международное
право,  хотя   оно  и  не  касается  оккупационной   армии.  И  знайте,  что
Ирак-Сувейдан  мы заняли в ходе контратаки,  после  того,  как ваши  солдаты
нарушили перемирие и открыли огонь по киббуцу Негба".
     Египетский  командир  ответил  с  натянутой  улыбкой:  "О, да, в  таких
условиях трудно сказать, кто именно открыл огонь первым".
     "Я рад был познакомиться с вами,  полковник, - сказал  генерал Аллон. -
До встречи при более благоприятных обстоятельствах!"
     "До мирной встречи!" - ответил Таха Бей и отдал честь.
     Я выехал во главе колонны, чтобы проводить  делегацию в Фалуджу.  Когда
мы  доехали  до  первых египетских  позиций,  все вышли  из  машин, постояли
немного. Прежде чем  попрощаться, я  спросил  Таха Бейя:  "Господин,  как вы
позволили себе вместе  со  штабными офицерами  выйти  за  линии, которые  вы
удерживаете. Вы не опасались ловушки?"
     Полковник  ответил без  промедления: "Гамаль рассказал мне о вас. Я был
убежден в том, что он вам полностью доверяет, поэтому  я вышел на встречу не
колеблясь. Гамаль не обманул меня".
     Мы пожали друг другу  руки и отдали  честь. Египтяне сели по машинам. Я
стоял  на  обочине  дороги и отдавал честь каждому офицеру.  Наконец я сел в
свой "джип" и поехал в киббуц Гат.
     Полковник Ас-Сейид  Таха Бей, вернувшись на командный  пункт,  отправил
своему командиру телеграмму следующего содержания: "Мы вступили в контакт  с
евреями, и стало ясно, что они настаивают на безоговорочной капитуляции. Они
не дадут нам просто отступить,  они хотят,  чтобы египетская  армия покинула
всю  Палестину. В случае  нашего отказа они  решат проблему  в течение  24-х
часов.  Я  сожалею,  но  вынужден  признать,  что  мне  не  удастся   дальше
контролировать  положение.  Наши  самолеты  не смогут  подняться  в  воздух.
Авиация  противника  держит  под  полным  контролем весь  фронт.  Немедленно
примите решение и сообщите мне".
     Король Египта Фарук в тот же вечер  отправил солдатам Фалуджи послание,
чтобы поддержать  их  боевой  дух.  А полковника  Таха  Бейя  возвел  в  чин
бригадира.   Кроме   того   из   генерального  штаба   ему   сообщили,   что
предпринимаются  усилия, чтобы  с помощью  арабских  армий  вывести  его  из
окружения.  Пока  же бригадира  Таха  Бейя просили  держаться.  Тем временем
евреи, быть может, согласятся на политическое решение проблемы.
     После переговоров  в  киббуце  Гат мне  еще приходилось  встречаться  с
Гамалем Абдель  Насером. Чаще всего наши встречи проходили без посторонних и
мы не ограничивали себя ни во времени, ни в выборе тем. Я всегда заботился о
том, чтобы взять с собой что-либо освежающее, будь  то апельсины или коробка
шоколада. Роберт Сент Джон, автор книги "Босс",  встречавшийся с президентом
Египта  Абдель Насером  пишет:  "Благодаря беседам  с капитаном  Кохеном его
жизнь в котле Фалуджа перестала быть скучной и бессмысленной".
     Во время наших бесед я избегал становиться в  позицию победителя. Я был
очень осторожен, чтобы  не задеть  чувства  египтян. Может быть, поэтому обо
мне тепло отзывается бригадир Ас-Сейид Таха Бей в своих мемуарах.
     Когда я приезжал, чтобы встретиться с Гамалем, мы прежде всего говорили
о последних известиях,  которые передавал  "Голос Израиля" (эту радиостанцию
он  слушал  постоянно).  Затем  беседа  переходила на  другие  темы.  Гамаль
напоминал любознательного  ученика. Он интересовался Хаганой  как подпольной
организацией, и даже  проявлял  большую осведомленность относительно периода
нашей борьбы  с англичанами. Но он хотел знать побольше, хотел понять, какие
возможности  имеются у  массового  повстанческого  движения.  Он  понимал  и
оправдывал нашу борьбу с англичанами и завидовал нашему успеху.
     Испытывая  ненависть  к  англичанам,  он  считал  их  главной  причиной
тяжелого положения,  в  котором тогда  оказался Египет. Его волновал  разрыв
между различными социальными слоями в египетском обществе, невежество масс и
вопиющая несправедливость в  распределении  земель. Всю вину он возлагал  на
чужеземную власть  и считал, что все  эти  проблемы  можно будет разрешить с
большей легкостью,  когда его  страна  освободится  от бремени  иностранного
управления. Большое впечатление  на него произвел мой рассказ о киббуцах. Он
не  давал мне покоя,  я должен  был  описывать  ему  структуру  киббуца, его
общество, культурные  ценности  и роль  экономической и  политической  жизни
страны.  Я рассказал о  готовности киббуцников откликнуться  на любой призыв
национальных учреждений, а также о роли киббуцов в обороне страны и в борьбе
против англичан. Особенно  он был поражен, когда  я  убеждал, его в том, что
члены  киббуца  -  земледельцы,  как  крестьяне,  и  при  этом имеют  равные
гражданские права.
     Абдель  Насер был  поражен.  Он, по-видимому, думал о Египте. Наверняка
задавал себе  вопрос: почему в его стране все по-другому? Почему египтяне не
смогли поучиться у евреев и перенять их опыт в развитии сельского хозяйства,
промышленности, просвещения и  здравоохранения? Когда я рассказал ему, какие
трудности нам пришлось преодолеть в период  английского господства,  он стал
сравнивать проблемы египтян с нашими, во многих, случаях находил сходство.
     Наши встречи и беседы резко контрастировали с атмосферой, в которой они
проходили.  То не были  встречи врагов, стороны которых предыдущей ночью  не
раз вступали в перестрелку. Это были встречи  двух людей, ненавидевших войну
и  мечтавших о лучшем  будущем своих  народов.  Гамаль говорил, что  мы  уже
преодолели многие трудности, а  перед ними еще  длинный и тяжелый путь.  Они
должны  были  сначала  выставить  англичан из  своей страны, затем  добиться
социальной  справедливости,  и лишь  тогда можно  будет  создать современное
общество.
     Мне было ясно, что Гамаль и десятки египетских офицеров, с которыми мне
приходилось встречаться, не отдавали себе отчета в том, что они находились в
состоянии войны с Израилем.  То,  что они  знали о  нас,  все, что узнали за
короткий срок, даже их ненависть к нам, ненависть врагов, не  успели пустить
глубокие корни. Хотя Гамаль Абдель Насер был участником боев за Яд-Мордехай,
Ниццаним,  Негбу  и  Ирак  ал-Маншие,  он не  проникся  слепой  ненавистью к
израильтянам. Казалось, что он рассматривает эту войну  как некое неизбежное
спортивное соревнование и старался вести себя как спортсмен.
     Египетские офицеры  старались  объяснить свои  военные  неудачи  плохим
состоянием  здоровья и умственной  отсталостью солдат. Они утверждали также,
что  народ   Египта  в  сущности  далек  от  этой  войны.  В  тылу  египтяне
развлекались в кино и кабаре, а образованная молодежь не шла на фронт.
     Офицеры с  горечью  говорили  о  своих  союзниках арабах и не понимали,
почему те не  спешили им на помощь. Гамаль не  мог ответить  на  мой вопрос,
почему  их  союзник  Иордания,   силы  которой  были  дислоцированы  на  юге
Хевронских  гор, напротив котла Фалуджа,  не атакует их общего  израильского
врага,  когда  египтянам грозит уничтожение. Египтяне, попавшие в окружение,
на глазах  которых гибли  их  товарищи,  считали  своих  союзников трусами и
предателями.
     Свое отношение  к арабам  Эрец-Исраэль они  объясняли очень просто.  До
этой войны  они их вообще никогда  не встречали. А  встретив, не понимали их
языка,  так  как их диалект очень отличался  от египетского.  Тем  не  менее
некоторые  египтяне рассматривали войну в Палестине как долг по отношению  к
своим братьям-арабам и удивлялись, почему  эти братья не хотят вместе с ними
расправиться с общим врагом.  Но  египтяне  не знали, что пришлось  пережить
арабам  Палестины.  Они обвиняли их в  трусости и  лени. Попытки  кооперации
между местными  жителями  и  регулярной  египетской  армией  лишь  усугубили
обоюдное  непонимание.  Поток беженцев, увеличивавшийся по  мере  расширения
фронта военных действий, порождал экономические и организационные  проблемы,
которые  отягощали  египетскую армию.  В  Иерусалимском  муфтии  Хадж  Амине
ал-Хусейни  египтяне  видели  марионетку в  руках  политических  деятелей  и
крупных государств.
     Однако  Гамаль впадал в  крайность, пренебрегая  арабами  Палестины.  В
действительности  они  воевали  сначала   по-настоящему,  но  из-за  плохого
руководства  и пренебрежительного  отношения к  ним со стороны  командования
регулярных армий арабских стран, утратили боеспособность.
     Абдель  Насеру  было  ясно, что именно  англичане втянули  его страну в
чуждую  войну, что  Англия  прибегла к обманному маневру  и  направила волну
политических  волнений  в Египте против  Израиля, чтобы отодвинуть на второй
план  проблемы  освобождения Суэцкого  канала  и  Судана.  По  словам  моего
собеседника Египет стал жертвой обмана.
     Командование  в Фалудже, чтобы  повысить  воинственный  дух  египетских
солдат,  стало  распространять  слух,  что  израильтяне  не  берут  пленных.
Подобный   прием  противника  свидетельствовал  о  падении  морального  духа
египетских солдат. Со слов египетских офицеров  и солдат, захваченных нами в
плен, мы знали, что  лишь немногие из них  понимали  цель  войны с Израилем,
некоторые утверждали, что никогда ничего не слыхали о Палестине и о евреях.
     По поручению штаба я  должен  был передать бригадиру Ас-Сейид  Таха Бею
наш протест против  распространения таких слухов и опровергнуть их. Тогда же
мы  захватили  в  плен  египетского  офицера,  сопровождавшего  транспортную
колонну,   направлявшуюся    в   осажденную   Фалуджу   с   боеприпасами   и
продовольствием. Об этом офицере - Маруфе ал-Хадре нам приходилось слышать и
ранее.  Он участвовал в  разработке плана египетского  штаба, цель  которого
была отвести египетские силы из котла Фалуджа к горе  Хеврон. Я  сразу узнал
его. Передо  мной  стоял  худощавый  невысокого  роста  молодой  человек,  с
приветливым  и одновременно  лукавым  и умным лицом.  Сначала он отказывался
отвечать на мои вопросы и даже игнорировал меня. Он был подавлен тем, что не
справился с возложенной на него задачей. Я предложил  ему сигарету и спросил
между прочим, не хочет ли он передать  что-нибудь Абдель  Насеру, которого я
должен  был  увидеть  через два дня. Маруф ал-Хадр  подскочил как ужаленный:
"Что и Абдель у вас в руках?"  Я успокоил его и сказал, что Абдель Насер еще
не  в  наших руках,  но мы  иногда встречаемся с ним в Фалудже. По-видимому,
Маруф слышал  обо мне и о моих контактах с Абдель Насером. У  нас завязалась
беседа. При расставании он просил передать записку  Абдель Насеру, с которым
вместе учился в офицерской школе.
     Встретившись с  Гамалем, я  сначала  поднял  вопрос  о слухах,  которые
египтяне  распространяли  относительно   пленных,  что   не  имело   никаких
оснований.  Я  передал  протест  командующего фронтом  и  его  настоятельное
требование опровергнуть эти  слухи.  Абдель Насер  выслушал, но  ограничился
тем, что обещал довести все  это до сведения  своего командования. И тогда я
произнес:  "Да,  почти  забыл,  вам  привет  от   Маруфа  ал-Хадра".  Гамаль
воскликнул "Что  с  ним  случилось?" Я ответил спокойно:  "Ничего,  мы вчера
вечером  пили  кофе, -  и добавил,  -  ах, да,  он  просил еще передать  эту
записку".  На следующей встрече Абдель сообщил, что нашу просьбу  приняли во
внимание. Из  разведывательных  источников  нам стало ясно,  что это правда,
вообще египетские офицеры обычно держали данное слово.
     Штаб  Южного фронта  был  занят  тогда  подготовкой операции "Хорев", и
из-за этого я недели две не был в Фалудже. В ночь на 28 декабря силы бригады
Александрони атаковали Ирак ал-Маншие. Предполагалось застать врага врасплох
ночью и захватить  деревню.  Однако подразделение с опозданием начало атаку.
Наши  силы почти выполнили поставленную перед ними задачу. Захватив деревню,
они приступили  к  созданию  на  холме  укрепленных  пунктов,  но  допустили
непростительную ошибку, что позволило  противнику  собраться  с силами  и  с
помощью  подкрепления, подоспевшего  из  Фалуджи,  вытеснить все наши  силы,
нанеся нам тяжелый урон.
     После  успешного  завершения  операции  "Хорев"  штаб фронта  снова был
переведен в  Гедеру.  Нехемия Аргов,  секретарь  по  военным вопросам  главы
правительства, обратился ко мне  с просьбой  выяснить у командира египетских
сил,  похоронили  ли  наших солдат, погибших во  время  боя за  деревню Ирак
ал-Маншие и  можно ли прочесть молитву у  них на могиле.  Нам было известно,
что в египетский штаб в Рафиах было послано донесение из Фалуджи о захвате в
плен пяти израильских солдат  во  время ночного  боя. Игал Аллон поручил мне
передать египетскому командованию, что ответственность за жизнь наших солдат
лежит на  нем  и  что  обращение с ними, мы  надеемся, будет соответствовать
правилам, установленным Женевской конвенцией. Командующий поручил  мне также
выяснить  возможность обмена наших  пленных  на раненых египетских офицеров,
захваченных нами.
     Обычным  путем  я  добрался  до  египетских позиций.  Абдель  Насер  не
заставил себя долго ждать. Идя навстречу друг  другу, мы протянули руки,  и,
не  знаю  почему,  обнялись.  Он  знал  о продвижении нашей армии  на  юг, к
египетской границе, и ждал  от  меня подтверждений.  Я  рассказал  ему,  что
происходит в Негеве  и Синае,  что египетская  армия  фактически оказалась в
полном окружении, включая сектор  Газы. Он хотел уточнить, действительно  ли
мы сбили пять английских самолетов. Я подтвердил это.
     Абдель Насер рассказал о событиях, происшедших  после нашей встречи. Он
описал  бой,  состоявшийся  в  ночь  на  28 декабря.  Это был  действительно
отчаянный бой. Гамаль, как выяснилось, ждал меня раньше, думал передать тела
погибших солдат, но так  как я не приходил, их похоронили. Он заверил меня в
том, что наши солдаты были похоронены со всеми воинскими почестями и, что на
могилах имеются соответствующие пометки.
     Я попросил его передать командованию нашу просьбу - допустить на могилу
военного  раввина, чтобы он прочел молитву.  Затем я  поднял  вопрос  о пяти
израильских военнопленных.  Насер  ответил, что  для  обмена  военнопленными
требуются санкции египетского командования из  Рафиаха. Он  обещал взять  на
себя личную ответственность за целость  и  невредимость наших  пленных, пока
придет  ответ из Рафиаха. Он взял  на себя заботу  об  оказании  медицинской
помощи двум пленным,  которые были  ранены. Мне даже  разрешили  передать им
продовольствие и одежду.
     Следующая встреча состоялась на другой день. Насчет религиозного обряда
на  могиле ответ был положительным.  Мы условились, что через два дня вместе
со мной приедет военный раввин. Относительно же обмена военнопленными  ответ
был отрицательным. Я принес  для пленных продукты и одежду.  Абдель  передал
мне пять конвертов - письма пленных  семьям. Он снова подтвердил,  что несет
личную  ответственность за их жизнь. Только вскрыв конверты, мы  узнали, кто
именно оказался в плену.
     Как  и  договорились, я  прибыл к  назначенному  месту  встречи  в Ирак
ал-Маншие вместе с военным раввином Шломо Гореном. Раввин  по  моей  просьбе
пришел без военных  знаков  отличия,  но египтяне  оказали  ему все воинские
почести.  По  обе  стороны  пути  до  командного  пункта  в  Ирак  ал-Маншие
выстроились  шеренги египетских  солдат, державших ружья  "на  караул". Пока
продолжалась церемония  у места погребения наших солдат,  египетские солдаты
стояли   с  ружьями  "на   караул",   а  офицеры  отдавали   честь.  Могилы,
действительно, были отгорожены и на них были сделаны пометки.
     По Родосским соглашениям между Египтом и Израилем о перемирии египтяне,
оставшиеся в  окружении, будут эвакуированы  из  котла,  сохраняя  при  себе
оружие и обмундирование. В последний день эвакуации египтян из окружения, 24
февраля  1949  года  я ждал  у полицейского поста в  Ирак-Сувейдан последнюю
египетскую военную колонну, в которой  находился бригадир Ас-Сейид Таха Бей.
В этой же колонне находились пять израильских пленных.
     Мы тепло  встретились  с бригадиром. Я пригласил  его  познакомиться  с
командованием Южного фронта во главе с оперативным офицером Ицхаком Рабином.
Командование Южным фронтом хотело таким  образом воздать почести Таха Бею за
проявленное им мужество. На встрече  присутствовали  также наблюдатели  ООН,
под чьим контролем проходила эвакуация египетских сил. Встреча проходила  на
полуразрушенном  полицейском посту  в Ирак-Сувейдане, на  уцелевших остатках
башни которого развевался бело-голубой флаг. Бригадир был в военном берете и
стеганом пальто.  Резиновые  сапоги его были в  грязи. Он был утомлен. Голос
его сел, и мы с трудом слышали, что он говорил. Разговор шел главным образом
о будущем,  о  шансах  на  мир в нашем  районе.  Надеялись  на  установление
нормальных  отношений  между  нашими  государствами. Встреча  длилась  более
получаса.
     Мы  вышли  во  двор, где Таха Бея  ожидал "джип", и бросили  взгляд  на
Фалуджу. Вдали виднелись крыши киббуца Гат. Я напомнил, что там, три  месяца
назад проходила наша встреча. Таха Бей сказал: "Капитан, после этой встречи,
после  сердечного приема, оказанного  нам, я  отдал приказ не  выпускать  ни
одного  снаряда по киббуцу. Во мне  говорила совесть!" Бригадир сообщил, что
Гамаль Абдель  Насер вынужден был выехать в  одной из первых колонн,  но  он
надеялся, что  ему  удастся  попрощаться со мной. Мне  пришлось ограничиться
прощальным письмом, которое я  передал Насеру через бригадира. "Надеюсь, что
встречу вас в Египте,  когда вы будете занимать пост израильского посла!"  -
сказал на прощание Таха Бей.
     Египет  встречал  солдат,  возвращавшихся  из  окружения  Фалуджа,  как
героев. Они шли строем во главе  с бригадиром Таха Беем по улицам  Каира,  а
король  Египта  и  весь народ  приветствовали  их.  Однако  вскоре  началось
расследование  и  даже  судебное   разбирательство  причин  провала  военной
кампании в Палестине.  Против египетских военнослужащих выдвигали тяжелейшее
обвинение  - поспешная  капитуляция  во время боя. Солдат вызвали в суд  для
дачи показаний против их командиров относительно  обстоятельств их пленения.
Результатом  этих судов явилась  чистка армии,  затронувшая главным  образом
высших  офицеров. Очевидно молодые офицеры завидовали успеху бригадира  Таха
Бея. Судебные приговоры  были направлены на  оправдание военного руководства
страны,  а бригадиру  Таха  Бейю старались  вменить в  вину  отказ выполнить
иордано-египетский  план  и отступить  по  маршрутам, которые находились под
контролем Израиля. Этот план  был справедливо отклонен Таха Беем. Египтянам,
находившимся в окружении, нужно было пройти по крайней мере 20 км до Хеврона
или  35 км до Газы, прорвав окружение. Для этого потребовался бы бой,  место
которого выбирала бы  израильская сторона. Если учесть,  что при отступлении
египтяне должны  были бы  бросить всю военную технику,  то  понятно, что  их
ожидал  кровавый бой  с  многочисленными  жертвами,  который  закончился  бы
губительным поражением египтян.
     Позднее  мы узнали, что бригадира Таха  Бея перевели на  второстепенный
пост  в  Асьют,  на  юге  Египта.  Так  отплатили  за  мужество  египетскому
командиру.  Народ и руководство  страны забыли, что тысячи солдат и офицеров
обязаны  ему жизнью. Он скончался в феврале 1953  года.  Игал Аллон направил
семье   бригадира  телеграмму  соболезнования,   заручившись  предварительно
разрешением министерства иностранных дел.
     Я  полагал,  что  больше  не  увижу  Гамаля  Абдель  Насера.  Но  жизнь
распорядилась иначе, и мы встретились снова спустя год.
     Я  возглавлял израильскую делегацию в комиссии  по  претворению в жизнь
перемирия  между  Израилем  и  Египтом.  Мне  нужно  было  установить  место
погребения  израильских  солдат бригады Александрони,  павших в боях за Ирак
ал-Маншие 28 декабря 1948 года.  Указать точно,  где находится