Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
Так оно и было. Дверь распахнулась, на пороге стоял парень в полушубке,
он-то и постукивал кнутовищем, точно дробь выбивал на барабане.
- Зайти можно?
- Заходи, заходи, - пригласил Железнов. - Чего тебе?
Статный парень, сажень в плечах, круглая румяная физиономия, черные,
резко очерченные брови, у самого носа родинка на левой щеке, насмешливая
ухмылочка...
Слава узнал его.
- Ты из Дроскова?
- Из него самого.
Раза два видел Слава этого парня в укомоле.
- Ты ведь член волкомола, твоя фамилия...
- Кузьмин я.
- Заходи, заходи, - повторил Слава. - Есть хочешь?
- Тороплюсь, - сказал Кузьмин. - Я с лошадьми.
- Тогда говори, если торопишься, - сказал Слава. - Слушаем.
- Я за вами, - сказал Кузьмин, похлопывая кнутовищем по валенку, и
повел подбородком в сторону окна. - Вона, лошади!
Слава, Железнов, Ушаков - все трое посмотрели в окно, в верхнюю не
замерзшую часть стекла.
- Ух ты! - воскликнул Ушаков. - И выезд же у тебя.
Прямо перед окном стояли легкие санки с берестяным задком и две
крепенькие и заметно норовистые лошадки.
- За мной? - встревожился Слава. - А что у вас там случилось?
- Да так бы и ничего, мобыть, - весело отвечал Кузьмин. - Дашка
Чевырева послала, просила съездить, он, говорит, знает, я ему обещала, а он
мне...
Даша Чевырева, одна из немногих комсомольских активисток, секретарь
Дросковского волкомола, единственная в уезде девушка, возглавляющая
волостную организацию...
Что он мог ей обещать? Слава не помнил. Да и неотложных дел в Дроскове
тоже как будто нет...
- Что я ей обещал?
Кузьмин хмыкнул, родинка у него подпрыгнула, подмигнул.
- А на свадьбу обещали приехать?
Слава сразу вспомнил. Вот тебе и штука! Когда в укомоле решили
рекомендовать Чевыреву в секретари волкомола, уговаривал ее Ознобишин.
- Ты по всем статьям подходишь. Кончила вторую ступень (средние школы в
те годы назывались школами второй ступени), грамотная, учителя тебя уважают,
умеешь говорить с людьми, предлагали же тебе стать секретарем волисполкома,
из пролетарской семьи (семья Чевыревой была одной из самых бедных в
Дроскове), отец у тебя герой, погиб на посту, как настоящий коммунист (отца
Даши Чевыревой убили кулаки за реквизицию у них хлеба), а потом ты девушка,
нет у нас еще девушек на ответственной работе...
- Вот то-то что девушка, - возражала Даша. - Влюблюсь, выйду замуж, и
вся моя работа насмарку.
- Почему насмарку? Не за старика же пойдешь! Как работала, так и будешь
работать, все тебя поддержат...
- Баба не девка, - рассуждала Даша. - Девка кричит - ветер свистит, а
бабу должны по всем статьям уважать.
- А тебя и будут уважать, - уверял Слава. - Да что там, мы тебя всем
укомолом замуж выдавать будем, я первый приеду к тебе на свадьбу, без меня и
не думай выходить...
Даша засмеялась:
- Обещаете?
- Обещаю...
Разговор шел как бы в шутку, а теперь вот напоминают и даже лошадей
прислали.
- Серьезно, Чевырева замуж?
- Чего уж серьезнее... - Кузьмин обиделся. - За зря лошадей не пошлют.
- А за кого ж она?
- Да там у нас за одного, - безразлично сказал Кузьмин. - За Степку за
Моторина. Парень ничего...
Ушаков и Железнов поняли, что Даша Чевырева идет замуж, но почему она
прислала лошадей за Ознобишиным - им невдомек.
- Понимаете, ребята, обещал я, когда уговаривал ее идти на
комсомольскую работу, - ответил Слава на взгляд товарищей, - что приеду к
ней на свадьбу, ежели она вздумает...
- А свадьба-то когда? - спросил Ушаков.
- Завтра.
- По-моему, ехать необязательно, - сказал Железнов. - Секретарь укомола
по свадьбам ездит... Делать тебе нечего!
- Да я и сам думаю, что необязательно, - согласился Слава. - Да и в
качестве кого я там буду?
- Дружкой будете, - засмеялся Кузьмин. - Венец над невестой держать.
Ушаков не понял:
- Какой венец?
- Как какой? Поведут молодых вокруг аналоя...
- Какого аналоя? - чуть ли не в три голоса вскричал президиум укомола,
а Железнов еще добавил: - Это еще что за чертовщина?
Кузьмин не понимал своих собеседников, а те не понимали его.
Наконец слово за слово разобрались: Даша Чевырева собирается венчаться
в церкви.
Одна из лучших комсомолок вступает в церковный брак, рубит под корень
авторитет всей организации!
Тут уж Железнов и Ушаков сами потребовали, чтобы Ознобишин ехал в
Дросково - призвать Чевыреву к порядку, объяснить ей все последствия...
Теперь поездка на свадьбу уже не развлечение, а необходимость!
Все трое взволнованы, церковь собирается нанести жестокий удар
комсомолу.
- Значит, ребята, я поехал, - говорит Слава. - Тут уж...
- Пусти в ход всю силу своего убеждения, - напутствует Железнов. -
Что-нибудь да значит комсомольская дисциплина, черт возьми!
- Сорви это мероприятие, - добавляет Ушаков. - Это же пережиток -
праздновать свадьбы...
- Давно бы так, - соглашается Кузьмин, довольный тем, что Ознобишин
все-таки едет. - Пережиток не убыток, погуляем, напляшемся...
Все, что говорилось тремя политическими деятелями, прошло как будто
мимо него.
- Оденься потеплее, - советует Железнов. - Морозец еще играет.
- У меня с собой тулуп, - успокаивает Кузьмин. - Закутаем вашего
начальника, никакой мороз не доберется.
Слава натягивает на себя все свои одежки, он уже испытан поездками по
уезду, садишься в сани - погодка как будто мягкая, а потом так продерет...
- Эмма Артуровна, я уезжаю! - Слава стучит к ней в дверь. - Если кто
приедет из уезда, пускай у меня ночуют, не гоните ребят.
Эмма Артуровна приоткрывает дверь.
- А вы можете за них поручиться?
- Могу.
- А сами далеко?
- В Дросково.
- Постарайтесь достать меда, - уныло просит она. - Надоел чай без
сахара...
Она знает: просьба пустая, но повторяет ее на всякий случай.
Слава и Кузьмин садятся в санки...
Кузьмин осторожно выезжает за околицу.
И нет Малоархангельска, последние домишки нырнули в сугроб, одно
снежное поле вокруг, без конца, без края, без единой впереди вешки.
Кузьмин привстает, натягивает вожжи и по-ямщицки кричит:
- Э-эх, залетные!..
Дорога сплошь занесена снегом, сугробы справа, сугробы слева, не
дорога, а тропка.
А лошадки, ко всему привычные, деревенские, знай себе чешут и чешут.
- Э-эх, залетные!..
Полуденное солнце искрится в белесом голубоватом небе, сверкает снег,
кругом зима - чистая, искристая, безбрежная...
До чего ж хорошо зимой в поле!
Едешь и сам не знаешь куда. Только бы ехать и ехать, мчаться без конца
и края, покуда еще тепло в душе, покуда еще не замерзло сердце, покуда еще
не захотелось к огоньку, в дом, к вареву.
- Парень-то хороший? - спрашивает Слава.
- Ничего, - повторяет Кузьмин. - Тихий только. А работать будет, у
таких хлеб растет.
Когда же это Даша успела с ним сладиться? Приезжала, шутила,
советовалась и об общественных делах, и о личных, но никогда ни намеком...
Что ее погнало замуж?
Белобрысая такая девчонка, настойчивая, упрямая, даже злая. Злая ко
всем, кто мешает работать, кто зря небо коптит...
Влюбилась? Но почему в церковь? Не может быть, чтоб верила в бога. Да
не верит она ни в какого бога! А почему тогда? Парень верит?
Узкое личико, русая коса, аккуратненький носик, желтенькие бровки,
голубые глазки...
Подводишь ты нас, Даша, Дара, Дарочка... Черти бы тебя забрали,
Чевырева!
"Пойду прямо к попу, - думает Слава, - и запрещу. Не осмелится же поп
мне перечить! Попы теперь хвост поджали. А вдруг поп не послушается? То есть
как это не послушается? Мы комсомольцам запрещаем венчаться в церкви! Дашу
надо сохранить во что бы то ни стало. Придется Даше объявить выговор...
Клуб-то у них есть? Ну, конечно, есть. Соберем молодежь, и взрослые тоже,
пожалуйста. Секретарь укомола Ознобишин прочтет лекцию. "Религия - опиум
народа" или что-нибудь в этом роде. "Почему патриарх Тихон ненавидит
Советскую власть? А Советская власть ненавидит Тихона?"
Солнце превратилось в оранжевый шар. Сперва в оранжевый, а потом в
багровый. А лошади несут, несут, разбрызгивают из-под копыт снег... Хорошо!
- Дай-ка мне, - просит Слава.
Встает в санях и кричит:
- Э-эх, залетные!
Снега стали голубыми. Серо-голубыми. Серыми. Ветерок раздул тулуп.
Серая тень накрыла поле. Кони шарахнулись...
- Дай-ка...
Кузьмин отобрал у Славы вожжи.
- С такой упряжкой вам не управиться.
Слава ушел с головой в тулуп.
- Напрасное вы затеяли дело, - вдруг сказал Кузьмин. - С нашей Дарьей
Ивановной вам не совладать, она что решит, так то и будет.
- Ну это мы еще посмотрим, - ответил Слава. - Не мы подчиняемся
обстоятельствам, а обстоятельства нам.
- Я вам лучше другое предложу...
Кузьмин чуть отпустил вожжи, запустил руку в сено, свалявшееся под
седоками, вытащил холщовую торбу, вывалил меж Славой и собой бутылку,
стакан, ломоть хлеба и кусок вареного мяса.
- Захватил перекусить...
Вытащил зубами из горлышка тугую бумажную затычку, налил стакан.
- Начнем, что ли? Гулять так гулять, выпьем за нашу Дашу, завтра за
столом, а сегодня по морозцу в санях...
Слава принял стакан.
- Что это?
- Первач. Самый что ни на есть...
Слава сам не знал, как это у него получилось, рывком выплеснул самогон
на снег и отдал стакан своему спутнику.
- Шутки шутишь? Возьми! Не для того еду я в Дросково.
- Чего ж добро выплескивать?
Кузьмин обиделся и сам пить не стал, заткнул бутылку, сунул под
сиденье, сердито погнал лошадей.
Въехали в Дросково затемно.
- Куда? - отчужденно осведомился Кузьмин.
- В исполком.
- Даша наказывала к ней везти...
- В исполком, - упрямо повторил Слава.
Он сердился на Кузьмина за то, что тот предсказывал, будто ничего с
Дашей Чевыревой не получится, не рассерди его Кузьмин, он, может быть, и
выпил бы с ним первача.
- Спасибо, - поблагодарил он, вылезая из саней. - Будь здоров.
В исполкоме никого уже не было, только в канцелярии двое корпели над
какими-то списками.
- Вам чего? - спросил один из них у вошедшего.
- Я из Малоархангельска, из укомола. Мне бы Чевыреву. Нельзя ли кого
послать?
- А вы, случаем, не на свадьбу? Так вы бы к ней домой.
- Нет, мне она нужна здесь, - упрямо сказал Слава. - Я по делу.
Один из мужчин вышел, но тут в комнату торопливо вошла сама Даша,
должно быть, Кузьмин предупредил ее о приезде Ознобишина.
- Ох, Слава... - Она поправилась. - Вячеслав Николаевич... До чего ж
хорошо! Я все думала, хозяин вы своему слову...
- Здравствуй, Даша, - холодно поздоровался Слава. - Где бы нам с
тобой...
- Да чего ж вы ко мне не поехали? - ласково упрекнула Даша. - Пойдемте,
пойдемте! Небось устали с дороги, проголодались...
Слава строго на нее поглядел:
- Нет, я к тебе не пойду.
- И то! - согласилась Даша. - У меня дома что-то вроде девичника.
Собрались девчонки, хотя парни тоже пришли. Но я найду вам местечко...
- Пойдем в волком.
Волостной комитет комсомола помещался в этом же здании, на втором
этаже, ему была отведена угловая комната.
- Пойдемте, - неохотно согласилась Даша. - Ключ у меня с собой.
Поднялись по лестнице. Даша открыла дверь, зажгла лампу. По стенам
побежали тени. Вдоль стен аккуратно стоят стулья. Столик у окна накрыт
скатеркой. На подоконнике горшки с геранью и фуксией. Сюда бы еще узкую
кроватку, и совсем девичья светелка.
Слава сел у стола, пригласил Дашу:
- Садись.
- А то лучше пошли бы ко мне? - опять предложила Даша.
- Садись, - настойчиво повторил Слава. - Мне нужно с тобой серьезно
поговорить.
Даша в нерешительности стояла среди комнаты.
- Это правда? - строго спросил он.
- Что - правда?
- Что собираешься венчаться в церкви?
- Правда.
- И ты так спокойно об этом говоришь?
Даша поняла, разговор будет долгий, спустила с головы платок,
расстегнула плисовый жакет, взяла стул и села перед Ознобишиным, как на
допросе.
- Давайте, Вячеслав Николаевич, поговорим. Я на комсомольскую работу не
рвалась, помните, предупреждала: а если выйду замуж?
- А я сказал, что замужество работе не помешает, - подтвердил Слава. -
Повторю и сейчас, выходи себе на здоровье, - помешает, если обвенчаешься в
церкви.
- А без церкви - замужество не замужество.
- Кстати, а что за парень, за которого ты выходишь?
- Наш, местный, дросковский, ничем из других не выделяется.
- А кто тебе дороже - парень или комсомол?
В общем-то это был спекулятивный вопрос, хотя до Славы не доходил
низкий смысл такого вопроса, в те годы подобные вопросы задавались сплошь да
рядом, и Ознобишин действовал в духе своего времени, зато Даша вознеслась на
почти недоступную для того времени высоту, она отказалась ответить на вопрос
Ознобишина.
- А я вам не отвечу, Вячеслав Николаевич, не путайте божий дар с
яичницей.
Слава задумался - кто же ей божий дар и кто яичница.
- А ты не можешь не идти замуж?
- Не могу, - просто сказала Даша. - Я люблю его, хоть он и самый
обыкновенный, но я хочу детей и именно от него, хотя вы меня, может, и не
поймете.
Тогда Слава начал действовать с другого конца:
- Ты-то сама в бога веришь?
Даша со смешком качнула головой.
- Нет.
- А парень твой верит?
- А я его не спрашивала, - медленно произнесла Даша. - Думаю, тоже не
верит.
- Так на что же вам церковь? - Он помешал Даше ответить и принялся
рассуждать. - Религия - средство, с помощью которого богатые держали народ в
темноте, попы и в эту войну помогали богачам и белогвардейцам, каждый
церковный обряд укрепляет религию, и ты, комсомолка, передовая девушка,
подаешь такой пример молодежи? Нет, такого удара ты нам не нанесешь!
Даша слушала, но сосредоточилась она явно не на обращенных к ней
словах, а на своих мыслях, на каких-то собственных ощущениях.
- Что ж ты молчишь? - спросил Слава, озадаченный тем, что Даша не
пытается возражать. - Своим поступком ты оскорбишь память своего отца, он
был коммунистом и, значит, атеистом, погиб за дело коммунизма, и вот
представь себе, что твоего отца, убитого кулаками, понесли хоронить в
церковь? Ты бы это допустила? А сама идешь...
Даша зябко повела плечами, поправила платок, обеими руками притронулась
к волосам, будто проверила - не растрепались ли.
- Что ж ты молчишь?
- Я же вижу, - скорее себе, чем Ознобишину, ответила Даша, - не хотите
вы меня понять...
Славу не столько рассердил, сколько обидел ее ответ: он хотел, очень
хотел понять Дашу и... не мог.
- Мы исключим тебя из комсомола, - сказал он, стараясь говорить как
можно спокойнее. - Война только кончилась, и Деникин шел против нас, держа в
одной руке револьвер, а в другой крест. Кулаков, убивших твоего отца,
благословил на убийство поп, а теперь ты пойдешь под благословение попа?
Славе казалось, что говорит он очень правильно и убедительно, но только
он сам и слушал себя. Даша молчала, сказать Даше, по существу, нечего, и в
его голосе нарастала все большая и большая неумолимость.
А Даша поднялась, привернула в лампе фитиль, на стекло оседала копоть,
но уже не села на стул, а прислонилась к стене, и Слава впервые заметил,
насколько она рослее, крупнее и старше его самого.
"И ведь верно, года на три старше меня, - подумал Слава. - Уже
взрослая..."
- Послушайте и вы меня, - неторопливо, ничуть не смущаясь, сказала
Даша. - Конечно, вы можете отнять у меня комсомольский билет, но в
комсомоле-то я останусь? Я ведь пришла в комсомол не затем, чтобы стать
секретарем волкомола, я в комсомол вступила, чтобы вместе со своим батей
бороться... Я против богачей, но я тоже хочу хорошей жизни, хочу быть сытой
и хочу, чтобы дети мои тоже были сытыми. Я нашла себе парня, я нашла, а не
он меня, потому что первого попавшегося парня я бы до себя и не допустила,
он совсем простой и даже вторую ступень не кончил, обыкновенный мужик, но он
будет мне верным мужем и не побоится никакой работы. Даже не знаю, станет ли
он коммунистом. Не машите, не машите руками...
А Слава и не махал... Или не заметил, как махал?
- Отберете билет? - продолжала Даша. - Ваша воля. Только я его получу
обратно, потому что я тоже за Ленина. Я ведь в сторону не ухожу и буду
бороться за нашу власть. - Она еще прикрутила фитиль, лампа опять начала
коптить, должно быть, в ней было мало керосина. - А теперь послушайте насчет
церкви. Я хочу, чтоб меня уважали на селе, потому что трудно бороться, не
пользуясь уважением людей. А если я стану жить с мужем невенчанная, бабы
начнут называть меня гулящей, в деревне не привыкли, чтоб мужик с бабой
сходились просто так, без обряда. Вот потому-то и я... Моя бабка венчалась,
мать венчалась, и я обвенчаюсь в церкви. Не потому, что верю, а чтоб люди
видели, что я не для баловства иду замуж, а всерьез. Может, через двадцать
лет я сама не пущу свою дочь в церковь, да она и не пойдет за ненадобностью,
а сейчас это надо, потому что если какая-нибудь баба не окрестит сейчас
ребенка в церкви, вся деревня будет дразнить его выблядком...
Грубое слово, оно не прозвучало в ее устах грубо, оно лишь выражало
тревогу за себя, за будущих своих детей, за уважение людей, которое она не
хотела терять.
Слава был не согласен с ней, и все-таки в чем-то она была права.
- Но ведь мы же должны, пойми ты это, должны строить новое общество, -
с отчаянием выкрикнул он.
- Должны-то должны, только я не знаю, какое оно еще будет, это новое
общество, - сказала Даша. - Вот намедни была я в городе, зашла в женотдел,
дали мне там штук десять книжонок - какая семья должна быть в
коммунистическом обществе, велели раздать девчатам, а я прочла и ни одной не
раздала - такой в ней стыд, разве что отдам ребятам на курево.
Обращенье к книжкам всегда укрепляло позиции Славы, он сразу ухватился
за повод перевести спор на книжные рельсы.
- Что за книжка? - деловито осведомился он. - Раз дали, так не
ошиблись, знали, что давать.
- Не запомнила названия, - сказала Даша. - Только там говорится, что
семью надо разрушать, детей воспитывать в интернатах, а мужчинам и женщинам
жить в свободной любви.
Слава так и не понял, о какой книжке толкует Даша, ему не верилось, что
такая книжка существует, похоже, Даша чего-то напутала.
- А я с этим несогласная, - сказала Даша с внезапно прорвавшейся
горячностью. - Я мужа менять не собираюсь и сама буду растить своих детей,
хоть бы вы выгнали меня за это из комсомола.
- Пойми, это невозможно, чтоб комсомолка пошла венчаться в церковь, -
повторил Слава. - Это ослабляет наши позиции.
- А разве я смогу остаться на комсомольской работе, если меня будут
называть гулящей и все девки будут держаться от меня в стороне? - возразила
Даша. - На гору, Вячеслав Николаевич, не всегда поднимешься по прямой,
иногда и кругаля приходится дать, чтобы подняться!
Она возражала с такой убежденностью, что до Славы наконец дошло, что
ему не удастся ее уговорить.
- В таком случае придется тебя исключить, - упрямо повторил он.
- Ваша воля, - повторила, в свой черед, Даша, но покорности в ее голосе
не прозвучало.
Оба молчали, говорить больше как будто не о чем.
Даша натянула на голову платок и заговорила другим, более естественным
и даже веселым голосом:
- Я свое обещание помнила, и вы свое не забыли, спасибо и на том,
только вы, должно быть, на мою свадьбу не останетесь?
Слава развел руками...
- Я понимаю, - согласилась Даша. - Вам-то уж никак нельзя на мою
свадьбу остаться... А ночевать-то где будете? Ни у меня, ни у жениха... -
Она вдруг нашлась: - Подождите здесь, пришлю сейчас Кузьмина, он вас
устроит. Вы не беспокойтесь, он хорошо вас устроит, он у нас дошлый.
- Только мне бы уехать пораньше, - пред