которых  он  послал,  чтобы  ограбить нас  до  того,  как  мы  встретимся  с
проводником наверху,  на тропинке. Арабы грозились выдать нас пограничникам,
если  мы не  отдадим  им  все  деньги. В  соответствии  с лучшими  арабскими
традициями шантажа в  определенный момент появился  "пораженный" проводник и
начал  играть роль  посредника. Из-за безвыходного положения  мы покорились,
однако я решил, что окончательный расчет с ним и со всей бандой  я произведу
в Ханите, когда  буду расплачиваться с  проводником за услуги. Он принес нам
еду и воду. Немного отдохнув, мы снова пустились в путь. Лишь в 4  часа  дня
обессиленные мы дошли до Ханиты.
     На  следующий   день  я  отправился  в  Микве-Исраэль,  где   находился
тренировочный лагерь молодежи,  направленной из Сирии и Ливана. Снова на мою
долю  выпало  участвовать  в  их  подготовке,  главным  образом  в  обучении
диверсионным  актам  и   пользованию  стрелковым  оружием.  Результаты  были
удовлетворительными, курсанты  могли  справиться  с  поручениями, которые им
предстояло выполнять, и мы отправили их снова нелегальным путем туда, откуда
они были присланы.
     Я возвратился в Бейрут. Поменял квартиру и, конечно, изменил внешность.
Я  придерживался строжайших правил  осторожности из-за обязанностей, которые
были на меня возложены на этот  раз, избегал встреч с местными евреями, даже
не   появлялся  в  еврейских   кварталах  Бейрута.  Ободряли  рассказы  моих
помощников-евреев: никто  вокруг  не сомневался  в том,  что я действительно
араб-мусульманин. И в  самом  деле, по  произношению,  по  манере говорить я
гораздо больше  был  похож на араба-мусульманина,  чем  на  бейрутского  или
дамасского еврея.
     С  помощью  той  же  маленькой группы  инструкторов я начал  привлекать
добровольцев в  Хагану. Мы  составили поименный список  кандидатов,  который
подвергался  тщательной проверке. Кандидатов, по  поводу которых не было  ни
малейших сомнений,  пригласили на собеседование и  предложили им  вступить в
организацию   Хагана.  По  лицам  и   по   атмосфере,  царившей   во   время
собеседования, я чувствовал, что каждый прекрасно  знает, с каким риском для
него  и  его  семьи  это  сопряжено.  Но вместе с тем без  труда  можно было
заметить, как их глаза светились гордостью из-за чести, выпавшей на их долю.
Церемонии приведения  к присяге, которые состоялись в Бейруте, были наиболее
впечатляющими и волнующими событиями в моей жизни.
     Тренировки  проходили очень  интенсивно.  Этого  требовала  нарастающая
напряженность политической ситуации  в  связи с созданием англо-американской
комиссии в Палестине.  Программа тренировок включала палочный бой,  стрельбу
из  пистолета, бой с  ножом, использование автомата "стэн", ручной гранаты и
бутылок  с  зажигательной  смесью.  Мы  приобретали  оружие  на  месте,  что
требовало крайней  осторожности,  а также  привозили его из  Эрец-Исраэль  в
тайниках, устроенных в грузовиках, возивших фрукты и овощи.
     План  самообороны,  в осуществлении  которого  было  занято большинство
евреев Бейрута, предусматривал  предотвращение проникновения  погромщиков  в
еврейские кварталы. Для этого были определены позиции,  с которых  наилучшим
образом можно  контролировать пути проникновения  в район. Эти позиции  были
снабжены  средствами обороны  для предупреждения  вторжения  взбудораженной,
натравленной массы в еврейский квартал. На второй линии обороны были созданы
огневые  позиции  дальнего  действия,  таким  образом  мы  могли  с  большой
эффективностью   использовать  скудное  оружие,   которое   было   в   нашем
распоряжении.  План  был передан на утверждение генерального штаба Хаганы  в
Эрец-Исраэль   и  затем  был  приведен  в  исполнение.  Потребовалась  очень
кропотливая  работа,  чтобы,  не  привлекая  внимания  окружающих,   создать
оборонительные позиции. Маскировка была  настолько совершенной, что  никто в
районе не догадывался о  наличии укрепленных позиций на привычной местности.
Руководители и командиры групп изучали по карте вверенные им участки и затем
отрабатывали их оборону. Рядовым членам группы не сообщались детали плана, у
них были лишь сведения о пункте сбора на случай опасности.
     После  того,  как  подразделение Хаганы  в Бейруте было подготовлено, я
передал руководство им моему главному помощнику,  а сам перебрался в Дамаск,
чтобы и там создать ячейку Хаганы. Еврейская молодежь Дамаска была в большей
опасности  и  более  беззащитна,  чем молодежь  Бейрута, но  с  тем  большим
энтузиазмом  она  ответила на  призыв к мобилизации. Действовать  здесь было
много  сложнее.  Внимание сотен  агентов  было приковано к происходившему  в
еврейском квартале. Мусульманские соседи тоже причиняли немало беспокойства.
Но  больше  всего  опасалась  молодежь  Дамаска  еврейского  старосты Пераха
Романо,  который  не  колеблясь  доносил  на евреев. В назревший  момент  мы
попросили командование  Хаганы  санкционировать его  ликвидацию.  Разрешение
было  дано,  но,  опасаясь  за  еврейскую  общину  из-за неминуемой  реакции
властей, мы не привели его в исполнение.
     В  Дамаске было проще, чем  в Бейруте, перекрыть  пути проникновения  в
еврейский  район.  Если бы  даже  отдельным  группам  погромщиков  и удалось
проникнуть в еврейский квартал, мы сумели бы их отрезать от основной массы и
парализовать. Я  снял  квартиру  в  христианском районе  Баб  Тума  рядом  с
еврейским кварталом, куда осмеливался заходить лишь после захода солнца.  До
моего  приезда в Дамаск  в  соответствии  с  распоряжениями, полученными  по
окончании тренировок в  Эрец-Исраэль, приступили  к подготовительной работе.
По  приезде я быстро мобилизовал подходящих людей и приступил к тренировкам.
Проблема приобретения оружия решалась таким же путем, как и в  Бейруте, хотя
доставка его из Бейрута в Дамаск была чревата большими опасностями. Не успев
завершить  работу в  Дамаске,  я возвратился в Бейрут. Ожидалось,  что  туда
прибудет  англо-американская  комиссия  по  Палестине  для  сбора  показаний
ливанских  руководителей. Распространились слухи, что арабские  националисты
решили к приезду комиссии  организовать нападение на еврейских  студентов из
Эрец-Исраэль, которые учились в  американских  и французских университетах и
колледжах в Бейруте. В ответ на слухи многие студенты решили уехать домой. Я
понимал,  что тогда  положение  стало бы еще  более опасным. Незамедлительно
последовали  бы выпады против  евреев. Достаточно  было одной  искры,  чтобы
пламя охватило весь еврейский квартал.
     По прибытии  в  Бейрут я  встретился  с  двумя знакомыми  студентами из
Эрец-Исраэль  и  просил их  срочно  собрать у себя представителей студентов,
которых было  всего  человек 200.  На встречу  пришло человек двадцать пять.
Сначала я  сидел в  соседней комнате  и  слушал,  как развивается дискуссия.
Большинство  склонялось  к  тому,  чтобы  "угрожать"  дирекции  университета
отъездом в Эрец-Исраэль. У  остальных  не было  четкой точки зрения. Когда я
понял, что будет принято опасное решение,  я вошел в  комнату.  Хозяева дома
представили меня как еврея из Дамаска с большими связями.
     Я объяснил, что  по  мнению  ливанского Министерства иностранных  дел и
бейрутской полиции, нападение  на иностранных студентов пагубно скажется  на
интересах   Ливана  и  что  руководство  университетов  требует  от  властей
предотвратить  враждебные  выпады.  Я  сказал  им  также,  что  паника среди
студентов из Эрец-Исраэль  вызвала  тревогу в  еврейской общине  Бейрута,  и
напомнил, как  упорно боролись за свои права студенты в Германии,  Венгрии и
Польше, что стало гордостью еврейского  народа. Затем я дал понять, что если
они уедут, то мы, евреи Сирии и Ливана, позаботимся о том, чтобы довести это
до  сведения  органов  управления  ишува.  Я  настаивал  на том,  чтобы  они
продолжали заниматься, словно ничего не  происходит,  а в  случае  опасности
оказали бы помощь друг другу.  Я  сказал, какие  меры они  должны принять  в
случае нападения. Это вызвало горячий отклик с их стороны. Я подчеркнул, что
даже если им суждено проиграть, то лучше выйти с честью из  этой ситуации  и
предупредил,  чтобы  они не носили оружие в стенах университета  и не давали
агентам тайной полиции повод к провокации.
     Один из студентов  сказал, когда я порекомендовал им в случае нападения
вооружиться палками  и камнями,  что он не умеет  пользоваться  этими видами
защиты. Мне только это и нужно было, и я тут же предложил им поупражняться в
палочном  бое, владении ножом, а также  дзюдо. Мое предложение  было принято
единогласно.  Бейрутские инструкторы Хаганы были на  седьмом небе от счастья
из-за того, что  им, евреям диаспоры, предстоит обучать самозащите студентов
из  Эрец-Исраэль.  Тренировки   проходили  интенсивно,  и   студенты  вскоре
убедились в том, что они способны защитить себя.
     Когда  в  Бейруте  все было налажено,  а в Дамаске, как  мне  сообщили,
события  развивались  в  соответствии  с   разработанным  планом,  я   решил
отправиться  на несколько  дней в Халеб и выяснить,  возможна  ли и там наша
деятельность.  Мне  передавали, что  халебская  молодежь  знает  о  создании
филиалов Хаганы в Бейруте и Дамаске  и она стремится создать и у  себя такие
филиалы.
     Халеб расположен  в 400 км к северу от Бейрута и Дамаска и находится на
перекрестке  исторических  путей  из  Европы на  Дальний  Восток.  Это самый
крупный город в Сирии.  Из-за его  расположения и политического  брожения  в
Халебе  и  двух  соседних  городах  -  Хомсе и  Хамате  -  поездки  в  Халеб
сопровождались  многочисленными проверками,  которые  производила  обычная и
военная  полиция.  Поездка на  такси продолжалась  12  часов  и  была  полна
впечатлений.
     По прибытии в  Халеб  я встретился  с нашими  людьми из местных евреев,
которые  занимались  Алией  Бет.  Они  описали  мне  положение  в  халебской
еврейской  общине  и  ее  взаимоотношения  с  арабским населением.  Затем  в
сопровождении   нескольких  еврейских  парней  я  обошел  еврейские  районы.
Основное  еврейское  население было сосредоточено в  Бхасита и Джемалия. Мне
стало  ясно, что здесь  проблемы особенно сложны. Еврейская молодежь не была
организована, и мне предстояло сплотить ее.  В моем распоряжении  была всего
одна неделя, и мы договорились, что прежде чем приступить к созданию филиала
Хаганы, мы заложим основы местной молодежной организации.
     Начиная  с 1941 года,  после того как армия союзников захватила Сирию и
Ливан,  в этих странах самоотверженно трудилась группа Мосада ле-Алия Бет. К
1945 году этой работой руководил Яни Авидов из Нахалала, Иегоша Рабинович из
Гинносара, Шуля Финс из Маоз-Хаима, Ривкале Кашдан  из киббуца Кидма, Менаше
Харел из Маоз-Хаима, Акива Файнштейн из Рош-Пинны  и другие. Дамаск и Бейрут
были  последней  остановкой  на пути нелегальных репатриантов,  добиравшихся
сложными дорогами из Ирана, Ирака, Курдистана и Турции  в  Эрец-Исраэль. Это
была сеть, сплетенная  руками  отважных людей, которые  осуществляли большую
часть операций  при переправке нелегальных  репатриантов в годы  2-й мировой
войны. Бывали периоды, когда  число репатриантов достигало пятисот человек в
месяц.
     Сначала представители Мосада ле-Алия Бет  прибегали к помощи  еврейских
солдат из  Эрец-Исраэль,  служивших  в  английской армии  и находившихся  на
военных базах в Дамаске и Бейруте. На военных грузовиках они перевезли через
границу несколько тысяч детей из гетто Дамаска,  Халеба и  Бейрута.  Шуля  и
Ривкале,  преподававшие  иврит  в   школах  Альянса  в  Дамаске  и  в  школе
Талмуд-Тора  в  Бейруте, собирали  детей,  которых  родители  были  согласны
отправить в  Эрец-Исраэль, а  члены Хаганы, служившие в  английской армии, в
сопровождении  колонны   военных   мотоциклистов   (тоже  из   Эрец-Исраэль)
пересекали границу и доставляли  свой  драгоценный  груз  в один из киббуцов
Верхней Галилеи.
     В 1945  году  с  уходом армий союзников  из Сирии  и  Ливана  еврейские
подразделения   были  переброшены  в   другие  места  на   Ближнем  Востоке.
Организаторы  нелегальной  репатриации  вынуждены были  прибегать  к  помощи
местных   арабов-шоферов   и   профессиональных   контрабандистов,   которые
соглашались сотрудничать за щедрое вознаграждение. В новых условиях возникла
необходимость  в  эффективной  системе  связи  для  координации  действий  с
подразделением  Палмаха,  базировавшимся  в  Верхней   Галилее.  Как  только
поступала  информация,  что  из  Бейрута  отправлены   репатрианты,   группа
палмаховцев шла к месту встречи по ту сторону границы с Ливаном или Сирией и
принимала  из  рук  арабских  проводников "драгоценный  груз",  который  она
доставляла в Эрец-Исраэль, готовая защищать его с оружием в руках.
     Ривкале была отправлена в Эрец-Исраэль на интенсивный  курс радиосвязи.
Возвратившись  в Бейрут, она приступила к организации  осуществления связи с
нашими  людьми  в  Сирии  и  Ливане.  Оборудование доставил  из Эрец-Исраэль
Менахемке  Клер  из Кфар-Гилади,  техник  радиосвязи,  которого отправили  в
Бейрут в  форме  английского солдата.  Мы не  встретили его, так как  поезд,
следовавший из Хайфы в Бейрут, сильно опаздывал. Но Менахемке не растерялся,
не увидав нас  на перроне. Как житель Кфар-Гилади, он немного  знал Бейрут и
решил  самостоятельно  разыскать  нас.  Было  около  12  часов  ночи,  когда
извозчик, который вез  "английского солдата"  с  огромным рюкзаком  - в  нем
находился радиопередатчик - остановился в районе американского университета,
где мы  жили. Интуиция  привела  Менахемке  к  одному окну.  Он  постучал по
ставням, как было условлено. В ответ посыпались ругательства, и он  отпрянул
в  сторону.  Прошла секунда,  и Менахемке вспомнил, что я  умею ругаться, он
вернулся к окну и постучал снова. Я "пожалел" его и впустил. Радости не было
конца, мы проговорили всю ночь. На другой день мы пошли осматривать дом, где
нужно было установить рацию.
     Квартиру, предназначенную  для  этого,  снимали Иехоша Рабинович и  его
"сестра"  Ривкале.  Это  был  верхний  этаж  высокого  здания.  Этажом  ниже
размещались некоторые отделы английского посольства в Бейруте. Антенну нашей
радиостанции мы прикрепили к мачте антенны посольства.  Даже в  самых жутких
снах работникам ливанской службы безопасности не снилось,  что именно в этом
здании находится бюро связи "сионистской шайки".
     Связь с  Эрец-Исраэль устанавливалась дважды в день. Во второй половине
дня  мы сообщали, что очередная группа репатриантов отправлена к  границе, а
на следующий день утром получали подтверждение что  они благополучно прибыли
на место. Арабским проводникам в голову не приходило,  что мы знали о судьбе
отправленных еще до того, как они сами приходили с докладами. Но они поняли,
что нас не проведешь передачей ложной информации.
     Нередко между проводниками и  шоферами вспыхивали ссоры, и они начинали
доносить один на другого, что завершалось  арестами и сообщениями а газетах.
Под давлением Лиги арабских стран и  из-за  прессы ливанская полиция сделала
все, чтобы сорвать перевозку нелегальных репатриантов. Еще больше затянулась
петля  вокруг  наших людей,  и  многим из  них пришлось скрыться из Бейрута,
чтобы не угодить в лапы тайной полиции.
     В конце концов  в результате  доносов и  продолжительной  слежки  Акива
Файнштейн - центральная фигура в организации нелегальной репатриации - попал
в сети, расставленные бейрутской полицией. Акива был  заслан в  Ливан  еще в
1942  году  как   член  сирийского   отдела  подразделения  для  разведки  и
диверсионных операций против  людей Виши  и  их немецких  господ.  Он  сумел
обосноваться  в  Риаке, важнейшем  железнодорожном пункте  Ливана,  где  был
расположен также военный аэродром. Усвоенная Акивой типично ливанская манера
разговора  снимала какие бы то ни было  сомнения относительно его личности и
происхождения.  Акиву  арестовали 26  мая  1946  года  на  улице.  Несколько
полицейских  набросились на  него с  кулаками  и  дубинками и избили его  до
полусмерти. Сообщения о его состоянии очень беспокоили меня, но я знал Акиву
и  был  уверен, что полиции  не удастся сломить его. И  в самом деле,  после
нескольких недель допросов и пыток полицейские так и не узнали, что Акива из
Эрец-Исраэль, а не житель Сирии, за которого он выдавал себя.
     После ареста Акивы я остался единственным в Ливане и Сирии посланцем из
Эрец-Исраэль. Остальные  товарищи по работе, люди Мосада  ле-Алия Бет сумели
вовремя покинуть страну.  Я  понимал,  что придется  приложить  максимальные
усилия и  потратить  много времени, чтобы обеспечить защиту Акивы  на  суде.
Учитывая уголовный кодекс, статьи которого публиковались после ареста Акивы,
и давление, оказываемое  Лигой арабских  стран на  правительство Ливана,  мы
понимали, что ему грозит очень строгое и тяжелое наказание.
     На своем пути в Эрец-Исраэль репатрианты из соседних  стран  продолжали
проходить через  Ливан. Мосад  ле-Алия Бет обратился к Игалу Аллону, который
был  моим непосредственным  командиром, с просьбой  возложить на  меня также
обязанности, связанные с нелегальной репатриацией.  Распоряжение было  дано.
Новая работа обязывала меня выйти из глубокого подполья и начать встречаться
с арабами-шоферами и их  помощниками,  которые перевозили  репатриантов. Мне
помогала местная еврейская молодежь. Мы знали по опыту, что тот, кто работал
с нелегальными  проводниками,  в  конце концов  становился жертвой  доносов.
Хлопоты по поводу суда над Акивой тоже заставили меня выйти из подполья, так
как я должен был встречаться с адвокатами и представителями властей.
     Дело  Акивы  имело  большой  резонанс в ливанской  и  сирийской печати,
которая  оповестила весь  мир  о  поимке "главаря  сионистской  шайки" и  об
окончательной ликвидации сионистской деятельности в Сирии  и Ливане. Влияние
прессы  не  ограничивалось  пределами  Сирии  и  Ливана. Египет  решил  тоже
воспользоваться  случаем  и усилить  нажим  Лиги арабских стран, которая ему
подчинялась, на Ливан.
     Я посоветовался с ливанскими адвокатами и мы решили дать поостыть делу,
чтобы на судебном разбирательстве не отразилось давление Лиги арабских стран
и  местной  печати.  Влиятельные  круги, к  которым  мы  прибегали,  помогли
утихомирить страсти. Они, конечно, делали  это не бескорыстно,  но цель была
достигнута.  Я нанял лучших  адвокатов Бейрута, но  этого было  мало,  чтобы
изменить ход дела Акивы.
     После предварительного  следствия,  во  время которого он  находился  в
ведении военной полиции, его дело передали гражданской полиции и поместили в
тюрьму Ал-Рамал под  Бейрутом. Я не жалел средств,  чтобы повидаться  с ним.
Мне  было  очень  важно  уточнить  некоторые  детали  работы  с нелегальными
репатриантами, а также услышать  от него, что с ним произошло, что он сказал
на следствии о себе, своем местожительстве и работе. Тогда у каждого из  нас
было по нескольку удостоверений личности и с каждым из них была связана своя
легенда.  Эти  сведения были также важны и для адвокатов, готовивших защиту.
Снова  мне  удалось связаться с нужными людьми, в  том  числе  с инспектором
полиции, который собственной  персоной повез меня в своей служебной машине в
тюрьму. Мы пришли в кабинет начальника тюрьмы, и тот освободил помещение для
меня. В кабинет привели Акиву. Свидание проходило, как это  бывает у  старых
друзей  и опытных заключенных. Вид Акивы успокоил меня,  он сумел оправиться
после "особого ухода". Беседуя, мы были  осторожны. Говорили по-арабски. Тем
не менее я узнал  все, что мне нужно было знать, и рассказал  все, что нужно
было знать ему.
     Перед судом я сумел установить контакты со всеми, кто так или иначе был
связан  с  делом. Все  готовы  были помочь,  но  не  скрывали, что опасаются
требования Лиги превратить суд над Акивой в показательный процесс. Мы знали,
что самый легкий  приговор, как