подозреваемый,  тебя  и  будут
подозревать.  Ведь я всего лишь пытался немного изменить рисунок на обертке.
Хоть  бы  не  осуждали меня.  Но  если не  обманет то,  что  у  меня внутри,
окружающих нечего бояться.
   Пока я так рассуждал,  мой энтузиазм куда-то испарился,  силы предавали
чувства,  так же как чувства предавали силы,  и у меня все больше опускались
руки.  Так  прошло три часа.  Если попадалась слишком освещенная витрина,  я
переходил дорогу,  делая вид,  что  меня привлек магазин на  противоположной
стороне...  если  улицу  заливал  яркий  неоновый  свет,  я  выбирал  темные
переулки,  будто в поисках приключений...  если,  подходя к остановке, видел
приближающийся трамвай  или  автобус,  то  сознательно ускорял шаг,  избегая
соблазна сесть в него...  или же, наоборот, нарочно шел медленнее, пропуская
его вперед... и в конце концов я устал от самого себя. Сколько бы дней я так
ни ходил, все равно по-настоящему не привыкну к маске.
   Мне   встретилась   табачная   лавчонка,   прилепившаяся   вплотную   к
кондитерскому магазину.  И я решил пойти на рискованную авантюру. Авантюра -
слишком сильно сказано,  просто решил  зайти и  купить сигарет.  Не  успел я
подойти к  лавке,  как  у  меня  бешено  заколотилось сердце.  Внутри что-то
прорвалось,  и полились слезы.  Маска сразу же отяжелела и, казалось, начала
сползать.  Ноги дрожали,  точно я спускался в бездонную пропасть, держась за
тоненькую веревку.  Ради какой-то пачки сигарет я  отдал столько сил,  будто
схватился с чудовищем.
   Но,  не  знаю почему,  стоило мне  встретиться взглядом с  продавщицей,
подошедшей ко мне с  безразличным видом,  как меня точно подменили,  я вдруг
осмелел.  Может быть,  потому,  что она обратила на меня не больше внимания,
чем на  обычного покупателя,  или,  может быть,  потому,  что пачка сигарет,
точно мертвая пичужка,  невесомо лежала у меня на ладони?  Нет, причина была
скорее в  той перемене,  которую принесла с  собой маска.  До тех пор пока я
воображал обращенные на себя чужие взгляды, я боялся своей собственной тени,
но  стоило мне  встретиться с  настоящим взглядом,  как я  точно увидел свой
истинный облик.  В  моем  представлении маска,  может быть,  выставляла меня
напоказ,  но в действительности она была непрозрачным прикрытием,  прятавшим
меня.  Под ней пульсировали кровеносные сосуды, потовые железы выделяли пот,
а на поверхности ее не было ни капли.
   В конце концов я избавился от страха покраснеть,  но к тому времени был
уже окончательно измотан.  У  меня не было сил идти дальше,  я  взял такси и
вернулся прямо в свое убежище. Я пришел в уныние при мысли, что единственной
компенсацией за все мои мучения была лишь пачка сигарет,  но, если принять в
расчет, что я осознал себя в маске, сделка представлялась вполне выгодной. В
подтверждение этому,  когда я,  вернувшись в свою комнату,  снял маску, смыл
клейкий  состав  и  посмотрел  на  свое  лицо,  безобразные  скопища  пиявок
почему-то  не  показались мне такими уж реальными.  Маска стала настолько же
реальной,  насколько реальными были пиявки,  и  если считать маску временным
обликом,  то временным же обликом были и пиявки.  В общем,  маска, казалось,
спокойно укоренялась в моем лице.
   На  следующий день я  решил смело расширить сферу своих опытов.  Прежде
всего,  как только встал,  позвал управляющего и  сказал,  что если соседняя
квартира еще  свободна,  то  хотел бы  снять ее  для "младшего брата".  Этим
"младшим братом" был, конечно, еще один я - в маске.
   К сожалению, я опоздал - комната была сдана днем раньше.


x x x

   Но  это  не  могло заставить меня изменить свои планы.  Больше того,  я
воспользовался этим  случаем,  чтобы  рассказать  о  существовании "младшего
брата" - для меня было очень важно, чтобы мой собеседник твердо это усвоил.
   - Брат живет в  очень неудобном пригороде,  да  к  тому же работать ему
приходится в разные часы, и поэтому он очень хочет иметь квартиру, в которой
мог бы  время от времени отдыхать.  Но если она сдана,  ничего не поделаешь.
Условия жизни у  нас примерно одинаковые,  мы не особенно привередливы,  так
что поживем вместе.
   Потом  я  сразу  же  предложил увеличить квартирную плату  на  тридцать
процентов.  Управляющий сделал  вид,  что  смущен,  очень  смущен,  безмерно
смущен,  но на самом деле никакого смущения он не испытывал.  В конце концов
для "младшего брата" мне удалось даже получить дополнительный ключ.
   Часов в десять я надел маску и вышел из дому.  Мне нужно было подобрать
одежду к  маске,  дополненной очками и бородой.  Выйдя из дому,  я некоторое
время не  мог побороть напряжения -  я  впервые оказался на улице среди бела
дня...  Не знаю из-за чего - то ли волоски на маске, за ночь превратившись в
живые, начали расти?.. то ли из-за слишком большой дозы успокоительного?.. -
но так или иначе, ожидая автобуса, я уже спокойно дымил сигаретой.
   Но по-настоящему я осознал, насколько жизнеспособна и своенравна маска,
когда пришел в  универсальный магазин,  чтобы купить костюм.  Хотя  наиболее
подходящим для очков и  бороды было бы  что-нибудь броское,  я  тем не менее
выбрал строгий пиджак с  узкими бортами,  на  трех пуговицах.  Мне просто не
верилось,  что  я  способен на  такое.  Во-первых,  сам  факт,  что  я,  как
оказалось,  разбираюсь в  моде,  был  выше  моего понимания.  Мало  того,  я
специально зашел  в  ювелирный отдел и  купил кольцо.  Выходило,  что  маска
игнорирует мои желания и начинает сама ходить, куда ей вздумается. Меня это,
правда,  не особенно обеспокоило,  но порядком удивило.  Хотя в этом не было
ничего  смешного,  приливы  смеха  следовали  один  за  другим,  будто  меня
щекотали, и я, слившись с этим смехом, впал в игривое настроение.
   Выйдя из  универмага,  может быть,  по инерции я  решил предпринять еще
одну  небольшую авантюру.  Да  нет,  ничего серьезного,  всего лишь  зайти в
маленький корейский ресторан, находившийся в узком переулочке вдали от ярких
центральных улиц. Я уже давно не ел как следует, и голод давал о себе знать,
да  к  тому же жареное мясо,  такое вкусное,  всегда было самой любимой моей
едой.  Но  разве  только  поэтому?  Разве  жареное  мясо  было  единственным
побуждением, заставившим меня пойти туда?
   В какой мере я действовал сознательно -  это другой вопрос.  Но было бы
ложью  говорить,  что  выбор  именно  корейского  ресторана  ни  на  чем  не
основывался. Я совершенно явно принимал в расчет, что это корейский ресторан
и там будет много корейцев.  Я бессознательно надеялся, конечно, на то, что,
если в моей маске и есть еще какие-то изъяны,  корейцы,  наверно,  ничего не
заметят,  к  тому же мне казалось,  что общаться с  ними мне будет проще.  А
может быть,  я находил сходство между собой,  лишившимся лица,  и корейцами,
часто  становившимися жертвой расовых предрассудков,  и  невольно проникся к
ним дружескими чувствами.  Сам я,  конечно, вовсе не испытывал предубеждения
против  корейцев.  Прежде всего,  человек без  лица  просто не  вправе иметь
предубеждения.  Правда,  расовые  предрассудки,  несомненно,  существуют как
универсальное явление, поскольку выходят за рамки индивидуальных склонностей
и бросают тень на историю и народы.  Поэтому,  во всяком случае субъективно,
тот  факт,  что  я  искал убежище среди этих людей,  был  не  чем иным,  как
перелицованным предрассудком, но...
   Вился  вверх  голубой дымок.  Шумел допотопный вентилятор.  Посетителей
трое,  и,  к счастью,  все трое как будто корейцы. Двоих на первый взгляд не
отличить  от  японцев,  но  их  беглый  разговор  по-корейски  неопровержимо
свидетельствовал,  что  они настоящие корейцы.  Хотя был еще только полдень,
они уже опорожнили целую батарею пивных бутылок,  что еще больше разожгло их
и без того экспансивную манеру разговаривать.
   Я слегка прикоснулся к маске у щек,  чтобы проверить, все ли в порядке,
и сразу же заразился их весельем. Или скорее, может быть, стремился опьянить
себя возможностью,  доступной обыкновенному человеку, - если я этого захочу,
то  легко могу сделать.  Может быть,  психологически это объяснялось тем же,
что  и  неодолимое желание нищих поговорить о  своих богатых родственниках -
таких  можно  часто  встретить  в  романах.  Но  так  или  иначе,  присев  к
колченогому столику и заказав жареное мясо,  я явственно ощутил себя чуть ли
не киногероем.
   По  стене сновал таракан.  Свернув газету,  забытую кем-то на столе,  я
смахнул  его  на  пол.  Потом  стал  рассеянно  читать  заголовки -  обычные
объявления:  "Требуются".  "Сегодня  в  кино,  мюзик-холлах,  увеселительных
заведениях"...  Соединение всех  этих  иероглифов странным образом распалило
мое воображение.  Между рекламными колонками начал разворачиваться ландшафт,
полный  загадок и  намеков,  а  беспрерывная болтовня трех  корейцев служила
идеальным аккомпанементом моему воображению.
   На  столе  стояла пепельница,  к  которой было  прикреплено специальное
устройство для  предсказания судьбы.  Если  в  него  опустить  десятииеновую
монету и  нажать кнопку,  из  отверстия внизу  выскакивает свернутая бумажка
величиной со спичку.  Моя маска пришла,