ой пяткой. На дворе октябрь, но колготки я терпеть не могу. Перехватываю волосы на затылке резинкой, наношу на губы немного блеска и - voila. Конечно, не высший пилотаж, но вполне прилично.
     Фрэнка не видно - надо полагать, ушел к себе в мастерскую. Отлепляю Хани от Мэри - сегодня мы идем в детский сад. Фелисити, наша соседка, недавно заметила, что у меня ребенок примерно того же возраста, что и у нее, и пригласила нас в частный детский сад "Милые крошки", всего в паре кварталов от моего дома. В детском саду всем заправляют сами родители, они же выступают и в качестве воспитателей. Сад открыт по вторникам и четвергам, и все мамы дежурят там по очереди - читают сказки детям, меняют подгузники, утирают носы. Поскольку мамаши приходят туда со своими детьми практически каждый день, даже когда не дежурят, управляться с малышами должно быть легко. Сегодня мы идем в садик в первый раз, и я буду помогать Фелисити, чтобы осмотреться и привыкнуть.
     Жду с нетерпением. В этом районе я практически никого не знаю и порой, прогуливаясь с коляской по Примроуз-Хилл или Хемпстед-Хит, чувствую себя как сосланная прокаженная. Мне бывает очень одиноко - хочется, чтобы было с кем поболтать во время прогулки, а потом выпить чашечку кофе. Если все сложится удачно, то сегодня я познакомлюсь с себе подобными. От восторга я издаю какой-то нелепый визг, который Хани повторяет всю дорогу до двери.
     - Мы мышки, веселые мышки, - радостно говорю я ей.
     - Мама, - отвечает немногословная Хани.
     Иду по мокрому тротуару, толкая перед собой коляску, и чувствую, что день удался.
     В здании церкви, где разместились "Милые крошки", очень грязно. Линолеум весь в разводах и пятнах, мебель заляпана, засалена - куда ни глянь, всюду отпечатки пальцев и прилипший мусор. Отчего родители в этом заведении игнорируют моющие средства? И почему некоторые представители средних слоев такие жуткие грязнули? Наверное, потому, что их мамы и папы считают нечистоплотность признаком богемности, анти-буржуазности. Но боже мой, не до такой же степени! Милая девчушка с взъерошенными волосами, идеальной розовой кожей и немного грязными ногтями - это одно, а тут - совсем другое. А вообще-то такое обилие грязи явно указывает на то, что каждая из этих мамаш училась в частной школе, носит благородное имя и мнит себя не заурядной буржуа, а изысканной, свободной, непредсказуемой богемной женщиной. А наш Примроуз-Хилл - центр псевдобогемы. Иногда мне до боли хочется переехать туда, где еще моют полы и протирают столы, где никто не стесняется своей принадлежности к среднему классу.
     Господи, ну и грязь. Ну почему к примеру, у всех этих детей сопливые носы, которые никто не подтирает? В помещении стоит сильный запах обкаканных подгузников. Наверное, мне лучше сделать вид, что ничего странного я в этом не вижу. (Хотя очень даже вижу. Нет, в самом деле, если твой ребенок наложил в подгузник, смени его поскорей - в какашках нет ничего богемного!)
     С полдюжины разношерстных теток сидят на детских стульчиках и с гордостью взирают на зеленые сопли своих отпрысков. Я с надеждой улыбаюсь мамашам, и сердце мое сжимается. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, какие они скучные, а еще эта мадам слева от меня... Слоноподобная особа, одетая (возможно ли это в 2001 году?) в туго перепоясанный голубой комбинезон. Ногти на ногах кривые и грязные, одна гигантская грудь с разбухшими венами вытащена наружу, и ее жадно сосет ребенок злобного вида с маленькими птичьими глазками. Ребенку не меньше четырех лет. Господи боже мой! Я отворачиваюсь, но, видимо, недостаточно быстро. Женщина - это млекопитающее существо очень напоминает мне корову, Фрэнк наверняка бы смог ее нарисовать - кидает на меня недобрый взгляд, видимо заметив ужас на моем лице. У нее такие же глазки, как у сынка, - мне кажется, что мама и сынок с большим удовольствием заклевали бы меня.
     - Внимание! - Фелисити хлопает в ладоши. - Внимание!
     Все обращают взоры на нее.
     - Это Стелла, - говорит Фелисити, указывая на меня.
     Меня медленно оглядывают - с ног до головы, и чувствую я себя примерно так же, как в свой первый день в школе. Зря я надела эти туфли - скорее всего, тут не приемлют даже накрашенных ногтей на ногах, не говоря уж о больших "украшательствах" внешности.
     - А вот этот сверточек зовут Хани. Сколько ей, Стелла?
     - Хани полтора года, Фелисити, - отвечаю я ей в тон, стараясь сдержать смех.
     - А, - рассеянно говорит она, - полтора года. - И повышает голос:
     - Хани полтора года, внимание все!
     Эта новость тоже не вызывает у мамаш большого интереса, они по-прежнему равнодушно пялятся на меня.
     - Прекрасно! - восклицает Фелисити сумасшедше-радостным тоном. (Она что, принимает антидепрессанты? Но мы, пожалуй, еще не настолько хорошо знакомы, чтобы спрашивать ее об этом.) - Итак, теперь представимся. Это Марджори, она ведет у нас игровую группу, и ее малыш Юан, - объявляет Фелисити, указывая на женщину с выменем. - Я назову всех присутствующих в порядке их работы, начиная с часу дня. Итак, в час: Эмма и Рэйнбоу, Эмилия и Пердита, Винета и Чайна, Кейт и Ика-бод, Сюзанна и Манго, Джулия и ее тройняшки (экстракорпоральное оплодотворение - делаю про себя вывод) Гектор, Кастор и малыш Полли. На самом деле его зовут Полидевк, но мы не разделяем предрассудков по поводу имени и уверены, что Полли могут звать как мальчика, так и девочку. У нас ведь нет предрассудков, да? - обращается она к аудитории. - Нет! Ах да, еще Луиза и Александр, - добавляет Фелисити, словно только вспомнив о них; видимо, эта женщина у них за "паршивую овцу".
     Я широко улыбаюсь Луизе-и-Александру, и они улыбаются мне в ответ. Еще немного, и у меня начнется истерический смех. Икабод? Манго? Можете считать меня занудой, но... Гектор? Гектор, изуродованное тело которого волокли за колесницей, пока его лицо не содралось с головы? И Пердита, что в переводе с французского означает "потерянная"? О чем думали эти люди, давая своим детям такие жуткие имена? Я понимаю, что Хани тоже не самое обычное имя, но мы так назвали свою дочь из практических соображений - в надежде, что все окружающие будут милы с ней. Разве можно рассердиться на девочку, которую зовут Хани? <Милая, голубушка (англ. Honey).>
     - Вот и славненько, - продолжает Фелисити все тем же неестественно радостным голосом. - Вот и познакомились. Чувствуйте себя как дома, Стелла. Вон там чайник, если хотите чайку, а потом мы приступим к работе. - Она снова повышает голос и хлопает в ладоши:
     - Внимание все! У нас сейчас свободное время!
     Господи, какое неприятное сборище. Я ставлю Хани на пол у кучки заляпанного "лего" и ухожу к чайнику, но через пару секунд слышу ее крик. Прибегаю обратно и вижу, что маленький, но очень толстый мальчик уронил ее на пол и изо всех сил топает своими грязными кроссовками по ее руке.
     - Эй, ты! - кричу я как последняя рыночная торговка. - Какого черта ты делаешь? - Отпихиваю мальчишку (руки у него липкие) и поднимаю Хани.
     - Бобо, - говорит Хани. - Бобо мне, - и начинает плакать.
     Толстый мальчик сверлит меня злым взглядом, на верхней губе засохли сопли, кожа цветом напоминает изношенные трусы. Ему года три.
     - Не делай больше так, - обращаюсь я к нему тоном, выдающим лишь сотую долю моего гнева. - Нельзя обижать других ребят. Тем более что она намного тебя младше. - Я целую Хани и ставлю ее обратно на пол.
     - Это мой "лего", - говорит ребенок, пиная детали конструктора.
     - Это общий "лего", - отвечаю я. - Ты с ним даже не играл.
     Мальчишка нагибается, чтобы сравняться ростом с Хани, и, прежде чем я успеваю что-либо предпринять, изо всех сил кусает ее за щеку.
     - Ой! - кричит Хани.
     Я, конечно, не могу в первый же день посещения детского сада избивать детей, но, черт возьми, искушение очень велико!
     - Я что сказала, веди себя прилично! - зло шиплю я. Слышу в своем голосе ядовитые нотки и понимаю, что я не из тех добрых женщин, которые любят всех детей без исключения. - А теперь иди, играй где-нибудь в другом месте. Давай, вали отсюда!
     Чуть не добавила: "Вали отсюда, жиртрест", но вовремя заткнулась.
     - Ики, сладкий мой, - слышу голос сзади. - Ох, Ики, ты что, напроказничал?
     - Уаааааааа! - взвывает Икабод. Не плач, а вой слабоумного. - Уаааааааа!
     Как только мать подходит к нему, он пинает ее прямо в голень. Вижу, как ее лицо кривится от боли.
     - Напроказничал? Мягко сказано. Он истоптал руку моей дочери, а потом укусил ее за щеку, - говорю я Кейт, матери Икабода, женшине с затравленным лицом, плохо прокрашенными волосами и старушечьей стрижкой. Хани продолжает реветь. - И всего за пять минут. Это, по-моему, уж слишком.
     - Ох, Ики. Ох.
     Ей что, больше нечего сказать? Могла бы хоть извиниться! Почему она даже не ругает его?
     Мамаша крошки Икабода поворачивается ко мне с очень недовольным видом.
     - Надеюсь, вы его не ругали? - спрашивает она осуждающе.
     - Вообще-то, ругала. Посмотрите, - я показываю ей руку Хани, где красным цветом отпечаталась подошва. А на щеке остались следы зубов.
     - Мы никогда не ругаем Ики, - говорит Кейт. - Мы считаем, что ребенка нельзя бранить и наказывать. Он выражает свой гнев доступным ему способом, то есть физически.
     Я почти закипаю от злости, пузырьки ярости поднимаются на поверхность.
     - А я выражаю свой гнев единственным доступным мне способом, - отвечаю я, изо всех сил пытаясь говорить вежливо. - То есть вербально. Хотя я могла бы освоить более физические способы, если вы на этом настаиваете.
     - Ики просто устал, - вздыхает Кейт. Набухшие вены на ее шее ясно свидетельствуют о том, что она готова убить меня. - Ты устал, да, малыш? Устал мой мальчик, - обращается она к нему тоном, которым мы раньше говорили со своей собакой.
     - Тогда, может, вам лучше увести его домой, - лепечу я ей в тон, - и уложить баиньки?
     - Очевидно, Фелисити не объяснила вам основных правил поведения в нашем саду. Ругать детей - это очень несовременно. В наше время, - Кейт меряет меня взглядом, явно намекая на мой возраст, хотя сама моложе меня максимум на два года, - считается, что наказывать детей нельзя. Они должны расти и развиваться органично, как... как растения.
     Кейт кидает на меня еще один надменный взгляд, зло фыркает и, игнорируя мое изумление, уходит прочь. Икабод ковыляет за ней.
     Растения? А тот мерзкий запах, как оказалось, идет из штанов Икабода. Устал он, как же! Любимая мантра среднего класса с их дрянным подходом к воспитанию: "Он просто устал". Он бросил вам в лицо гранату? Измазал дерьмом стены в гостиной? Прогулялся по обеденному столу и скинул на пол все стаканы? Убил ребенка кухонным ножом? Ах, он просто устал. Что всегда вызывает логичный вопрос, на который никогда нет убедительного ответа: "Если он так устал, то какого черта он не в постели?"
     Мне хочется кричать и - нелепо, - но у меня дрожат руки. Хани успокоилась, и я опускаю ее на пол. Мне жизненно необходима чашка чаю.
     - Привет, я Луиза. - Симпатичная блондинка, которая улыбнулась мне при знакомстве, возникает рядом со мной. Она легонько хлопает меня по плечу и с улыбкой протягивает пакет молока. - Не переживай так из-за нее. У этой женщины очень странное представление о воспитании детей. Например, Икабод до сих пор не научился ходить на горшок,
     Кейт считает, что это вредно, - говорит Луиза и поднимает глаза к потолку.
     - А меня зовут Стелла. - Мы улыбаемся друг другу. - Ужасный засранец.
     Луиза смеется в ответ:
     - И не говори. Просто кошмар. К сожалению, он тут не один такой. Еще увидишь. Ты ведь сегодня игровую ведешь? Тогда я лучше оставлю тебя. Я так подошла - просто познакомиться. И еще, ты все-таки слишком уж не переживай.
     - Спасибо за поддержку, - говорю я, и мне действительно уже лучше. - Еще увидимся.
     - Надеюсь, - смущенно улыбается Луиза. - Здесь я иногда чувствую себя как в сумасшедшем доме. А ты - образец здравомыслия.
     - Только с виду, - не совсем удачно шучу я в ответ, но в душе ликую: подруга!
     Ну, во всяком случае, потенциальная подруга - явная противоположность Грудастой Женщине, что сидит в углу, спрятав наконец свою сиську, и теперь наблюдает за Юаном. Он ходит вокруг - ссутулившись и слегка покачиваясь с пятки на носок, как подросток. Мамаша смотрит на него удовлетворенным, влажным от восторга коровьим взглядом.
     Ладно, может, все дело во мне. Это я странная, со своими иностранными идеями и старомодным мнением, что дети должны иметь хоть какое-то представление о том, как следует себя вести. Если дело только во мне - а все выглядит именно так, - то я искренне приношу свои извинения. Но, господи, все происходящее настолько ужасно, что в это трудно поверить. Не успела я начать петь и играть с детьми - мы стали хором разучивать считалочку, - как Юан, сын Марджори, спустил свои голубые вельветовые штаны, присел на корточки, крякнул и навалил кучу прямо у книжного уголка. И никто ничего не сказал. Несколько минут мы молча пялились на какашки, пока мамаша засранца не произнесла ленивым голосом: "Маленькая неловкость", не подобрала кучу голыми руками и не отнесла ее к мусорному ведру. Не в туалет, который находится прямо тут, за углом, а в мусорное ведро на кухне. Потом Юан лег на пол, поднял свои толстые ножищи и развел их в стороны, а мамочка не слишком успешно подтерла ему задницу крошечной салфеткой.
     Затем, когда мы лепили из красного пластилина червеобразные спагетти, Икабод заехал кулаком в лицо Манго.
     - Ничего страшного, у Ики проблемы с выражением агрессии, - произнесла мама Манго, словно убеждая себя в этом, хотя было видно, что она в ярости.
     - Ой, он просто устал, - сказала Кейт.
     При этих словах я, стыдно сказать, хихикнула вслух. Наградой за смешок мне был очередной ненавидящий взгляд мамаши Икабода.
     Полли, точнее сказать, несчастный мальчик Полидевк, привел всех в восхищение отсутствием предрассудков по поводу половой ориентации - оделся как балерина и проходил в таком виде полдня. Мамочка нахваливала сынка, говорила, что наряд очень идет, а я изо всех сил отгоняла от себя тень Зигмунда Фрейда. Брат Полли, Кастор, за весь день не произнес ни слова, хотя ему уже два с половиной года. Пару часов подряд он играл с одним паровозом и орал как резаный, если кто-то приближался к нему, а я старалась не думать о том, что когда-то прочитала об аутизме.
     Рэйнбоу, Пердита и Чайна, всем примерно по четыре года, были поглощены увлекательным занятием - показывали друг другу свои трусики, а потом Пердита сказала, что ее мама называет свою штучку "киской". После этого они хором полчаса распевали: "Мяу, мяу, киска" - шаг направо, шаг налево, юбки вверх - и "Мяу, мяу, писька".
     И лишь милый крошка Александр, ему два с половиной, тихонько сидел на полу рядом с ошалевшей Хани и "читал" ей книжку про медведей.
     Мы с Луизой действительно сходили выпить по чашке кофе. И знаете что? Она тоже мать-одиночка. Правда, причисляя себя к этой категории, я всегда чувствую себя обманщицей, но я ведь и вправду мать-одиночка. С большим домом и с няней, которая в моем распоряжении в любое время, и это, конечно, не то же самое, что мать-одиночка, живущая на пособие в муниципальной квартире, но тем не менее. Луизин муж променял ее на "модель помоложе", как она сама выражается, и это грустно, потому что Луизе всего тридцать четыре. Ее квартира находится прямо над небольшой пекарней на Регент-Парк-роуд, и Луиза работает модисткой на полставки. За чашкой кофе с горячими тостами у нас состоялась приятная, восторженная и немного стеснительная беседа: так беседуют одинокие люди, обнаружив, что есть человек, который разделяет их взгляды и вкусы. Луиза и Александр придут к нам в гости на будущей неделе. И еще она сказала, что нам нужно как-нибудь выбраться на прогулку в парк. Так что все обернулось к лучшему, и в "Милых крошках" я нашла то, что искала.
     - Увидимся во вторник! - прокричала Фелисити, когда мы выходили. - Марджори будет учить детей йоге!
     - Йоге? - спросила я Луизу.
     - Это ее специальность - она преподает йогу, - ответила та.
     - Тогда почему она такая толстая? В смысле, по ней не скажешь, что она стройная и мускулистая.
     - А может, она толстая, но очень гибкая, - сказала Луиза, и мы засмеялись.
     Да, похоже, все действительно не так уж плохо.

3

     После дневного сна мы идем за покупками в "Сайнсбери", а когда возвращаемся, уставшие, домой, обнаруживаем, что по всей гостиной стоят белые лилии: в вазах, кувшинах, стаканах, банках, даже в заварочном чайнике, который мне подарил папа на совершеннолетие. Дом заполнен восхитительным запахом лимона и розмарина. И в этот момент из кухни выглядывает Фрэнк, в моем фартуке с розочками.
     - Исправляюсь, - улыбается Фрэнк своей глуповатой улыбкой. - Исправляюсь и извиняюсь. Цветы, цыпленок, запеченный с картошкой, глазированная морковь и шоколадный кекс.
     - Не стоило так беспокоиться, - говорю я, широко улыбаясь, и наклоняюсь, чтобы отстегнуть ремень на коляске, - но мне очень приятно.
     - Я знаю, что путь к твоему сердцу лежит через желудок. И мне правда очень стыдно за вчерашнюю ночь. - Фрэнк вынимает Хани из коляски, пока я роюсь в корзине и выуживаю оттуда пакеты с покупками. - Привет, Хани.
     - Здаово, - говорит ему Хани, улыбаясь. Не знаю, почему она разговаривает как деревенский ребенок. Загадка. Отчего бы ей не говорить на "королевском английском"?
     - Тут нечего стыдиться. Ты взрослый мужчина, совершеннолетний, и сексом заниматься тебе не запрещено. - "Хотя такое количество секса с таким разнообразием партнерш, конечно, не вполне естественно", - думаю про себя. - Ну ладно. Я сейчас быстренько отнесу юную леди наверх, выкупаю ее, прочитаю коротенькую сказочку и буду вся в твоем распоряжении.
     - Все будет готово к восьми. Ой, - говорит Фрэнк, - кстати, звонил твой отец.
     О нет.
     - Что сказал?
     - Вроде как собирается приехать, пожить у тебя пару дней. Но он еще перезвонит.
     - Знаешь, с тех пор как я сюда въехал, ты ни разу никуда не ходила по вечерам, - замечает Фрэнк за ужином.
     - Ну так уж и ни разу. Несколько вечеров меня дома не было. И потом, у меня очередной заказ на перевод, а я могу работать, только когда Хани спит. И вообще, ты по ночам гуляешь за нас двоих. Будь добр, налей мне, пожалуйста, вина.
     - Давай бокал. Ну, значит, почти ни разу. Тебе надо чаще бывать на людях. Ты же знаешь, что я всегда рад посидеть с Хани, да и Мэри ты могла бы попросить.
     - Могла бы, - говорю я, протыкая вилкой морковку. - Ты их с тимьяном готовишь? Очень вкусно. Но, видишь ли, мне некуда пойти. Я что, одна должна ходить в кино, как псих-одиночка? Или болтаться по улицам? А может, мне пойти на вокзал и посидеть там часок в кабинке моментального фото?
     - Наверняка есть люди, к которым ты могла бы сходить в гости... - Вид у Фрэнка и вправду становится озабоченный. Душка. Вот только теперь мне действительно неловко от его сочувствия.
     - Кстати, о людях. Завтра вечером я иду на ужин к Изабелле Ховард. Видишь, у меня еще не все потеряно.
     - Тогда я посижу с Хани. Я и не говорил, что все потеряно. А как насчет остальных вечеров? Нельзя же все время торчать дома. Ты же в самом расцвете сил, Стелла. В смысле, как насчет свиданий?
     - Что ж, мне, естественно, не хватает мужского внимания. Но, Фрэнк, с кем?
     Фрэнк смеется:
     - Да брось, Стелла. Неужели все так запущено? Ты симпатичная женщина. У тебя интересное лицо. Я бы не прочь сделать с него пару набросков.
     - Я не корова. Но сегодня в детском саду я видела женщину, очень смахивающую на корову. Хочешь, раздобуду телефончик? Знаешь, абсолютно коровья, млекопитающая внешность.
     - Между прочим, я не только коров рисую, - говорит он оскорбленным тоном. - Я умею обращаться с карандашом, хочешь верь, хочешь нет, и рисую портреты. Просто я их никогда не показываю.
     - Знаю, знаю. Тогда нарисуй меня, - отвечаю я с набитым ртом. - Было бы интересно.
     Фрэнк,