о
помешать  выполнению  возложенной  на  меня  миссии. Мне  объяснили,  что  я
единственный   кандидат,    который   может   выполнить   эту   задачу   без
предварительной  подготовки.   Я   согласился.   Вооружившись  паспортом  из
Эрец-Исраэль  на имя Ибрахима Салаха  Нумейра, иерусалимского коммерсанта, я
отправился  в  путь 19 декабря  1947 года со своей  постоянной базы  -  дома
Солел-Боне в Хайфе, который находился  на Портовой улице. Я проник в  Нижний
город, контролировавшийся  арабскими  силами,  и  в  такси  поехал оттуда на
аэродром. На гражданском самолете "Дакота"  я вылетел в Бейрут. Полет прошел
спокойно,  я  обменивался  впечатлениями с  соседями по самолету. Когда  наш
самолет  стал кружиться над летным полем Бейрута, я обратил внимание на  то,
что  там объявлена полная боевая готовность. Мой сосед по самолету объяснил,
что ожидается приезд  глав некоторых арабских  стран, которые возвращаются с
заседания Совета Лиги арабских стран,  проходившего в Каире. Как выяснилось,
летчику  дали  приказ не приземляться и продолжать летать над аэродромом. По
опыту прошлого  я знал, что при такой ситуации аэропорт кишит полицейскими и
тайными агентами. У меня сильно забилось сердце.
     Когда приземлился самолет из  Каира, пошел  на посадку и наш самолет. В
аэропорту  все  кипело.  Нас  быстро  перевезли  в  зал  ожидания.  Проверка
проходила  очень  педантично  и  нервозно:  боялись,  что  наше  присутствие
потревожит высокопоставленных  гостей,  ожидавших  рейса  в  свои страны. Из
штампа, который мне поставили  в паспорте, следовало, что в течение 48 часов
с  момента  прибытия в Ливан  я обязан явиться во  вселиванский штаб военной
полиции в Бейруте.
     Я  отправился  в  гостиницу, расположенную вблизи  от моря, в районе  с
пестрым населением. На другой день я пошел в полицию. В ходе выяснения целей
визита в Ливан не возникло никаких сложностей.
     Каково же было мое удивление, когда неподалеку от гостиницы  я случайно
встретил своего  старого  друга Шломо  Хиллела* из Мосада  ле-Алия  Бет.  Он
занимался  тогда вопросами нелегальной репатриации иракских евреев. Несмотря
на нашу давнишнюю дружбу и сильное желание обменяться информацией, мы решили
больше не встречаться, разве что возникнет в этом острая необходимость.

     *  Шломо  Хиллел  -  в  настоящее  время  председатель  Кнесета, был  в
молодости  центральной  фигурой в  организации  нелегальной  репатриации  из
Ирака.

     Я навестил без предупреждения некоторых старых  "друзей", чтобы узнать,
что происходило в Бейруте. После двухнедельного пребывания в городе  я решил
отправиться   в   Дамаск,  но   оказалось,   что  ливано-сирийская   граница
"герметически" закрыта  из-за эпидемии холеры, вспыхнувшей в этом  районе. Я
решил попытаться проникнуть в Сирию через  северный участок границы, рядом с
городом Триполи. Но и там было все закрыто.
     Все  поручения  в  Бейруте  были  выполнены,  и  жизнь  моя   протекала
безмятежно, как  вдруг,  в одно  прекрасное  утро  на первой  полосе местной
газеты,  которую  мне  принесли  в  номер  вместе  с  завтраком,  я  прочел:
"Еврейский  террорист  проник  в Бейрут".  В самой  статье  сообщалось,  что
террорист-сионист прибыл в Бейрут около двух недель назад с паспортом на имя
араба. Террорист,  по-видимому,  еврей  йеменского происхождения,  в полиции
сумел  рассеять возникшие подозрения. И далее: "Тайная полиция предпринимает
максимальные усилия,  чтобы напасть на его след, и надеется, что в ближайшие
дни разыщет его".
     Проанализировав статью, я пришел  к  выводу,  что  на  этот  раз я стал
жертвой доноса  кого-то, кто опознал меня, встретив на улице. Чтобы избавить
ливанские  власти от труда арестовывать меня, я  решил скрыться до того, как
они пустят в ход  механизм тайной полиции. Через  полчаса я сидел в  такси и
ехал к заставе на границе у Рош ха-Никра. Я думал, что эта граница открыта и
я успею пересечь ее до того, как туда придут сведения о моих приметах.  К 12
часам  дня  я  был у границы. Там  стояло несколько  бейрутских машин, а  их
пассажиры  прогуливались вдоль  шоссе.  Граница  была  закрыта.  Я  решил не
приближаться к полицейскому посту, опасаясь, что меня опознают. За несколько
секунд у меня созрело решение перебраться через границу  по железнодорожному
туннелю, пробитому  в скале между  морем и шоссе на Хайфу. Я обошел стороной
кафе на обочине дороги и, прижимаясь к скале, подкрадывался к  туннелю, взяв
в расчет, что,  если я сольюсь  со скалой, то меня трудно будет  заметить со
стороны  шоссе и с  полицейского поста.  Я напряг зрение, разглядывая вход в
туннель,  находившийся от меня метрах  в ста,  чтобы выяснить,  стоит ли там
охрана.   Путь  был  открыт.  Подойдя  к  туннелю,   я   подождал   немного,
прислушиваясь  к звукам  и  привыкая  к темноте.  Я  продвигался  понемногу,
осторожно, сначала  шел на  ощупь, а затем ползком  до самого конца туннеля,
казавшегося мне бесконечным, и дальше;  потом я поднялся, ускорил шаг, чтобы
поскорее удалиться от этого места.
     Вдруг я  услышал  окрик  по-английски: "Стой!".  Лишь  тогда я  заметил
полицейский контроль  и наблюдательную вышку у забора  из колючей проволоки,
окружавшего ее.  Английский полицейский угрожал пистолетом и снова приказал:
"Стой!"  У меня  не  было другого выхода, как повернуть,  но на этот раз  на
северо-восток, к  шоссе, которое  вело к  пограничной  заставе Эрец-Исраэль.
Минут через  пятнадцать я  дошел до  шоссе.  Только я  собрался  отдохнуть и
отдышаться,  как  вдруг  услышал скрежет  тормозов. Около  меня остановилась
машина, в ней было несколько арабов в  гражданском  и один  полицейский.  На
вопрос полицейского, что я здесь делаю, я ответил, что  приехал из Бейрута и
хочу  вступить в группу,  которая воюет  с сионистами. Мне  сразу освободили
место рядом с полицейским, машина рванула и понеслась.
     Доехали до  Акко. Полицейский вышел и  попросил  шофера отвезти меня по
какому-то адресу, но  вдруг мимо проехало такси в сторону Хайфы. Полицейский
остановил  его  и   попросил  шофера  довезти  меня  до  пункта  регистрации
добровольцев в Хайфе.
     В Хайфу мы приехали к  пяти часам  вечера. Это было  в  середине января
1948  года.  Сумерки  спускались  на  город. Я попросил шофера  остановиться
неподалеку  от указанного места на повороте,  который мне показался удобным,
чтобы  свернуть  в  еврейский  квартал  города.  На  улицах  было  пустынно,
приближался  комендантский час.  На  счастье, появился английский патруль. Я
знал, что  пока патруль  находится здесь,  никто не посмеет открыть огонь. Я
воспользовался  драгоценными минутами и поспешил к линиям  Хаганы. Я гораздо
больше  опасался еврейской  стороны после того, как  удалились англичане.  Я
припустился  бежать,  выкрикивая  на  всю  улицу:  "Ребята,  не  стрелять!",
"Ребята,  не стрелять!" Чтобы  доказать,  что  я еврей, я  выпустил  очередь
сочных  русских  ругательств.  Так  я бежал,  крича и  ругаясь, пока меня не
схватила  чья-то рука и не потянула  в  подъезд. Бойцы Хаганы  засыпали меня
вопросами.  Кто? Что? Откуда иврит? Я просил немедленно  отвезти меня  в дом
Солел-Боне.  Мне  не удавалось  приостановить  поток  вопросов,  и  тогда  я
произнес волшебные слова:  "Я из Палмаха". Это тотчас возымело действие. Мои
следователи  выполнили  мою  просьбу  и  проводили  меня  в  Солел-Боне,  но
обращались  со мной  по принципу "почитай, да подозревай". Мое лицо, хорошая
одежда,  необычные для  Палмаха,  поразили их.  Подозрения рассеял Бен-Моше,
который находился на контрольном пункте Солел-Боне в  Хайфе. Он видел, как я
уходил  на задание. Бен-Моше бросился мне навстречу со словами: "Иерухам, мы
уже волновались за тебя!"
     Я вернулся  к своей  работе  в штабе  Палмаха. Мы  занимались изучением
военных планов арабов. Сначала казалось, что  их агрессивность  - это те  же
беспорядки, какие  были  в 1936-1939 годах, но вскоре стало  ясно,  что дело
идет к войне, если не в  общегосударственном  масштабе, то по крайней мере в
районном.  Еще  в  1945  году  генеральный  секретарь  Лиги  арабских  стран
провозгласил, что никто не сможет помешать соседним арабским странам оказать
поддержку  арабскому  бунту  в Палестине, в  результате  которого  там будут
уничтожены все евреи. И  в  Совете  Лиги  арабских стран и в ее политической
комиссии,  совещание которой  состоялось в Каире в 1947 году с участием глав
правительств и министров иностранных дел арабских стран, было решено создать
военно-технический   комитет   для   организации   и   тренировок   арабских
добровольцев. Комитет возглавил  генерал  Исмаил  Суфуват.  Полковник  Фаузи
ал-Каукджи, главарь арабских банд в 1936  году, снова  проник в Палестину во
главе  добровольцев,  именующих  себя  армией   спасения.  Постепенно  стало
проясняться,  какой тактики  придерживаются  арабы,  -  это  систематические
диверсии против еврейского транспорта и нападения на изолированные еврейские
поселения.  Ишув,  пострадавший  из-за английского  бойкота аэро-  и морских
портов, сосредоточил максимальные усилия на создании военной силы на случай,
если разразится война.
     Палмах,  представлявший  собой мобилизованные силы  Хаганы, должен  был
взять  на себя  роль,  к  которой он  готовился в  течение семи  лет  своего
существования.   Он   должен  был  сопровождать   транспортные   колонны   и
обеспечивать  безопасность   основных   транспортных   артерий,  ведущих   в
Иерусалим, Негев,  Восточную Галилею. Палмаху вменялось также  в обязанности
совершать ответные операции в тылу врага.
     В  деятельности полевой  разведки активную роль играл летный взвод,  то
есть летчики знаменитых "примусов". Они патрулировали  с  воздуха  удаленные
объекты,  и,  конечно,  летали  над  трассами,  по  которым  двигались  наши
транспортные колонны, информируя их и контролируя их путь.  Они поддерживали
связь  с  отдаленными   изолированными  пунктами,  где   узкая   колея   или
необработанное поле служили им взлетной дорожкой. Зачастую "примус" выполнял
роль  бомбардировщика   и  боевого  самолета,  так  как  пилоту  приходилось
открывать огонь из автомата по арабским бандам или метать гранаты. "Примусы"
совершали  также  патрулирование с воздуха границы с Заиорданьем, начиная  с
моста Алленби, через мост Дамия и до моста Шейх-Хусейн в долине Бет-Шеан.
     Когда  прибыли  первые  летчики-добровольцы  из-за  границы  из  группы
Махал*,  главным  образом из Южной Африки, США  и Англии,  летный взвод стал
"авиаслужбой", заложить  основы которой штаб  Хаганы  поручил  Иехошуа Эшелу
(Айзику). В марте 1948  года  "авиаслужба" положила  начало военно-воздушным
силам Государства Израиль под руководством Аарона Ремеза.

     *  Махал - название, данное  группам добровольцев  -  около  трех тысяч
бойцов - из многих стран мира,  принявших участие в Войне  за Независимость.
Среди них  значительная  группа опытных  офицеров и специалистов  союзных  и
советской армий. Самые  известные из них - погибший в войне полковник  Давид
Маркус  из США,  командир  Иерусалимского  фронта, служивший во 2-ую мировую
войну в штабе Эйзенхауэра, полковник  Бени Дункельман  из Канады, заложивший
основу  танковых соединений Цахала. Большинство пилотов  Хаганы  и Цахала  в
период войны были из  этих  добровольцев, все  -  летчики  с  большим боевым
стажем.

     Разведчики-псевдоарабы  проявляли  отвагу,  достойную  восхищения.  Они
проникали  в  пункты концентрации  арабского населения,  в части полувоенных
организаций  и  на  базы  их деятельности. Псевдоарабы поставляли  важнейшую
информацию    как     относительно     настроений    арабского    населения,
месторасположения  и деятельности  арабских учреждений, так  и  относительно
военных баз врага и его военных планов.
     Псевдоарабы   совершали   и   диверсионные  операции  в  районах,   где
господствовали  арабские   банды.  Таким   образом  удавалось  предотвратить
опаснейшие диверсии в местах сосредоточения еврейского населения.

     Глава седьмая

ОПЕРАЦИЯ "ИФТАХ"

     По  мере  приближения  срока  эвакуации  англичан возрастала  опасность
вторжения  в  Верхнюю  Галилею  сирийской  и  ливанской   армий.  Однажды  в
генеральный  штаб  Хаганы,  размещавшийся  в  Тель-Авиве, прибыла  делегация
поселенцев  Верхней  Галилеи,  в  составе  которой  были  Нахум  Гурвиц,  из
Кфар-Гилади,  член  ха-Шомер Хиллел  Ландесман  и  Авраам  Ханухи  из  Аелет
ха-Шахар. Делегаты просили послать подкрепление.
     Командир  Палмаха  Игал  Аллон по решению штаба  отправился  в  Верхнюю
Галилею,  чтобы  на  месте изучать положение.  Он  прибыл туда  на  самолете
"пайпер"  и приземлился  недалеко от Аелет ха-Шахар. Аллон пробыл  там около
двадцати четырех часов, беседовал с командирами, с  жителями Галилеи, изучал
обстановку и  вернулся  в  Тель-Авив.  В тот же день  он представил  краткий
отчет,  в котором  указал, что положение  в  Галилее  опасное. К  отчету  он
приложил  план освобождения Восточной  Галилеи, предложив  себя  в  качестве
командира операции. Верховное командование утвердило операцию, и Игаэль Ядин
решил,  что операция будет  названа "Ифтах" по  подпольной  кличке командира
Палмаха. Игаэль, не тратя напрасно времени,  приступил к подготовке операции
в Галилее. Он боялся ослабления штаба Палмаха, в ведении которого была тогда
координация деятельности подразделений Палмаха, рассеянных по всей стране, и
его служб в тылу. Он  решил  взять всего лишь двух офицеров из штаба: своего
секретаря Шулю (Шуламит Новик;  погибла спустя два месяца во время воздушной
атаки  египетской авиации) и меня,  офицера разведки. Остальных офицеров  он
назначил из числа офицеров запаса Палмаха в Верхней Галилее.
     Однажды утром я выехал в машине вместе с Шулей. В Тверии я  был поражен
обликом нашего первого  освобожденного города, который хорошо знал с тех пор
как служил  там  нотером  во  время кровавых событий 1936-1939 годов,  когда
арабы  держали  в  страхе еврейское население. За  несколько дней  до  моего
приезда командир 3-го батальона Палмаха Муля Кохен направил туда боевые силы
под командованием Моше Кельмана. Силы, прибывшие из Галилеи,  разместились в
доме  нашего  друга  Мино  Гольдцвейга  который  по  мере  того,  как к нему
поступали "гости",  брал на  себя заботу  о каждом. На эти силы  возлагалась
задача  открыть  путь в  Галилею, прегражденный  арабами,  контролировавшими
Нижнюю Тверию.  Палмаховцы  заняли  опорные пункты  врага, контролировавшего
центральную  дорогу  в  Галилею,  и  взорвали  вдоль шоссе несколько  домов.
Рухнули опорные пункты арабов в городе, и они оказались запертыми в арабском
квартале, путь к их отступлению был отрезан. Арабы взывали о  помощи.  Тогда
из Назарета поспешила в  Тверию английская бронеколонна  и  эвакуировала все
арабское  население Тверии, включая и вооруженные отряды, в Цемах и Назарет.
Это была  предварительная  операция перед  операцией "Ифтах".  Ее целью было
обеспечить нашим бойцам доступ в Галилею.
     Однако шоссе от Гинносара  в долину  Хулы все еще контролировали арабы.
По нему  можно было проехать лишь  в  сопровождении охраны,  но  и это  было
небезопасно.  Мы  ехали в  открытом "форде" Игала,  его секретарь спрятала в
одежде разобранные на части пистолет  и автомат: мы опасались, что англичане
устроят  обыск в  дороге. До Аелет ха-Шахар  доехали  благополучно, в тот же
день  Игал  приступил к организации  штаба  операции.  Ури  Яффе  из киббуца
Маоз-Хаим  был  назначен  заместителем Игала.  Муля Кохен из киббуца Алоним,
занимавший до того дня пост командира 3-го  батальона, был назначен офицером
операции.  Шалом  Рентович  из  киббуца  Шамир   был  назначен  офицером  по
административной   части  и   Моше  Кельману,   заместителю  командира  3-го
батальона, было вверено командование батальоном.
     Вся Галилея была в тревоге и глубоком  трауре. Двадцать восемь отважных
бойцов  погибли  во  время попытки  захватить  полицейский пост  в Неби-Юша.
Еврейский квартал  Цфата был  отрезан  от  остальных  еврейских поселений  и
окружен   арабами,  которые  превосходили   евреев   по   численности  и  по
оснащенности  сил.  Галилея  была  полностью  отрезана от остальных  районов
страны  и  расщеплена  изнутри  пунктами  концентрации  сил арабов. Признаки
угрозы   ливано-сирийского   нападения   были  налицо.  Наши  наблюдения  за
происходящим  по  ту  сторону границы, равно  как и донесения,  которые  мне
удавалось   получить  из   разных   источников   по  обе  стороны   границы,
свидетельствовали о состоянии боевой готовности в этих странах.
     Прежде всего  Игал организовал  встречу представителей всех  поселений,
чтобы  познакомить  их  с  основными стратегическими принципами  предстоящей
операции.  Таким образом  он привлек их  к участию в предпринимаемых шагах и
вселил в  них веру в  победу. Это была одна из самых впечатляющих встреч, на
какой мне приходилось присутствовать.
     Английская армия все  еще  удерживала  полицейский пост  в  Рош-Пинне и
военный  лагерь к югу  от нее. Игал  Аллон опасался,  что  англичане обратят
внимание на концентрацию наших сил и отложат эвакуацию поста и лагеря, чтобы
евреи не  смогли  начать  наступление до  того,  как  истечет  срок действия
мандата Великобритании и прежде чем в  Палестину вторгнутся  войска Ливана и
Сирии. Поэтому Игал Аллон решил воздержаться от открытых и немедленных акций
и  ограничился сбором информации и подготовительными мерами. Небольшие  силы
из  Рош-Пинны  и  3-го батальона  должны  были захватить оба  объекта в этом
районе, как только англичане покинут их, чтобы опередить арабов.
     Утром  28-го апреля  1948  года я  получил  информацию  из  достоверных
источников  о  том,  что англичане  намеревались  в  тот  же  день  покинуть
полицейский  пост  в Рош-Пинне и военный  лагерь. Охранникам в Рош-Пинне был
дан приказ занять позиции  вблизи от полицейского поста, чтобы туда не могли
проникнуть арабы. Английский офицер, увидев еврейских охранников, понял, что
силы арабов не  успеют прибыть к моменту ухода англичан, и  решил покориться
обстоятельствам.  Полицейский  пост  перешел  в  наши  руки  без  каких-либо
трудностей. При аналогичных  обстоятельствах  в наши руки перешел  и военный
лагерь. Все подходы к лагерю от близлежащего участка  сирийской границы были
перекрыты подразделениями 3-го батальона и одна  из рот батальона находилась
в  состоянии боевой  готовности,  чтобы  занять лагерь. Увидав,  что  лагерь
окружен нашими силами и что нет никакой возможности передать его в целости и
сохранности  арабам,  англичане стали поджигать  бараки  и  другие  лагерные
постройки. Бойцы роты Палмаха открыли огонь, но чтобы не  вовлечь англичан в
бой и  не задержать таким образом вывод их сил из лагеря, бойцы ограничились
предупредительными выстрелами. Англичане  прекратили  разрушение лагеря. Так
лагерь стал нашим.
     До 15 мая оставалось  всего две недели, а  работы был непочатый край, и
это беспокоило нас. Необходимо было срочно, до начала ожидаемого наступления
сирийской и ливанской армий,  изменить соотношение сил в Галилее. Перед нами
стояли  следующие  цели:  а)  отбить  ключевые посты у врага, б)  создать  в
Галилее  барьер для наступления арабов.  Здесь уместно указать, что деньги -
это  тоже оружие на войне. В кассе  штаба "Ифтах" не  осталось  ни гроша,  а
нужды были еще велики. Неоднократные обращения  Игала к  генеральному  штабу
оставались  без ответа, так  как  и там  касса  была пуста. Игал поступил по
своему обыкновению.  Он позвонил в  Тверию своему  другу Мино Гольдцвейгу  и
попросил  у него "воздаяние". Кончив разговор,  Игал сказал мне:  "Поезжай к
Мино в  Тверию и привези  деньги".  Стояла ночь. Я выехал  из  Рош-Пинны и к
полуночи  добрался до Тверии.  Как только  я появился  у Мино,  он  позвонил
управляющему банка  Апак,  разбудил  его  и попросил  вместе с нами ночью же
пойти  в банк. Управляющий от