апросто ничего подобного не делал. Но я сознавал, что не существует способа убедить их в обратном.
     Бог мой, да Бентли молодец. В поисках вдохновения я обвел глазами голые стены, и мой взгляд упал на окно. И тут я увидел ужас моей жизни. Попечители тоже его увидели.
     - О боже, что это? - закричала доктор Дрисколл.
     В окне маячило лицо, - точнее, лицо с туловищем. Чарльз Мэннинг исхитрился взобраться по водосточной трубе и теперь, устроившись на карнизе, всматривался в комнату. Он подглядывал. Для такой шпионской операции ему недоставало искусности. Карниз был узок, и, чтобы не упасть, Чарльзу пришлось навалиться на стекло. И тут мы разглядели еще одну деталь. Его ширинка была расстегнута, пенис высунут и плотно прижат к стеклу расплющенным куском теста.
     - О господи, - проговорила Алисия.
     Внезапно дверь кабинета распахнулась и в кабинет ворвалась голая, на вид совершенно обкуренная Черити. Она закружилась по комнате, размахивая руками, взбрыкивая ногами и напевая какой-то псалом неведомого религиозного культа.
     - Наверное, нам следует... - начала Алисия, но было слишком поздно.
     Попечители уже собрали свои вещи и спешили к двери. Правда, Бентли не выказывал желания бежать. Он явно наслаждался происходящим. Тем не менее мы все последовали за попечителями. Алисия на ходу бормотала нечто успокаивающее. Мы с Линсейдом хоть и помалкивали, но ни на шаг не отставали от остальных.
     Процессию возглавляла Черити: она танцевала впереди, словно обнаженная сильфида, которая заманивает нас бог знает куда. Когда мы миновали коридоры и вышли на свежий воздух, Черити прекратила танцевать и опрометью кинулась к высохшему фонтану. Мы как привязанные поспешили за ней, а попечители торопливо устремились в противоположном направлении, к воротам. Глаза наши были прикованы к Черити, которая бежала к фонтану, а события, разворачивавшиеся там, поистине захватывали.
     Мне кажется, слово "оргия" употребляется слишком небрежно и лишилось своего изначального смысла. Поэтому скажу так: Черити прыгнула в фонтан и присоединилась к остальным обитателям клиники Линсейда, которые собрались вокруг бетонной русалки. Все они были голыми, и все занимались изощренным и весьма эффектным групповым сексом. Слава богу, хоть Грегори Коллинз не принимал в нем участия.
     Полагаю, если вы видели одну оргию в исполнении психов, вы видели их все. Это лишь кутерьма из мелькающих рук, ртов и гениталий. Пациенты не совершали ничего сверхъестественного. Они просто занимались всем тем, чем могли заниматься. Меня поразили лишь три вещи. Во-первых, на Карле была футболка с Че Геварой, которая поразительно походила на мою пропавшую футболку. Во-вторых, Байрон, который лишь изредка присоединялся к остальным, щелкал фотоаппаратом, который очень напоминал мой. И в-третьих, Чарльз Мэннинг, спустившись с карниза и сняв остатки одежды, мастурбировал, уставившись на фотографию обнаженной девушки, которая определенно была Николой: снимок был из моей коллекции фотографий.
     Нужно ли говорить, что в этом зрелище даже близко не было ничего эротичного? Пациенты взвизгивали, издавали нечленораздельные звуки, которые в другой ситуации, наверное, можно было бы расценить как крики экстаза, но мне все эти возгласы напомнили звуковое сопровождение к дурному порнофильму - надуманные и крайне неумелые. В звуках этих не было и намека на естественность, искренность, даже на сексуальность. Разумеется, то не было законченное притворство - ведь пациенты занимались все-таки сексом, - и все же я чувствовал, что занимаются они этим напоказ, а не ради удовольствия. А уж когда они принялись сигнализировать Бентли и попечителям, приглашая присоединиться, я окончательно в этом убедился.
     Гости опрометью выскочили за ворота, и, наверное, оргия на этом прекратилась бы сама собой, но тут примчались санитары, волоча за собой садовые шланги, и обрушили на пациентов ледяные струи - неизбежный финал шоу оказался еще и мокрым. Побросав шланги, санитары кинулись на больных, стали грубо запихивать их в смирительные рубашки, затем движением, которого я прежде не видел, натягивали на головы мешки из толстого черного нейлона и волокли в здание. Хотя на стороне пациентов был численный перевес и при желании они могли долго сопротивляться, никто не упорствовал - даже Андерс. Они словно считали, что заслужили наказание.
     Алисия грустно наблюдала за происходящим, но не вмешивалась, так что протестовать пришлось мне, пусть то была и очень робкая попытка.
     - Это тоже составная часть вашей хваленой методики? - спросил я Линсейда.
     Линсейд явно пребывал не в том настроении, чтобы терпеливо наблюдать, как кто-то подвергает сомнению его действия. Он сделал санитарам знак, и я тут же заткнулся. Они схватили меня и проделали со мной то же самое, что и с пациентами: надели смирительную рубашку и мешок на голову. Ничто так не сводит с ума, как обращение с тобой, как с сумасшедшим. Я вырывался и кричал, но тщетно. Я слышал, как Алисия просит санитаров обращаться со мной помягче. Они немного попинали меня, подубасили, а затем оттащили в писательскую хижину, бросили на пол, где я и пролежал немало времени.

29

     Человека, валяющегося на полу своего жилища в смирительной рубашке, с черным нейлоновым мешком на голове, могут посетить весьма странные мысли, и моя странная мысль заключалась в том, что я наконец-то понял, что происходит. Что-то замкнулось в моем мозгу, и я вдруг постиг логику действий Линсейда и пациентов. И тотчас вскипел от негодования, праведного гнева и желания сообщить кому-нибудь драгоценную истину, которую только что осознал.
     Однако мои возможности по части общения были строго ограничены. Поначалу за стенами хижины раздавались удары и грохот, крики, смех, кто-то рявкал, передавая приказы Линсейда, слышался звон разбитого стекла, доносились глухие удары, словно кого-то колошматили дубинкой. Затем все стихло, хотя сама по себе эта тишина вряд ли могла успокоить. Я спрашивал себя, что за дубинки Линсейд с подручными пустили в ход, фармакологические или какие-то еще, что за шоковую терапию они применяют, что за "экспериментальную методику" апробируют. И где сейчас Алисия?
     Время тянулось мучительно. Я дышал медленно и ритмично, стараясь не концентрироваться на судорогах в руках и ногах. Наконец, спустя долгие часы, раздались шаги - кто-то вошел в хижину, кто-то один, значит, не санитары, как я боялся, да и шаги вроде бы женские. Затем меня коснулись чьи-то руки, стянули с головы мешок. Это была Алисия, и я ощутил абсолютное облегчение. Теперь все будет в порядке.
     Когда руки снимали мешок, я ждал, что в глаза ударит яркий свет, но уже наступила ночь, хижина была погружена во тьму, и Алисия действовала при свете маленького фонарика. Ее поведение выглядело несколько театрально, но, возможно, в том имелась необходимость.
     - Мне очень жаль, что так получилось, - сказала Алисия. - Это я во всем виновата. Наверное, мне вообще не стоило приглашать тебя сюда.
     Меня подмывало с ней согласиться, но я возразил:
     - Ни за что на свете не упустил бы такого приключения.
     - А ты интересный объект для исследования.
     - Более интересный, чем ты можешь себе представить. - А затем с несокрушимой уверенностью, свойственной всем главным героям, я добавил:
     - Слушай, я могу все объяснить.
     - Неужели? - сказала Алисия, и мне показалось, что она потрясена. - Что значит - все?
     Что ж, справедливый вопрос. Кое-что я и вправду объяснять не собирался. Например, кто я такой.
     - Начнем с того, что я знаю, почему пациенты вдруг повели себя так безумно.
     - Безумно?
     - Да. Мне кажется, групповой секс в присутствии попечителей - безумство по любым меркам.
     - Возможно, - недовольно согласилась Алисия.
     - Ты не можешь снять с меня смирительную рубашку?
     - Сначала изложи свою теорию.
     Я разочарованно понял, что немедленная свобода мне не светит, но мне так хотелось все рассказать, что я был готов еще потерпеть.
     - Пациенты обезумели только потому что сами того захотели, - сказал я. - Им нужно было показать попечителям, что они сумасшедшие. Вспомни, ведь Карла подслушивала под дверью? Она слышала, как они говорили, что методика Линсейда действует и что пора всех выписывать. А пациенты вовсе не хотят выписываться, поэтому им потребовалось доказать свою шизанутость. Карла рассказала новость остальным, и те поняли, что срочно требуется безумие напоказ.
     - Возможно, - снова сказала Алисия.
     - Но при этом они находились между молотом и наковальней. Впрочем, в этом положении они находятся с самого начала. Если они будут выглядеть совершенно здоровыми, значит, методика Линсейда успешно работает и их можно отправить по домам. Но если они произведут впечатление законченных психов, значит, методика Линсейда не работает и их переведут в какое-нибудь другое место. Поэтому им надо было исхитриться и, с одной стороны, продемонстрировать признаки прогресса, чтобы Линсейд продолжал свое лечение, а с другой - воздержаться от полного "излечения", что бы под этим ни понималось.
     - Ты хочешь сказать, что они все время притворялись? - спросила Алисия.
     - Да. Если хочешь, симулировали. Но все испортил так называемый литературный вечер. Попечители были правы. Пациенты действительно вели себя в тот вечер как более или менее здоровые люди. Это их и подвело. Они выглядели слишком уж нормально. Поэтому сегодня им пришлось исправлять ошибку и вести себя как полным безумцам. Лично я считаю, что они и сегодня перестарались, но в такой ситуации трудно не перейти грань.
     - Бедный доктор Линсейд, - сказала Алисия.
     - Сейчас дойдем и до Линсейда. По всей видимости, Карла не слышала, как Бентли зачитывал рецензию на "Расстройства". К тому времени она ушла, поэтому не могла знать, что меня обвинили в авторстве. Она не знала, что часть игры раскрыта, хотя я твердо уверен: Карла знала, что автор - не я. И по причинам, о которых я скажу чуть позже, Карла твердо знала, что настоящий автор книги - Линсейд.
     - Доктор Линсейд? - воскликнула Алисия с несколько преувеличенным изумлением.
     - Да. Возможно, Бентли и в самом деле грешил на меня, но он знает, что говорит. Если он говорит, что есть текстуальные доказательства, будто "Расстройства" написаны одним человеком, я склонен ему верить. Но этот один человек - не я, а Линсейд. Он тот единственный автор, который написал всю книгу. Точно не знаю, как ему удалось это проделать, но если бы меня спросили, я бы сказал, что он, скорее всего, занимался этим во время лечебных сеансов в своем кабинете за опущенными жалюзи.
     - Каким образом? - спросила Алисия.
     - Думаю, просто диктовал пациентам. Возможно, он заранее готовился к таким сеансам. Я видел, как он по ночам расхаживает у себя в кабинете, а когда к нему заходил пациент, Линсейд выплескивал свои литературные амбиции. Пациенты записывали его слова в блокноты, затем шли в "Пункт связи", перепечатывали и сдавали мне как свои собственные работы.
     - Разве стали бы они так поступать?
     - Стали бы, если бы велел Линсейд. Если бы они отказались, он бы вышвырнул их из клиники.
     - Но зачем это доктору Линсейду?
     - Именно по тем причинам, о которых говорила доктор Дрисколл. Чтобы заработать авторитет, чтобы доказать всему миру, что его методика верна. И у него получилось бы, если бы не доктор Бентли. Разумеется, Линсейду на руку, что Бентли обвинил меня в этой грязной истории, а сам он оказался вне подозрений. Он невинная жертва обмана. И очень удобно, что есть козел отпущения.
     - Что ж, - сказала Алисия, - очень изобретательно. Ты считаешь себя очень умным?
     - Это не просто умно. Это правда.
     Я мечтал, что Алисия посмотрит на меня с нежностью и восхищением, провозгласит меня проницательным героем, но она разглядывала меня с подозрением и тревогой. Хотя могло ли быть иначе? Даже если она со мной согласна, это ничего не меняло. Что дальше? Бежать? Поднять бунт? И пусть психи захватят власть в психушнике?
     - В клинике творится какое-то безумие, - сказала Алисия.
     - Ясное дело.
     - Пациенты сидят в своих комнатах в смирительных рубашках, с мешками на голове.
     - Эффективный метод лечения, - ухмыльнулся я.
     - Именно так сказал доктор Линсейд. К тому же отключилось электричество. Или он сам его отключил. Он говорит, что темнота благотворно влияет на пациентов. А доктор Линсейд... не хотелось бы навешивать ярлыки... но такое впечатление, будто он тоже немного сошел с ума. И он хочет видеть тебя. Именно поэтому я здесь. Чтобы привести тебя к нему.
     - Ладно, - сказал я, как и полагается стандартному главному герою. - Если он готов встретить меня, то я тем более готов встретить его. Так ты освободишь меня от смирительной рубашки?
     - С удовольствием бы, но доктор Линсейд не велел, и сейчас не время ему перечить.
     В ее словах имелся смысл, но в рубашке я чувствовал себя беззащитным.
     - Он ждет тебя в библиотеке, - сказала Алисия. - Я отведу тебя.
     Она повела меня, освещая дорогу тусклым карманным фонариком. Я представить не мог, сколько ни силился, что меня ждет в библиотеке. Спрашивал себя, что могут означать слова "немного сошел с ума" применительно к Линсейду. У меня не было даже предположений о том, какие роли мы с ним станем играть. Возможно, оно и к лучшему.
     Линсейд сидел за библиотечным столом, полукруг свечей отбрасывал колеблющийся свет на его гладкие, лоснящиеся щеки. Доктор был мрачнее тучи. Его тело подалось вперед, голова напоминала торец стенобитного орудия. На меня он смотрел боязливо, словно ожидая какой-то безумной выходки, словно я опасный псих - хотя какую опасность мог представлять человек в смирительной рубашке?
     - Как вы, Грегори? - спросил Линсейд самым покровительственным, самым мягким, самым докторским своим тоном.
     - Высший класс, - ответил я. - Нет ничего лучше, чем проводить время в смирительной рубашке.
     - Я очень надеялся, что вы оцените.
     - Вы опять ошиблись, доктор.
     Он печально смотрел на меня, как будто я представлял для него загадку, одну из его редких, но сокрушительных неудач.
     - Почему вы это сделали? - спросил он.
     В его голосе звучала скорее грусть, чем гнев, хотя я чувствовал, что и гнев где-то рядом.
     - Что сделал?
     Меня можно было обвинить во многих прегрешениях, и я решил выяснить, что именно он имеет в виду.
     - Почему вы написали "Расстройства"? Вы считали, что это хорошая шутка?
     Тут я просто взбеленился:
     - Я в такие игры не играю, ублюдок!
     Он искренне удивился моей реакции, словно рассчитывал услышать сожаления или оправдания, и столь недвусмысленный ответ смутил его.
     - Вы мне это не пришьете, - сказал я. - О да, я понимаю, что эта рецензия пришлась вам весьма кстати...
     - Кстати? - взорвался он. - Во имя Господа, не могли бы вы объяснить, каким это образом она могла прийтись кстати?
     Гнев его был непомерен, но я не дрогнул.
     - Кстати, потому что теперь можно сделать меня козлом отпущения! Вы все тот же гениальный врач, а я предатель и лжец. Но вы меня этим не возьмете.
     Линсейд заморгал, изображая ошеломленное достоинство.
     - Неужели вы все еще утверждаете, что не писали эту книгу?
     - Да пошел ты! К чему весь этот фарс? Не считайте меня совсем уж кретином. Я ведь знаю, что это вы ее написали.
     Мы сверлили друг друга яростными взглядами, и вот, пока мы грозно ели противника глазами, что-то вдруг случилось. Каждый из нас увидел что-то такое... что-то очень редкое в этих стенах. Каждый из нас понял, что другой не притворяется. Мы поняли, что оба верим в то, что говорим, верим, что именно другой во всем виноват. И мы поняли, что ошибаемся. Линсейд понял, что не я автор "Расстройств", а я понял, что не он. Мы продолжали смотреть друг на друга. Мы не знали, что сказать.
     Молчание нарушила Алисия:
     - Похоже на еще одну лингвистико-философскую загадку, не так ли? Вы убедили друг друга, что оба говорите правду. Это не обязательно означает, что так оно и есть, но вы оба верите, что так оно и есть. Но если "Расстройства" написал не один из вас, то кто тогда их написал?
     Вопрос хороший, но не из тех, на которые я мог дать хоть какой-то ответ.
     - Как насчет пациентов? - предложила Алисия. - Может, доктор Бентли все-таки ошибся. Может, все-таки они написали.
     Мы с Линсейдом покачали головами. Нет, такой вариант не годился. В такую возможность мы больше не верили.
     - Тогда как насчет Байрона? - живо спросила Алисия. - Он похож на писателя. Или Андерс? Он совершенно не похож на писателя - может, это маска. Или Сита? Кто знает, что прячется под ее немотой?
     Мы с Линсейдом молчали, совершенно не убежденные ее предположениями. Я не понимал, почему Алисия так рвется получить простой и скорый ответ.
     - Ну хорошо, - вдруг смиренно произнесла она. - Признаюсь. Это я.
     - Что? - хором сказали мы с Линсейдом.
     - Я все написала, точнее - продиктовала пациентам у себя в кабинете, во время наших лечебных сеансов, затем велела им перепечатать - все, как ты сказал. В конце концов, психиатры - это почти анаграмма от "писать хитры".
     - Ты действительно это сделала? - спросил я, все еще сомневаясь.
     - Зачем? - прошептал Линсейд.
     - По всем тем причинам, которые ты назвал. Мне хотелось показать действенность методики Линсейда, хотелось, чтобы ее считали успешной.
     - Я тоже хотел, чтобы ее считали успешной, - сказал Линсейд, - но почему таким способом?
     - Потому что вы - великий человек и гений, а ваша методика - великое открытие, и потому что этот человек, - похоже, она имела в виду меня, - оказался не способен вдохновить пациентов. И потому что я вас люблю.
     Линсейда это признание в любви ошеломило не меньше моего. Я никогда не считал, что Алисия влюблена в меня, но точно так же мне не приходило в голову, что она влюблена в него. По счастью, мне не пришлось задавать очевидный вопрос: почему она в таком случае спала со мной? Алисия уже объясняла это противоречие:
     - Я спала с Майклом только для того, чтобы вызвать вашу ревность, доктор Линсейд. Именно поэтому я делала это так шумно, так много говорила. Чтобы вы меня слышали. Чтобы вы обратили на меня внимание. Чтобы вы меня полюбили.
     По-моему, такое поведение - полная шизанутость. Неужели это правда? Или она просто манипулирует Линсейдом, преследуя какие-то свои цели? Она сказала, что он "немного сошел с ума", но, на мой взгляд, выглядел Линсейд вполне здравомыслящим, если, конечно, забыть, что он вырубил электричество и поступил с пациентами, как с политическими заключенными. А вот сама Алисия вполне могла сойти сейчас за безумную.
     - Кто такой Майкл? - спросил Линсейд.
     В суматохе я не обратил внимания, что Алисия назвала меня настоящим именем.
     - Майкл. Или Грегори. Что в имени тебе моем? - отмахнулась Алисия.
     Вид у Линсейда стал совсем уж растерянным, и я прекрасно понимал его состояние. Несмотря на унижение смирительной рубашкой, я решил помочь ему.
     - Грегори Коллинз - это не настоящее мое имя, - быстро сказал я. - Это псевдоним. Мое настоящее имя - Майк Смит. Не самое подходящее для писателя. Нетрудно понять, почему я решил его сменить.
     Линсейд вроде бы удовлетворился, а что касается Алисии... Раз она знала, что я не настоящий Грегори Коллинз, значит, давно уже вела гораздо более изощренную игру, чем я предполагал.
     - Но постойте-ка. - Линсейд как будто что-то вдруг вспомнил. - Майкл Смит - так же зовут человека, который написал эту проклятую рецензию. Так это вы ее написали? Вы все это сделали намеренно?
     - Нет-нет, - ответил я. - Ничего такого я не писал и не хотел.
     И вновь следовало отдать должное Линсейду. Он нашел в себе силы потребовать:
     - Самое время объяснить мне, что происходит.
     Мы с Алисией переглянулись, словно заговорщики, каковыми мы, в сущности, и являлись, и затем я рассказал Линсейду все. Он слушал сдержанно, но заинтересованно, а я излагал все последствия своего обмана. Это п