Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
о, - писал мне Евгений Осипович Жернов, в годы
моего пребывания в академии мой профессор, а затем непосредственный
начальник по службе. - Но вы не один, и, как бы вам ни было трудно, Родина
всегда с нами. Податель этого письма действует по поручению нашего
командования..."
Я было спросил:
- А где...
И тут же замолчал: вопрос был неуместен.
Однако капитан Железнов угадал мою мысль.
- Нет, отчего же, - ответил он. - Вы вправе поинтересоваться.
Полковнику Жернову дело нашлось бы и в Москве, но он боевой офицер и
настойчиво стремился на фронт. Он в штабе армии. Там полагали, что его
письмо не может вызвать у вас сомнений...
- Но не так просто было его мне вручить!
Я улыбнулся, еще раз взглянул на записку, перегнул листок и сунул было
его обратно в конверт.
- Нет, нет, - остановил меня Железнов. - Прочли, убедились, а теперь
спичечку... - Он тут же протянул мне коробок. - Никаких документов, ничего,
- объяснил он. - В вашем положении...
Я зажег спичку и послушно приблизил ее к листку. Синее пламя лизнуло
конверт. Я положил его на краешек стола. Вспыхнул на минуту желтый огонек, и
письмо полковника Жернова превратилось в горстку серого пепла.
Железнов перегнулся через стол и сдул пепел на землю.
- Так-то лучше, - заметил он. - Все здесь и ничего здесь! - Он похлопал
себя сперва по голове и затем по карману. - А теперь давайте поговорим. Хотя
времени у нас в обрез. Докладывайте обо всем, что произошло с вами.
Мне было понятно его требование, но не так-то просто было рассказать о
себе.
- Знаете, товарищ Железнов, я и сам хорошо не понимаю, что произошло со
мной, - признался я с некоторым даже замешательством. - Меня убили, то есть
пытались убить. В тот же вечер в Риге был убит некий Август Берзинь, и он же
Дэвис Блейк, как мне потом стало известно, резидент Интеллидженс сервис в
Прибалтике. Воспользовавшись тем, что между нами имелось некоторое сходство,
наши тела, если можно так выразиться, поменяли. Меня перенесли на место
Блейка, а Блейка - на мое. Затем его похоронили под именем Макарова, а я под
именем Берзиня был помещен в больницу и впоследствии очутился в немецком
госпитале...
Железнов сочувственно мне кивнул.
- Это примерно совпадает со сведениями, которые удалось собрать о вас
товарищам, - согласился он. - Вас пытались убить и действительно сочли
убитым. Покушение на вас совпало с первой бомбежкой Риги, и, возможно, это
обстоятельство и помогло инициаторам покушения совершить этот мрачный
маскарад. Во всяком случае, ваш труп... то есть, как это выяснилось потом,
труп человека, принятый за ваш, был найден поутру в изуродованном виде под
обломками какого-то здания, однако одежда и документы позволили опознать в
нем майора Макарова. Поскольку вы сидите сейчас передо мной, несомненно, что
похоронен был кто-то другой. Известно, что вы лежали в немецком госпитале.
Потом стало известно, что вы живете в Риге под именем Августа Берзиня. Это
было странно, но... Держались вы странно, но немцы почему-то вас не трогали.
На изменника вы не походили, те ведут себя иначе. У нас были некоторые
возможности к вам присмотреться, и с вами решили установить связь...
- Но я вправе был заподозрить провокацию? - перебил я Железнова,
пытаясь еще раз объяснить свою недоверчивость. - Когда в город, занятый
фашистами, приходит человек, называет себя советским офицером...
- Но ведь я знал, кому себя называл? - возразил Железнов.
- Ну а если бы я вас все-таки выдал?
Железнов улыбнулся.
- Я думаю, что не успели бы... - Он опять перешел на деловой тон. -
Лучше скажите, чем вы были заняты в Риге?
- Выжидал, - объяснил я. - Собирался бежать на Родину и выжидал, когда
это можно будет осуществить. В мою жизнь впуталась какая-то авантюристка,
Софья Викентьевна Янковская. Во всяком случае, так она себя назвала. Это
именно она и стреляла в меня, но, по ее словам, она же меня и спасла. Выдала
за Августа Берзиня, хотя на самом деле я Дэвис Блейк. То есть я Блейк,
который жил в Риге под именем Берзиня. Немцы, по-видимому, уверены, что я
действительно Блейк, и пытаются меня перевербовать, а Янковская советует
согласиться. На кого на самом деле работает она сама - на немцев или на
англичан, - мне неясно. У Блейка в Риге имелась сеть осведомителей, вернее,
осведомительниц - несколько десятков девушек, работающих в различных местах,
где бывает много посетителей. Сеть эта сохранилась до сих пор. Обыватели
могли думать, что Блейк - просто отчаянный ловелас, но осведомленным людям
нетрудно было догадаться об истинном характере связей Блейка. Эта агентура
была законспирирована весьма примитивно, не так, как это обычно делает
Интеллидженс сервис, и заведена была, по-видимому, специально в целях
дезинформации. Теперь выясняется, что под руководством Блейка имеется еще
группа агентов, законспирированных столь тщательно, что они, по словам
Янковской, неизвестны даже ей...
- Ладно, об этом вы доложите... не мне! - прервал меня Железнов. - А
что делали вы сами?
- Выжидал, я уже докладывал, выжидал благоприятного момента, чтобы
бежать от немцев... - Я улыбнулся. - И, как видно, дождался...
- Почему? - сухо осведомился Железнов.
- Да потому, что меня теперь, надеюсь, перебросят на нашу сторону, -
сказал я уверенным тоном. - Я полагаю...
- Что? - насмешливо спросил Железнов.
- Полагаю, что нахожусь в штабе одного из партизанских соединений и что
при первой же оказии меня перебросят...
Железнов приподнял термос и сердито переставил его на другое место.
- Вот что, товарищ майор, - заговорил он вдруг совершенно официальным
тоном. - Вас никто и никуда не будет перебрасывать. Вы останетесь в Риге и
будете выполнять все, что вам прикажут. Вы получите явку, найдете человека,
установите с ним связь.
- А что же я буду делать в Риге? - удивился я.
- Все, что прикажет вам этот человек, - строго сказал Железнов.
Он задал мне еще несколько придирчивых вопросов, поинтересовался моими
отношениями с Янковской, повторил, что было бы грешно не воспользоваться
сложившимися обстоятельствами, и сказал, что, по всей вероятности, мне
придется установить связь и с английской и с немецкой разведками и хорошо
вникнуть в, их деятельность. Затем он сказал, что нашей разведкой в Ригу
заслан очень опытный и сильный работник, старый чекист, работающий в органах
государственной безопасности еще со времен Дзержинского, что я должен буду с
ним связаться и вся моя работа в Риге будет проходить под руководством этого
товарища. Затем пояснил, что ему было поручено установить со мной связь, но
так как он не вызвал у меня доверия, он решил доставить меня, как это и было
заранее предусмотрено, в штаб одного из партизанских соединений, где хорошо
известный мне Цеплис должен был устранить любые мои сомнения. А в общем,
весь наш разговор чем-то напоминал допрос; по всей видимости, Железнову было
поручено основательно меня прощупать, прежде чем связать с кем-то еще.
После всего, что я услышал, я, разумеется, и заикнуться не посмел о
том, что мне хотелось бы оказаться в рядах действующей армии. Поручение,
которое мне давалось, было и важно и опасно, и я не мог от него отказаться.
В конце разговора Железнов поинтересовался, не будет ли у меня
какой-либо просьбы или пожелания, которые он мог бы исполнить.
- Будет, - сказал я. - В Москве есть девушка... Вероятно, до нее дошло,
что я умер. Нельзя ли поставить ее в известность...
- Нет, нельзя, - решительно возразил Железнов. - Вы, по-видимому, не
представляете себе, как вы должны быть засекречены. О том, что вы живы,
могут знать только считанные единицы...
И он еще раз объяснил, как мне найти человека, который отныне будет
моим прямым начальником.
- А теперь возвращаться, - закончил Железнов разговор. - Чем меньше вы
будете отсутствовать в городе, тем лучше.
Мы вышли и очутились в полном мраке. На земле властвовала ночь. Лишь
совсем вблизи выступали из тьмы голые стволы сосен, терявшиеся где-то в
высоте. Было очень тихо. Только издалека доносился какой-то невнятный
шелест.
- Мы вернемся другой дорогой, - негромко предупредил меня Железнов. -
Так безопаснее, да и...
Он недоговорил, приостановился и тихо свистнул. Если бы мы не стояли
рядом, я подумал бы, что какая-то птица зовет к себе спросонок другую.
К нам тотчас же кто-то подошел, точно этот человек скрывался за
деревьями и ждал нашего зова.
Железнов шепотом что-то сказал - я не разобрал его слов, - и
подошедший, ничего не промолвив в ответ, пошел вперед легкими, неслышными
шагами. Мы устремились вслед, и тут я начал замечать, что все в этой тьме
полно разумного деятельного движения: доносятся какие-то отрывистые слова,
слышны какие-то шепоты, перемещаются какие-то тени и посвистывают какие-то
птицы, которые на самом деле, вероятно, никакие не птицы; мне даже
послышалось попискивание морзянки, хотя это могло мне только почудиться: в
этом ночном, наполненном тайнами лесу действительность и воображение не
могли не сопутствовать друг другу.
- Мы еще увидим товарища Цеплиса? - спросил я.
Мне очень хотелось побыть еще хоть немного вместе с Цеплисом; он был
мне здесь как-то роднее всех.
Но этому желанию не суждено было осуществиться.
- Нет, - ответил мне Железнов. - Товарищ Цеплис сейчас уже далеко
отсюда, его специально вызывали для того, чтобы рассеять ваши подозрения.
Постепенно я освоился в темноте. Мы шли в густом сосновом лесу. Высокие
сосны лишь кое-где перемежались разлапистыми елями, да понизу росли пушистые
кусты можжевельника. Похрустывал под ногами валежник. Иногда в просветах
поблескивали звезды. Но время от времени из-за черных елей выступали
какие-то тени и преграждали нам путь. Наш провожатый бросал им несколько
слов, и они вновь исчезали во мраке.
Можно было только удивляться, как легко наш провожатый ориентировался в
темноте; мы, и уж во всяком случае я, с трудом поспевали за ним.
Наконец деревья стали редеть, и мы опять вышли на опушку. Перед нами
смутно расстилался обширный луг, а может быть и поле, вдалеке темнел не то
лес, не то какие-то строения. И вдруг я услышал знакомое ровное
тарахтение...
- Что это? - удивился я.
- Связь, - объяснил Железнов. - Связь с Большой землей.
Да, на расстилавшийся перед нами луг приземлялся самолет. Это был самый
обыкновенный, скромный учебный самолет У-2, та самая милая, незабвенная
"Уточка", которая никогда-никогда не будет забыта ни одним советским
летчиком, куда бы и как бы ни ушла вперед наша авиация!
Все было очень привычно, очень знакомо, и все же я, достаточно опытный
офицер, не мог не удивиться...
Линия фронта проходила сравнительно далеко, мотор нельзя было
заглушить, щупальца прожекторов то и дело шныряли в небе, везде находились
зенитные орудия... А пилот летел себе и летел! Я притронулся к Железнову.
- Но как же это ему удается?
Железнов объяснил мне его тактику.
Пилот вел самолет над самыми полями, над самыми лесами и только что не
тащился по земле; немцы искали его, конечно, гораздо выше, они не могли себе
представить, что невидимый самолет пролетает почти над самыми их головами,
всего лишь в десятках метров от земли. Нельзя было не восхищаться дерзким
бесстрашием этого человека. А ведь он не был исключением!..
Значит, борьба не прекращалась ни на мгновение; даже в тылу, в самом
глубоком немецком тылу, шла борьба с гитлеровцами, и десятки тысяч
бесстрашных людей самоотверженно участвовали в ней. И теперь мне предстояло
занять в ней свое место.
- Однако нам с вами лучше быть отсюда подальше, - рассудительно заметил
Железнов. - Поторопимся!
Он подозвал нашего провожатого.
- Дальше мы выберемся одни, - сказал он. - Передавайте привет товарищу
Цеплису!
Вскоре мы вышли на дорогу, пошли по обочине. Примерно через километр я
увидел машину. Мне опять пришлось удивиться. Это была моя машина, машина
Блейка.
Железнов сел за баранку. Я сел рядом, и мы поехали.
На каком-то хуторе в тени больших черных вязов мы остановились,
дождались рассвета и снова тронулись в путь. Перед самым въездом в город нам
повстречался эсэсовский патруль. Я показал свои документы и сказал, что
Железнов мой шофер. Мы не вызвали у эсэсовцев подозрения. Нас тут же
отпустили, и мы как ни в чем не бывало часов в десять утра вернулись в Ригу.
Глава VIII. ПОИСКИ "ФАУСТА"
Несколько часов, проведенных много вместе с Железновым за время
обратной дороги в Ригу, сблизили нас больше, чем сближает иной раз
совместное проживание в течение целого года. Мы коротко рассказали друг
другу о себе, поделились удачами и огорчениями, причем выяснилось, что одно
из самых серьезных огорчений доставил ему я своей чрезмерной
предусмотрительностью. Мы долго говорили по-русски, пока Железнов не
спохватился:
- Не лучше ли перейти на английский? Чтобы как-нибудь случайно не
проговориться, есть смысл на какое-то время отказаться от своего языка.
Мы перешли на английский, которым я владел неплохо, а Железнов,
пожалуй, даже безукоризненно. И когда в ответ на какой-то его вопрос я не
нашел нужного слова и опять перешел на русский язык, Железнов засмеялся:
- Уговор дороже денег! Позавчера вы изводили меня, отказываясь понимать
по-русски, а сегодня я не хочу понимать вас.
Подъезжая к городу, я припомнил, как при первом своем посещении
Железнов обратился ко мне с предложением нанять его в качестве шофера.
- Вы останетесь в Риге? - спросил я его.
- Не знаю, - ответил он. - По соображениям конспирации, я не имею права
это сказать. Но я и на самом деле не знаю.
Тогда я спросил, нельзя ли ему жить в Риге под видом моего шофера, и
сказал, что было бы очень здорово находиться друг возле друга.
На это Железнов ответил, что так, на ходу, решить, этот вопрос нельзя и
что принимать решение будет тот, в чье распоряжение поступил я и в чьем
распоряжении находится сам Железнов.
Мы остановились перед моим домом и вышли из машины.
- Прощайте, - сказал Железнов. - Пойду.
- Куда? - несколько наивно спросил я.
Железнов улыбнулся.
- Этого я сказать не могу.
- А когда мы увидимся? - спросил я.
- Может быть, никогда.
- Как это вы не боитесь? - сказал я ему. - Я наблюдал за вами третьего
дня. Уж больно вы смело ходите. Кругом шпики...
- А кто вам сказал, что не боюсь? - возразил Железнов и пошел по улице
с таким независимым видом, как ходят только очень уверенные в себе люди.
Когда я вернулся домой, Марта не спросила меня, где я пропадал, и,
вероятно, не только потому, что была приучена к таким исчезновениям Блейка,
но и вследствие природной сдержанности, вообще присущей латышам. Она только
поинтересовалась, надо ли подавать завтрак, и осталась, кажется, довольна,
когда я не отказался от ее услуг.
Часа через два в квартире появилась Янковская.
Я слышал, как она еще при входе, в передней, осведомилась у Марты,
вернулся ли я, стремительнее, чем обычно, вошла в кабинет и, как мне
показалось, с облегчением вздохнула при виде меня.
- Наконец-то! - капризно произнесла она. - Знаете, кажется, я начинаю к
вам привыкать. - Я молча ей поклонился. - Ну, как? - спросила она, опускаясь
в кресло. - Как вам удалось справиться?
Я не понял ее.
- С чем справиться?
Янковская рассмеялась.
- С немцами!
Я вопросительно на нее посмотрел.
- Нет, серьезно, куда это вы запропали?.. - Она рассмеялась. - Я уж не
знаю, как вас и называть: Андрей, Август или Дэвис... Пожалуй, лучше всего
Август... Где вы пропадали, Август?
Она плохо скрывала свое любопытство; было очевидно, что она ждет от
меня подробного рассказа о поездке.
- Где был, там уже нет, - ответил я, как бы поддразнивая ее, а на самом
деле обдумывая, что ей сказать. - Ездил с господином Эдингером к морю, он
хотел решить с моей помощью одну задачу...
- Ах, не лгите! - воскликнула Янковская с раздражением. - Я звонила к
Эдингеру, он никуда не уезжал из Риги!
Оказывается, она проверяла меня на каждом шагу и не находила нужным это
скрывать! Было очень важно узнать, о чем она спрашивала Эдингера и что он ей
ответил.
- Да, он не мог мне сопутствовать, - сказал я. - Он остался в Риге.
- А где вы были? - быстро спросила Янковская.
- У советских партизан, - ответил я с усмешкой. - Ведь вам известно обо
мне все!
- Мне не до шуток, Август, - перебила Янковская. - Если бы Эдингер не
знал, где вы находитесь, он немедленно принялся бы вас искать.
- А вы спрашивали его обо мне? - спросил я в свою очередь.
- Конечно, - вызывающе ответила Янковская. - Вдруг вы на самом деле
вздумали бы перебежать к партизанам?
Эта дамочка не раз говорила, что желает мне всяческого благополучия,
но, как и следовало ожидать, не пощадила бы меня, вздумай я нарушить ее
игру.
- Что же вы сказали обергруппенфюреру?
- А что он сказал вам? - ответила мне вопросом на вопрос Янковская.
- Вот я и хочу знать, скажете вы мне правду или нет, - сказал я с
вызовом. - Я жду.
- Вы, кажется, всерьез входите в роль Блейка, - одобрительно заметила
Янковская. - Я ничего не выдумывала и лишь повторила то, что сказали вы
сами. Сказала, что вас нет, что вы мне срочно нужны и что Эдингер, по вашим
словам, осведомлен о месте вашего пребывания.
Это был донос. Хорошо, что я попросил у Эдингера разрешения сослаться
на него, иначе она могла основательно меня подвести. Она согласна была,
чтобы я полностью перевоплотился в Блейка, но помешала бы мне снова стать
Макаровым... Да, это был самый настоящий донос, и в данном случае вещи
следовало называть своим именем.
- Но ведь это донос! - воскликнул я. - Что же ответил вам Эдингер?
Узнать ответ Эдингера было сейчас важнее всего!
- Он засмеялся и сказал, что это не столько его тайна, сколько ваша, -
ответила Янковская. - Во всяком случае, дал мне понять, что здесь не
замешана женщина.
Я с облегчением вздохнул. Немцы покупали меня! Блейк был тонкая
штучка... Они отлично понимали, что Блейка не так просто провести, он не мог
не видеть, ведется за ним наружное наблюдение или нет, и они сняли с него
наблюдение. К такому заключению пришел во время нашей поездки не только я,
но и Железнов, а он был опытней меня. Возможно, Эдингер даже решил, что
Янковская звонит по моему поручению, и захотел оказаться в моих глазах
человеком слова. Он отдавал себе отчет, что у Блейка нет иного выхода, как
пойти на службу к немцам, но понимал, что Блейк не заурядный шпион, и
отношения с ним надо строить, так сказать, на базе "честного слова"... Все,
все в этом мире, в котором я так внезапно очутился, все использовалось в
игре... И я с облегчением подумал, что на этот раз Эдингер меня не подвел!
- Но ведь это донос! - повторил я. - Вы вели себя нелояльно, Софья
Викентьевна. Представьте себе, что я сказал вам неправду. Вы погубили бы
меня. Эдингер сразу бросился бы по моим следам...
- И на этот раз вас некому было бы спасти, потому что обратного пути у
вас нет, - цинично согласилась Янковская. - Я не советую вам пренебрегать
мною, вы еще слишком неопытны, а немцев обмануть нелегко. Это меня и
тревожило, поэтому я и спросила, как вы справились... - Она подошла ко мне и
провела рукой по моим волосам. - Будьте умницей, нам невыгодно ссориться, -
примирительно сказала она. - Чего хотел от вас Эдингер?
Черт знает, какие у нее были связи и возможности! С ней не стоило
ссориться, и я бы не поручился, что она не могла узнать о моем разговоре с
Эдингером от кого-нибудь из его окружения,