го отрывается от Луизы, чтобы дать передышку мышцам языка. У него на лице жуткое выражение - выражение возбужденного мужчины.
     - Но ты только что сказала, что не балуешься наркотиками.
     - Я передумала. Поменяла мнение на противоположное. Пока.
     И я ухожу с конвертом в руках искать туалет.
     Отойдя на безопасное расстояние, оборачиваюсь и смотрю на них. Голова Луизы на плече Фрэнка: они все еще в засосе.

15

     Клуб настолько огромен, что в нем легко потеряться - я уже долго плутаю по первому этажу в поисках дамской комнаты, но тщетно. Уверена, что где-то тут туалет имеется, но пока я только хожу кругами, натыкаюсь на одни и те же места и постепенно впадаю в панику. Народ все прибывает, музыка становится все громче, увесистые ритмы, бац-бац-бац, при полном отсутствии мелодии, пронизывают пространство и заставляют тело вибрировать в унисон. За ужином Адриан что-то говорил про бельгийский хаус, - видимо, это он и есть. Если да, то я не в восторге.
     Решаю попытать счастья на верхних этажах и взбираюсь по винтовой металлической лестнице. На втором этаже тоже тьма народу; люди свешиваются с перил, разглядывая танцующих на первом этаже - танцуют все примерно одинаково: как чокнутые макаки. Беспокойство, которое овладевает мной в этом скопище, вызывает подозрение, что у меня, похоже, запущенная форма клаустрофобии. Я не привыкла чувствовать себя селедкой в банке, даже во времена моей клубной юности мне не приходилось толкаться в такой огромной толпе. Иду дальше (точнее, протискиваюсь сквозь плотно прижатые друг к другу тела) и поднимаюсь на третий этаж. Тут, видимо, "чилаут". Музыка в этом зале немного приятнее для моего слуха - что-то вроде стонов обкуренного кита, эти звуки наводят меня на мысль о родах, а следовательно, о детском саде. Но и тут слишком много людей, все раза в два моложе меня, все по парочкам, все слегка заторможенные и смотрят на меня как на антикварную редкость. Наверное, я и есть антикварная редкость, которая никак не может найти туалет.
     А вот еще одна лестница, поменьше, ведет на четвертый этаж. Поднимаюсь. Но у входа меня встречает вышибала, трансвестит в женском платье - блондинка на высоченных блестящих каблуках, с неимоверно длинными ногами, огромными, обведенными темным карандашом губами, серебристыми накладными ресницами и длиннющими ногтями ярко-розового цвета.
     - Куда? - рычит она.
     - Я ищу дамскую комнату.
     - Вот комната, а я дама, - надменно улыбается блондинка.
     - Нет, я ищу туалет, уборную.
     - Внизу, на третьем этаже. Сюда вход только для членов клуба. Прости, милая, - тянет она, глядя мимо меня.
     - Для членов, - пытаюсь острить я. - Ни за что бы не подумала, глядя на тебя.
     Она снисходит до холодной улыбки.
     - А что там? - Есть у меня такая дурацкая черта характера: стоит кому-то сказать, что мне чего-то делать нельзя, и я тут же хочу сделать это во что бы то ни стало. Ребячество, но тем не менее.
     - Это комната для гомиков, - объясняет стражница. - Наше скромное убежище. Ваши каждую пятницу оккупируют весь клуб.
     - Эти сопляки? Нет, я не из них. Пусти меня, пожалуйста.
     - Ты, - нравоучительно говорит трансвестит, - не лесбиянка. Так что иди давай. - Но в голосе блондинки уже нет прежнего холода. Ей тоже скучно, не меньше, чем мне. - Отчаливай по-хорошему.
     - Ну пожалуйста. Внизу тоска зеленая. И музыка, и эта толпа меня бесят. Наверное, у меня клаустрофобия. А мои друзья целуются взасос и заняты только друг другом. А ты хотя бы с виду моя ровесница. И вообще... - я поспешно думаю, что бы еще добавить, - я давно хотела попробовать стать лесбиянкой.
     - Чтобы ты - с какой-нибудь мужеподобной бабой... - Она приподнимает нарисованную бровь и впервые внимательно оглядывает меня. - Вряд ли, милочка. Уж только не в таком шика-а-арном пальто.
     - Ну, это я так, только подумала, - уступаю я. - Знаешь, и вправду, если представить картинку, то уже как-то не хочется.
     Она смеется, и я, ободренная, продолжаю:
     - Слушай, вообще-то я все это нарочно говорю, чтобы ты почувствовала мой лесбийский дух и впустила.
     - Хм, - сомневается она.
     - Ну же, - подталкиваю я. - Я обожаю трансвеститов, кабаре. Папа водил меня на травести-шоу лет с двенадцати. В Париже. И мне очень нравилось. Я тут буду как дома. Пусти меня, пожалуйста.
     - Ну ладно, проходи, - вздыхает она. - А туалет налево, прямо по коридору.
     Я радостно улыбаюсь блондинке:
     - Спасибо. Спасибо тебе огромное. - Я ухожу, но потом возвращаюсь. - Ты не хочешь кокаина? У меня его целая тонна.
     - Мамочки мои, - она улыбается до самых ушей, - никак, небеса ангела мне послали. Не откажусь. Меня зовут Регина Бивер, кстати. И мне очень нравится твое пальто, мисс Парижанка.
     - Стелла.
     Регина ведет меня за собой. Четвертый этаж меньше, компактнее остальных, повсюду мягкие диваны и мягкий свет. Здесь не так людно, даже удается ходить, ни на кого не натыкаясь.
     - Как вышло, что ты оказалась в клубе, где тебя все раздражает, с пакетиком кокса? - вопрошает Регина, величаво проплывая сквозь гущу людей, рассыпая приветствия направо и налево.
     - Парень, который пригласил меня на свидание, диджеит на первом этаже, а другие двое из нашей компании, как я уже говорила, обжимаются в темном углу.
     - Мамма миа! - восклицает Регина. - Ты встречаешься с Янгстой? Он так себя называет. Ему же не меньше сорока.
     - Нет, я с ним не встречаюсь, у нас первое свидание.
     - А я могу руками показать все, что угодно, смотри.
     Справа от нее стоит канделябр, а напротив - огромная пустая стена. Регина сгибает пальцы в свете свечи, и на стене появляется тень собаки.
     - Йо, педрила! Отвали от моей герлы, - говорит она голосом в точности как у Янгсты, вскидывая пальцы.
     Я не могу удержаться от смеха.
     - Пошли, подруга. - Регина тоже покатывается со смеху. У нее грубый, хриплый голос. - Нам пора в туалет.
     - Так ты его знаешь? - спрашиваю я, семеня следом. Чувствую себя рядом с ней карликом - на своих шпилищах она ростом под метр девяносто.
     - О да, - кивает она. - А вот и уборная - Регина оглядывает меня сверху донизу. - Ни за что бы не подумала, что он в твоем вкусе.
     Мы втискиваемся в крошечную, пахнущую мочой кабинку.
     - Давай, разлиновывай, - говорит Регина.
     - А может, лучше ты? Я уже и забыла, как это делается.
     При помощи моей дисконтной карты Регина опытными движениями формирует из порошка полоски, втягивает носом пару толстых дорожек, я же довольствуюсь одной тоненькой. Что бы ни сказала Регина, я помираю со смеху, стоит ей открыть рот, как я начинаю гоготать словно ишак. Надо будет привести сюда папу, ему тут понравится.
     Мы возвращаемся к лестничной площадке.
     - Иди туда, там бар с роялем. Думаю, это как раз по тебе, - говорит Регина. - У меня выступление минут через десять, так что увидимся. Кевину, бармену, скажешь, что ты со мной.
     Я раздвигаю грязный занавес... О! То, что надо! Небольшая квадратная комната, с маленькой сценой, пятью-шестью столиками перед ней и баром в дальнем конце, залита красным светом. Возле сцены стоит рояль, за ним сидит лысеющий мужчина средних лет. Трансвестит в блестящем зеленом платье, с высоким черным шиньоном, облокотившись о рояль, поет какую-то старую душераздирающую песню о неразделенной любви. От этой музыки у меня даже мурашки по коже побежали. Я в раю. Если бы все ночные клубы были такие, я бы из них не вылезала.
     На моем лице блаженная, глупая улыбка. Публика - мужчины всех мастей и калибров: молодые и не очень, толстые и худые, милые и невзрачные, есть и парочка женщин (очевидно, представительниц женского пола сюда тоже пускают). И все улыбаются. В воздухе висит гул непринужденной болтовни, все словно чего-то ждут. Я подхожу к бару и представляюсь Кевину - чрезвычайно толстому человеку с бритой головой; он наливает мне джин с тоником и великодушно отказывается взять с меня деньги.
     На сцене появляется мужчина, он объявляет, что сейчас для нас будут петь "местные богини". После этого публика может попробовать свои силы на сцене. Я свой бокал с джином и тоником опустошаю в два глотка. Мельком вспоминаю об Адриане, Фрэнке и Луизе, но тут же выкидываю их из головы. Один работает, другие жуют друг другу языки. Не очень-то с ними весело. А тут так хорошо и приятственно.
     Приходит Регина. Она знакомит меня с мисс Частити Батт и другими почетными членами клуба. Вот Фелиция Липпс, ее соратница по сцене (у всех трансвеститов, как я заметила, обалденные ноги), а вот милашка Барри, она бывает здесь каждый день. Они мне так понравились, что я их угостила кокаином, немножко нюхнув и сама. Порошка еще много, и после часа прослушивания старых любимых хитов у меня так поднимается настроение, что я начинаю предлагать кокс всем своим собеседникам, а их не меньше шести. Они в благодарность покупают мне еще порцию джина с тоником. К началу большого шоу я уже просто лопаюсь от счастья и, наверное, от наркотиков и алкоголя тоже.
     Я почти уверена, что Регина - моя ровесница, потому что все шоу проходит под девизом "ностальжи по восьмидесятым". Представление в общем-то трудно назвать шоу - просто несколько девушек по очереди выходят к микрофону и поют старые песенки под аккомпанемент рояля, а после к ним присоединяются добровольцы из публики.
     Надо сказать, что к этому моменту я уже просто в нирване, поэтому, когда Регина толкает меня в бок и предлагает спеть с ней дуэтом на сцене, я готова ее расцеловать. Я обожаю Регину, обожаю этот бар, обожаю эту песню Адама Анта, которую только что исполнила восхитительная Фелиция, я счастлива, счастлива безмерно.
     - Пошли, красотка. - Регина берет меня за руку. - Пошли, покажем им, как надо петь.
     - Что споем?
     Регина оценивает меня взглядом:
     - Подозреваю, ты знаешь все песни Джуди Гарланд. Я права?
     - Конечно, Регина. Наизусть. Но разве это не банально - в смысле, петь песни Джуди Гарланд в обществе голубых? А потом еще пару номеров Барбары Стрейзанд. Это уже своего рода клише.
     - Может, и клише, милочка. Но кто будет против Джуди в такой вечер?
     - Только не я. Ее песни я могу петь три раза в день, - радостно сообщаю я.
     - Вот и я о том же. Пошли. Знаешь песню "Ты влюбил меня в себя"?
     - Всю, до последней строчки.
     - Умница, - рычит она. - Пошли. Мы взбираемся на сцену.
     - Ого, вот это бюст! - восклицает конферансье, когда я скидываю пальто.
     Надо отметить, что выгляжу я не ахти. Прическа растрепалась, и там, где раньше возвышался начес, теперь только месиво кудрявых волос, а грудь практически вываливается из платья.
     - А теперь, леди и джентльмены, вас порадуют мисс Регина Бивер и ее подруга.
     Поскольку половина публики приложилась к моим запасам кокаина, нас приветствуют бурными аплодисментами, громким свистом и топотом.
     - Ты влюбил меня в себя, - начинает Регина. - Я противилась, как могла.
     - Но ты влюбил меня в себя, - подхватываю я. - И ты знал, что мне не устоять.
     "Да я просто родилась для сцены. На-ка, выкуси, Джуди Гарланд", - думаю я, но, похоже, думаю вслух, потому что публика заходится от восторга. Ха! Вот это весело, вот это я понимаю! Мы с Региной начинаем зажигательные танцы - кружимся, кривляемся изо всех сил. Как здорово сбросить маску и оторваться по полной! И не дуть губки, и не жеманничать, и не скромничать!
     Ой, смотрите-ка, Фрэнк. Фрэнки тоже тут. Удивительно - я же оставила его там, внизу, в другом мире. А за ним Луиза, озирается по сторонам. Я заметила их прежде, чем они заметили меня. Я решаю посвятить оставшуюся часть песни Фрэнку, который пришел сюда, чтобы повеселиться вместе со мной. Вот это друг так друг! Он протискивается сквозь толпу, озирается, крутит головой то вправо, то влево. Короче, смотрит куда угодно, только не на сцену.
     - Ты влюбил меня в себя, - снова запевает Регина.
     Мы уже почти допели песню - пора задать им всем жару. Я подпеваю, глядя на Фрэнка, который наконец заметил меня и смотрит, улыбаясь и качая головой. Я стараюсь изо всех сил. Ритм меняется, я начинаю трясти бедрами и пою Фрэнку:
     - Дай мне, дай мне, дай мне то, что я хочу! Хитро подмигиваю ему, и он подмигивает мне в ответ.
     - Знаю, ты целуешься так, как нравится мне.
     Выпад вперед - Фрэнк посылает воздушный поцелуй.
     - Ты знаешь, что уже влюбил меня в себя-а-а-а!
     Я загибаюсь от хохота.
     Вся толпа подпевала мне, и теперь они просто безумствуют. Мы с Региной утопаем в аплодисментах и криках "браво". Нас просят спеть еще. Боже мой, во мне пропал такой талант.
     - Если хотите, после дискотеки мы вам еще споем, - обещает Регина. - А ты на сегодняшний вечер будешь моей девушкой. Дай пять. - Она хлопает меня по ладони и уходит к своим.
     Я стою у сцены, вся в поту, и чувствую странное, но приятное головокружение. Как жаль, что Регина не моя мать, думаю я. Как жаль, что она - мужчина. Ну да ладно, еще ведь есть папа.
     - Стелла! - зовет Луиза. - Мы тебя обыскались.
     - Да? А я тут, вуаля!
     - Мы думали, ты ушла домой, - с укором говорит она. - Волновались за тебя.
     - С чего бы это я ушла домой? Мне просто стало скучно, - я игриво тычу пальцем им в животы, - смотреть, как вы целуетесь. Чмок, чмок, чмок. Ф-фу.
     - Адриан тоже тебя искал, - продолжает Лу, - в перерыве между сетами.
     - А я тут. Вот она я. Передай ему, только не давайся. Ой. О чем это я?
     - Моя бабушка была бы от тебя в восторге, - говорит Фрэнк. - В пабе ты бы имела огромный успех. Я и не знал, что ты шансонье.
     - Шансонетка, - поправляю я. - Мало ли чего ты не знал. Я вот пою, еще как. Споешь со мной, Фрэнк? - обхватываю я его за талию. - Пойдем. Ты же сам хочешь. Пошли, Фрэнки, - шепчу я ему на ухо. - Ты же так этого хочешь, не сопротивляйся.
     Фрэнк опять улыбается мне загадочно. Мы стоим так близко друг к другу.
     - Мы стоим очень близко, - с намеком говорю я Фрэнку.
     - Горячая штучка, - отзывается он, и мы оба заливаемся смехом.
     - А теперь мы можем вернуться вниз? - спрашивает Луиза. - Там лучше. Стелла, ты что, любишь голубых?
     - Хуже того, Лу, я сама голубая, - ору я. - Мне так тесно, тесно в этом теле, но в глубине души я на сто процентов гомик. Папина дочка. Я - гомосексуалистка.
     - Ты нюхала кокс, - ухмыляется Фрэнк.
     - Ой, умник. Да, представь себе, нюхала. И я пересмотрела свои взгляды на наркотики. Не хочешь?
     - Пошли, котик, - тянет его за руку Луиза. - Ты одна тут справишься, Стелла?
     Нет, "котик" мне определенно не нравится. Не нравится мне "котик".
     - Фрэнки, останься, - прошу я, глядя ему в глаза. - Спой со мной.
     - Думаю, нам лучше ненадолго задержаться, - говорит он Луизе. - Она не соображает, что делает.
     - Соображаю. Мне просто весело, но ты должен порадоваться за меня. Немножко. Une petite bite. Когда-нибудь я расскажу тебе, что это значит на французском. Ну же, Фрэнки, не стой, как будто ты мой дедушка. Пошли потанцуем.
     Фрэнк пожимает плечами, глядя на Луизу; она гневно уходит к бару, а Фрэнк позволяет мне увести его на площадку перед сценой.
     Мы танцуем под "Бананараму", под "АББУ", под "ABC" и под все остальное. Танцуем что есть мочи, иногда вспоминая забытые движения, от души. Но тут ставят медляк, и внезапно всплывает Луиза и начинает обвиваться вокруг Фрэнка, а я ухожу к бару.
     Но только один медленный танец. А потом - вот радость-то, уж простите меня за такой кич - включают зажигательную, великолепную Агаду. Естественно, большая часть публики сочла это уж слишком нелепой песней, но я кидаюсь через весь зал, хватая по дороге Барри, который-приходит-сюда-каждый-день. Барри хватает Фелицию, и мы втроем вываливаемся на площадку.
     И вот в таком виде находит меня Янгста: я извиваюсь в самых нелепых движениях, вся взмокшая, визжу от восторга, в обществе пожилого мужика и престарелого трансвестита.
     - Стелла? - ошеломленно говорит он.
     - Йо, - отзываюсь я. - Тусуюсь с братьями! - И завываю от хохота над собственной шуткой. Мое пребывание на первом этаже не прошло даром - все эти фразочки проникают прямо в мозг и застревают там.
     - Я тебя искал, подруга. - Янгста стоит в двух шагах, а я продолжаю отплясывать, потому что песня еще не кончилась и мне надо тряхнуть задом еще разок.
     Я мило улыбаюсь Янгсте, который не поленился подняться сюда. Наверное, хотел меня поцеловать, такой душка. К сожалению, посмотрев ему в лицо, я понимаю, что он не очень рад, скорее на его лице написаны злость и отвращение. И еще я замечаю, что одет он нелепо. Конечно, я и раньше это замечала, но не с такой ясностью. Сейчас, глядя на сорокалетнего диджея Янгсту, я вдруг понимаю, что бесполезно притворяться, будто он мне нравится, потому что он мне не нравится совершенно. Если бы он скинул все это тряпье, сбрил свою бороденку и избавился от своего дурацкого жаргона, я бы еще подумала на его счет. Если бы он полностью изменился. Но разве это возможно? И потом, ему бы еще пришлось учиться общаться. Так что - нет.
     Песня закончилась.
     - Какого хрена ты тут делаешь, подруга? - спрашивает Янгста.
     - Танцую.
     - Это не танцы, - злится он.
     - А по-моему, танцы, - вежливо отвечаю я, хотя его тон начинает раздражать.
     - Я тебя искал.
     - Ну, значит, нашел.
     - Выглядишь стремно, - говорит он.
     Я не понимаю, что это значит, и мне это не нравится.
     - И что это за гомики?
     - Прости, мне было так весело.
     - Где мой снег? Снег где? - требовательно вопрошает Янгста.
     - В облаках, - отвечаю я.
     - Кокс мой, куда ты его дела? - шипит он.
     - Ой, я думала, это мой кокс, так что им поделилась.
     - Где он?
     - В носах этих людей. Может, осталось еще немного. Извини, я думала, мне его подарили. Денег много - купишь еще.
     - Ты дешевка.
     - Миста Янгста и его железные яйца! - орет Регина, подходя ко мне. - Пошумим, мальчики? - Она вскидывает в воздух два пальца, и я чуть снова не впадаю в истерический смех.
     - Отвали, чувак, - цедит сквозь зубы Янгста.
     - Адриан - гомофоб, - объясняет Регина. - Никогда к нам не поднимается - боится чем-нибудь заразиться.
     - Я с такой женщиной встречаться не буду, - сообщает мне Янгста. - Я крутой диджей.
     - Слушай, брось это дерьмо и говори нормально, Адриан, - отвечаю ему я.
     - Ты дешевка, - повторяет он, глядя на меня так, словно перед ним кусок дерьма. - У тебя ни вкуса, ни стиля. Я просто не могу опуститься до такой, как ты, и встречаться с тобой больше не буду. У меня репутация...
     - О да, - вставляет Регина. - Да, Адди, у тебя репутация. Так что вали, пока я тебя не поцеловала.
     - Не волнуйся, урод, я и так ухожу, - ядовито говорит Адриан, мой несостоявшийся ухажер. И уходит.
     - Думаю, - подытоживает Фрэнк, - можно идти домой.

16

     Утро следующего дня. Меня тошнит, и это все, о чем я могу думать. Постепенно все же мыслительный процесс восстанавливается.
     Естественно, первым делом я осознаю, что чувствую себя ужасно, особенно болят челюсть и ноздри. Видимо, я слишком стара для всего этого. Вторая и более тревожная мысль: я плохая мать. Третья мысль, от которой я сначала подскочила на кровати как ужаленная, но затем в полном бессилии и отчаянии упала обратно, осознав весь масштаб возможных последствий: здесь ли Луиза? Оставалась ли она на ночь? С Фрэнком. В его постели. Занималась с ним сексом. Скрипела кроватью. Прыгала на нем. О боже.
     Странно, что человека порой посещает озарение именно в тот момент, когда его тело ослаблено и голова одурманена. Вот у меня сейчас наступил именно такой момент. Я вдруг ясно поняла: не хочу, не хочу, чтобы это случилось, пусть окажется, что Луиза не спала с Фрэнком. Нет, нет, нет.
     Со стоном залезаю обратно под одеяло. Надо все обдумать. Десять минут спустя я все еще обеспокоена, но теперь уже знаю, что делать. Пора вставать.
     Не помню, как закончился вечер. Помню только, как я ввалилась в дом и Фрэнк на себе потащил меня вверх п