проложат  новые дороги. Снесут дома и
на их  месте, на  земле,  обильно  политой  потом  наших  предков,  возведут
стальные башни. Хлеб  станут  выращивать  машины,  люди будут  приезжать  на
работу,  а вечером разъезжаться по домам,  находящимся далеко  отсюда. Какой
позор  выпал  на  долю  нашему  поколению - мы допустили,  чтобы  наши  дети
покинули город, мы оказались неспособны удержать их рядом с нами.
     -  Мы  просто  обязаны  спасти  этот  город.  Любой  ценой,  -   сказал
землевладелец.
     Ему - единственному из  всех - упадок Вискоса сулил немалые прибыли: он
мог  скупить  в  нем все, а потом перепродать какой-нибудь крупной компании,
однако вовсе не был заинтересован в том, чтобы почти за бесценок избавляться
от земель, в недрах которых могли бы таиться сокровища.
     - А  вы что  скажете, святой отец? -  обратилась  хозяйка  гостиницы  к
священнику.
     -  Я  толком  разбираюсь  лишь в моей  религии, а в основе ее -  жертва
одного человека, которая спасла все человечество.
     И в третий раз наступило молчание - но ненадолго.
     - Мне  пора готовиться  к субботней службе, - продолжал  он. -  Давайте
соберемся еще раз, ближе к вечеру.
     Все тотчас согласились с ним, назначили час встречи. У всех был деловой
и озабоченный вид, словно их ожидало нечто очень серьезное.
     -  То,  что вы  сейчас  сказали, святой отец, -  очень интересно,  -  с
обычной  своей  холодностью произнес мэр. -  Прекрасная  тема для проповеди.
Думаю, что всем нам следует сегодня присутствовать на богослужении.
     ** * **
     Шанталь,  больше уже  не  колеблясь, двинулась  к валуну в  форме  "Y",
размышляя по дороге, как будет действовать, когда заберет  золото.  Вернется
домой,  возьмет все деньги,  переоденется, чтобы  не  зависеть  от  капризов
погоды, спустится  на  шоссе,  поймает попутную  машину.  И -  никаких пари:
здешний народ не заслуживает богатства, которое готово само свалиться  ему в
руки. Чемодан она брать не будет, чтобы никто не догадался, что она покидает
навсегда Вискос со  всеми его  красивыми и бесполезными легендами,  со всеми
его  боязливыми  и благородными жителями,  с его  баром, вечно переполненным
посетителями, которые обсуждают изо  дня в день одни  и те же  темы,  с  его
церковью, куда она никогда не ходила.  Конечно, нельзя исключить и того, что
на  автовокзале ее уже будет поджидать полиция  -  это  в  том случае,  если
чужестранец обвинит ее в краже и т. д. и т. п. Но сейчас девушка была готова
идти на любой риск.
     И  ненависть,  которую она испытывала  полчаса  назад, сменилась  иным,
гораздо более сладостным чувством - Шанталь предвкушала месть.
     Ей нравилось, что  именно она покажет  всем своим землякам, сколько зла
таится  в  глубине  их  якобы  простых  и добрых  душ.  Все  они  мечтают  о
возможности  совершить преступление  - всего  лишь мечтают, ибо  никогда  не
отважатся  ни на  какое  деяние. Так и продремлют они  до скончания  убогого
своего века, твердя  про  себя,  что  они благородны, не  способны совершить
ничего противозаконного, всегда  готовы  любой  ценой  защитить  достоинство
своего городка, - но при этом будут знать, что только страх не дал им  убить
невиновного. По утрам они будут восхвалять себя за душевную цельность,  а по
ночам - проклинать за то, что упустили такую возможность!
     На протяжении  ближайших  трех месяцев в баре  будут говорить  только о
том, какие порядочные и благородные люди проживают в Вискосе. Затем наступит
охотничий  сезон, и на некоторое время тема эта  заглохнет,  ибо иностранцам
ничего знать  не надо: им нравится  думать, что их занесло в  благословенную
глушь,  где  все друзья,  где  неизменно правит  добро, где природа щедра, а
местные продукты,  продающиеся в ларьке,  который хозяйка гостиницы  именует
"лавочкой", - просто пропитаны этой бескорыстной любовью.
     Но вот завершится сезон, и горожане на свободе снова примутся обсуждать
эту тему.  Но на этот раз - поскольку  много вечеров кряду размышляли они об
упущенном  богатстве  - они начнут выдвигать и обосновывать  причины  такого
своего  поведения,  допытываться,  почему  же  все-таки  никто  не  набрался
храбрости во тьме и тишине ночи пристукнуть никому не нужную старуху Берту в
обмен на десять слитков  золота? Почему пастух Сантьяго, который каждое утро
гонит свое  стадо  на  горный склон, не пал  жертвой  несчастного  случая на
охоте? Так и будут они перебирать возможные варианты - поначалу  перебарывая
стыд, а потом со злобой.
     Пройдет год, и лютой ненавистью возненавидят друг друга жители города -
уникальный шанс выпал Вискосу, а  он его упустил. Вспомнят тогда  и про нее,
про  Шанталь Прим,  которая, наверное, подсмотрела, где  чужестранец  прячет
золото,  прихватила его  с  собой да и исчезла бесследно. Вот тогда и начнут
перемывать  ей  кости,  поминать  ее лихом - неблагодарную  неимущую сироту,
которой  после  того,  как не  стало ее бабушки, все  помогали кто  чем мог,
которая, не сумев  найти  себе  мужа  и уехать, устроилась на работу в  бар,
которая спала с постояльцами отеля, выбирая, как правило, тех, кто постарше,
которая строила глазки всем туристам, выпрашивая чаевые пощедрее.
     И до гробовой доски будут раздирать их  два чувства - жалость к себе  и
ненависть. А Шанталь будет  счастлива своей  местью. Она никогда не забудет,
какими  глазами  смотрели на  нее пришедшие  за хлебом  люди,  как  взглядом
умоляли  хранить  молчание о  преступлении, которое  они  никогда не решатся
совершить,  чтобы тотчас  ополчиться на  нее, словно это она виновата в том,
что трусость их в конце концов выплыла на поверхность.
     "Жакет.  Кожаные  брюки. Надену две  рубашки,  золото привяжу  к поясу.
Жакет. Кожаные брюки. Жакет".
     И вот она стоит перед валуном, напоминающим букву "Y". А рядом валяется
острая ветка - два дня назад она раскапывала ею землю. Шанталь остановилась,
чтобы  полнее прочувствовать миг, который превратит ее  из честной девушки в
воровку.
     Ничего  подобного. Чужестранец  спровоцировал  ее,  и  она  всего  лишь
получит  компенсацию.  Это  плата  за исполнение  роли  в  этом  фарсе.  Она
заслужила это золото -  нет, гораздо больше - за  то, что выдержала  взгляды
несостоявшихся убийц,  которые собрались возле хлебного фургона.  За то, что
всю жизнь прожила в Вискосе. За то, что не спала три ночи кряду, за  то, что
теперь душа ее погублена - если, конечно, существуют душа и спасение души.
     Она  раскопала  рыхлую  землю и увидела  слиток.  А в  тот  миг,  когда
увидела, - услышала какие-то звуки.
     За  ней  следили. Шанталь  машинально  забросала  ямку  комьями  земли,
сознавая, что  все это бесполезно. Потом  обернулась,  готовясь пуститься  в
объяснения  - она искала клад, потому  что  видела,  как поблизости проходил
чужестранец, а сегодня утром заметила вскопанную землю.
     Но  увиденное лишило  ее  дара  речи - того,  кто стоял  перед ней,  не
интересовал  ни  клад,  ни   сумятица  в  Вискосе,  ни   справедливость,  ни
правосудие. Его интересовала только кровь.
     Белая отметина на левом ухе. Проклятый волк.
     Он стоял  как раз  между  ней  и  ближайшим  деревом, загораживая путь.
Шанталь застыла на месте, словно загипнотизированная взглядом синих  волчьих
глаз, но мысли в голове крутились с бешеной скоростью: что делать? Пустить в
ход сук? -  Он слишком хрупок,  чтобы служить оружием. Взобраться на валун в
форме "Y"? - Он слишком низок. Забыть о легенде и попытаться отпугнуть этого
волка, как поступила бы она с любым из его сородичей?  - Слишком рискованно,
лучше уж верить в то, что любая легенда содержит потаенную истину.
     "Это наказание".
     Наказание и притом несправедливое, как и все, что случалось в ее жизни;
кажется, что Бог  выбрал ее, чтобы продемонстрировать свою ненависть к этому
миру.
     Повинуясь безотчетному побуждению, Шанталь положила  ветку на  землю, и
так медленно, что показалось - движение это  длится целую вечность, поднесла
руки к шее, закрывая ее от  волчьих челюстей. Как жаль,  а что она не надела
свои кожаные брюки; бедро - это еще одно уязвимое место: если волк перекусит
артерию, она за десять минут истечет кровью - так, по крайней мере, говорили
охотники, объясняя, для чего они носят такие высокие сапоги.
     Волк ощерился и глухо, угрожающе  зарычал.  Он  не  пугал,  а готовился
напасть. Шанталь пристально и неотрывно смотрела ему  в глаза, хотя при виде
оскаленных клыков сердце у нее заколотилось.
     Совсем  скоро  выяснится,  набросится ли он на нее или  уйдет прочь. Но
Шанталь  уже  сейчас знала -  не уйдет. Она поглядела себе  под  ноги, боясь
споткнуться  о  какой-нибудь  камень, но ничего не увидела. Решила двинуться
навстречу волку - пусть он вонзит клыки, и тогда,  волоча его за собой,  она
отбежит за дерево. Она перетерпит боль.
     Шанталь вспомнила  про  золото. Подумала, что скоро вернется и  заберет
его. Она  цеплялась за любую  надежду,  которая могла бы  придать  ей  сил и
помочь достойно встретить ту минуту,  когда острые зубы до кости располосуют
ее тело,  когда она, быть может,  не  устоит  на ногах и волк вцепится ей  в
горло.
     Она приготовилась метнуться вперед.
     В этот миг - как в кино  - она увидела, как за спиной  волка, хоть и на
довольно значительном расстоянии, появился какой-то человек.
     Волк  тоже  почувствовал  его  присутствие, но  не  повернул  голову, и
Шанталь продолжала смотреть ему прямо в глаза. Ей казалось, что только силой
взгляда она удерживает его от броска, и потому не хотела подвергать себя еще
большему риску: если  кто-то  и  вправду  появился,  ее  шансы  на  спасение
возрастают - пусть даже спасение будет стоить ей слитка золота.
     Человек молча наклонился, а потом  двинулся влево. Шанталь  знала - там
стоит дерево, на которое можно легко и быстро  вскарабкаться.  В эту  минуту
что-то промелькнуло в  воздухе,  и  рядом  с  волком упал  камень.  Зверь  с
невероятной стремительностью развернулся в сторону опасности.
     - Беги! - крикнул чужестранец.
     Шанталь  рванулась  к  своему единственному убежищу,  а  чужестранец  с
неожиданным  проворством  влез  на  другое  дерево.  Когда   проклятый  волк
подскочил к нему, тот уже был в безопасности.
     Волк с рычанием стал прыгать, пытаясь вскарабкаться по стволу.
     - Ветки! Соберите ветки! - крикнула Шанталь.
     Однако  чужестранец  словно  впал  в  оцепенение.  Ей  пришлось  трижды
повторить эти слова, прежде  чем  он  понял,  что надо сделать, и  принялся,
обрывая ветки, швырять их в сторону хищника.
     - Да нет же! Соберите ветки в пучок и подожгите!  У меня нет зажигалки!
- в голосе Шанталь звучало отчаяние человека, находящегося на краю гибели.
     Чужестранец  собрал  несколько  веток, однако  прошла, казалось,  целая
вечность, прежде  чем  он сумел  поджечь их - вчерашняя буря  все  пропитала
влагой, а солнце в это время года редко показывается из-за туч.
     Шанталь дождалась, пока импровизированный факел разгорится поярче. Будь
ее воля, она оставила бы чужестранца здесь до ночи - пусть-ка он сам познает
страх, который  хотел вселить в целый  мир. Но ведь она собралась уезжать и,
значит, волей-неволей должна была помочь ему.
     - Ну,  теперь  покажите, что  вы мужчина! - крикнула она. -  Слезьте  с
дерева, крепко держите факел и направьте его в сторону волка.
     Чужестранец не шевельнулся, точно был в столбняке.
     -  Ну  же!  -  снова  раздался  ее  крик,  и,  услышав его, чужестранец
подчинился  той властной силе, которая звучала в  голосе  девушки,  -  силе,
порожденной ужасом, но и способностью в считанные  секунды принимать решения
и совершать поступки, оставляя страх и страдание на потом.
     Он  спустился, сжимая в руке пылающие ветки  и  не обращая внимания  на
отлетающие искры, обжигавшие ему  лицо.  Он  увидел совсем рядом вспененную,
оскаленную морду зверя, и страх его усилился. Однако надо было что-то делать
хотя  бы  сейчас  - если  уж  он  пребывал  в бездействии в  тот день, когда
похитили его жену, когда убили его дочерей.
     - Смотрите ему прямо в глаза! - услышал он крик Шанталь.
     Он повиновался. С каждым мгновением становилось легче: теперь он  может
смотреть не на оружие в руках врага, а на  него  самого. Теперь они в равных
условиях, теперь оба способны внушать ужас друг другу.
     Он спрыгнул на  землю.  Волк отпрянул, испугавшись  огня;  он продолжал
рычать и прыгать, но близко не подходил.
     - Оттесни его!
     Чужестранец  сделал  шаг по  направлению  к волку,  который зарычал еще
громче, оскалил клыки, но отступил.
     - Наступай на него! Гони!
     Факел  горел теперь еще ярче, но чужестранец заметил, что еще немного -
и он сожжет себе руки. Времени уже не оставалось. Не раздумывая и пристально
глядя  в  зловещие  синие  волчьи  глаза, он бросился  вперед. Волк перестал
рычать и прыгать - он повернулся и исчез в чаще леса.
     Шанталь спустилась с дерева в одно  мгновение.  Когда только она успела
собрать на земле пучок хвороста и смастерить свой собственный факел?
     - Идем отсюда! Скорей!
     Куда?
     Куда? Неужели  в Вискос, чтобы все увидели  их вместе? Чтобы  угодить в
новую засаду, в которой огонь уже не спасет? Чувствуя, как ломит спину,  как
колотится сердце, она опустилась на землю.
     - Разведи костер, - сказала она чужестранцу. - Я должна подумать.
     Она  шевельнулась  -  и  вскрикнула:  плечо   пронизала  острая   боль.
Чужестранец собрал  веток,  листьев  и развел  костер. При  каждом  движении
Шанталь корчилась от боли и глухо стонала: должно быть, она сильно ушиблась,
влезая на дерево.
     -  Ничего-ничего,  - произнес чужестранец, видя, как она страдает. - Ты
ничего  себе  не  сломала.  Со  мной  такое бывало -  в  минуты  предельного
напряжения мышцы сокращаются. Давай я разотру тебе плечо.
     - Не трогай меня. Не подходи ко мне. Не заговаривай со мной.
     Боль, страх, стыд. Можно не сомневаться -  когда она выкапывала золото,
чужестранец стоял где-то поблизости: он знал -  потому что спутником его был
дьявол, а дьяволы читают в человеческой душе, как в открытой книге, - что на
этот раз Шанталь решится украсть слиток.
     Знал  он   и  то,  что  в  эту  минуту  весь  город   мечтал  совершить
преступление. Знал и то, что ничего  не будет  сделано, потому что  никто не
решится  на  это, но и  намерения достаточно,  чтобы ответить на его вопрос:
человек есть прежде всего  носитель зла. Знал чужестранец и то,  что Шанталь
намеревалась бежать, а пари, которое они заключили накануне,  уже  ничего не
значит и он сможет вернуться туда, откуда приехал (а откуда, в сущности,  он
приехал?), не тронув своих сокровищ и подтвердив свои подозрения.
     Он  попытался  было  устроиться  поудобней,  но  это   было  совершенно
невозможно,  и  оставалось лишь сидеть неподвижно.  Огонь  костра  удерживал
волка  на  почтительном  расстоянии,  но  он  же  вскоре  привлечет внимание
пастухов. Они подойдут поближе и увидят их вдвоем.
     Он вспомнил, что сегодня суббота. Люди сидят в своих домах, заполненных
чудовищно  безвкусными  безделушками,  украшенных  репродукциями  знаменитых
картин,  гипсовыми  изображениями  святых, и пытаются развлечься - а  совсем
скоро  они  получат развлечение, какого не было с  того дня, как закончилась
Вторая мировая война.
     - Не смей говорить со мной.
     - Я не произнес ни слова.
     "Зареветь,  что  ли?" - подумала  Шанталь, но  при  нем  ей не хотелось
плакать, и она сдержала слезы.
     - Я спасла тебе жизнь. Я заработала это золото.
     - Это я спас тебе жизнь. Волк собирался напасть на тебя.
     Чистая правда.
     - Но, с другой стороны, мне кажется, ты спасла что-то у меня в  душе, -
продолжал чужестранец.
     Старый трюк. Она сделает вид, будто не понимает, о чем идет речь, и это
будет нечто  вроде  разрешения воспользоваться  его  богатством  и  навсегда
покинуть здешние края. Тем все и кончится.
     - Я говорю о нашем вчерашнем пари. Я  испытывал такую неимоверную боль,
что утешение видел лишь в том, чтобы причинить другим такие же страдания. Ты
права.
     Дьяволу, неотступно следовавшему за чужестранцем, совсем не понравились
эти слова.  Он попросил  помощи  у дьявола  Шанталь, но тот появился  совсем
недавно и еще не мог полностью руководить девушкой.
     - И что это меняет?
     - Ничего. Мы заключили пари, и я уверен,  что выиграю.  Но я сознаю все
свое  убожество и понимаю, почему стал таким - я  считал, что мои  несчастья
свалились на меня незаслуженно.
     Шанталь думала о том, как бы им  незаметно  выбраться из леса: было еще
раннее утро, но больше оставаться здесь было нельзя.
     -  Я считаю, что честно  заработала  свое  золото,  и заберу его,  если
только ты мне  не воспрепятствуешь, - сказала она. - И тебе  советую сделать
то же самое: ни тебе, ни мне  незачем возвращаться в Вискос; давай спустимся
в долину, выйдем на шоссе, поймаем попутную машину, а дальше каждый двинется
своим путем.
     -  Иди.  Но  знай, что в  эту  самую минуту жители  Вискоса решают, кто
должен умереть.
     - Может быть. Они будут решать это в течение ближайших двух дней,  пока
не истечет срок, а потом еще два года - спорить о том, кому же быть жертвой.
О,  я знаю  моих  земляков:  они нерешительны,  когда  надо  действовать,  и
неумолимы,  когда  надо взвалить на  кого-то вину. Если ты не вернешься, они
даже  не  дадут  себе труда поспорить,  а просто подумают,  что  я  все  это
выдумала.
     - Вискос ничем не отличается  от  других  городов.  Все, что происходит
там,  происходит  и на  других  континентах,  в  других  городах,  селениях,
монастырях -  не важно  где. Но ты этого не понимаешь, как  не  понимаешь  и
того, что фортуна на этот раз была ко мне благосклонна  - я правильно выбрал
человека, который мне поможет.
     "Да,  эту   вот  девушку,   сидящую  рядом:  она   кажется   честной  и
трудолюбивой,  а  на самом деле думает лишь о том, как бы отомстить. Нам  не
дано  увидеть врага - ибо если мы пойдем до  самого конца, то обнаружим, что
истинный наш враг - Господь Бог, заставивший нас пройти через все то, что мы
прошли, - и потому мы срываем досаду на неудачи и разочарования на всем, что
нас окружает. И  никогда  нам  не  утолить  жажду мести, ибо  она направлена
против самой жизни".
     -  О   чем  мы  говорим?  -  спросила  Шанталь,  разозленная  тем,  что
чужестранец,  которого она  ненавидела  больше  всех  на  свете, так  хорошо
понимает, что творится у нее в душе. - Почему бы не взять золото и не уйти?
     -  Потому что вчера я  понял: предлагая то,  что внушает мне наибольшее
отвращение  - убить  человека без причины и мотива,  как  убили когда-то мою
жену и дочерей,  - я на  самом  деле хочу спастись. Помнишь,  во время нашей
второй  встречи я привел  тебе  слова одного  философа? Того самого, который
сказал, что и у Господа Бога есть ад:  это его любовь к людям, ибо отношение
людей терзает Его ежесекундно на протяжении всей Его вечной жизни. Помнишь?
     Впрочем,  этот же  философ  сказал  и  кое-что  другое:  человеку нужна
таящаяся в нем скверна - без нее ему не обрести совершенство.
     - Не понимаю.
     -  Раньше я думал только о  возмездии. Подобно твоим землякам, я  дни и
ночи мечтал об  этом, строил  планы, воображал -  и ничего  не предпринимал.
Какое -  то время  я по газетам следил  за судьбой людей,  которые  потеряли
своих  близких  в  ситуациях,  сходных  с моей,  но  действовали  совершенно
противоположным образом: они организовывали группы поддержки жертв, боролись
за торжество справедливости,  проводили  кампании - и  тем самым показывали,
что  боль  утраты  никак  и  никогда  не  может быть  замещена или  исцелена
возмездием.
     Что ж, я тоже пытался взглянуть на  все происходящее под другим - более
великодушным, что ли - углом  зрения. И не сумел. А теперь, когда я набрался
храбрости,  когда дошел  до  самого