аганы из  морского  подразделения.  Им было
поручено проникнуть  в район портового города  Триполи  на  севере Ливана  и
парализовать работу нефтеперегонных заводов в порту. Приказ был  дан,  когда
уже не  оставалось  времени  для подготовки операции. В распоряжении  бойцов
Хаганы  была  скудная информация  относительно  местности  и целей операции.
Иосеф Костика из сирийского подразделения  хотя и произвел рекогносцировку в
соответствии с  инструкциями, полученными из страны, и обнаружил,  что  зона
находится под усиленным надзором, но более детальная информация, необходимая
для выполнения задания такого рода, не поступила из-за недостатка времени.
     Двадцать три бойца под командованием Цви Спектора отправились в путь 12
мая 1941 года на моторном катере  "Морской  лев", принадлежавшем  английской
береговой полиции. Катер с рацией был перегружен снаряжением  для диверсий и
оружием. От заброшенного причала в Хайфском порту они вышли в открытое море.
Ицхак Садэ и другие командиры Хаганы пожелали,  расставаясь, скорой встречи.
Через  день связь  с катером была потеряна,  его следы затерялись, а судьба,
постигшая находившихся на борту, неизвестна по сей день.
     В это же время к ишуву  обратились  союзники  с  просьбой  мобилизовать
отборные  отряды для диверсионных  операций по  ту  сторону границы. Эти  же
отряды должны были заниматься обезвреживанием мин, захватом  жизненно важных
пунктов,  предотвращением   диверсий   противника   на  мостах   и   служить
проводниками для армий союзников,  готовившихся  к наступлению  на  Сирию  и
Ливан.
     Создание и  этих  отрядов  было  поручено  Ицхаку  Садэ.  Сначала  было
сформировано два  отряда, получивших название плугот махац (ударные отряды),
они вошли в  историю под  сокращенным названием "Палмах".  Командиром отряда
Алеф был назначен Игал  Аллон, отрядом Бет  - Моше Даян  из Нахалала. Им был
дан кратчайший срок для  подготовки  своих отрядов  к выполнению  заданий за
северной  границей. В  секторе Метуллы  действовал  отряд Аллона;  в секторе
Ханиты - отряд Даяна. Оба отряда проникли в глубь Сирии и Ливана  в качестве
ударных  подразделений армий  союзников,  захватили  ключевые позиции  армии
вишистской Франции и удерживали их несмотря на ожесточенные атаки французов,
пока  не  подошли  (с  большим  опозданием) подразделения  регулярных  армий
союзников. В этой операции Моше Даян был ранен и потерял глаз.
     Кроме  помощи  в  военных  действиях  командование  союзнических  армий
нуждалось в людях для проведения разведывательных и диверсионных операций на
территории Сирии  и Ливана.  Союзники обратились к  связной группе Хаганы  и
просили  рекомендовать надежных  арабов. Связные  ответили, что таких арабов
они  не  знают,  но они могут мобилизовать евреев, которые сойдут за арабов.
Руководство  ишува готово  было  взять  на себя  любые  обязательства, чтобы
расширить свое участие в  войне против Германии. Таким образом  было создано
сирийское  подразделение.   После  напряженного  ожидания,  наступившего  по
окончании курса  в  Яарот ха-Кармел,  я получил приказ, согласно  которому я
поступал в распоряжение командиров "сирийского подразделения". Однажды ночью
я  получил задание  прибыть в  киббуц Ханита. В назначенном месте  меня ждал
связной. Он проводил меня к пункту встречи вблизи ливанской границы. Там уже
ожидали  несколько  человек.  Мы  получили  указания,  попрощались  с нашими
провожатыми и,  одетые  как арабы,  отправились  в  путь,  следуя  за  нашим
проводником-бедуином. Переход продолжался всю ночь. На рассвете мы подошли к
шоссе, ведущему на Сайду и затем на Бейрут. Мы  остановили такси и добрались
до Бейрута.
     Во главе группы сирийского подразделения, заброшенной в Сирию и  Ливан,
стояли  Исраэль Бен-Иехуда  (Абду)  и  Иехошуа Палмон  (Джош). До вступления
войск   союзников   операции,  осуществляемые   нашим  подразделением,  были
немногочисленными    из-за   отсутствия   регулярной   связи   с   верховным
командованием  союзников.  Связь  была  возобновлена  со  вступлением  войск
союзников в Дамаск.  Абду  и Хаимке Левкову -  одному из выпускников курса в
Явнеэле  - было поручено проникнуть  через вражеские линии  в Халеб, еще  не
занятый  союзниками.  Там  следовало  произвести  диверсионные  операции  на
военном аэродроме, нефтехранилищах и на других военных объектах.
     Извилистыми  тропами пробирались они на север, чтобы  избежать встреч с
вражескими силами,  которые  все еще  оказывали сопротивление союзникам.  По
прибытии  в Халеб они изучили местность,  где предстояло совершить диверсии.
Каково же  было их  удивление,  когда оказалось,  что самолеты на аэродроме,
которые следовало  взорвать, представляли собой не что  иное,  как камуфляж.
Абду и Хаимке  быстро определили подлинные цели; военные объекты,  хранилища
горючего  возле вокзала  - все это было выведено  из  строя. Паника охватила
халебцев при звуках взрывов и при виде дыма, нависшего  над городом. Впервые
война подошла к порогу их собственных домов.
     Сотрудничество   верховного  командования  союзников   с   Хаганой   не
прекратилось и после того, как  они заняли в 1941  году Сирию и Ливан. Более
того, нам давали другие ответственные задания. Хотя  власть в Сирии и Ливане
находились теперь  в руках "Свободной Франции" во  главе с генералом Катру -
верным соратником генерала де Голля, на многих  ключевых позициях оставались
французы,  верные   в  душе  правительству  Виши.  Они  представляли   собой
враждебный элемент по отношению к новому режиму.
     Арабское  население  тоже не испытывало особых  симпатий  к  "Свободной
Франции",  так  как  боялось   утратить  то,  чего   добилось  в  борьбе  за
независимость  в  30-е  годы.  Верховное  командование  армий  союзников  не
доверяло ни французской,  ни арабской  администрациям  и предпочитало, чтобы
укрепить  свои   позиции  в  Сирии  и  Ливане,  прибегать  к  помощи  евреев
Эрец-Исраэль, верность и преданность которых была доказана.
     Главной  причиной увеличения сирийского подразделения и  расширения его
деятельности, служила угроза, созданная глубоким продвижением немецких армий
-  наступление  фельдмаршала Роммеля в  Северной Африке и  Египте  и быстрое
продвижение немцев в глубь Советского Союза, в Кавказском направлении.
     Было совершенно очевидно, что, если Египет окажется в руках Роммеля, то
та  же судьба постигнет  Эрец-Исраэль,  Сирию и Ливан,  так как оборона этих
стран не входила в планы командования союзников.  Среди руководителей  ишува
началась острая дискуссия относительно  шагов, которые следовало предпринять
на случай чрезвычайного положения. Группа ведущих командиров Хаганы во главе
с  Иохананом  Ратнером и  Ицхаком  Садэ не поддалась отчаянию и  разработала
план, который официально назывался "Северный план", но  обычно  его называли
"Тобрук  на  Кармеле".  Этот план  предусматривал  создание  защитной  зоны,
которая  охватит долину  Звулун,  значительную  часть  Изреельской  долины с
возвышенностями  к  северу  от нее  и гору  Кармел.  В этой  зоне предстояло
сосредоточить военный  и технический потенциал ишува -  около тридцати шести
батальонов  полевых  частей  с  необходимым  военным снаряжением и  оружием.
Батальоны должны  были  противостоять нацистам, не  щадя жизни,  в случае их
наступления, как это было в Тобруке, в Северной Африке. Командование в Каире
отнеслось  положительно к  этому плану.  Однако его противники назвали  план
"Вторая Масада". Война ишува против нацистов, по их мнению, была бесцельной.
Относительно Сирии  и Ливана было решено, что  в случае  отступления  оттуда
войск  союзников  бойцы  сирийского  подразделения  будут  выполнять  те  же
операции,  что  и бойцы Палмаха  в  немецком  тылу, если  Эрец-Исраэль будет
оккупирован  Германией.  Итак, генеральный  штаб  Хаганы решил  усилить свое
влияние  на подразделение в том, что касается прямого командования, кадров и
методов  тренировок.  Ранее  сирийское подразделение  полностью  подчинялось
английскому командованию.
     Мы -  бойцы  сирийского подразделения -  все  это время  жили  в разных
местах в  Сирии  и Ливане  и старались слиться с местным населением, а также
узнать все о  районах,  важных в военном и  экономическом  отношении. Там на
месте мы поняли, как сильно отличаются  язык и обычаи сирийских и  ливанских
арабов  и арабов Эрец-Исраэль. Не успевали мы и рта открыть,  как  задавался
вопрос:  "палестинец?"  Но  не  только язык  выдавал  нас.  Помню, однажды в
Триполи я подошел к чистильщику сапог. Поставил ногу на стойку, и чистильщик
тотчас же заметил: "башмаки хайфской фабрики!"
     Те из  нас, кто не был выходцем из Сирии  или Ливана, поначалу работали
больше ушами и глазами,  чем языком. Нужно было изучить особенности  местных
диалектов  - в  Бейруте, в  Дамаске, в Халебе.  Лишь позднее  мы  осмелились
вознаградить себя  за молчание. Прошло много времени,  пока мы почувствовали
себя как дома и не опасались,  что отличаемся от местного населения. Мы были
осмотрительны и старались  не выделяться  на  общем  фоне. Кроме того  мы не
знали адресов  друг  друга. В центре  Бейрута  у  нас была явочная квартира.
Проникнуть в нее  можно  было, лишь зная пароль. Мы, кто работал в  Бейруте,
собирались там все вместе один только  раз - на  пасхальную  трапезу в  1941
году. Аарон  Лишевский  - один из командиров подразделения - приехал к  нам,
чтобы вместе  провести праздник. Мы  готовились к  этому дню тщательно. Стол
был накрыт  по всем правилам:  вина -  в изобилии,  жареные куры, салаты. Не
доставало только одного - маццы. Не удалось нам ее добыть.
     Не было  у нас дружественной среды, на которую можно было бы опереться.
Мы жили в  настоящем подполье не только потому, что арабское население  было
настроено  антиеврейски  и прогермански, но и потому, что власти  "Свободной
Франции" не проявляли особого  доверия к своим английским  союзникам;  мы же
вели  себя  по  отношению к  английским  коллегам  по  принципу:  уважай, да
остерегайся. Наша уверенность в себе возрастала.
     Осенью 1941  года  штаб Хаганы  возложил на Игала  Аллона  командование
сирийским  подразделением в целях подготовки претворения в жизнь "сирийского
плана". В  него входили  диверсии против  военных  объектов, сбор военной  и
политической информации,  установка раций на  территории  Сирии и  Ливана  и
разжигание психологической войны в среде местного населения.
     Первая  задача, которую поставил перед  собой Игал, касалась увеличения
состава  подразделения. Получив  назначение,  он  связался со мной  и просил
приехать из Бейрута и встретиться с ним в Эрец-Исраэль. Я проделал этот путь
с  Даном Рамом,  членом нашего подразделения,  он был  из киббуца Ханита. На
автобусе  мы  доехали  до  Тира,  оттуда  пешком  по  горам.  Всю  ночь,  не
переставая, лил  дождь. К утру мы добрались до Ханиты и затем до Тель-Авива.
Игал Аллон поручил мне мобилизовать для  подразделения  подходящих людей.  Я
прочесал  всю  страну  вдоль   и  поперек,  посещал  подразделения  Палмаха,
молодежные  движения, киббуцы,  отряды Хаганы.  Активно  мне помогал Исраэль
Иешаяху,  который  возглавлял  тогда отдел  выходцев  из  восточных  стран в
исполнительном комитете  Гистадрута. Отбирать людей было  невероятно сложно.
По  короткому  опыту  работы за границей я  знал,  каким  требованиям должны
отвечать кандидаты: терпимость, строгая самодисциплина, даже если приказ дан
задолго  до  срока  его  выполнения и командир  находится  за сотни  миль от
местонахождения бойца,  решительность, способность воспринимать чужие обычаи
и  особенности  диалектов,   превосходная   военная   подготовка,   глубокая
идеологическая подготовка, которая не позволит скатиться на уровень обычного
профессионального шпионажа, общее  образование. Многие кандидаты с  хорошими
рекомендациями были  отстранены.  В  конце концов нам  удалось  мобилизовать
нужное  число  людей  в  срок короче установленного. Они  прошли  длительную
подготовку, включавшую кроме  обычных  военных  тренировок изучение диалекта
языка  страны назначения,  уклада  жизни в  ней, обычаев,  одежды,  религии,
традиций,  песен,  плясок,  игр.  Некоторые  кандидаты прошли подготовку  по
радиосвязи.
     Члены подразделения  были  на положении  добровольцев,  им  не  платили
жалованья, в  случае нужды их  семьям оказывалась денежная помощь. Служба на
добровольных  началах  была  дополнительным  оправданием  требования,  чтобы
англичане  рассматривали   наше   подразделение  как  единицу,  находившуюся
исключительно  в  подчинении  Хаганы.  Командование  союзников  назначило  в
подразделение в качестве связного английского  офицера,  майора  Хамонда, он
был профессором греческой истории в Кембриджском университете.
     Сначала  мы пользовались местными удостоверениями личности.  Фотография
прежнего  владельца  заменялась  фотографией  бойца, личные данные  которого
более  или  менее совпадали с данными подлинного  хозяина  удостоверения.  В
Сирии и Ливане было крайне важно  иметь  при себе удостоверение  личности во
время проездов по  стране.  Так  что  мы  прилагали максимальные усилия  для
приобретения "настоящего" удостоверения, прибегая даже к  таким "утонченным"
приемам,  как   подкуп  свидетелей.  Требовалось  официальное  подтверждение
мухтара деревни или  квартала,  что подавший просьбу действительно родился в
этой деревне или квартале. Староста должен был  подтвердить, что знает его и
его родителей, помнит дату  его рождения и так далее и тому подобное. Иногда
его вызывали в Министерство внутренних дел вместе  с автором прошения, и  не
всякий староста готов был на это.
     Прежде чем отправиться в дорогу, мы изменили свою внешность, чтобы были
видны все тяготы "пройденного пути". На барахолке в  Дамаске я купил одежду,
которая  до  меня служила не одному хозяину. Эффект  был потрясающим. Теперь
дело  стало  за  фотографией, на  которой я  должен быть изображен  в  новом
облике. Я  отправился на знаменитый дамасский рынок Ал-Хамадия, где  у входа
всегда толпились бродячие фотографы.
     В этот  же  день  сам Игал  прибыл  к месту  встречи  у моста к югу  от
Дамаска,  чтобы подвезти  нас  к деревне Шейх Маскин (что на иврите означает
"несчастный шейх").
     Мы заехали за Авраамом. В пути, продолжавшемся час, пока  мы добирались
до соседней  деревни, расположенной  в 120 км  к югу от Дамаска, мы получили
необходимые  инструкции. У дороги, скрытой со всех сторон полями сорго, Игал
замедлил  ход, и  мы юркнули в поле. Когда мы шли в деревню,  нам встретился
мальчик-пастух,  от него мы получили всякие  сведения об  этом месте,  о его
людях. В деревню мы вошли  с сумерками.  У нас  было  по  узелку с черствыми
лепешками  и  несколько головок  лука - провизия  странников.  Мы  пришли на
мадафа* (помещение для гостей) при доме старосты. Вскоре нам стало ясно, что
название  деревни  не имеет  ничего  общего  с  действительностью.  Староста
Мухаммад Хаяр  совсем не  выглядел  несчастным.  Позднее  мы узнали,  что он
депутат  сирийского  парламента. Нас,  как  и  водится,  встретили  радушно,
несмотря на то, что чужестранцев тогда опасались, так как военные власти все
держали  под  своим контролем. Вечер прошел в беседе  с хозяином  за  кофе и
курением. Подали ужин и хозяин дома пригласил нас поесть. Только после того,
как мы снова выпили кофе, хозяева дома и гости стали расспрашивать, чего  мы
хотим, куда идем. Вопросы сыпались  как из  рога  изобилия.  Оказалось,  что
жители  деревни, странствуя,  побывали даже в Ираке и  хорошо знали  Багдад.
Авраам, родившийся в  Багдаде, отвечал на вопросы, а я, никогда не  видевший
город, кивал в знак согласия. Приближалась полночь. Закончился "перекрестный
допрос".  Хозяин дома расстелил на коврах матрасы  и  пожелал  нам спокойной
ночи. На утро, когда мы  проснулись, он уже ждал нас. И снова разговоры  про
то, про се, о погоде, об урожае - чтобы узнать о нас побольше.

     * По  обычаю  в арабских  деревнях строилось специальное  помещение для
приема гостей и прохожих.

     Только днем  мы  набрались  смелости  обратиться  с  нашей  просьбой  к
старосте. Но  увы! Очень  вежливо он отказал нам и объяснил,  что  мы скорее
похожи  на  городских  жителей,   чем   на   деревенских,   и  он  опасается
неприятностей.  Предложил пожить подольше в деревне,  а он пока  подумает  о
нашей  просьбе.  Со  смешанными чувствами мы  приняли  его  предложение.  Мы
предполагали, что он не выполнит  нашу  просьбу, но нам как раз  нужно  было
прождать  несколько дней до установленной встречи с Игалом.  Когда этот день
наступил,  мы скрылись из деревни и вернулись с Игалом в Дамаск. Приключение
было интересное, но драгоценных документов мы не достали.
     Наша  постоянная база находилась в Бейруте, поэтому в Дамаске нам нужно
было временное жилье. Из-за того, что снять квартиру там было трудно, нам на
короткое  время предоставили место в доме, который служил транзитным пунктом
евреям из Ирака, нелегально пересекавшим сирийскую границу,  чтобы попасть в
Эрец-Исраэль. Мы об этом не знали. Однажды два иракских еврея были задержаны
в  Халебе,  когда  они направлялись в  Дамаск.  Они  не выдержали допроса  и
рассказали все, указали даже адрес, где им нужно было быть в Дамаске. Ночью,
когда мы  вернулись из Шейх Маскин, нас обнаружила тайная сирийская полиция.
Нас доставили в полицию и французские офицеры приступили к допросу.
     У нас были все основания для опасений.  Мы  знали о соперничестве между
разведками  союзников, которые  действовали в Сирии  и  Ливане. Если одно из
союзных  государств  захватывало  агента  другого  государства,   его  тайно
ликвидировали,  установив   предварительно   его   личность.  Нас  подвергли
физическим  пыткам, в  надежде сломить нас. Мы  представляли  себе, что  нас
ожидает, и старались выиграть  время, надеясь, что нас хватятся свои и будут
действовать,  чтобы  освободить.  У  нас  были  тогда  фальшивые   ливанские
документы, и мы  выдали себя  за  ливанских граждан, приехавших  в Дамаск  в
поисках  работы в военных лагерях. Но  данные ливанской полиции,  полученные
Дамаском по телефону, противоречили нашей версии. Тогда мы "признались", что
мы арабы из Хайфы и нелегально прокрались для работы в военных лагерях.
     По-видимому,  и  эта  версия  была  неубедительной.   Нас   перевели  в
знаменитую своей  усовершенствованной системой пыток дамасскую тюрьму. Сразу
же после  того,  как нас привели  в камеру, туда  вернули одного  сирийского
солдата   после  "особого  допроса".   Его  вид  потряс  нас.   После  пыток
электричеством у него на  теле остались следы ожогов. Он  был безразличен ко
всему, чувствовалось, что удалось сломить его дух. Мы провели бессонную ночь
в ожидании завтрашнего дня. Но утром, когда за нами пришли, чтобы вести, как
оказалось, на пытки, нас повезли в город. Поспешность, с которой действовали
тюремные  охранники, ободрила  нас. Мы  представляли себе,  что  наши  ведут
поиски в  правильном направлении. Нас  перевели в  знаменитую военную тюрьму
Калат  эль-Мазх, расположенную  рядом  с  аэропортом  того  же  названия под
Дамаском.  Эта тюрьма построена в виде крепости на вершине скалы. Нас  везли
вверх по горе до ворот, прорубленных в высокой стене. Ворота захлопнулись, я
оглянулся  вокруг, и  меня охватил ужас. Атмосфера,  царившая в этом  месте,
внушала  страх. Каждого  из нас поместили в  одиночную камеру  и держали под
непрерывным надзором днем и ночью. Мы пробыли в этой тюрьме 3-4 дня, и снова
нас  перевели  -  теперь  в  гражданскую  тюрьму Калат эль-Хамадия в  центре
Дамаска.  Наше положение было отчаянным. Денег у нас  не было, а без денег в
тюрьме совсем плохо. Нам сбрили волосы на  всем теле и каждое утро смазывали
самые чувствительные места лизолом - средством против  блох и вшей. Даже вши
не соглашались водиться в обожженных лизолом местах.
     Наш  невероятный  "религио